Толкование на на Псалом 39
Начальнику хора. Псалом Давида.
Если бы я прочел весь этот псалом как относящийся ко Христу и только ко Христу, я поступил бы правильно; но между Христом и теми, кто составляют Его мистическое Тело, существует такое единство, что сказанное о Голове является истинным и для членов Тела. Что истинно о лозе, то истинно и о ветвях. Что истинно о Христе, то истинно и о тех, кто в Нем. Поэтому данный псалом в одинаковой мере относится и к Давиду и к "превосходящему величие Давида Сыну Давидову"; он также касается каждого, кто принадлежит к царственному семени, каждого истинно верующего в Господа Иисуса Христа. Итак, псалом начинается следующими,словами:
1. Твердо уповал я на Господа (в англ. Библии: "терпеливо ожидал я Господа" - П. п.), и Он приклонился ко мне и услышал вопль мой;
"Ожидал я". Разве не приходится нищим подолгу ожидать какой-нибудь жалкой милостыни, стоя у дверей своих собратьев ? Как же не остановиться и мне у врат Милосердия ради тех великих благословений, которых я жажду?
"Терпеливо ожидал я". У нас есть все основания с долготерпением ожидать помощь Иеговы, поскольку мы знаем, что "как отец милует сынов, так милует Господь боящихся Его", и если Он милостив, то мы можем позволить себе быть терпеливыми.
"Терпеливо ожидал я Иегову". Те, кто наиболее сильны в молитве, иногда принуждены ожидать ответа на свои моления. Не думайте, что Господь услышит вас сегодня или завтра. Согласно Своему обетованию: "Прежде, нежели они воззовут, отвечу", Он может услышать вас прежде, чем вы начнете говорить; но Он может, дабы испытать вашу веру, заставить вас и ждать. Вы умеете ждать? Тогда вы обязательно получите великое благословение.
"Терпеливо ожидал я Господа, и Он приклонился ко мне", склонился с небес, приклонился ко мне, снизошел до меня, призрел на меня - а также на мою молитву - и "услышал вопль мой".
2. извлек меня из страшного рва, из тинистого болота, и поставил на камне ноги мои, и утвердил стопы мои;
Это изумительная песнь, полная восторженной радости. Вы знаете, как широко был распространен на Востоке обычай бросать узников во рвы. Они часто были ужасно глубокими, темными и сырыми, на дне их было столько грязи, что человек в ней тонул. Давид поет о Господе: "Он извлек меня из страшного рва, из тинистого болота". Каким же чудесным было это извлечение! И поскольку Бог никогда ничего не делает наполовину, то Он не допустил, чтобы раб Его снова соскользнул вниз, потому что Давид добавляет: "и поставил на камне ноги мои".
"Поставил ноги мои". Когда Бог ставит ноги человека, то эти ноги стоят твердо, не скользя и не оступаясь. Господь поставил на камне ноги Давида и - еще более того -утвердил его стопы, сделав их крепкими, чтобы, двигаясь, он не претыкался.
3. и вложил в уста мои новую песнь - хвалу Богу нашему.
Воспой же, верующий! Ты достаточно стенал во рву, радуйся же сейчас, что ты на камне. Ты был беспомощен в темнице; воздай же громко благодарную хвалу теперь, когда стопы твои утверждены.
Увидят многие, и убоятся и будут уповать на Господа.
Перед вами картина, изображающая обращение грешника и то воздействие, которое проистекает от него. Человек видит благость Господню, проявленную Им к попавшему в беду чаду Божиему. Он устрашается, то есть наполняется благоговейным страхом перед Богом, а потом также обретает веру и начинает уповать на Господа. Один святой создает многих святых; одно дитя Божие, извлеченное из страшного рва, способствует такому же извлечению из него великого множества других.
4. .Блажен муж, который на Господа возлагает надежду свою, и не обращается к гордым и к уклоняющимся ко лжи.
Если вы уповаете на Бога, то у вас не будет почтения к гордецам, а также к уклоняющимся от Слова Божиего и распространяющим ложь. Если вы действительно боитесь Бога, то у вас не будет страха перед людьми.
5. Много соделал Ты, Господи, Боже мой: о чудесах и помышлениях Твоих о нас - кто уподобится Тебе! - хотел бы я проповедывать и говорить: но они превышают число.
Размышляя о великой благости Господа, дитя Божие понимает, что ему никогда не счесть и тем более не пересказать всех милостей, которые проявил к нему Бог.
Наверное, это будет частью нашего вечного занятия - рассказывать ангелам, началам и властям на небесах о милосердии Господнем, которое мы познали здесь на земле.
Если бы у нас не было скорбей, нам было бы не о чем рассказывать. Но теперь, поскольку мы оказались на этом странном пути и в весьма трудных ситуациях, мы можем вписать еще одну страницу в наш дневник, который будет достоин того, чтобы читать его в те дни, когда все вымыслы сгорят в огне, но великие события из жизней людей Господних заставят святых Его почитать Бога во веки веков.
6-8. Жертвы и приношения Ты не восхотел; Ты открыл мне уши; всесожжения и жертвы за грех Ты не потребовал. Тогда я сказал: вот, иду; в свитке книжном написано о мне: я желаю исполнить волю Твою, Боже мой, и закон Твой у меня в сердце.
Разве я был не прав, когда говорил, что этот псалом повествует о Христе Божием? К кому, как не к Самому Господу Иисусу - так полно, с точностью до одной сотой -применимы эти слова? И разве Павел не рассматривает их подробно как говорящие об отмене ветхозаветного закона и о привнесении вместо него чего-то лучшего, а именно, послушания Христа, Спасителя нашего? Впрочем, в этот вечер я хочу читать Писание, как относящееся к святым, к народу Господнему. Я полагаю, многие из нас, видя, что Бог не благоволит к ритуальным действам и к внешней религиозности, зато весьма и весьма - к послушанию сердец, могут придти к Нему и возвестить вместе с Давидом: "Я желаю исполнить волю Твою, Боже мой". Возлюбленные друзья, вы не те, кем должны быть, вы не те, кем хотите быть, вы не те, кем будете, но скажите, разве бываете вы более счастливы, чем тогда, когда сознательно исполняете волю Божию? Разве грех не доставляет вам боль, а святость - радость? Если вы можете сказать, что с вами все именно так, то это значит, что вы созданы для Царства, вы на пути к полной победе над грехом. Храните же бодрость духа. Тот, кто произвел в вас желание исполнить волю Божию, облагодатствует вас и способностью исполнить ее. Скоро Он повергнет к вашим ногам сатану, а ваша врожденная порочность будет искоренена Духом Его благодати.
9. Я возвещал правду Твою в собрании великом; я не возбранял устам моим: Ты, Господи, знаешь.
Это то, что может сказать о Себе Иисус. Он был Князем всех проповедовавших на площадях, Великим Странником, Президентом Колледжа всех проповедников Евангелия, и я полагаю, многие из нас также могут сказать, что и мы - по мере наших сил и возможностей - пытаемся рассказывать о Христе всем, кто вокруг нас.
10. Правды Твоей не скрывал в сердце моем, возвещал верность Твою и спасение Твое, не утаивал милости Твоей и истины Твоей пред собранием великим.
Если кто-нибудь из вас оказался причастным греховному сокрытию истины Божией, если, призванные проповедовать, вы не проповедуете полное Евангелие благодати Божией, да простит вам Господь и да заставит явно возвестить все, что Он написал на сердцах ваших! Мы не можем говорить то, чего не знаем, и мы не должны пытаться это делать; но то, что выгравировано в сердцах наших Духом Святым, мы обязаны рассказать другим. Этот светильник был зажжен для того, чтобы светить, и вы приняли Божественный огонь, чтобы светить к славе Божией. И, возможно, в ваш мрачный час вы получите по крайней мере хоть какое-то утешение от того, что сможете сказать: "Я возвещал правду Твою в собрании великом; я не возбранял устам моим: Ты, Господи, знаешь. Правды Твоей не скрывал в сердце моем, возвещал верность Твою и спасение Твое". Вы можете использовать эти слова в качестве довода в вашей молитве, подобно тому как делает это псалмопевец: "Не утаивал милости Твоей и истины Твоей перед собранием великим", а потому:
11. Не удерживай, Господи, щедрот Твоих от меня; милость Твоя и истина Твоя да охраняют меня непрестанно.
Не сомневайтесь, Бог позаботится о нас, если мы позаботимся о Его истине. Если мы из трусости станем замалчивать отдельные стороны Евангелия, Бог может оставить нас без Своей защиты. Но если мы не сокроем ничего из того, что Он нам открыл, если мы будем верны истине, которая нам доверена, то эта истина сама будет охранять нас и мы будем узнавать о милости Господа все больше и больше.
Но как печален последующий стих, если в нем отражены переживания кого-нибудь из тех, кто познал Господа!
12. Ибо окружили меня беды неисчислимые; постигли меня беззакония мои, так что видеть не могу: их более, нежели волос на голове моей; сердце мое оставило меня.
Если кто-нибудь из тех, к кому я сейчас обращаюсь, находится в таком же состоянии, то пусть он утешится, вспомнив, что этой мрачной дорогой, на которой он сейчас стоит, прошел другой, и пусть последует его примеру, моля Господа об избавлении:
13. Благоволи, Господи, избавить меня; Господи! поспеши на помощь мне.
Так "из глубины" взывал к Господу Давид. Последуйте же его примеру, если вы оказались в сходной ситуации. Воскликните вместе с добропорядочным Джоном Райландом:
"Из глубины
(и зная лишь Твою любовь ко мне)
взываю: Господи, услышь!
Приди на помощь мне!"
14-16. Да постыдятся и посрамятся все, ищущие погибели душе моей! Да будут обращены назад и преданы посмеянию желающие мне зла! Да смятутся от посрамления своего говорящие мне: "хорошо! хорошо!" Да радуются и веселятся Тобою все, ищущие Тебя,
Вот утешение для всех несчастных, в трепете ищущих Бога; они всего лишь ищущие, но возблагодарим же Бога за то, что они ищущие, и давайте скажем вместе с псалмопевцем: "Да радуются и веселятся Тобою все, ищущие Тебя". Все истинные христиане, нашедшие Христа, все еще остаются ищущими; потому что, найдя Христа, они воспламеняют души свои жаждой искать Его больше и больше. Так что мы тоже молимся этой молитвой: "Да радуются и веселятся Тобою все, ищущие Тебя".
16,17,18. и любящие спасение Твое да говорят непрестанно: "велик Господь!" Я же беден и нищ, но Господь печется о мне. Ты - помощь моя и Избавитель мой; Боже мой! не замедли.
Да благословит Господь наше чтение этого драгоценного места из Слова Его, ради прославления имени Его! Аминь.
Как мучают сезамовое семя -
чтоб масло получить - на жерновах,
так мучается все живое племя,
чтоб выстрадать, уразумев в словах
таинственных и полудревних риши
ту истину, которая не лжет:
что все живое лишь для Бога дышит
и для Него рождается и мрет;
и что когда, иссохший от страданий,
ты устремляешь свои взоры ввысь -
туда перенеся предел мечтаний, -
то знай, что Бога чаянья сбылись.
[Риши - мудрец милостью Божией.]
Он хочет, чтобы все живое тлело -
сиянием превосходя звезду -
одним огнем, который не есть тело,
не прах, не дуновение, но - дух;
и чтобы человек туда стремился,
откуда так безжалостно упал.
Бог хочет, чтобы каждый возродился,
любил Его и больше не страдал.
Решение Ионы или "Опять увижу!"
"И я сказал: отринут я от очей Твоих, однако я опять увижу святый храм Твой"
(Иона 2:5)
Какое сложное творение человек! Те, кто думают, что могут полностью описать его, просто-напросто не понимают его. Человек - это загадка и противоречие. Как выразился Ральф Эрскин:
"Я - темный непонятный край,
Я - сущий лабиринт из тайн".
Вот, например, признание Давида: "Тогда я был невежда, и не разумел; как скот был я пред Тобою. Но я всегда с Тобою; Ты держишь меня за правую руку" (Пс. 72: 22,23). Павел говорит: "Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти? Благодарю Бога (моего) Иисусом Христом, Господом нашим" (Рим. 7:24,25). Он всею силой Духа Божия укреплялся во внутреннем человеке и тем не менее представлял собой саму слабость. Как видно из нашего сегодняшнего стиха, Иона явно находится в безвыходном положении: "отринут я от очей Твоих", и однако у него все еще есть надежда, так как он заключает: "однако я опять увижу святый храм Твой". Казалось бы, все потеряно, но все же до тех пор, пока человек в состоянии взирать на Бога, на самом деле не потеряно ничего. Бог не видит его, не может его видеть - так думается человеку, и тем не менее он говорит о собственном видении Бога; странно, не правда ли? Он как бы говорит: "Я отринут от очей Твоих, но тем не менее Ты остаешься пред очами моими". Я не знаю более мрачного приговора, который могли бы изречь человеческие уста, чем этот: "Я отринут от очей Твоих". И я не знаю более обнадеживающего заключения, на котором могло бы утвердиться человеческое сердце, чем это: "Однако я опять увижу святый храм Твой". О, неиспытанный и неискушенный брат, никогда не впадай в замешательство, когда ты не в состоянии понять самого себя; наоборот, если ты стал для себя тайной, считай это одним из доказательств того, что в тебе заключена божественная жизнь. Если ты, подобно школьнику, сможешь нарисовать грифелем свой портрет на доске и сказать: "Это и есть весь я", то, значит, тебя можно будет стереть, а твой образ - забыть. Но бессмертный и божественным образом вселившийся в нас Дух, которому предстоит пережить солнце, луну и звезды, невозможно изобразить с такой же легкостью. Хотя ты брат червю и родственник тлению, ты, тем не менее, состоишь в близких отношениях с Тем, Кто восседает на вечном престоле. Обширные пространства страны чудес пролегают между твоим состоянием презренной добычи смерти и твоим уделом наследника Божия через Иисуса Христа. Человечество - это великая пучина. Я не ставлю ее, пытаясь сравнить, рядом с неизмеримой бездной Божества, но я не знаю ничего другого, что превосходило бы ее.
Итак, наш сегодняшний стих подводит меня к следующему замечанию: в каких бы обстоятельствах ни оказалось дитя Божие, его вера всегда выступит вперед. Мы видим Иону, находящегося в настолько скверном положении, что он говорит: "Отринут я от очей Твоих", и все же, несмотря на это, он объявляет: "Однако я опять увижу святый храм Твой". Накатывается огромная океаническая волна, покрывая собой не только ноги и грудь веры, но и высоко возвышаясь над ее головой, так что на какое-то мгновение кажется, что вера утонула. Но подождите немного, и вера снова поднимает голову - с лицом, раскрасневшимся от волны, с рассыпавшимися по нему локонами, - и восклицает: "Однако я опять увижу святый храм Твой". Запишите где-нибудь для себя девиз веры: INVICTA (т.е. непобедимая (лат.) - П. п.); она всегда выступает на белом коне, как победоносная и чтобы победить. Вера - это дитя Всемогущего и она имеет свою долю в Его всемогуществе: она рождена Вечным и располагает Его бессмертием. Вы можете сокрушать и толочь ее, но каждая ее часть при этом остается живой и продолжает жить; вы можете бросить ее в огонь, но ее невозможно сжечь, и даже запаха огня не остается на ней; вы можете бросить ее в великую пучину, но она обязательно выплывет из нее. Глаз веры сотворен таким образом, чтобы впитывать в себя солнечный свет; и до тех пор, пока Бог остается солнцем, глаза веры всегда будут находить в Нем радость. Если у нас есть вера, то в нас есть то, что побеждает мир, расстраивает планы сатаны, сокрушает грех, правит жизнью и упраздняет смерть. Все возможно тому, кто верует. Вера торжествует в каждом месте, везде, несмотря на то, что ее жизнь - это постоянное непрекращающееся испытание. Наступление может быть сокрушено как сосуд горшечника, а основание иногда оказывается непрочным как паутина, но вера пребывает, возрастает и царствует в силе Всевышнего.
Прошу обратить внимание - ибо для некоторых из присутствующих здесь это может оказаться хорошим утешением, - что бедствие, выпавшее на долю Ионы, было поистине исключительным, и однако вера утвердила его в благом положении. Вы читали об Иосифе, заключенном в темницу, но это было воистину ничто по сравнению с Ионой, погребенным во чреве кита. Вы читали об Иове, сидящем в пепле, переживающем крайнее горе - это подлинно ужасная трагедия, но один Иона заключает в себе множество Иовов, если принимать в расчет выпавшее на его долю и пережитое им несчастье. Оказаться живьем в утробе живого чудовища - это было ужасным. Вне всякого сомнения, условия в которые попал Иона, довольно быстро (если не предполагать чудо) привели бы его к смерти. Мрачная, удушливая, заразная темница была бы предпочтительнее пасти акулы, или какой бы там ни было рыбы, проглотившей его (в русск. синод. Библии эта рыба именуется китом - П. П.) Особенным было то, что Иона хорошо осознавал свое положение, знал, когда чудище нырнуло ко дну моря, когда оно проходило сквозь луга морских трав, когда приблизилось к какой-то большой горе и когда снова поднялось на поверхность моря. Все это делает чудо еще более поразительным, так как разумно предположить, что человек, попавший в такую ситуацию, должен бы был потерять сознание или же по крайней мере впасть в некое заторможенное, дремотное состояние. Иона оказался в таком положении, которое не выпадало более никому из смертных ни до него, ни после. Необычность и исключительность бедствия, случается, добавляют свое жало к уже испытываемому страданию. Когда человек считает, что никто никогда еще не страдал так, как он, то отсюда он делает вывод о полной безнадежности своего положения. Дорогой друг, переносящий испытание, я уверен, что ты не можешь с какой бы то ни было уверенностью утверждать то же самое о себе, потому что в каждой твоей скорби ты имеешь собрата по несчастью. Иона же мог сказать это с абсолютной истинностью. Он оказался там, откуда никто никогда - как до него, так и после - не возвращался живым. Его испытание было всецело его испытанием, никто другой никогда не переносил его; в своем бедствии он не имел предшественника, он был первым и последним из тех, кто провел во чреве кита три дня и три ночи. Он был единственным в самой что ни на есть наивысшей степени, и однако - и в этом воистину заключена благословенность - вера его оказалась соизмеримой с его положением, а если точнее - равной ему. Веру невозможно сделать изгнанницей, ее дом - везде. Вы все видели на монете острова Мэн достоинством в один пенни три ножки, которые всегда будут стоять, как бы вы ни поворачивали монету; так же и вера - бросьте ее куда угодно, она всегда упадет на свои ноги. Если вера обретается в малом ребенке, она одаряет его мудростью, превосходящей его возраст; если она приходит к дряхлому старику, то превращает его слабость в силу; если она даруется тому, кто одинок, то благословляет его самым лучшим обществом; а если она у того, кто оказался среди врагов, то она дарит ему самого лучшего друга. Вера, сопутствующая нашей слабости, делает нас сильными, вера в нищете делает нас богатыми, а в смерти - живыми. Обретите прочную уверенность в Боге - и вам не надо будет вопрошать, что произойдет в будущем: с вами все будет хорошо. Куда бы и как бы вы ни шли - криво или прямо, вверх на холм или вниз в долину, через огонь или через море - ваша дорога будет Царским путем. Если вера не подведет вас, то ничто не подведет. Вера окутывает человека с головы до ног панцирем, который не могут пробить ни меч, ни копье, ни ядовитые стрелы. Никакое оружие - даже если оно выковывалось на наковальне наивысшей сатанинской хитрости - не может быть успешным против веры. О истинно верующий! Ты в такой же безопасности, как Тот, в Кого ты веруешь, потому что Он "перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение - истина Его".
Ели бы я смог сейчас помочь хоть кому-то из детей Божиих, находящихся в беде, обрести надежный покой в Боге, я был бы воистину рад. О, да поможет мне в этом вечноблаженный Дух!
Итак, обратите ваше внимание, во-первых, на приговор, вынесенный чувствами - "Отринут я от очей Твоих", и, во-вторых, на заключение, данное верой - "Однако я опять увижу святый храм Твой". Не забудьте, что оба обретаются в одном и том же человеке в одно и то же время.
1. Первое: ПРИГОВОР, ВЫНЕСЕННЫЙ ЧУВСТВАМИ.
Отметьте, что этот приговор занимает в нашем стихе первое место. Чувственность выносит свое поспешное решение: "Отринут я от очей Твоих". Весьма примечательно, что неверие всегда высказывается первым. Где бы Давид ни говорил: "Я сказал в опрометчивости моей", вы всегда обнаружите, что за этими словами следует признание в безрассудстве и заблуждении. Неверие не умеет ждать, оно обязательно должно сказать свое слово и оно выболтнет все свое неразумие при первой же подвернувшейся возможности. Применительно к вам самим - если вы умеете быть спокойным и терпеливым, вы будете говорить к славе Божией; но если вы поспешны и опрометчивы и принуждены говорить с быстротой, как будто над вами постоянно висит угроза суда, то можно быть абсолютно уверенным, что вы скажете то, о чем впоследствии были бы рады умолчать. Наши поспешные слова часто обмакиваются в полынь и возвращаются к нам, чтобы мы сами их съели.
Сдерживай себя хоть на мгновение, брат мой, или - если ты все-таки должен говорить - говори за твоего Бога, а не против Него; говори за Него, а не за себя. Монолог - это часто увеличение бедствия. Сердце бродит и перегревается, порождая внутреннюю лихорадку, которая опаляет душу.
Если судно нуждается в ветре, то ему (судну - П.п.) невозможно помочь никаким действием, исходящим из самого этого судна; и однако это тот случай, когда мы говорим вместе с Давидом: "Изливаю душу мою во мне (в синод. варианте: "изливаю душу мою" - П.п.). Лучшими же будут следующие слова: "Народ! ...изливайте пред Ним сердце ваше", то есть перед Богом живым. Брат, не говори к самому себе, чтобы тебе не показаться безумцем: ты только крайне растравишь душу своими одинокими излияниями; говори к своему Богу. Даже если ты произносишь поспешные слова или слова неверия, все же лучше произносить их пред Его лицем, чем бормотать внутри твоего сердца. Он услышит их в любом случае; но когда Он видит, что в твоем духе нет лжи, хотя есть много нетерпения, Он милостиво простит тебе все твои ребяческие ошибки или слишком поспешную речь и поможет тебе перенести твое горе. Говори, потому что молчание убивает; но говори к Богу, потому что Он полон сострадания. Не забывай, однако, чему учит нас сегодняшний стих, и будь медлен на ропот, помня, что плотская природа всегда быстра на язык и практически всегда ошибается.
Этот приговор, вынесенный чувствами, с другой стороны казался весьма правильным. "И я сказал: отринут я от очей Твоих". Разве это не выглядело правдой? Иона попытался убежать от Бога, а Бог настиг его бурей и едва не разнес в щепки все судно, чтобы только быть с ним. Как следствие, Иона был брошен в море, огромная рыба проглотила его, и он был повлечен вниз, пока потоки не окружили его. Разве все, среди чего он теперь оказался, не было подтверждением его собственного подозрения, говорящего, что он отвержен? Мог ли он еще надеяться, что слово Господне придет к Ионе, сыну Амафиину? Мог ли он надеяться, что снова окажется среди празднующих святой день во дворе дома Господнего или что принесет на алтарь Иеговы свою благодарственную жертву? Нет, если исходить из данных его чувств, то он был прямо-таки понуждаем к такому заключению, которое он и выразил. У него не осталось ничего кроме его беззащитной, лишенной всякого покрова, жизни и притом в таких условиях, при которых едва ли кто-нибудь пожелал бы, чтобы она продолжалась. Он рассудил - показав при этом достаточно ума, - что он должен быть отринут от очей Божиих. Однако это было не так, и поэтому тех из вас, кто начал судить Бога данными своих чувств - т. е. тем, что вы чувствуете, и тем, что вы видите - я призываю пересмотреть свои суждения, а в будущем весьма недоверчиво относиться к вашей способности приходить к сколько-нибудь верному заключению относительно того, как относится к вам Бог. Слава Богу, вы неизбежно впадете в заблуждение, если впали в отчаяние. Для вас будет намного лучше показать свою веру, уповая на вашего Бога, чем продемонстрировать свое безрассудство, говоря: "Я отринут".
Поскольку этот приговор чувств выглядел правильным, Иона должен был чувствовать, что он, без сомнения, заслужил его. Если бы Бог обращался с Ионой так, как того заслуживал его грех, то он обязательно был бы отвержен. Он поспешил в Иоппию и сел на корабль, чтобы отправиться в Фарсис или все равно куда - только бы убежать от Бога. А за это можно ли было найти наказание более подходящее, чем то, какому он подвергся, оказавшись отринутым от очей Божиих? Не этот ли вопрос задавал он себе в Иоппии: "Куда мне скрыться от Духа Твоего?" Не об этом ли вопрошал себя: "Куда мне убежать от Тебя?" И вот теперь он получил ответ - он опустился вниз, в самую пучину, которая сомкнулась, полностью заключив его в себя. Его своеволие вернулось к нему, ему заплачено его же собственной монетой - и что еще мог он чувствовать при этом, как не то, что он исполнен и наполнен тем, что хотел? Если бы он погиб в море, он никоим образом не мог бы подвергнуть сомнению справедливость Господа. Если бы он, как отверженный, был заброшен и выброшен куда-то далеко, это было бы справедливым возмездием беглецу, отказавшемуся послужить своему Господину. Все это, без сомнения, удвоило его страдания; сознание собственной вины всегда есть самый горький ингредиент, самая горькая составляющая всего чего бы то ни было. Если все вокруг завывало в ухо Ионы: "Ты сам заслужил это!", то он воистину был в самом что ни на есть бедственном положении.
Одним из самых острых и мучительных компонентов в его несчастье было то, что во всем происходящем явно усматривалась рука Божия. Иона видит ее и трепещет. Обратите внимание, как он все приписывает Богу:" Ты вверг меня в глубину, в сердце моря, и потоки окружили меня, все воды Твои и волны Твои проходили надо мною". Мы можем перенести удар врага, но рана, нанесенная лучшим другом, воистину жестока. Если Сам Господь выступает против нас, то война повергает нас в трепет. Если вестник скорби отправлен Самим Иеговой и мы знаем это, то весь наш плотский разум заключает, что абсолютно все теперь кончено и что поэтому все, что нам еще остается, это сидеть и умирать. Вера думает иначе; данный же ход мысли полностью соответствует плоти и ее чувствам.
Заметьте, что этот приговор чувств - "Отринут я от очей Твоих" - был весьма горек для Ионы. По тому, как он это говорит, можно увидеть, что это было для него тяжким бременем; и однако кажется странным, что он должен был чувствовать именно так. Ведь это человек, который, находясь в помраченном состоянии души, пытался убежать от лица Господня, а потому пришел с этой целью к берегу и обрадовался, найдя корабль, направляющийся в далекую и почти неизвестную ему страну, и отдал плату за провоз, чтобы только скрыться от Бога; и теперь, когда он считает, что убежал от Бога, он почему-то исполняется страхом и ужасом. Именно по этому мы узнаем детей Божиих даже в их наитяжелейших обстоятельствах. О вы, принадлежащие к народу Божию, в вашем своеволии вы можете иногда пожелать скрыться от Всевидящего глаза, но если бы вам это и удалось, то это стало бы для вас адом. Если вы дитя Божие, вы должны жить пред лицем Божиим; это - ваша жизнь, и вы не можете быть счастливы, живя как-нибудь по-другому. О искупленный и возрожденный человек, для твоего однажды обновленного духа теперь уже невозможно каким бы то ни было образом быть счастливым среди нищенских стихий твоего прежнего состояния; кроме как в божественной атмосфере небесной любви, нигде теперь нет для тебя покоя. Ты потерян для мира сего, о наследник мира грядущего! Было время, когда его лакомства были сладкими для твоего вкуса и душа твоя могла наполнять себя ими; но день тот канул, ты должен теперь вкушать хлеб небес или же голодать. Если ты не находишь счастья в твоем Боге, ты обречен не найти его нигде. У тебя нет никакого выбора. Вся твоя природа теперь настолько изменена, что, подобно стрелке компаса, которая не успокоится, пока не будет указывать собой на северный полюс, так и твое сердце не способно обрести себе покой нигде, кроме как в Иисусе. Свет лика Его должен быть светом для тебя, или же ты будешь идти во тьме; твоя песнь должна исходить из уст Иисуса, или же ты не услышишь никакой песни, но только плач и скрежет зубов; твой рай должен заключаться в Его объятиях, и больше нигде для тебя нет рая. И мы не можем желать себе чего-то иного. Я уверен - и могу сказать от всего сердца, - что если бы Бог оставил меня, то это было бы для меня адом, ужаснее которого Данте и Мильтон не смогли бы себе представить. Что, если при этом я должен бы был продолжать мое святое призвание и проповедовать? Какое это горе - проповедовать без Него! Какая святотатственная насмешка! Если бы я должен был продолжать все еще сохранять внешнюю форму молитвы и нравственной жизни, какой суетой сует было бы все это без моего Господа! Без Бога! Братья, сестры, можете ли вы вынести эту мысль? Ни муки ада, ни его огонь, ни его неумирающие черви, ни что-либо подобное не в состоянии изобразить или выразить тот ошеломляющий ужас, порожденный всего лишь одной мыслью о том, что мы отделены от Бога. Оказаться отринутым от очей Его - это было бы воистину адом! И мне думается, что если бы разум Ионы был спокоен и уравновешен, а сам он был бы в состоянии воспринимать происходящее в свете истины, то это обязательно дало бы ему некоторое основание надеяться, что он после всего, что произошло, тем не менее не отринут от очей Божиих, ибо он чувствовал себя таким несчастным при мысли об этом. Разве Господь оставит душу, скорбящую от того, что она оставлена? Никакой дух не отринут от Бога полностью, если он томится по Нему. Если вы в состоянии удовлетвориться состоянием без Бога, то вы воистину погибший человек; но если в вас вздымается острое и мучительное недовольство при одной только мысли об отделенное(tm) от Бога, тогда вы - Его, а Он - ваш, и никакому вечному разделению никогда не бывать между Им и вами.
Таким образом, я попытался показать силу этого приговора, вынесенного чувствами: "Отринут я от очей Твоих", но далее я хочу заметить, что этот приговор был неправдой. У Ионы было основание для скорби, но не было основания для этого полного отчаяния вывода. Приговор не опирался на достаточность улик. Иона располагал чем-то значительно большим, нежели нечто, могущее заставить его сказать: "Отринут я от очей Твоих". Как? Иона - и живой в море! Живой в пучине! Живой во чреве кита! И после этого говорить, что он отринут от очей Божиих! Вне всякого сомнения, если Бог вообще был тогда где-нибудь в мире, то Он был в той огромной рыбине. И могло ли сыскаться более убедительное доказательство присутствия Его силы и Божества, чем факт сохранения человека живым в живом чудовище ? Это было чудом, длившимся целых три дня и три ночи. А где чудо, там самым явным образом виден Бог. Если бы Иона спросил море и вопросил глубины земные, они бы сказали ему, что Господь недалеко. Если бы он спросил самого кита, тот бы ответил, что Бог здесь. Если те, кто выходят в море на кораблях, видят дела Господа и чудеса Его в пучине, то намного более увидят их те, кто входит в море во чреве кита. Есть стих, который Иона никогда не мог слышать и который я рекомендую вам на случай, если вы попадете туда, где оказался Иона. Я не думаю, что вы будете в буквальном смысле живьем погребены в какой-нибудь рыбине, но духовно вы можете погрузиться так же глубоко, как и наш пророк. Что же это за стих? -"Приходящего ко Мне не изгоню вон". Иона сказал: "Отринут я", но это было неправдой. Бедный Иона! Его отринули корабельщики, но не отринул Бог; он был отринут от корабля, но не от очей Божиих. Господь древний оставался верен, и не в Его правилах было отрекаться от людей Своих. Как сказал Давид: "Ибо Господь не отвергает навеки; но хотя Он и причиняет скорбь, все же имеет сострадание по множеству милостей своих". Помните же стих, который я только что процитировал, эти слова, исшедшие из самых уст нашего Господа: "Приходящего ко Мне не изгоню вон". Никогда не сомневайтесь в этих священных словах. Он никогда, никогда не изгонит и не отринет ни одного уповающего на Него. Так что если вам когда-либо доведется попасть в состояние, которое покажется вам совершенно безвыходным - подобно состоянию нашего пророка в глубине морской, - вы тем не менее можете оставаться уверенными в том, что вы не отвержены и не отринуты. Тот, кто говорит, что он изгнан, говорит нечто большее, чем то, что когда-либо могло бы оказаться истиной; ибо непреложное обетование гласит: "Приходящего ко Мне не изгоню вон". И нам не пристало разносить по всей земле ложь о Боге. Он не изрекает того, что лживо, но из уст Его исходит одна правда. Даже если все вещи на земле и в аду поклянутся, что Господь изгнал одного из верующих в Него, наш долг будет заключаться в том, чтобы не верить этому, ибо невозможно, чтобы Он хоть когда-нибудь - по какой бы то ни было причине и каким бы то ни было способом -изгнал и отринул хотя бы одного верующего.
2. Далее, дорогие друзья, попрошу вашего внимания еще - и да обратит Господь слова мои вам на пользу, - пока в оставшееся для меня время я порассуждаю о ВЫВОДЕ, СДЕЛАННОМ ВЕРОЙ. О, если бы Дух Святой произвел в нас "равно драгоценную веру", как в случае с Ионой! "Однако! - говорит Иона, - даже если я и отринут, я опять увижу святый храм Твой".
Иона - даже в наихудшем состоянии духа - все же оставался Божиим человеком. Ни в одно из мгновений жизнь вечная не была совершенно отторгнута от него. Но каким же безобразным святым выглядел он, когда пребывал в своем упрямстве! Гордое, себялюбивое, своенравное и неотесанное существо, едва ли могущее вызвать чью-то любовь! И однако подобно тому, как моллюск в своей неказистой раковине может скрывать драгоценную жемчужину, так и наш грубый пророк хранил в глубине своего естества бесценный самоцвет веры - веры высокородной, превозмогающей, торжествующей - веры наивысшего порядка.
Эта вера понудила ею к молитве. Наша глава начинается словами: "И помолился Иона Господу Богу своему из чрева кита". Он не молился, когда бежал в Иоппию. Пустившись в опрометчивое плавание, он решил взять свою судьбу в свои собственные руки и ничего не оставлять Богу. Как мог он молиться в таком состоянии души? Он отдал плату за провоз его до Фарсиса, и он не молил Бога благословить эти расходы, я в этом совершенно уверен. Когда море начало волноваться и близилась буря, он был внутри судна, но он не молился -нет, он ушел спать. Его совесть стала тупой и черствой, как бы под действием раскаленного железа; духа молитвы не было в нем, но было некое оцепенение ума и летаргия сердца. И вот он попадает во чрево кита, в весьма тесное и воистину мертвое пространство, в котором, как можно ожидать, он должен был бы впасть в кому или же в некое обморочное состояние, если допустить, что он каким-то образом вообще остался живым; однако во чреве кита он начинает молиться. Вы всегда заметите, что Божий дети молятся там, где, как вам думается, они должны были бы впасть в отчаяние; а с другой стороны, вы обнаружите, что они не молятся там, где, как вам кажется, они должны были бы пребывать в непрестанном молении. "О, - скажет кто-то, - если бы все мое время я мог посвятить себе самому, если бы у меня не было никаких забот о семье и работе, сколько времени я мог бы отдать молитве!" Мог бы отдать? Я не дал бы гарантии, что его молитвы были бы многочисленными. Многие из тех, кто располагает наименьшим временем для молитвы, молятся более всех, а те, у кого самые благоприятные возможности для этого и все вокруг прямо-таки содействует молитве, слишком часто демонстрируют наибольшую вялость духа.