Психотронная природа знака
Любое слово состоит из элементов – знаков, имеющих звуковое и графическое представление. Оба эти представления находятся в соответствии между собой, но это соответствие не является строгим. Например, под ударением или без ударения буква может читаться (звучать) по-разному, т.е. одно и тоже написание знака представлено несколькими вариантами звучания этого знака. Для некоторых звуков верно и обратное. Особенно, это явление распространено в английском языке.
Вы, конечно же, понимаете, что различные знаки несут в себе различное количество информации. Например, только номер дома не позволит найти конкретного человека, проживающего в этом доме. Указание улицы повышает шансы его найти. А добавление названия города и номера квартиры фактически однозначно определяют его местожительство.
Меру тождества знака и конкретного объекта в науке принято называть уровнем абстракции. Поэтому в дальнейшем мы будем говорить, что один знак является более абстрактным, чем другой, если этот знак предоставляет нам меньше информации о том, что он описывает. В нашем примере название улицы – более абстрактное понятие, чем полный адрес по отношению к месту проживания конкретного человека.
Слова «знак», «знакомый», «значение», «знание» имеют общий смысл или, как говорят специалисты, общую семантику. Действительно, «знакомый» это тот человек, которого мы «знаем», это тот человек, о котором у нас есть представление – «знание». А знание – это совокупность признаков («знаков», «значений» атрибутов) данного человека.
Все слова в нашем языке (и не только в нашем) обладают определённым уровнем абстракции, т.е. несут то или иное количество информации об окружающем нас мире. Жест часто может заменить или дополнить слово, не говоря уже о языке глухонемых. Взгляд иногда может дать больше информации о человеке, чем его рассказ о себе. Из НЛП мы знаем, например, что когда человек лжёт, он сначала вспоминает реальное событие, затем конструирует соответствующую ситуацию и помещает её в оперативную память, что практически всегда автоматически отражается в быстрых движениях глаз (для «правши»: смотрит влево-вверх, затем вправо-вверх, через мгновение влево-вверх и, наконец, в глаза собеседнику) – в народе говорят «глаза бегают».
При определённом навыке и знаниях о соотношении внешних и внутренних маркеров поведения человека достаточно просто определить не только лжёт человек или говорит правду, но и то, о чём он в данное время думает, точнее основной вектор его мыслей (это изучает наука «бихевиоризм»).
Всякий знак отражает объективную информацию о том, с чем он связан, с той или иной степенью достоверности, т.е. отражает в той или иной мере абстрактную модель фрагмента, окружающего нас мира. Обычно в слове фиксируются несколько основных признаков соответствующего объекта. Например, слово trafic (фр.) – торговля, оно же означает «движение», т.е. в семантике французского слова «торговля» закрепился основной признак древнего торгового люда – их передвижение по городам и странам со своими товарами (нечто вроде перекрестного опыления). Или слово transe (фр.) – транс, оно же означает и страх, ужас, которые, в свою очередь, несут в себе главный признак страха – дрожание (transir – дрожать; фр.). Или, скажем, слово tete (фр.) – голова. Какой признак «головы» можно взять за основу, чтобы описать её другими словами? Например, голова – это «то, что находится на теле сверху». Действительно, слово tete имеет также значение «вершина», «шляпка». Можно также предположить, что один из основных признаков головы – это то, что там, как утверждают учёные, располагается «ум». И, к нашему «удивлению», мы обнаруживаем, что слово tete имеет значение «ум», «рассудок». Аналогично и в русском языке, например, фраза «Ну, ты и голова!» означает «Ну, ты и умный!».
Мы хорошо знаем, что некоторые животные, птицы и насекомые имеют вполне определённый «язык» общения. Стандартный набор знаков такого языка – это «предупреждение об опасности», «призыв брачного партнера», «выражение удовольствия», «гнев» и другие такого же плана, достаточно простые по своей природе знаки, которые позволяют наладить простейшие коммуникации (общение) особей одного вида.
Обратим, например, внимание на язык пчёл, на так называемый «язык танца». Основное назначение «танца пчелы» – показать другим пчёлам, куда нужно лететь за мёдом и сколько его там. Человек бы в этом случае показал направление, рассказал, нарисовал бы план. У пчелы меньше возможностей для передачи информации, но для этой цели достаточно, ведь она тоже может нарисовать план, правда, в воздухе: «танец» пчелы – и есть этот план. Пчела повторяет в воздухе свой путь к мёду в определённом масштабе и с определённой степенью достоверности (мы тоже, как правило, пренебрегаем деталями, изображая дорогу к определённому месту). Этот план, представленный пчелой подругам по «бизнесу», в совокупности с умением пчёл отыскивать источник мёда, позволяет им отправиться на поиски мёда и найти его. Итак, здесь «знаком» является «танец», а то, к чему этот знак относится в реальности – это «дорога к мёду». В данном случае ЗНАК–это МОДЕЛЬ реального явления (движения пчелы к мёду).
Каким образом формируется модель? Строя модель предмета, мы специально упрощаем или игнорируем некоторые детали этого предмета, например, размер, материал, из которого изготовлен предмет. Модель в этом смысле копирует некоторые внешние или внутренние особенности предмета в том или ином масштабе. Одна из целей построения модели объекта – понять природу его функционирования. То, что животные могут моделировать и понимают модели, также давно известно. Волк, например, устремляется наперерез пути своей жертвы, когда это возможно, а не гонится тупо по пятам. Т.е. он моделирует движение своей жертвы и оценивает, где она будет через какое-то время, если будет бежать в том же направлении. Это очень важная особенность моделирования – изучение и предсказание поведения объекта.
Выше мы рассмотрели, пожалуй, одну из важнейших сторон возникновения знака. Знак какой-либо деятельности чаще всего предстает пред нами в форме «свёрнутой» деятельности. Такое сворачивание происходит постепенно, как правило, в течение нескольких поколений. В человеческом обществе это явление особенно заметно на примере различного рода ритуалов: знакомства, прощания, венчания, и т.п. Изменённая таким образом деятельность становится символом, она сохраняет своё основное предназначение, но упрощается и превращается в знак, символизирующий это предназначение. Например, мало кто помнит, откуда пришел к нам обычай надевать на невесту фату в день свадьбы, однако это не мешает фате быть символом непорочности невесты, а кольцу символизировать вечность любви (вспомните песню: «Любовь – кольцо, а у кольца начала нет и нет конца...»).
Другой аспект возникновения знака лежит в сфере необходимости донести до другого человека информацию об отсутствующем здесь и сейчас предмете. Мы посылаем своей любимой букет цветов как знак нашей любви. Мы подробно пересказываем разговор с соседом, чтобы собеседник получил ту же информацию, что мы получили от этого соседа. Мы, например, можем нарисовать то, что мы видели, и показать своему другу. И это описание предмета с помощью рисунка – пожалуй, самый древний и универсальный способ передачи информации об отсутствующем здесь и сейчас предмете или явлении. В наше время это место рисунка занял фотоснимок. Язык как универсальное средство передачи и хранения информации – более позднее изобретение цивилизации, чем рисунок. Как возникали письменные символы языка и как они превратились в буквы или современные иероглифы – сейчас доподлинно известно. По крайней мере, очевидно, что на заре человеческой истории символом в языке служила картинка, схематично изображающая предметы окружающего мира. А далее мы имеем аналогичный вышеописанному процесс сворачивания рисунка в знак, в символ, за счёт отбрасывания несущественных для этого рисунка деталей. Рассказ обо всех тонкостях возникновения современных письменных символов языка – это отдельная, объёмная и почти фантастическая история. Сейчас нам важно только заметить, что природа возникновения знаков языка практически такая же, как и природа возникновения всех прочих знаков – постепенное отчуждение (в процессе эволюции) формы знака от конкретного объекта ему соответствующего. Устный язык имеет свою систему знаков – совокупность звуков. У нас нет причины считать, что звуковая система знаков развивалась по другим законам, а это значит, что существовали реальные природные звуки, которые поначалу просто копировались людьми в целях передачи сущности того явления, которое сопровождалось этим звуком. Известно, например, что индейцы использовали крик птиц для передачи информации о передвижении воинов враждующего племени. Аналогично обстоит дело с другими народами и племенами древности. Менялся колорит (другие птицы, другие животные), но смысл коммуникации оставался один и тот же: человек не мог не использовать те средства общения, которые эволюция уже апробировала на животных и птицах. Например, ритуальные состязания и так называемые брачные игры мы повсеместно наблюдаем в животном мире, и человек, как часть животного мира, использует похожие ритуалы, и, чем дальше вглубь веков, тем они ближе к ритуалам животных.
Как мы видим, происхождение звуков также оказывается не случайным, а обусловлено реальными связями с окружающим нас миром. «Материальное представление» знака может быть различно и сильно отличаться от моделируемого объекта. В знаке остаются только самые важные, характерные черты этого объекта. Причём эта самая «важность» определялась субъективно в рамках того или иного социума. Естественно, что звук может отражать информацию не только о другом звуке, но и о самых различных предметах окружающего мира. Но также очевидно, что проще передать звуковую сущность предмета через его звуковые характеристики. Например, в слове «вьюга» слышится завывание ветра, а в слове «гром» – грохотание грома (вспомним также слова «громкость», «гам», «гомон», «грохот», «гавкать», «гудеть», «гул»). Произнесите слово «люблю» и ваши губы на слоге «лю» вытянутся в трубочку, как при поцелуе… А ведь это только остатки в современном языке от тех реальных связей с окружающим миром, что были повсеместны в древних языках.
Не будет большим допущением признать за факт, что смысл определённого набора звуков эволюционно закреплялся в сознании человека как своего рода образ определённой деятельности или предмета. Этот факт подтверждается анализом индоевропейского праязыка и самой логикой развития знаков.
Здесь мы подошли к очень важному аспекту языка. Мои компьютерные исследования языка современными методами структурного анализа подтвердили тот факт, что определённый смысл имеет не только интегральный звуковой образ, соответствующий слову или предложению, но и отдельный звук в этом слове. Звук, обладающий своей собственной семантикой, мы будем называть «звукобуквой[1]», при условии, что этот звук не делится ни на какие другие звуки, обладающие собственной семантикой.
Смысл набора звуков строится из индивидуальных смысловых единиц, входящих в него звуков, по вполне определённым простым правилам, похожим на те, по которым собирается смысл предложения из смыслов, входящих в него слов. Самое интересное в этом то, что функциональный смысл отдельного звука оказался практически один и тот же для различных языков. Это принципиально переворачивает наше прежнее представление о языке: слово оказалось не просто произвольной «биркой» предмета, оно всегда описывает определённое качество предмета, которое мы всегда можем узнать только за счёт анализа составляющих это слово звуков. Правда, это качество предмета описывается в достаточно абстрактной форме. Конкретизация осуществляется в зависимости от контекста соседних слов.
Качество предмета, задаваемое конкретной буквой в слове, соответствующему данному предмету, также описывается в абстрактной функциональной форме. Например, мы вне контекста не можем сказать, что конкретно описывает буква «м», функциональный смысл которой сводится к «фиксации пограничного внутреннего состояния». Но в слове «яма» мы уже видим, что речь идёт об обособленности внутреннего объекта, зафиксированного и отделённого от окружения пограничным сооружением (эта конкретизация получена с использованием семантических функций «я» и «а»). Но даже в этом случае, мы не можем с уверенностью сказать идёт ли речь о горе ([яма] – гора; яп.) или об яме (рус.). Структурная семантика, входящих в это слово звуков, говорит лишь о том, что объект, попав в «яму», окажется внутри неё и отделён от окружения. Фактически мы можем оказаться в любом углублении, в том числе и в пещере, внутри горы. А ведь во многих языках название «горы» происходит от её качества иметь пещеры, в которых можно укрыться от непогоды.
Используя аналогию из математики, можно сказать, что слово является функцией от смысла входящих в него звукобукв, точно также как предложение зависит от смысла слов, в него входящих. Эта функция отражает взаимоотношение между объектом (соответствующим данному слову) и другим произвольным объектом или явлением. В нашем примере, «яма» – есть функция от двух объектов (параметров) «ямы» и «человека» (или «зверя» или «машины» или других объектов, которые, как говорят математики, представляют собой параметризованное множество). Если нам известна конкретная семантика одного из объектов, семантическая функция позволяет понять смысл второго объекта по отношению к первому.
Например, если взять за основу ваше имя, а вторым параметром естественно указать слово «человек», мы получим на основе структурной семантики, какие качества человека ваше имя отражает. Вы ведь знаете, что раньше имена давались в соответствии с тем или иным реальным качеством: «Ястребиный Коготь», «Соколиный Глаз», «Тигран». Действительно, есть мнение, что назначенное человеку имя определяет в той или иной мере его судьбу (наряду с другими факторами). Для этого есть реальные основания. Недаром ведь пословица утверждает, что «если человека всё время звать птичкой, то очень скоро он запоёт, а если свиньёй, то он скоро захрюкает». С точки зрения психологии это объясняется достаточно просто – то, как люди воспринимают человека, во многом формирует его мнение о себе. Имя, в этом смысле, настраивает людей на определённый образ человека. Согласитесь, вы изначально по-разному отнесетесь к людям (которых вы до того не знали) с именами «Веня Финтифлюшкин» и «Егор Строев». Практически каждый из нас имел в детстве кличку и познал на себе её влияние. Недаром русичи старались называть своих сыновей такими благозвучными именами, как Ратибор (побеждающий в ратном бою), Переслав (высоко славный человек), Святослав (святой и славный человек). Недаром христианские каноны рекомендуют называть человека именем святого, который прожил достойную жизнь (за что его и канонизировали), в надежде на то, что названные так люди также будут жить достойно.
Структурная семантика, в основе которой лежит смысл звука в зависимости от его места в слове, даёт еще один повод задуматься над тем, какие имена мы даём своим детям. Выяснилось, что существует связь конкретного звука с процессами в головном мозге, а это, скорее всего, означает, что смысл звуков заложен эволюцией в наш мозг на генетическом уровне. Механизм этого пока ещё недостаточно изучен, хотя сама связь такого рода практически ни у кого не вызывает сомнения. Что из этого следует? Например, для имён известно, что реакция головного мозга человека на произнесение его имени является одной из максимальных по интенсивности. Значит влияние имени на функционирование мозга достаточно велико. Теперь представьте, что за эту верёвочку (имя) вас постоянно дёргают. Вероятно, вы согласитесь, что совсем не безразлично, как эта верёвочка устроена, какие ассоциации она вызывает в вашем подсознании и в подсознании окружающих людей. Имя стимулирует вас, или наоборот подавляет, или оно нейтрально по своей природе? Вы это хотите знать? Вы хотите узнать, почему предмет назван так, а не иначе? Вы хотите узнать, почему «работает» заговор или аутотренинг, как их можно использовать, и как составлять СВОИ собстВЕнные заговоРЫ (ВЕРЫ)? Если это вас интересует или вы просто хотите понять природу родного языка, на котором с детства говорите – вы на ВЕРНОМ ПУТИ.
Вас ждет уникальное и увлекательное ПУТЕШЕСТВИЕ В МИР СЛОВ.
Квантовый смысл знака
Знак представляет собой ограниченный в пространстве и времени квант информации, который посылает нам окружающая нас Реальность. Это её моментальный снимок, запечатлённый нашими органами чувств. Это лишь часть, фрагмент знаний об окружающем нас мире, поэтому мы не можем определить точное значение знака. К тому же знак меняется со временем, а также зависит от качества нашего восприятия, ограничен его рамками.
Этот квант информации (знак) является лишь фазой существования некоего волнового объекта в поле нашего восприятия. Но знаки, выстраиваясь в цепочку, образуют определённую информационную волну, приносящую нам смысл (семантику) изменений в окружающей нас действительности. Именно такие «стоячие волны» в пространстве и лежат в основе образования стереотипов нашего восприятия.
Как и в квантовой физике, где невозможно точно определить одновременно местоположение частицы и её скорость, так и в лингвистике невозможно точно определить смысл отдельного знака вне слова и предложения. Однако физикам это не мешает изучать свойства (смысл) элементарных частиц отдельно от волновых процессов – не помешает и нам. Но необходимо помнить, что только одновременное изучение квантовой природы знака с позиции статистических (корпускулярных) свойств и с позиции волновых свойств знака, определяющих его поведение в потоке знаков – даст нам полное представление о природе, о сущности знака и языка в целом.
Природа символа
Символ представляет собой традиционное толкование (интерпретацию) того или иного знака или их совокупности. Например, символ власти – это скипетр, корона, трон, богатство и ряд иных признаков, которыми традиция наделила соответствующий образ. По этим своего рода эталонным для восприятия признакам (знакам) мы можем определить, имеем мы дело с властью или же нет.
Символ в виде буквы или цифры несёт в себе структурную семантику (смысл), указывающую на правила его использования в языке. Однако тысячелетия развития языка привели к тому, что люди утратили знание конкретного смысла языковых символов. Это произошло естественным путём в силу постоянно действующего процесса упрощения символа, отдаляющего его от реального прообраза. Но это не повод думать, что сейчас не осталось никакой связи между абстрактным языковым символом и конкретным признаком реального объекта, который в своё время привёл к появлению данного символа в языке.
Научные исследования показывают, что различные символы и звуки им соответствующие по-разному влияют на физиологию человека. Эта тема достойна, чтобы рассмотреть её чуть подробнее.
Существующая вокруг человека аура из всевозможных физических полей, которую экстрасенсы обычно называют «биополем», имеет и акустическую составляющую. Правда экстрасенсы считают, что в «биополе» входят неизвестные науки поля. Вероятность этого конечно же существует, хотя, на мой взгляд, реально именно интегральный эффект взаимодействия всех полей и является этим «неизвестным» полем.
То, что поля взаимодействуют между собой и это называется в физике резонансом, мы знаем из школьного курса физики. То, что ультразвук и инфразвук вызывают физические изменения в живых организмах, также известно достаточно давно. Остается сделать один небольшой шаг и понять, какие иные звуковые солитоны вызывают какие последствия для человека, и, в конечном итоге, какие ассоциации порождаются этим воздействием в нервных структурах и в особенности в головном мозге. Доктор медицинских наук Мосолов Александр Николаевич (г.Новосибирск) занимался исследованием воздействия акустических волн на живой организм еще в начале 80-х ХХ-го столетия. Представляют интерес его опыты с эмбрионами. Было показано, что ооцит (оплодотворённая яйцеклетка) продуцирует вокруг себя акустическое поле (я думаю, остальные физические поля также присутствуют) и клетки, появляющиеся при делении ооцита, жёстко «вгоняются» в резонансные узлы этого поля. Получается, что суть работы генов при создании копии организма не только в том, что они содержат цепочки ДНК и РНК, управляющие химическими реакциями в организме, но и в том, что они продуцируют полевую матрицу, по «образу и подобию» которой воссоздаётся целостный организм. ДНК работает просто ретранслятором, приёмо-передатчиком определённого спектра излучения. Мне жаль, что эти работы не получили должного развития в современной науке. Роль резонансно-волновой составляющей в процессе эволюции сложно переоценить. Вспомним, например, всемирно известную теорию С.Грофа о «перинатальных матрицах»: жизнь человека (в том числе особенности его психики) детерминируется контекстом его внутриутробного развития и особенностями самого процесса рождения. Резонансно-волновое взаимодействие плода с организмом матери, наряду с химическими и прочими составляющими этого процесса, определяет и формирует физическую и энергетическую структуру растущего плода. Мы начинаем воспитывать и «формировать» человека только после его появления на свет, когда физические и энергетические основы его организма, как это ни парадоксально, уже сформированы. Приходится переучивать и лечить маленького человечка и не всегда это заканчивается удачно. Кстати, идею Грофа гармонично дополняет теория «архетипов» в изложении А.Подводного. Архетип можно представить в форме «постнатальной матрицы», т.е. в виде комплекса инструкций, управляющих подсознательной деятельностью человека через множество модальных фильтров. Архетип, инициируясь в сознании и подсознании человека, жёстко детерминирует поведение человека. Единственное слабое место в определении «архетипа» – это неизвестная точно природа его возникновения. Пока это скорее описательная, статистическая модель.
В Институте компьютерных психотехнологий РАЕН был поставлен ряд опытов, аналогичных по воздействию «25 кадру», но в сфере акустики. Испытуемым предъявлялась звуковая информация (например, цифры) в зашумленном виде, когда сознание не способно выделить эту зашифрованную информацию из сигнала. Однако, как и ожидалось, подсознание достаточно стабильно справляется с распознаванием звукового образа, так же как оно успевает воспринять и запомнить «25 кадр». Этой же группой учёных был поставлен ряд других интересных экспериментов, суть которых – создание определённой поведенческой установки для группы людей так, чтобы они этого не заметили (не осознали). Эти эксперименты, как ни печально, также увенчались успехом.
Ещё несколько интересных фактов из области акустики. Эффект Кирлиана легко моделируется: при прохождении ультразвука через жидкость, она приобретает ультрафиолетовое сияние. Данное свечение (излучение) естественно несёт информацию о структуре воды, об её особенностях. Помножим это на количество воды и жидкости в живом организме и получим при желании «фотографию ауры» человека или животного. Ещё один опыт, если в цилиндр с водой поместить резиновый и свинцовый шары, и поместить цилиндр на вибростенд – свинцовый шар всплывёт, а резиновый потонет. Чем не явление «антигравитации»? Или другой опыт из той же серии: на металлический стержень надевается шайба (чуть больше по диаметру, чем стержень) и помещается всё это на вибростенд – шайба поднимается и парит на некоторой высоте от основания. По-видимому, гравитация тоже имеет резонансно-волновую природу.
Известно также, что все функциональные системы в организме человека, начиная от ядра клетки и до функциональных органов в его теле, излучают в определённом диапазоне акустические и иные волны. Например, колебание клеток при митозе (делении) 109 герц. Ядрышко в клетке пульсирует, колеблется, задавая ритм всей клетке. Если таких клеток в организме примерно 1013 – представляете, какой мощный осциллятор из нас получится, если мы заставим все клетки колебаться в одном ритме?! Когерентное излучение – основа работы любого лазера... и основа успеха любого гипнолога.
Идея психотронных техник лежит в плоскости резонансно-волнового воздействия на организм человека с целью получить наперёд заданную реакцию. Это не обязательно акустический канал, подойдет любое излучение, если мы можем предсказать результаты его использования. В декабре 1997 в Японии разразился громкий скандал, связанный с одной из компьютерных игр: примерно у 10 000 детей «поехала крыша» (эписиндром) только потому, что на экране были красные вспышки определённой формы и с определённой частотой пульсации. А сколько подобных сцен в других играх и мультиках, где совершенно случайно резонанс не достиг порогового значения? Вы уверены, что воздействия нет, если мы не видим ярко выраженных последствий этого воздействия? Очевидно, что наиболее сильно это воздействие скажется на людях с ослабленной психикой, которые казалось бы после безобидного мультика идут убивать соседскую кошку или делать больно самому соседу...
Теперь несколько слов о музыке.
Известно, что Моцарт не переносил флейту, вплоть до тошноты. Родители переориентировали его на струнные инструменты, и всё пошло успешно. Оверченко писал, что не может физически переносить музыку Вагнера. А.Н. Мосолов утверждает, что четыре дирижера умерли от остановки сердца при исполнении оперы Вагнера.
Музыку (ритм) используют шаманы для достижения состояния изменённого сознания. В Индии ткачи «слагали» свой узор под музыку, руководствуясь ассоциациями, которые она вызывает. В индийской йоге каждому человеческому органу сопоставляется свой звук.
Впрочем, зачем так далеко ходить, достаточно попасть на концерт какого-нибудь рок- (поп-) ансамбля и понаблюдать за поведением детей. То, что большая часть подростков находится во время концерта в состоянии изменённого сознания, видно невооружённым взглядом. Наше поколение также «ловило кайф» под музыку «Битлз» и других похожих ансамблей. Однако технические возможности в то время были беднее, а значит, и воздействие – более слабым. Врач-исследователь Н.К. Игнатьев (Новосибирск, Институт Космической медицины), рассказывая о своей работе, упомянул интересный факт. К нему привели пациента с эписиндромом. Через несколько сеансов работы с пациентом удалось добиться значительного улучшения. Однако примерно через месяц пациент вновь был доставлен с тем же диагнозом. Выяснилось, что перед этим он, по его словам, «ничего такого не делал, только побывал на дискотеке»... Чтобы обезопасить себя от случайного воздействия «разрушающей» музыки, необходимо разработать структурную семантику для языка музыки, это не так и уж сложно, как может показаться. Есть масса стереотипных мелодий и парафраз, которые известны всем профессиональным композиторам. Используя эти самые музыкальные «слова» и «фразы», композитор программирует ожидаемый эффект воздействия на публику. Однако, как и обычному языку, музыкальному языку также необходимо обучаться, изучать его синтаксис и семантику. Когда человек не понимает музыку, принято связывать это с отсутствием музыкального слуха. Хотя причина чаще в другом – в отсутствии элементарной музыкальной грамоты. Никому не приходит в голову требовать от человека, чтобы он понимал иностранный язык, предварительно не изучив его. Однако в музыке это считается необязательным. Не потому ли большая часть «хитов» укладывается в три аккорда? Не потому ли мы с удивлением смотрим на немногочисленную публику, посещающую концерты классической музыки?
Однако есть один интересный момент: звук (и музыка в частности) так или иначе воздействует на наше сознание и подсознание (не зависимо от того, понимаем мы музыкальный язык или нет), вопрос лишь в том, какое воздействие он оказывает и можно ли этим целенаправленно управлять. Наше знание языка музыки помогло бы нам управлять своим восприятием мелодии, образами, которые она порождает. Однако остаётся целый пласт в восприятии мелодии, который основан на общих механизмах физического воздействия звука на организм человека, в той или иной мере независимо от нашего осознания природы этого воздействия. Поясним это на примере медитативной музыки. Обратим ваше внимание на две составляющие этой музыки. Первая – это «космическая музыка», как правило, это «не живая», синтезированная музыка, не имеющая прототипа в реальной жизни. Вторая – «живая» музыка леса, воды, птиц. Оптимально в медитативной музыке их сочетание. Синтезированная музыка не может найти аналог в сознании человека и, следовательно, не может быть понята. По законам восприятия «неосознаваемая» информация сразу же переходит на уровень подсознания. Следовательно, цель этой составляющей музыки открыть канал в область подсознательного, в этот самый мощный источник управления человеком. «Живая» музыка имеет своей целью вызвать приятные ассоциации, связанные с солнечной лесной лужайкой или с журчанием ручейка. Таким образом, мощная энергия Подсознательного направляется в русло положительных эмоций и вызывает тем самым положительные изменения в функционировании организма.
Теперь представим себе другую ситуацию, когда канал в подсознание открыт, но на входе он имеет беснующуюся вокруг публику и слова о насилии, исходящие от незамысловатого текста песен. Какую программу действия в этом случае воспримет подсознание?
Главные каналы психотронного воздействия: Интернет, телевидение, радио и газеты. Однако для подростков дискотека иногда заменяет все четыре «удовольствия». В практике гипноза имеется такое понятие как «постгипнотическое внушение» – это когда человек в нормальном состоянии выполняет действия, внушённые несколько ранее в состоянии гипноза. Не о том ли идёт речь? А не ту ли природу имеют наши самовнушения в рамках аутотренинга или в состоянии медитации? Такого рода программа выполняется Подсознанием автоматически, а что же происходит в это время с нашим «Я»?
Ещё раз вернёмся к механизму возникновения ассоциативного образа для воспринимаемого мозгом звукового сигнала. Оставим пока в стороне воздействие слов и речи, рассмотрим природные акустические источники. Банальные примеры типа: рёв тигра, звук грома в момент удара молнии и т.п. – по обычным правилам возникновения знака, связываются в сознании человека с этими природными объектами, представляя их в нашем сознании и подсознании. По законам ассоциативного мышления звуки, похожие на эти, также вызовут соответствующие образы. Однако в зависимости от интенсивности этих звуков (что подсознание связывает с большей или меньшей удаленностью от их источника), реакция (как часть порождаемого внутреннего образа) на этот звук будет иной. Например, тихое погромыхивание будет вызывать подсознательную тревогу, похожую на ту, что человек испытывает при приближении грозы. К положительным природным звукам (вызывающим положительные эмоции) можно отнести, например, журчание ручейка, пение некоторых птиц, звуки весенней капели. Грустные ассоциации порождают шум дождя или завывание вьюги. Понятно, что моделирование подобного рода природных звуков вызовет в сознании человека похожие эмоции, которые сопровождали восприятие соответствующего природного явления. К природным явлениям добавим массу специальных звуков, порождаемых нашей техногенной цивилизацией. Выработка условных рефлексов и социальное обучение реакциям на эти звуки также создаёт в нашем сознании и подсознании ряд шаблонных образов, соответствующих реакциям на эти звуки. Вставьте в музыкальный отрывок моделируемый сигнал зубной бормашины и у большего числа слушателей надолго испортится настроение (как минимум). Причём необходимые модуляции можно представить неосознаваемым спектром в виде ультра- или инфразвуковых колебаний. Психотронное воздействие очень мощно по своей природе, и, как скальпелем, им можно убить человека, а можно вылечить или сделать счастливым. Уже сейчас на Западе появились сообщения о создании приборов, лечащих акустическими волнами некоторые виды заболеваний, не говоря уже о музыкотерапии, имеющей древнейшие корни.
С большой долей правды и самоиронии мы можем признаться, что у каждого человека в памяти имеется ассоциативная матрица, заполненная по ходу жизни множеством шаблонов объектов и явлений, с которыми мы постоянно сравниваем окружающую нас действительность (т.е. то, что на нас воздействует). И самое печальное, что часто мы подменяем эту действительность её ассоциативным отражением, собранным из кирпичиков этой нашей ассоциативной матрицы. В этой подмене и заключается феномен майи, фокус, который она ежесекундно проделывает с каждым из нас.