Глава 38. Свет, который ведет тебя домой

Когда ты улыбаешься, все мое внимание безраздельно принадлежит тебе. Когда ты смеешься, я хочу смеяться вместе с тобой. Когда ты плачешь, я жажду обнять тебя. Когда говоришь, что любишь меня, мое сердце — твое навеки.

Изабелла потрясенно уставилась на Каллена.
Вода, сильной струей бившая по ним, вдруг словно обрела большую мощь и жар, пока девушка в изумленном неверии смотрела на дрожащего в ее объятиях мужчину.
— Что? — прошептала она, взор затуманился от слез облечения, любви и невероятного переутомления.
Она расслышала его — разумеется; господи, но ей так хотелось услышать эти слова вновь. Ей нужно было услышать те неимоверно важные для нее слова, увидеть, как они срываются с его безумно прекрасных губ. Ей нужно было услышать их, потому что они растекались вокруг них теплом и паром. Только воспоминание об этом миге запечатлелось бы у нее в памяти навеки.
Пытаясь успокоиться, Каллен закрыл глаза и сжал губы в тонкую полоску. Все внимание Изабеллы вдруг было направлено на стекающую по его заостренному носу к пухлому рту воду, которая после побежала тонкими струйками по его подбородку и шее. Кожа на его груди покрылась чудесным румянцем.
Он — сильный, мужественный, идеально порочный и катастрофически сломленный мужчина — признавался ей в любви. Когда разум прояснился и слова Каллена начали проникать в каждую клеточку ее тела, заставляя сердце биться как под действием чертова дефибриллятора, изо рта Изабеллы вырвался тихий всхлип. В ту же секунду она поняла, что сдерживала дыхание, потому что в легких внезапно закололо.
Медленно придвинувшись к Изабелле, Каллен нежно прижался к ней лбом и обхватил ладонью ее личико.
— Я… люблю тебя, Белла, — сиплым голосом повторил он. С заминкой сделал глубокий вдох, отчего его широкие плечи завибрировали. — Я… боже, я… чертовски сильно люблю тебя. Я…
Он поднял голову, словно она весила сотню тонн, и неторопливо открыл глаза. Наверное, от слез цвет их стал ярче прежнего, в них плескались изумрудные и травянисто-зеленые искорки. Его широкие зрачки так пронзили Изабеллу, что ей стало не хватать воздуха.
— Ты для меня всё, — медленно покачивая головой, произнес он, не сводя с нее глаз. — И я не могу без тебя жить.
Стоя под струей воды, они оба тяжело дышали, вцепившись друг в друга, до ужаса напуганные одной только мыслью, что им снова придется расстаться.
Спешно осматривая до смерти перепуганное лицо Каллена, в котором виднелась надежда, Изабелла внезапно поняла, что ей не хватает слов. Черт, она чувствовала то же самое всем сердцем, душой и сознанием. Снова и снова она открывала рот в надежде сказать хоть что-нибудь серьезное или многозначительное, но поняла вдруг, что его признание совершенно лишило ее дара речи
Он любит ее?
Он ее любит.
Он любит меня.
— Эдвард, — выдохнула она, закрывая глаза и заплакав сразу же, как его имя повисло в воздухе. — Я… я тоже тебя люблю, родной мой. Люблю тебя больше всего на свете.
Его рука легла ей на шею, кончиками пальцев ласково заскользив по влажной коже, и сердечко ее затрепетало как тысячи крыльев бабочек, лихорадочно стучась о ребра. Ее пульс бился с такой скоростью, что Изабелла поняла: она вот-вот свихнется.
— Белла, — ответил он, остановив взгляд в районе ее ключицы. — Моя Белла. — Он наклонился и запечатлел на шее нежный влажный поцелуй. Простонал и сжал ее в своих руках еще крепче. — Ты же моя?
— Да, — подтвердила она, закатив глаза и уверенно обхватив его за шею. — Я твоя.
— Каждой клеточкой? — спросил он, прижавшись губами к ее подбородку. — Скажи, Персик. Скажи, что отдаешь мне каждую клеточку. Мне нужно… нужно услышать эти слова от тебя.
Запутавшись пальцами в его намокших волосах, она кивнула, прижимаясь щекой к его лицу. Полностью покорившись, она вздрогнула и сжалась от покалывающей ее нежную кожу щетины.
— Каждой клеточкой, — пылко прошептала она. — Каждой клеточкой я принадлежу тебе. И люблю тебя каждой клеточкой. Всегда любила.
— Господи, — прошептал он возле мочки ее уха. — Это так… Белла… бля, мне слов не хватает.
— Знаю, — с легкой улыбкой сказала Изабелла. — Все нормально. Я понимаю.
Истинная правда. Их любовь невозможно было описать словами, она была за гранью понимания — даже для них самих. Чувство это неподдающееся описанию, не находящее объяснения, но сильное и незыблемое.
Любовь, которая просто… существует.
Их связь, узы, которые их соединяли — итог события шестнадцатилетней давности. Они не были знакомы и переживали один однообразный день за другим, но по-прежнему оставались частью друг друга, частью вечно существующей тайно и нераздельно. Навеки вечные.
Отрицать или пытаться разорвать эти узы они были не в силах.
Проверкой на прочность для Изабеллы стало появление Каллена в таком подавленном состоянии. Разлука для них не выбор. Пусть Изабелле угрожает потеря работы, пусть их отношения повлекут за собой последствия — они со всем справятся вместе. Она обязана верить в это.
И верила.
Фотографии, родители-лицемеры и предубеждение не выстоят против чувств Изабеллы и Каллена, в которых теперь она была уверена. На Изабеллу накатила волна непреодолимой силы, качая адреналин по ее венам, кровь в которых уже вскипела от произнесенных Калленом слов. Она уже очень давно не испытывала такого возвышенного чувства.
На недолгие минуты, держа Каллена в своих объятиях, с уверенностью, наполнившей ее от макушки до кончиков пальцев, Изабелла почувствовала себя по-настоящему неудержимой.
— Пойдем, — прошептала она, почувствовав, что вода становится чуть холоднее. — Родной, тебе нужно лечь в постель. Не хочу, чтобы ты простыл.
Продолжая молчать, Каллен кивнул, не желая сдвинуться от Персик ни на дюйм. К черту всю еботню. Он больше никогда не покинет ее. Он осторожно поцеловал ее в шею и вздохнул. Как же он, мать вашу, выдохся.
Он медленно сел, аккуратно встал на колени и, опершись на подрагивающие ноги, потянул за собой Беллу. С пристальным вниманием он наблюдал, как она, обнаженная и мокрая, выключает воду и во всем своем великолепии встает на мраморный пол, стащив с батареи два больших полотенца. С благодарностью кивнув, он принял из ее рук полотенце и обернул его вокруг бедер, видя, как она тоже заворачивается в свое, запахнув его на груди.
Каллен бездумно направился за ней вслед, в спальню, и смотрел, как она стаскивает с кровати одеяла и жестом показывает ему сесть. Он слабо улыбнулся, потому что, господи, каждым дюйм тела у него ныл. Легкие до сих пор покалывало от морозного воздуха, а голова и шея, которые он насухо вытер, одеревенели от снега и холода, на котором он пробыл целый день. Душ его немного согрел, но казалось, будто он превратился в хренов айсберг.
Собираясь ложиться в постель, он взял свою сумку и, вытащив майку Strokes и большой черный свитер, резво натянул их через голову. Надев пару боксеров, в полном обмундировании он уютно устроился под одеялом, а плед отпихнул вниз, закутав в них ноги, которые словно превратились в два смачных куска льда. Он накрылся до глаз и обхватил себя руками, притянув колени к груди и пытаясь согреться.
Когда в комнату вернулась Белла с закурчавившимися от влаги волосами, он почувствовал, будто все его тело парит в слащавой невесомости — в точности, как пели в попсовых песенках из семидесятых годов. Ее красота была поразительной, божественной. Проклятье, одолевавшие его эмоции не ослабевали. Его продрогшее до мозга костей тело вообще казалось ему чужим.
Как будто оно принадлежало другому человеку, как будто им управляло что-то иное.
Что-то великое. И непостижимое.
Он закрыл глаза и, стараясь успокоиться, сделал глубокий вдох.
Да кого он обманывает? Он принадлежит Белле. Это Белла господствует над ним.
Он очень давно принадлежит ей. С тех пор, как ему исполнилось одиннадцать. И если Каллен не понимал этого раньше, то теперь был чертовски уверен в том, что любил ее каждую секунду, минуту и час всех этих шестнадцати долгих лет.
Сто девяносто два месяца. Пять тысяч восемьсот сорок дней.
Боже, как же он прожил без нее столько времени?
Каллен любил ее отчаянно, безрассудно и, по правде говоря, чувства эти до смерти его пугали. Даже не зная Беллу, он скучал по ней и представлял в своих мечтах каждый раз, когда влипал в очередное окружавшее его дерьмо. Если бы у него были сейчас силы, Каллен расхохотался бы над собственной внушающей печаль слепотой и нелепым отвержением реальности, в котором погряз с тех пор, как Белла вернулась в его жизнь.
В ту горькую ночь он потерялся на пустынной темной улице Бруклина и сейчас наконец-то осознал, что так себя бы и не нашел.
Он потер грудь, надеясь, что легкие расправятся еще немного.
Она здесь. Со мной. Я в безопасности.
Каллен сглотнул, стараясь стряхнуть застрявший в глубине его души бардак. Помогло, но ненадолго. Он медленно начал понимать, что все равно проиграл бы в этом сражении с самим собой.
Любовь.
Каллен никогда не испытывал ничего подобного, превосходящего по мощи и безусловной потребности.
Белла нужна ему как воздух.
Каллен прекратил мысленно разглагольствовать и рыкнул. Блядские штампы. Он даже не думал, что когда-нибудь вообще воспользуется ими, но как же ему еще объяснить свои чувства, будь оно все проклято?
Он провел по лицу ладонью, отгоняя от себя облако усталости.
Бля, какие же ебаным придурком он был, считая, что сможет улизнуть от признания своей Белле. Признание, которое он не произносил ни одной живой душе за всю херову жизнь.
Произнесенные им слова сотрясали его тело и сорвались с губ прежде, чем он успел сам их уразуметь.
К его удивлению, они дохера его напугали, но облегчение, накатившее вкупе с ними, сделало его свободнее, чем мог бы сделать любой совет по УДО.
Он любил ее. Боже, как он ее любил.
Любил всем своим естеством – хорошим, плохим и самым что ни на есть уродским.
Епт, от понимания сего факта у него чуть не уволокло землю из-под ног. Шныряя четыре часа по улицам после побега из дома Наны Бу, в итоге он оказался не в силах игнорировать ту беспощадную боль, что проснулась в глубине грудной клетки. В результате он с одышкой очутился возле уличного фонаря, не понимая, где находится и, мать него, не зная, то ли у него сердечный приступ, то ли он и вовсе съехал с катушек.
Вначале, второе его подозрение казалось вероятным. Пока не застучало как отбойный молоток сердце, а в груди не дернулось от того, что его девочка где-то далеко.
Его вторая половинка.
Поговорим о самобичевании.
По представлению Каллена, бросить Беллу – все равно что сгореть заживо. Это чувство прожигало его насквозь и сокрушило окончательно до такой степени, что он оказался не в силах двигаться — только часто постукивал ладонями по коленям, пытаясь выровнять дыхание и не замечая обеспокоенных и настороженных взглядов проходящих мимо него по улицам Чикаго людей.
Больше он не хотел испытывать такую боль. Он очень сомневался, что во второй раз вообще останется жив. Не сможет он. И не будет.
Он тебе не пара.
Каллен плотно сжал веки и постарался не замечать жестокие и беспощадные слова Рене Свон, что эхом продолжали звучать в его смертельно уставшем мозгу.
В панике его сердце дернулось, а взгляд метнулся в сторону Беллы, которая стояла у подножия кровати.
Она здесь. Я в безопасности.
— Я включила в комнате отопление и заказала чай и поесть, — тихо объяснила Белла, положив на постель пару штанов и футболку.
Его футболку «Отвалите от моего члена».
— Нам нужно согреть тебя.
Каллен кивнул, смотря, как она обходит кровать и забирается на нее, сев сзади него и прижавшись своим хрупким, но теплым телом. Она потерлась носом о его шею и поцеловала в волосы, растирая руками ему руки и талию в надежде согреть и заставить бежать кровь.
— Ты в порядке? — тихо спросила она, продолжая касаться губами его кожи.
— Да, — протяжно выдохнув, ответил он. — Устал.
— Знаю, милый, но постарайся не засыпать. Сначала нужно поесть.
— Постараюсь, — пробурчал он, чувствуя, как наливаются веки свинцом, когда Белла подтянула свои коленки поближе к нему. — Теснее, — попросил он.
Он улыбнулся и довольно загудел, чувствуя, как ее хватка стала сильнее, а тело оказалось невозможно близко. Каллен испуганно понял, что ее руки – единственное, что удерживает его в здравом рассудке.
— Почему ты здесь? — тихонько спросил он.
— Потому что люблю тебя, — не колеблясь ответила она
Каллен раскатисто рассмеялся и притянул ко рту ее изящную ладошку. Он ласково поцеловал ее пальчики и вдохнул ванильный аромат ее запястья.
— Нет, почему ты в отеле? Почему ушла от Наны Бу?
Белла вздохнула и понизила голос до гулкого шепота.
— Каллен, я не могу оставаться с ней в одном доме. Я… даже глядеть на нее не могу. – Он услышал в ее тоне гнев и опять поцеловал ее руку. – Не хочу иметь с ней ничего общего.
От вины и огорчения у Каллена все внутри перевернулось. Он понял: она говорит о Рене, и это разрывало его на части. Отрицать дальше нереально. За возникшую между женщинами вражду в ответе он, и потому Каллен чувствовал себя совершенно бесполезным.
Без сомнений, Рене никогда не даст ему шанс. Она самодовольная святоша, которая только в лицо ему рассмеется, если он попытается объясниться в своих чувствах к ее дочери. И все же Каллену было премерзко. Белла и так уже потеряла отца, он не хотел, чтобы теперь она потеряла и мать.
— Детка, не говорит так, — прошептал он, чувствуя, как от усталости окоченело тело. – Понимаю, ты сердишься, но… — Он опустил руку и завел ее за спину, найдя бедро девушки и нежно сжав его. – Постарайся не злиться на нее. Пожалуйста.
Он почувствовал, как Белла тяжело вздохнула, выдохнув ему на шею.
— Не проси даже, — ответила она, каждое ее слово наполнилось холодом. — Она…
— Твоя мама, — решительно перебил Каллен. – Белла, мама у тебя только одна. Бля, некоторым даже такая роскошь не светит.
Ощутив, как она отстраняется, он крепко попридержал ее за руку.
— Нет, — взмолился в панике Каллен. – Пожалуйста, не уходи.
— Ш-ш-ш, — успокоила она, тут же облокотившись на него. – Все нормально. Я просто хотела пересесть, чтобы видеть твое лицо. Я никуда не уйду.
Белла один раз, два, трижды чмокнула его в плечо, и с каждым поцелуем сердце Каллена совершало скачок.
— Извини, — прошептала она ему в свитер. – Извини. Я понимаю. Правда. Но… мне просто так… Я ненавижу видеть ее такой. Ненавижу, что она не хочет выслушать или забыть о своих страхах.
— Знаю, — с печальным вздохом ответил Каллен. – Знаю.
Замолчав они лежали, с нежностью друг друга обнимая, пока не раздался тихий стук в дверь. Каллен нехотя отпустил руку девушки, чтобы она открыла дверь, и медленно сел, опершись своим измученным телом на подушки, пока она шла назад к нему.
— Это тост? – спросил он, носом чуя восхитительный аромат теплого хлеба. Невероятно, от голода у него заурчало в животе.
— Да, — улыбнулась Белла, наливая чай. – Будешь?
Каллен стыдливо закивал.
— Да. – Он смотрел, как Белла, намазав хлеб густым слоем масла, кладет на тарелку два тоста и передает ему вместе с большой кружкой чая.
— Спасибо, — с улыбкой сказал он. – Раньше мне никогда не подавали завтрак в постель. – Он показал на часы, показывавшие половину третьего утра.
— Вот и не привыкай, — подмигнув, дерзко ответила Белла.
Каллен поставил тарелку себе на колени и понюхал чай, с отвращением поджав губы.
— Это Эрл Грей, Каллен, — пожурила его Белла, насмешливо на него поглядывая. – Пей давай.
— Да мне насрать, — проворчал он. – Оно воняет. – Он с опаской хлебнул чай и с удивлением приподнял брови, осознав, что на вкус тот не так плох, как пахнет. – Ну и ладно, - пробурчал Каллен в ответ на довольное фырканье Беллы.
Белла, держа в руках чашку с чаем и бейгл, села рядом с ним. Каллен украдкой бросал на нее взгляды, бесясь от одолевавших его незрелых чувств. У него сковало язык, а под кожу крепко пробралось смущение, как у подростка, находящегося рядом с девчонкой, которая ему нравится. Бля, смешно же. Ведь это же Белле ныть положено, а не ему, взрослому, вашу мать, мужику. Говно.
Он понимал, что ему побыстрее надо собраться с ебаным мужеством, но проявление чувств и признание в любви словно сорвали с него привычную личину высокомерия и самоуверенности. Он как будто был обнажен, гол и в полном ужасе находился от того, что может сказать или натворить какой-нибудь кошмар.
— Лучше? – спросил он, переводя глаза на свою тарелку.
Белла сглотнула и непонимающе нахмурилась.
— Что лучше?
Каллен расстроено вздохнул и поставил пустую тарелку на тумбочку.
— Тебе лучше… после того, что я сказал… ну ты понимаешь…
Да, он охеренно косноязычен.
Левый уголок губ Беллы приподнялся, а щеки очаровательно зарумянились, когда она наконец поняла, что его интересует.
— Да, — тихо призналась она. – Лучше.
Каллен улыбнулся:
— Хорошо.
— Мне понравилось слышать это от тебя… ну ты понял…
Каллен поднял на нее взгляд, увидев на ее красивом лице шутливую улыбку.
— И мне, — пылко зашептал он. – Правда. Очень, Белла. Ты знаешь это сама, верно?
Белла медленно заморгала.
— Да, — ответила она. – Знаю.
Нахлынувшее от слов Беллы на Каллена облегчение было таким ошеломляющим по своей силе, что он резко упал на подушки, прижав к груди одеяло. «Она знает, - подумал он. – Слава Богу, знает».
Вспоминая о проведенных на холодных улицах Чикаго часах, когда он изо всех сраных сил пытался держать себя в руках, вынуждал себя не срываться с места и не бежать назад к Персик, Каллен решил: что бы ни было в будущем, что бы ни случилось между ними сейчас, Белла должна знать о его чувствах.
Больше ничего ему в голову не приходило.
Теперь его любовь стала настолько всепоглощающей, что ему оставалось только рассказать о ней Белле.
— О чем задумался? – спросила Белла, доев еду и допив чай, и выключила люстру, оставляя в комнате мягкий и теплый свет боковой лампы.
Она забралась в кровать, устраиваясь рядышком с Калленом, и он приподнял руку, привлекая ее к себе, и поцеловал ее влажные волосы, когда она положила ему на грудь голову.
Каллен вздохнул и закрыл глаза.
— Думаю… каким же ебанутым придурком я был, что ушел от тебя. – Он провел ладонью по ее боку, ведя пальцами дорожку по соблазнительным выпуклостям ее бедра и ребрам. – Бля, клянусь, больше я никогда тебя не покину.
— Эдвард, я не виню тебя, — прошептала Белла сонным голосом. – Я знаю, почему ты ушел. Понимаю, потому что поступила бы на твоем месте точно так же.
Она прижалась поцелуем к его ключице, кончиком пальца вычерчивая на его футболке невидимые круги.
— И если побег помог тебе осознать, что… ты любишь меня, — приглушенно продолжила она, - тогда я рада, что ты так поступил.
Каллен медленно открыл глаза. Господи, он даже не понимал, как охерачился. Но она права. Он ушел и был расчленен на тысячи осколков. Он оказался незащищенным, ему негде было укрыться и прятаться от факта, что он влюблен к нее, смысла тоже не имело.
До безумия он любил ее.
Каллену нереально было опровергать этот херов совершенно неоспоримый факт — как и свой неизбежный срыв в ответ на открытие, кем является Белла на самом деле. Но сейчас, когда он основательно облажался со своей извечной манерой вести себя как преступный засранец, Каллен наконец признал, что чертовски вымотался.
Прикидываться, что ему плевать, забивать на бешеный ритм сердца или сжавшийся до несварения в комок желудок угнетало его и казалось бредовым поступком.
Хватит, решил он. Довольно.
— Ты не спишь? – шепнул он, чувствуя, как замедляется дыхание Беллы.
— Угу, — сонно ответила она, уткнувшись в него носом.
Притянув ее к себе, Каллен не смог сдержать улыбку.
— Сладких снов, — с нежностью пожелал он, потянувшись к выключателю лампы. – Я люблю тебя.

=PoF=

Серый телефон секунд тридцать разрывался к тому моменту, когда он, смачно выругнувшись, буркнул в трубку:
— Агент Бирс на связи.
Молчание.
— Алло. Агент Бирс.
Опять молчок.
Агент Бирс хмуро глянул на телефон и потер свою уставшую физиономию обессилевшей рукой. На такую херотень времени у него нет. У него куча разбирательств с облавами на два наркопритона, убийством и этим ублюдком Аро Бартолини, которого он мечтал свергнуть с трона. Последнее, что ему нужно – немой идиот на другом конце трубки.
— Алло? — еще раз спросил он, осторожно обводя взглядом офис на случай, если какой-нибудь пиздабол считает забавной шуткой молча дышать ему в трубку.
Бирс клацнул зубами и прочистил горло в ответ на тишину:
— Слушайте, кем бы вы ни были, у меня нет времени…
— Это я.
Агент Бирс удивленно моргнул: его фотографическая память федерала перебрала все знакомые ему голоса, тут же указав на тот, что слышал он двумя днями ранее. В нем явно слышалась протяжная манера речи из Бруклина наряду с усталостью, с которой были произнесены эти слова, и Бирс моментально просек, с кем разговаривает.
Блэк.
Охуеть.
— Джейкоб? – прошептал Бирс, медленно осев на неудобный деревянный стул, украдкой заглянув себе за спину, чтобы убедиться: их беседу не слышат.
Вздох:
— Да.
— У тебя все нормально?
В ответ раздались саркастичный смех и звук потирающейся щетины о трубку телефона.
— На самом деле… нет.
Бирс понимающе кивнул, прекрасно понимая, что Джейкоб его не видит.
— Мне жаль это слышать.
Странно, но он не покривил душой.
Только Джейкоб все равно насмешливо фыркнул.
— Ну да, конечно.
— Итак, — продолжил Бирс, согнувшись, чтобы придать их разговору еще большую конфиденциальность. – Чем могу помочь?
Очередная минута молчания, и Бирс, черт возьми, взмолился, только бы Джейкоб не повесил трубку.
— Блэк? — терпеливо спросил он.
— Я долго думал над тем, что ты сказал мне в тот день, — наконец выжал из себя Джейкоб.
Бирс облизал губы:
— И?
— Благодаря тебе за два дня я херову тучу раз обдумал это дерьмо.
— Польщен, — холодно парировал Бирс. – Сделал какие-нибудь выводы?
— Вообще-то да, — четко ответил Джейкоб. – Знаю, что ты знаешь обо мне и… о ней. Знаю, почему ты ко мне заявился.
Бирс спокойно улыбнулся.
— Ага.
— И знаю, что ты знаешь: если с ней что-нибудь случится из-за твоего дерьма федеральной значимости, я ни минуты думать не буду и просто прикончу тебя.
Бирс откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Тон Джейкоба ясно давал понять, что тот не шутит. И за это Бирс ему был крайне признателен. Если его план провалится и с Несси и ее сыном что-нибудь произойдет, он сам придет к Джейкобу, чтобы тот с ним поквитался. Так легче, чем жить со снедающим его горем и виной, которые поглотят его, если он потеряет единственного человека, который у него остался.
Единственного человека, который для него важен.
— Да, — ответил он. – Я в курсе.
— Хорошо.
— И что это значит, Блэк? – спросил Бирс, изо всех херовых сил пытаясь скрыть надежду.
— Что это значит? – повторил Блэк.
Бирс сглотнул:
— Да.
Джейкоб сделал глубокий вдох.
— А значит это, агент Бирс… что я в деле.