Ярость, отчаяние, любовь

Сильные чувства, такие как ярость, нередко возникают в момент прерывания раннего движения любви ребенка¹, в мо­мент, когда он не может двигаться дальше. Такова ярость. Она защищает ребенка от боли любви. Ярость здесь — только одно из проявлений прерванной любви.

Если в процессе терапии я допускаю выражение чувства ярости — это лишь повторение того, что произошло раньше. Движение любви как было, так и остается прерванным. Это повторение прежнего опыта, но не освобождение от него. Ярость порождает иллюзию превосходства над родителями. В момент проявления ярости некоторые говорят отцу или матери: «Я убью тебя». Им кажется, что тем самым они сделали это и чего-то добились. Ничего они этим не добились. Впоследствии такие люди часто сами себя наказывают.

Если во время терапии человек хочет выразить свою ярость таким способом, я останавливаю его. Поскольку ярость здесь — защитная реакция. Если после этого клиент больше не спосо­бен на ярость, он возвращается к другим чувствам, скрываю­щимся за ней, а именно: к любви и боли. Эти чувства связаны с друг с другом. Такая любовь более болезненна, чем ярость. Вообще это самое болезненное чувство, поскольку мы ощуща­ем его в сочетании с чувством полного бессилия. Давая волю ярости, я отрицаю свое бессилие. Я его не чувствую.

¹ Под движением любви ребенка к родителям здесь понимается врожденная, инстинктивная потребность ребенка в любви и защите со стороны родителей, кото­рая проявляется в необходимости время от времени возвращаться к ним для под­тверждения этих чувств или в случае опасности. Чем младше ребенок, тем больше он от этого зависит. Если этот процесс по каким-либо причинам прерывается, ребенок переживает сильную боль. — Прим. науч. ред.

Решающим в данной ситуации будет, если клиент скажет: «Пожалуйста...» Вы замечаете силу этого слова по сравнению со взрывом ярости? «Папа, пожалуйста...». «Мама, пожалуйста...». Какая сила в этом и какая боль.

Бывают ситуации, когда ребенок чувствует себя покину­тым. Возможно, его по недосмотру оставили стоять где-то од­ного. Ребенок в смятении. Если в процессе терапии я даю воз­можность проявиться смятению, это обеспечит хороший ре­зультат. Смятение — это не отрицание пережитого «быть поки­нутым», но точно соответствует ему. Это помогает.

Ненависть

Ненависть приковывает внимание к преступнику. Жертва свободна от преступника, если она обособится от него. В силу такого отступления преступник предоставлен собственной душе и собственной судьбе. Это форма уважения. Так жертва может обрести свободу от преступника. Уход от преступника и его преступления в пустую середину, как я это называю, дает жер­тве силу стать действующим лицом. Те же, кто занимается пре­следованием, кто негодует, моралисты и невиновные, — пре­ступники в душе своей. Их фантазии, связанные с насилием, часто хуже, чем само деяние, совершенное преступником.

ДУША

Введение

Душа и ее действие рассматриваются в этой главе под разны­ми углами зрения. Речь пойдет об измерениях души: телесном изме­рении, душе семьи и о Большой Душе. Мы рассмотрим порядки, действующие в этих измерениях, и их последствия для нашей жизни, а также для психотерапии. Душа также играет свою роль и в развитии болезней, иногда болезнь душе просто необходима.

В этой главе речь также пойдет об отношениях между «Я» и душой, о различии между добром и злом и о том, как эти различия преодолеть с помощью понимания и глубоких движений души. Эта глава также содержит интервью на тему «Судьба и душа».

О душе я писал практически во всех моих книгах, в особеннос­ти в книге «Ив середине тебе станет легко» в главе «Тело и душа, жизнь и смерть»; в книге «Anerkennen, was ist» («Признать то, что есть») под заголовками: «Дотронуться в душе до большего» и «Душа следует иным законам, чем дух времени».

В этой главе я иногда выхожу за пределы ранее сказанного мною, например, там, где речь идет о соотношении совести и души.

Границы души

УЧАСТНИК: Я бы хотел спросить тебя, что ты вкладываешь в понятие «душа»? У меня сложилось впечатление, что ты про­тивопоставляешь человека и его душу. До сих пор я считал, что человек и его душа едины.

Б. X:. Что значит «понятие»? Как будто душу можно понять. Можно увидеть действие души. Семья, например, или род об­ладают общей душой. Это общий центр, который управляет всей группой, а не каждым ее членом в отдельности. Каждый в отдельности принадлежит душе, он часть души.

Многие узурпируют душу, говоря: «моя душа» — как это принято в христианстве, например. Душу «спасают», как будто

обладают ею, как будто можно ее взять с собой на небо. Стран­ное представление, что у каждого есть своя душа. Как будто можно проглотить полноту бытия и держать ее внутри своего тела как в тюрьме. Как будто все зависит от души, которая находится внутри нас и принадлежит нам.

Такое представление сильно отягощает человека. Больной, например, ждет от своей души, что она сделает его здоровым. При этом не происходит никакого движения, напротив, все каменеет. В таком случае помогает представление о том, что де­лает душу «широкой» и что делает душу «узкой». Все, что делает душу шире, имеет благотворное влияние. Оно дает душе про­стор, выпуская ее на свободу, к ее стремлению, например, в семью. Но это только часть движения. Чем больше свободы душе дает человек, тем дальше она может простирать свои границы.

У души много измерений. Эти измерения души я описал в маленьком стихотворении, которое называется «Путь».

История «Путь»

Сын старого просил отца:

«Прежде чем ты уйдешь, отец, дай мне благословенье!»

Старик промолвил: «Пусть

моим благословеньем будет,

что я в начале пути познания

провожу тебя немного».

На следующее утро они отправились в дорогу

и, выйдя из долины узкой,

стали подниматься в гору.

Клонился день к закату, когда достигли они вершины,

и вся земля теперь лежала, куда ни глянь,

до горизонта,

в лучах света.

Солнце зашло,

и вместе с ним угасло яркое великолепье:

настала ночь.

Но в наступившей темноте

сияли звезды.

(Перевод Ирины Беляковой)

/

Порядки души

Семья обладает общей душой и общей совестью. Душа и совесть подчиняются трем основным порядкам.

Первый порядок гласит: каждый в системе, живущий или умерший, имеет равное право на принадлежность. Если одно­му члену системы отказано в праве на принадлежность — на­пример, в силу моральной оценки: «он подлец» или «он пья­ница», или «у него внебрачный ребенок» — последствия отказа в праве на принадлежность одни и те же, независимо от того, что именно ставится в вину такому члену семьи. Некоторые люди претендуют на большее право на принадлежность, по­скольку считают себя лучше. Но для семейной души не суще­ствует различий между добром и злом в широком смысле. Ведь так называемое зло — это только одна сторона многообразия мира, другой стороной которого является добро. Не будь зла, не могло быть и добра. Человек, хороший во всех отношениях, ужасен. Мнящий себя совершенством во всех отношениях, ужа­сен. Такой человек опасен. Люди, считающие себя лучше дру­гих, опасны. Рядом с людьми, которые считают себя обычны­ми, чувствуешь спокойствие и сопричастность.

Если кому-либо из членов семьи отказано в равном с други­ми праве на принадлежность, семейная душа или семейная со­весть пытаются восстановить порядок путем замещения такого члена семьи. Это второй основной порядок, которому следуют семейная душа и семейная совесть. Замещение происходит, как правило, таким образом, что семейная совесть связывает более младшего в семье с более старшим — исключенным. Младший замещает старшего с целью компенсации. Младший страдает так же, как и старший, и становится таким же, как он. Так системе приходится вновь столкнуться с борьбой добра и зла.

Решением для младшего будет уважение исключенного или того, чья судьба внушает страх другим членам семьи, что и приводит к исключению и забвению. Такое часто случается, например, с матерями, которые умерли в родах. Компенсацией в этом случае будет проявление уважения к ним. Тогда система обретает покой, и никому из младших не придется замещать старших.

Итак, два основных порядка души — это равное право на принадлежность и компенсация отказа в принадлежности.

Третий основной порядок требует, чтобы те, кто появился раньше в системе, обладали преимуществом по отношению к тем, кто появился позднее. Семейная совесть и семейная душа следят за тем, чтобы преимущество старших соблюдалось, в противном случае младшие приносятся в жертву с целью ком­пенсации. Если преимущество старших неприкосновенно, млад­шие свободны.

Болезнь и душа

Опыт показывает, что определенные события (например, раннее расставание с матерью или несчастный случай с угрозой для жизни, произошедший в раннем возрасте) позднее сказы­ваются не только на душе, но и на теле человека. В этом случае можно попытаться снова оживить события, которые отозва­лись болью в душе и оказали свое воздействие на тело, внима­тельно посмотреть на эти события, примириться с происшед­шим, таким, как оно было, и получить облегчение или исцеле­ние в гармонии с судьбой и телом.

Болезнь, душа и «Я»

Если в родительской семье клиента произошло нечто такое, что повлияло на его тело (привело к болезни или послужило ее причиной), это произошло не без участия души. Душа уча­ствовала в этом процессе, но неким необычным образом. Душа всегда следует за любовью. Глубоко в душе действует любовь. На действие души и этой любви наслаивается собственное «Я», вытесняя их.

Многие понимают психосоматику, т. е. попытки исцеле­ния как на физическом, так и на душевном уровне, не как совместное действие души и тела, а как совместное действие тела и человеческого «Я». Некоторые пытаются прийти к ис­целению, рассматривая психотерапию как лекарство, которое необходимо принимать в дополнение к другим лекарствам, чтобы достичь выздоровления. Это несправедливо по отно­шению к душе.

Иногда душа хочет болезни, даже когда «Я» думает иначе. Для души здоровье не есть высшая ценность. Сама жизнь не есть для души высшая ценность. Душа связана с чем-то более глубоким, и это надлежит выявить. Установление связи с выяв­ленным странным образом воздействует на тело.

Приведу пример. Недавно я смотрел по телевидению пере­дачу, посвященную спонтанному излечению рака. Одна кли­ника в Нюрнберге, проводящая исследования в области спон­танного излечения рака, представляла своего безнадежно боль­ного пациента. Ранее он был прооперирован, но в ходе опера­ции было установлено, что с медицинской точки зрения уже ничего невозможно сделать. Пациент был зашит и выписан домой. Мужчине стало ясно, что жизнь его подходит к концу. Тогда он вместе со своей женой составил завещание. В тот мо­мент, когда завещание было готово, он почувствовал некий толчок в теле. Позднее все раковые клетки отмерли.

Основываясь на собственном опыте, я сделал вывод: это именно то, что я часто наблюдаю в процессе своей работы. Этот мужчина пришел в состояние гармонии со смертью, своей судьбой и своей кончиной, с первопричиной, так сказать, — с тем, откуда возникает жизнь и куда она уходит. Это и дало целительную силу.

В ходе своей работы я не ставлю целью кого-то вылечить. Я не могу этого, как не могу подняться над судьбой или движе­ниями души. Я только иду вместе с движением души и наде­юсь, что примирю тяжело больного клиента с первопричиной. Я надеюсь, что из этого возникнет нечто целительное.

Существует странное представление о душе. Некоторые ду­мают, что сначала из материи создается тело, в которое вдыха­ется душа, как это описано в Библии. Умирая, человек с после­дним вздохом выдыхает душу.

Но вдумайтесь, момент возникновения человека — это мо­мент соединения двух одушевленных клеток. Человек одушев­лен с момента возникновения его первой клетки. Существом одушевленным человека делает не его душа. Ведь душа суще­ствовала задолго до его появления. Как тело — часть длинной цепи из тех, кто был до него, после него, рядом с ним, кто есть и будет, так и душа связана со многими.

Душа оказывает на наше тело примиряющее и руководящее действие. Такое действие совершенно не осознается нами, но

оно знающее. Душа простирается далеко за пределы нашего тела. Она находится в постоянном обмене со средой, иначе невозможны были бы обмен веществ, например, а также про­должение рода.

Душа выходит за пределы тела и в ином смысле: ее пределы распространяются на всю нашу семью, связывая нас с членами семьи и рода. Так же, как душа объединяет все части нашего тела внутри его границ, она руководит и семьей в пределах определенных границ.

Всякая семья имеет свои границы. Видно, кого душа зак­лючает в свои пределы и связывает с другими членами семьи, а кого нет. Поэтому к членам одной семьи относятся только определенные лица, а именно: братья и сестры, родители, бра­тья и сестры родителей, бабушки и дедушки, некоторые из прародителей, а также те, кто освободил место для других чле­нов системы (например, прежние партнеры родителей или бабушек и дедушек). Иногда семейная душа распространяется и на более старшие поколения, особенно если в семье встре­чались страшные судьбы. Тогда в душе действуют и четвертое, и пятое, и шестое поколения. Из этого становится совершен­но очевидным, что в пределах семьи как живущие, так и умер­шие представляют собой единое целое. Все связаны друг с другом.

Душа выходит и за пределы семьи, она связана с другими группами и всем миром в качестве целого. Эта душа — Большая Душа. Внутри Большой Души не существует противоречий, нет ни молодых, ни старых, ни больших, ни малых, ни живу­щих, ни умерших. В ее пределах все едины.

Но существует и такая часть души, которая может всту­пать в противоречие с самой душой. Она может вступать в противоречие с телом, с семьей и с Большой Душой. Эту часть души мы называем «Я». Однако это «Я» может и соеди­ниться с телом, с семьей, с Большой Душой. Многие психо­соматические заболевания возникают оттого, что «Я» проти­вится телу, противится семье, противится Большой Душе. Решение возможно, если «Я» соединится с телом, соединит­ся с семьей, соединится с Большой Душой. Такое соедине­ние мы ощущаем как смирение. А противопоставление — как самонадеянность. Самонадеянный падает, соединившегося жизнь несет.

Измерения души

Я бы хотел кое-что сказать об измерениях души. Что бы мы ни делали, наша душа всегда делает это вместе с нами. Иногда мы делаем что-то хорошее, и наша душа делает это вместе с нами. Иногда мы делаем что-то плохое, и наша душа делает это вместе с нами. Иногда мы совершаем нечто безрассудное, и наша душа делает это вместе с нами. Иногда мы делаем что-то, что служит миру, что соединяет противоположное и противо­речивое, и наша душа делает это вместе с нами. Это проявления разных измерений души.

И все-таки что же такое душа? Мне кажется, прежде всего мы должны отказаться от западного представления о том, что у человека есть душа — его собственная душа, принадлежащая ему одному. Что человек, так сказать, заботится о чистоте души, которая заключена в границах его тела, и стремится к бессмер­тию и вечной жизни. Это западное представление, идущее от Платона.

Опыт, полученный в процессе семейных расстановок, гово­рит об ином. Он показывает, что мы все — часть Большой Души. То есть не каждый из нас обладает собственной душой, а каждый из нас — часть Большой Души. Эта Большая Душа, или душа вообще, проявляется в двух функциях. Во-первых, она объединяет частное в целое, например: она объединяет все в нашем теле в единый организм. В этом смысле она принадле­жит телу в качестве объединяющего фактора. Во-вторых, душа управляет. Она управляет нашим телом и нашей жизнью. Как? Этого мы не знаем. Таким образом, душа — это руководящий орган, который объединяет и управляет.

Мы можем наблюдать, что в пределах семьи действует об­щая душа, которая управляет семьей как целым. Мы могли это видеть во время последней расстановки. Действия членов се­мьи управляются чем-то, что находится за пределами семьи и все же объединяет ее членов в единое целое. Это можно назвать семейной душой. Это одно из измерений души. Но не един­ственное. Душа всегда распространяется за пределы существу­ющего. Душа, которую мы ощущаем в границах своего тела, которая движет нами, выходит далеко за его пределы. Не будь этой души, обмен с окружающим миром и другими людьми был бы невозможен. Только потому, что наша душа не ограни-

чена пределами нашего тела, мы можем строить отношения с другими людьми, например, любить. Из общего, происходя­щего между людьми, рождается нечто новое. Например, муж­чина и женщина, вместе ведомые любовью, — одна душа, кото­рая продолжается в их ребенке. Итак, душа — это всегда нечто подвижное, что распространяется за пределы нас самих.

Очевидно, что душа проникает в сознание своими глубоки­ми движениями очень медленно. Она проникает в наше созна­ние на поверхностном уровне, выполняя определенные функ­ции, которые находятся в противоречии с более глубокими функциями души. Итак, душе необходимо обрести сознание внутри нас. Она показывается шаг за шагом и внутри нас при­ходит в сознание.

Иногда мы слепо следуем движению души, тогда она приво­дит нас к гибели. Это необходимо знать. Это еще одно измере­ние души. Порядки любви, о которых я писал в своей книге «Порядки любви», зачастую слепы и могут вести к переплетени­ям, несчастью и страданиям. Все же существуют и другие поряд­ки любви, которые ведут к благословению, счастью, к жизни во всей ее полноте. Первое движение слепо, второе — зрячее.

Мне кажется, но это только гипотеза, что сначала душа при­водит в людях нечто в движение. Это нечто я называю групповой (родовой)² совестью. Она объединяет род или какую-либо иную группу и следит за тем, чтобы никто не был потерян. Эта совесть, в которой мы все участвуем в равной степени и которая в качестве высшей инстанции всех нас ведет к определенным целям. Первая из них — выживание группы. Поэтому такая совесть не терпит исключения или забвения любого из членов группы.

Родовая совесть объединяет в равной степени как живу­щих, так и умерших. Она объединяет царство живых и царство мертвых воедино. А это означает, что умершие влияют на нашу жизнь. Родовая совесть карает любую попытку забвения или исключения, карает таким образом, что один из членов семьи из младшего поколения замещает исключенного, так что он снова представлен в сознании семьи. При этом сама семья не осознает этого, поскольку эти движения слепы, и семья не может

² Родовая, групповая или коллективная совесть — инстанции, которые объеди­няют и действуют только на тех людей, которые принадлежат к определенному роду, группе или коллективу. На человека, помимо его личной совести, воздейству­ют совести разных групп, например, его рода, его религиозной общины, его произ­водственного коллектива и т. д. Сильнее всего на человека действует его родовая совесть. — Прим. науч. ред.

их видеть. Движения родовой совести ведут только к повторе­нию прежних судеб, а не к решению. Перешагнуть границы родовой совести можно, только поняв их.

В этой связи мне кажется, что в названном процессе уча­ствует нечто большее, чем семейная душа. Мне кажется, суще­ствует некое поле — Шелдрейк называет это морфогенетичес-ким полем, — в пределах которого мы движемся. Такое поле накапливает воспоминания. Морфогенетическое поле, кото­рое Шелдрейк вначале наблюдал в живой природе, показывает: если возникло нечто, оно повториться в другом месте, поскольку уже записано в некой памяти. В неживой природе информа­ция о только возникшем, не существовавшем ранее кристалле фиксируется в памяти поля, и впоследствии в другом месте в аналогичных условиях возникнет такой же кристалл. То же относится и к привычкам. Было сделано такое наблюдение: на одном острове в Японском море обезьяны вдруг стали мыть картофель в море, а потом ели соленый картофель. Нигде боль­ше такого не наблюдалось. Позднее обезьяны с других остро­вов стали делать то же самое. Возможно, по аналогии можно объяснить и тот факт, что повторение судеб во многих семьях имеет место не в силу наличия семейного переплетения, а в силу воздействия морфогенетического поля.

Морфогенетическое поле тоже слепо, оно только повторяет то, что есть. Его границы невозможно перешагнуть, если толь­ко не пришло новое, иное движение, которое поведет за его пределы. Такие движения я называю глубокими движениями души. Они отказываются от ранее известного и вступают в связь с высшими силами, которые я называю Большой Душой.

Наблюдая за семейными расстановками (например, за той, что была здесь), мы могли видеть, что отдельные заместители находились в связи с чем-то большим, хотя и не обладали ин­формацией. Это значит, что следование за глубокими движе­ниями души ведет к решению, которое всех объединяет, в том числе за пределами семьи. Это — движение к примирению. Наблюдая, можно увидеть, что движения души очень медлен­ны. У души есть время, ей нет нужды спешить. Такие движения возникают в душе очень медленно и ведут к решению, к миру, к признанию того, что все участники движения в глубине рав­ны. Иногда вы наблюдали, что некоторые заместители слиш­ком быстры в своих движениях. Он следовали движению сове­сти. Они хотели решения по совести, в соответствии со своей

собственной совестью, они не были связаны с глубокой душой. Но, в общем, это не играет большой роли, поскольку позднее оба движения все равно сольются воедино. Наблюдая такую расстановку, можно видеть, кем овладело движение души, а кто еще не ощутил его. Очевидно, что заместителем сына овла­дело движение души всецело. Это было видно сразу. Он полно­стью погрузился в это движение, по ту сторону всякого мыш­ления. Это движение привело к решению, поскольку он всеце­ло отдался ему. В сложной ситуации может помочь, если мы распрощаемся с прежним образом мышления, глубоко скон­центрируемся на ином уровне — я называю это пустой середи­ной — и доверимся движениям души, которые нас поведут. Все, что связано с призванием, идет от этих движений души и никак не связано с нашими собственными планами.

Смысл жизни

Вопрос о смысле жизни предполагает, что жизнь ценна не сама по себе, а тем, чему она служит. Но жизнь появляется, и вот она здесь, и ценна она тем, что появилась, и ничем другим. Она ценна сама по себе, я так считаю. Вопросом о смысле жиз­ни задается тот, кто не в ладу с собой. У того, кто в ладу с собой, такой вопрос не возникает.

В конце удачного развития или созревания вопрос о смысле отпадает сам собой. Виктор Франкл много занимался смыслом. Я долго этого не понимал. Недавно Джеффри Зейг в некрологе на­писал о своей встрече и беседе с Виктором Франклом. Тогда я понял, что Франкл имел в виду, говоря о смысле. Смыслом для него было то же, что я называю гармонией. Кто гармоничен, тот полон. Жизнь полна всегда. «Я» часто негармонично. «Я» медлен­но соединяется с движением жизни и тогда приходит в гармонию с ним. Вопрос о смысле неактуален, если человек гармоничен.

Близнецы

ВРАЧ, ЖЕНА ВРАЧА: В дополнение я бы хотела сказать, что младший из моих детей был однояйцовым близнецом,

4-5433 49

брат-близнец которого погиб во время шестого месяца бере­менности.

Мой муж и я, глядя на ультразвуковое изображение, виде­ли, как сердцебиение одного из близнецов становилось все слабее и слабее. Второй близнец (который родился и жив сейчас) об­нял брата и держал его до тех пор, пока тот не умер. Затем он отодвинулся на другую строну. После этого долгое время было очень тихо, ребенок почти не шевелился. Мы видели, что он жив и здоров, но он не шевелился месяцами и не рос, так что мы не верили, что ребенок родится здоровым, потому что он очень мало весил. Беременность длилась на четыре недели дольше рассчитанного срока, в последние недели ребенок набирал вес, пока не достиг нормальной массы. Выживший ребенок никог­да не нарушал пространства, которое занимал до своей гибели его брат. Это можно было видеть по течению беременности. Мой живот просто был сдвинут в одну сторону, потому что ребенок не нарушал пространства, которое раньше занимал его брат. Родившийся ребенок получил все имена, в том числе те, которые должен был носить его брат, т. к. все имена были выбраны заранее.

Служение

У меня несколько непривычное представление о душе. Я думаю, что мы находимся в душе, вопреки распространенному представлению, что душа находится внутри нас. Большая душа, что бы это ни было, определяет и призывает каждого для слу­жения ей. Некоторым достается легкая служба, некоторым — трудная. Некоторые служат созиданию, а некоторые разруше­нию, их служба ужасна. Но в обоих случаях речь идет об одной и той же службе. С точки зрения Большой Души, это одна и та же служба. Никто не в силах противостоять этой душе.

Есть люди, которые считают, что весь мир у них в руках. Как будто бы есть люди, которые могут уничтожить мир, если захотят; как будто бы есть люди, которые могут спасти мир, если захотят. Такие люди оторваны от потока.

Мы все вплетены в поток своей судьбы, какой бы она ни была, у каждого свое предназначение, которое он воспринима­ет только как свое. Об этом представлении один великий тера-

певт сказал: «Каждый находит песню, которую должен спеть». Поющий эту песню всегда удовлетворен, глубоко удовлетво­рен, не важно, в чем его предназначение.

Это имеет отношение и к моему пониманию преступников и жертв: и те, и другие находятся на службе. Если восприни­мать их серьезно, понимаешь: у них одна и та же служба. Хо­рошие — так называемые хорошие — и плохие — все несут одну службу. Такое понимание может положить конец высокоме­рию и надменности. Когда человек в гармонии с собой, он уважает всех, и прежде всего себя самого.

Большие судьбы — это неизбежность. Однажды я сказал моему другу, известному психоаналитику, очень провокаци­онную вещь: «Гитлер — посланец Божий». Это следствие опи­санного образа мыслей. Это трудно переварить. На это мой друг рассказал мне, что читал книгу, написанную соседом Гит­лера по комнате. Книга называлась «Мой друг — Гитлер» или что-то в этом роде. Я сам не читал ее, но мой друг рассказал мне о ней. Друг Гитлера пишет в своей книге, что Гитлер, будучи молодым человеком, пошел в городе Линце на оперу Вагнера «Риенци. Народный трибун». После оперы он всю ночь бегал по Линцу и громко кричал: «Это моя судьба». Так и получи­лось. Для него это было неизбежно.

Заняв такую позицию, мы обретаем смирение и соглашаем­ся с миром таким, как есть, не претендуя на то, чтобы его улучшить. Большая душа управляет миром по своему усмотре­нию, как хочет. Мы только вплетены в то, чем она управляет.

С такой позиции мы можем иначе обращаться с болезнями, смертью, несчастьем, тяжелыми судьбами, кем бы мы ни были: теми, кого это коснулось, или терапевтами, которые помогают таким людям. Если мы займем позицию согласия со всем проис­ходящим таким, как есть, если мы станем просто делать друг для друга то, что смеем и что можем, осознавая свои границы, — наступит мир.

Я глубоко убежден, что каждый из нас находится на службе. Как бы там ни было. Этой службы невозможно избежать. И никакая вина не поможет избежать этой службы. Если человек виновен в чем-то, он призывается на службу в силу своей вины. Это трудно. Если виновный видит это именно так и говорит: «Я призван на службу в силу моей вины, и все же я отвечаю за ее последствия (последствия неотделимы от вины)»,— тогда он

гармоничен. И как виновный, и как плохой. Тогда вопрос ответственности снимается. Мы не вольны выбирать, быть нам хорошими или плохими. Так называемый хороший, возмож­но, вытянул счастливый билет, но это не дает ему превосход­ства. В глубине согласие царит между всеми людьми. Там все равны. Все они на службе. Один таким, другой — иным спосо­бом. Поэтому я могу сопереживать любому, поскольку я встал рядом с ним. Так я могу сопереживать и плохому, и больному, и великому. Я могу встать рядом с каждым из них. Из глубины этого созвучия исходит сила, с помощью которой можно до­биться многого.

В память об Освенциме

УЧАСТНИК: Пятьдесят лет назад были освобождены узни­ки Освенцима. В Освенциме было очень много как преступни­ков, так и жертв. Сыновья и дочери этих людей, их внуки, их потомки живут сейчас. Можно ли сказать, как это отразится на времени, поведении и деятельности этих людей сегодня?

Б. Х.\ Я могу ответить на этот вопрос, только работая с конкретным случаем, после того как сделаю расстановку семьи. Общие слова не имеют смысла. Различия слишком существен­ны. Но я бы хотел предостеречь от преувеличения прошлого. Иначе мертвые могут внезапно стать живыми, а живые мертвы­ми. Тогда все повернется против потока жизни.

За публичными обвинениями в адрес преступников и тре­бованиями помнить об их преступлениях, чтобы они не по­вторились вновь, кроется представление, что те события про­изошли по воле людей и могли быть ими предотвращены или исправлены. Мне кажется самонадеянным представление о том, что такие мощные движения, как та война, могли быть предот­вращены или что их можно предотвратить на будущее, просто думая иначе. Так можно слишком заважничать, как будто ты Бог, а это очень вредно для души.

И еще кое о чем нужно подумать. Поддерживая общие пред­ставления, люди часто считают себя в душе лучше преступни­ков прошлого. А ведь и преступники совершали свои преступ­ления, считая себя лучше других. Обвиняя их, я внутренне ста­новлюсь таким же, как они. Вот почему это так опасно.

I

Все это я говорю в общем. В моих терапевтических пись­мах, в моем последнем терапевтическом письме, я писал об одной еврейской женщине, которая сама была узницей конц­лагеря. Она собиралась в Мюнхене делать доклад в память го­довщины того дня, когда еврейские врачи в этом городе были лишены права практики. Она прислала мне проект своего док­лада с просьбой, чтобы я высказал свое мнение. В докладе эта женщина выдвигала некоторые обвинения. В своем ответе я написал ей примерно следующее: самое уместное — скорбь. Когда в Иерусалиме — я видел это сам — люди подходят к памятнику жертвам Холокоста, они плачут. Люди стоят и плачут. Но если бы кто-то подошел ко мне и сказал: «Ты немец», я бы не смог больше плакать. Обвинения прекращают траур. То же самое я наблюдал и в Хиросиме. Люди приходят к памятнику жертвам Хиросимы и плачут. Я тоже плакал. Но если бы кто-нибудь пришел и сказал: «Ты американец», человек не смог бы больше плакать. Обвинители лишают жертв возможности скорбеть, а скорбь и есть самое уместное в данном случае. Совместная скорбь объединяет. В скорби нет места надменности. Это целительная скорбь.