Удар молнии: дневник Карсона Филлипса

Дорогой Дневник,
Еще один год в школе в обществе этих придурков, и я буду свободен. Не прошло и двух десятилетий тщательного планирования, но я счастлив наконец сказать, что до моего запоздалого побега из Кловера остаются считанные дни. Три тысячи и сорок пять дней, если быть точным, но кто подсчитывает?

Спустя год я буду сидеть в своей комнате общежития Северо-Западного Университета, выписывая конспекты по каким-нибудь переоцененным книгам по истории... ну, в общем, по истории чего-нибудь там. Буду питаться лапшой быстрого приготовления Top Ramen и литрами пить Ред Булл. И спать в лучшем случае по пять часов в день, и то только тогда, когда не нужно будет кричать на соседа, чтобы он выключил свою порнуху.

Я знаю, с таким описанием это не похоже на то, чего можно ждать с нетерпением, но поверьте, для узника школы это просто рай! Все страдания, нынешние и последующие, окупятся.

Ни для кого уже не секрет (так как я говорю об этом каждому, кто способен выслушать, в основном я делаю это для того, чтобы они замолчали), что однажды я надеюсь стать самым молодым независимым журналистом Нью-Йорк Таймс, Лос-Анджелес Таймс, Чикаго Трибьюн, Бостон Глоуб, что со временем позволит мне занять пост редактора Нью-Йоркер.

Да, я понимаю, это большой поток информации, так что даю вам время на переваривание. Если вам поставленные мною цели показались труднодостижимыми, то представьте, каково мне жить, думая о своем будущем каждый день. Изнурительно!

Через десять лет, если все пойдет по плану, моя жизнь изменится в лучшую сторону. Я вижу это так: я сижу в своей квартире в Нью-Йорке, добавляя последние штрихи в колонку для Нью-Йорк Таймс. Питаться буду тайской едой и пить лучшее красное вино. Тратить на сон не менее десяти часов, даже если мне придется кричать на соседа, чтобы он выключил свою порнуху.

Но мне все еще остается один год в школе, выпускной год. И да, технически я еще не принят в Северо-Западный, но это все несущественные детали. Пока мы не отошли от темы, скажу, что уже осведомлен о том, что этот университет не рассылает писем с подтверждением о принятии раньше 15 декабря, но я уверен, опасаясь, что я попробую поступить в какое-то другое место, для меня они сделают исключение. Я верю в то, что мое письмо уже в пути, и в скором времени окажется в моих руках... не так ли?

Не удивлюсь, если я был первым в списке абитуриентов. Я полночи не спал, чтобы подать заявку сразу же, как только их можно было отправлять онлайн в 6 часов утра по Чикагскому времени. Теперь мне остается только ждать... а ожидание никогда не было моим любимым занятием.

Не вижу причин, по которым они могут мне отказать. Прочитав мою выписку из зачетно-экзаменационной ведомости, они увидят молодого человека широких взглядов, нуждающегося в спасении от этого узкомыслящего мира при помощи образования; бриллиант в навозной куче, если позволите.

Это, а также то, что я на одну шестнадцатую являюсь коренным американцем и на одну тридцать вторую- афроамериканцем (ладно, это я никак доказать не могу), делает меня главным претендентом на джекпот!

А если уж и это не сработает, мои школьные заслуги говорят сами за себя. Мой средний балл держится на высоком уровне 4.2 с начального класса. Я в одиночку редактировал Кловер Хай Хроникал и умудрился возродить Клуб Писателей после того, как школьное руководство поставило на нем крест.

Не так уж и плохо для парня из города, где самый распространенный интеллектуальный вопрос: «Он на самом деле собрался есть зеленые яйца и окорок?»

Шучу (отчасти). Слушайте, я не хочу, чтобы мои рассказы о своем городе звучали как бесконечное занудство. Наверное, в проживании Кловере есть свои положительные стороны... Я просто не могу вот так сходу назвать хотя бы одну из них.

Кловер- это город с низким уровнем дохода и еще более низким уровнем интеллекта. Он крошечный и узкомыслящий, люди, живущие тут, реально собираются тут и умереть. Что касается меня, я никогда не мог себе позволить примкнуть к большинству, за что неоднократно подвергался массовой критике. Стремление убраться отсюда делает меня белой вороной.

Прошу прощения, но я просто не могу найти поводов для гордости городом, самым космополитичным местом которого является парковка Тако Белл. *

Когда тут открыли первый кинотеатр, все прям с ума посходили от радости. Мне было всего три, но я помню, как люди плакали на улице и едва ли на руках не ходили. Очередь за билетами на "Вам письмо" выстроилась через весь город.

Остается молиться, чтобы у нас никогда не построили аэропорт, кто знает, какие акты самопожертвования это может за собой повлечь?

Да, я язвителен, но все потому, что я один из тех детей: низшее звено пищевой цепочки, тот, кого постоянно дразнили, относились с презрением, тот, кто раздражал всех одним своим видим и мог найти в своей машине горящую коровью лепешку (о да, такое случалось), но что всегда спасало мою жизнь от того, чтобы превратиться в печальный сериал о школе, так что то, что мне насрааааать на это все. Повторюсь, этот город полон дебилов.

Всякий раз, когда мои знакомые по переписке из чата Северо-Западного Университета спрашивали у меня, где находится Кловер, я отвечал: "Где-то на границе с Гроздьями гнева". * Это идеальное описание.

Давайте начистоту: доезжаете до перекрестка Ничто с Нигде, поворачиваете налево- и вот он Кловер. Это один из городов, мимо которых вы проедете по автостраде не останавливаясь, с населением в десять тысяч жителей, и вы зададитесь вопросом: "Да какой придурок вообще тут станет жить?" Что ж, если вы задались этим вопросом, проезжая мимо, то вот вам ответ: я- тот придурок. Здравствуйте, меня зовут Карсон Филлипс, если я до сих пор не представил себя как положено.

Когда-то я прочитал, что почти все великие писатели недолюбливали города, в которых родились. Видимо, я не исключение. Впрочем, мы не должны позволять своему происхождению мешать нам в достижении целей. Мы не выбираем место, в котором появляемся на свет, но только от нас зависит то, куда мы будем направляться по жизни (неплохая фраза, нужно запомнить ее на тот случай, если буду получать докторскую степень).

Но это все лишь разжигает во мне решимость. С тех самых пор, как в восьмилетнем возрасте, ответив на вопрос "Кем ты хочешь стать?", я впервые сказал, что хочу быть редактором Нью-Йоркера, каждый взгляд, который я получаю в ответ на это заявление- такой, как будто я сказал, что хочу быть охотником на драконов или трансвеститом-гольфистом, подталкивает меня к воображаемой двери с надписью "выход".

Возможно, в этом и кроется причина того, что взаимопонимания с родным городом у меня не было уже с раннего детства. Меня постоянно пытались осадить всякие ничтожества, неспособные видеть ничего дальше собственной раковины, особенно в начальной школе- месте, где впервые происходит попытка промыть тебе мозги.

Я помню, как в первом классе учитель пытался объяснить нам правила вычитания.

– Когда у чего-то отнимают что-то, как мы это называем? – спросила она класс.

– Преступлением! – выкрикнул я, гордый собой.

В общем-то, я не был совсем уж неправ, но взгляд, которым она одаривала меня следующие три минуты, заставил поверить в обратное.

В том же году мы праздновали День Отцов-основателей *, и я помню этот день так, будто это было вчера. Я вышел в центр кабинета с докладом, на подготовку которого у меня ушли часы, и рассказал все, что подготовил.

– Большинство отцов-основателей были скрытыми гомосексуалистами и рабовледельцами, – произнес я. Стоит ли говорить, что закончить мне не дали.

В тот день моих родителей впервые вызвали в школу. Было положено начало моим непростым взаимоотношениям с общественной системой образования.

– Он несколько эксцентричен, и что с того? – сказала моя мама учителю.

– Миссис Филлипс, ваш шестилетний сын перед всем классом заявил, что президенты, заложившие основы нации, были гомосексуалистами и рабовладельцами, – возразил ей учитель, – я бы сказал, что это нечто большее, нежели просто эксцентричность.

– Думаю, это моя вина, – вмешался отец, - он попросил рассказать какой-нибудь забавный факт об отцах-основателях, и я рассказал ему это.

– Он хотел услышать забавный факт, говнюк! – выругалась на него мама. – Я отправила его к тебе за помощью! Неудивительно, что у него проблемы в школе, с таким-то придурочным отцом!»

– Вообще-то, миссис Филлипс, – сказал учитель, – когда в первый день он представлял себя классу, он сказал, что Вы рассказали ему о том, что дали ему именно это имя, потому что по телевизору показывали Джонни Карсона в момент... зачатия.

По сей день я не видел свою мать столь судорожно хватающей воздух.

– О,- ответила она, – это и правда моя вина.

Это был последний совместный выход моих родителей. Как вы уже могли догадаться, я еще и один из тех циничных детишек из неполных семей.

До десяти лет, видя, как общаются между собой родители моих друзей, мне и в голову не могло прийти, что люди женятся по собственному желанию, по любви. Я думал, это что-то вроде исполнения судебного приговора: человек получает по почте письмо, в котором указано когда, где и с кем ему предписано размножаться.

Между Нилом и Шерил Филлипс любви было не больше, чем между кальмаром и китом. В распоряжении последних, хотя бы, был целый океан, а не дом с тремя спальнями и двумя ванными на окраине.

Их свадебные клятвы представляются мне чем-то вроде этого:

"Нил и Шерил, согласны ли вы связать себя узами ужасного брака, чтобы придираться друг к другу и ругаться, быть вместе в радости, но, по большей части, в горести, в консультациях и терапии, в ярости и разочаровании, ненависти и обиде, с этого момента и пока не убьете друг друга?"

Быть может, в каком-то смысле они и правда любили друг друга, или им так казалось. Просто достигая определенного возраста, живя в таком городке, как Кловер, все, что остается- это жениться и заводить детей. Даже если это не лучшая идея, это то, чего от тебя ждут, и они пали жертвой общественного давления.

Моя мама определенно пыталась вытянуть эти отношения, все время старалась наладить их. Их брак развивался по четкому сценарию: отец страдал, мама пыталась это исправить, отец по-прежнему страдал, обиженная мама продолжала попытки, потом случался скандал, и все начиналось по новой.

К сожалению, он не хотел работать над сохранением семьи, он хотел вырваться из нее с самого начала.

В один прекрасный момент матери пришлось оставить свою работу секретарем врача, потому что отец, цитирую, "устал забирать Карсона из этой сраной школы". Не то чтобы его работа риелтором задерживала его допоздна, просто он избегал родительской ответственности, как священник избегает борделя (простите, не могу не отметить, как я горд собой за это сравнение).

Клянусь, мне до сих пор иногда кажется, что я слышу их крики из кухни. По причине пропажи с общего счета пятидесяти баксов, или же просто из-за забытой в раковине тарелки, сомнений в том, что с девяти до десяти часов будет слышна ругань, не возникало. По крайней мере, было в моем детстве что-то постоянное.

Соседи каждый вечер наблюдали за этим из-за забора. Однажды я попытался продать им попкорн, но они не захотели его купить.

Со временем наш семейный Титаник все сильнее шел ко дну. Но в каком-то смысле, я даже рад, что это происходило. В своих отчаянных попытках отгородиться от происходящего, я совершил свое величайшее открытие: слова. Я был зачарован ими. Их было так много! Я мог поведать историю, описать свой день, или описать день, который я бы хотел прожить вместо того дня, который прожил... В словах крылась неиссякаемая сила!

Теперь всякий раз, когда мои родители снова начинали, я мог брать карандаш, тетрадь, и уходить из дома. Внезапно все вокруг обратилось в белый шум и больше меня не беспокоило. Так я смог сохранить рассудок в сумасшедшем доме.

Отношения между родителями накалились до предела, когда умер дедушка, мамин отец. Бабушка переехала жить к нам, так как у нее диагностировали болезнь Альцгеймера.

Она всегда была моим защитником и спасителем. Если у меня возникали проблемы в школе, она сажала меня к себе на колени и говорила: "Не позволяй училке заставить тебя усомниться в себе. Она просто бесится из-за того, что правительство урезало ей пенсию".

Было невероятно тяжело наблюдать за ее угасанием. Даже будучи ребенком, я понимал, что что-то не так.

Она могла забраться в платяной шкаф, удивляясь, когда это ее комната успела стать такой маленькой. Соседи находили ее, бродящую по улице в одиночестве в поисках машины, которой у нее давно нет.

– Ее уже в третий раз находят гуляющей на улице, – сказал отец маме в один из вечеров.

– Она просто слегка заблудилась и не смогла сразу вспомнить, как выглядит ее дом, – ответила мама. – В чем проблема?

– Я не шучу, Шерил,- сказал отец. – Или она уйдет, или я.

Впервые в жизни я увидел, как мама потеряла дар речи. На следующий день я помог собрать ей вещи бабушки.

Несмотря на свой преклонный возраст, бабушка прекрасно понимала, что происходило в тот день, когда мы отвезли ее в Дом для престарелых Кловера. Она была очень молчаливой, держала все в себе. Как и мама, которая чувствовала себя виноватой, надо думать.

– Почему ты уезжаешь от нас? – спросил я у бабушки.

– Потому что здесь обо мне позаботятся, – сказала она.

– Разве я не могу о тебе заботиться?

– Я бы хотела, милый, – ответила она и провела рукой по моим волосам.

Я чувствовал себя таким беспомощным, но попытался подбодрить ее лучшим из доступных мне способов.

– Я написал для тебя рассказ, бабушка, – сказал я и протянул ей листки бумаги.

– О? Посмотрим, – она взяла их у меня. "Жил-был мальчик". Она остановилась. Не потому, что не хотела читать дальше, просто это было все, что я написал. "Что ж, это неплохая история, но ее бы не помешало немного развить",- улыбнулась она.

– Мама сказала, я могу навещать тебя здесь каждый день после школы. Я могу приезжать на велосипеде. И привозить тебе новые истории каждый день!

– С радостью почитаю их, – сказала она, прослезившись немного, и обняла меня. Ей было грустно, но я был так доволен тем, что мне удалось пообещать ей хоть что-то, чего она могла бы ждать с нетерпением. И по сей день, я не пропускаю ни одного посещения.

Несмотря на мамины старания по спасению брака, отец оставил нас, когда мне было десять.

Ту ночь запомнили все соседи. Финальный эпизод Шоу Нила и Шерил начался по расписанию- в девять вечера, и продлился до раннего утра.

– Ты не можешь уйти сейчас, мы только начали снова ходить на консультации! – кричала ему вслед мама, когда он направлялся к машине. Он даже не собрал вещи, просто сгреб в охапку то, что могло протиснуться в дверной проем, включая ацтекские украшения со стены. Не представляю, они-то ему зачем понадобились.

– Я в этом доме больше не выдержу и секунды! – выкрикнул он ей в ответ.

Он отъехал, стараясь наделать как можно больше шума. Мама бежала за его машиной, крича: "Давай, проваливай! И не возвращайся! Я ненавижу тебя! Ненавижу!"

Она упала прямо во дворе и истерично проплакала еще час. Тогда я впервые понял, что он был ей небезразличен. Спасибо разбрызгивателям для газона, а то она, чего доброго, провела бы там всю ночь.

С тех пор мы с мамой живем вдвоем. Ну, разве что однажды бабушка сбежала из приюта и прожила с нами день или два, но в основном да, мы всегда жили вдвоем.

С уходом отца все изменилось. Главное- стало тише. Пусть мама и пыталась по привычке устроить скандал в девять вечера, в остальные моменты дом был спокойным местом.

Мы учились обходиться без взрослого мужчины в доме. Маме так и не удалось понять, как собирать рождественскую елку или украшать дом гирляндами, так что мы сказали соседям, что приняли иудаизм. Больше было некому чинить вещи, так что в доме годами все выходило из строя (и я, конечно же, не собираюсь брать в руки отвертку).

Мама так и не восстановилась до конца после всего. Она так и не вернулась на работу, решив жить на деньги, оставленные нам дедушкой. Она ни с кем не встречалась и не вышла замуж во второй раз, вместо этого заменив отца вином. (Да, это был тот еще роман!)

На данный момент большую часть своей жизни она проводит на диване за просмотром «Судьи Джуди» и шоу Эллен. Она принимает душ раз в неделю (если мне повезет), и известна в городе как "женщина, которая ходит в магазин в халате и солнцезащитных очках". Ну как, нарисовался образ?

Своего отца, с тех пор как он ушел, я видел всего дважды, первый раз на свой двенадцатый День рождения, а если говорить о более недавней встрече, то это произошло на Рождество два года назад. Да, он просто чемпион. По сравнению с ним даже Кармен Сандиего внушает доверие.

– Где ты, черт возьми, был все это время? – спросил я у него во время той последней встречи, не в состоянии держать это в себе.

– Переехал на север, к заливу, – ответил он мне так спокойно, будто рассказывал о том, что ел на ланч.

– Зачем?, – спросил я.

– Найти себя, – сказал мне он.

Я изо всех сил старался не рассмеяться, но улыбка все же тронула мои губы: "Все никак не найдешь?"

Он так и не ответил.

На протяжении всех этих лет я провел столько времени, злясь на своих родителей. Никогда не понимал, как кто-то вроде меня мог родиться у кого-то вроде них. Видимо, амбициозность- ген рецессивный.

Но я думаю, несмотря ни на что, я должен всегда помнить о том, что кому-то приходилось и похуже (пока их автобиографии не начнут раскупаться лучше моей). Тогда я снова начну жалеть себя. (Непопулярное мнение: твоя история кажется печальной лишь до тех пор, пока ты не начал зарабатывать на ней. В таком случае, я не стану дальше тебя жалеть.)

Позвольте мне прервать скрипичную музыку на заднем фоне, и повторить свою изначальную мысль: моя жизнь была полна дерьма, но я выбираюсь из него. Я двигаюсь только вперед и вверх, и никогда еще не был столь взволнован.

Что ж, думаю, довольно описания моей жизни для вступления. Поначалу я со скепсисом относился ко всей этой затее с дневником, но теперь я вижу, какой терапевтический эффект это оказывает. Я реально уже менее напряжен, чем был, когда начал писать. Я спокоен, сконцентрирован и — о черт, уже полночь, а мне еще делать домашку по алгебре! Мне пора!

* Тако Белл (Taco Bell )- международная сеть ресторанов быстрого питания адаптированной мексиканской кухни.
* «Гроздья гнева» - роман Джона Стейнбека, опубликованный в 1939 году. Действие романа происходит во времена Великой депрессии. Бедная семья фермеров-арендаторов, Джоуды, вынуждена покинуть свой дом в Оклахоме из-за засухи, экономических трудностей и изменений в принципах ведения сельского хозяйства. В практически безвыходной ситуации, они направляются в Калифорнию вместе с тысячами других семей «оки», надеясь найти там средства к существованию.
* Отцы-основатели США- группа американских политических деятелей, сыгравших ключевые роли в основании американского государства, в частности, в завоевании независимости и создании принципов новой политической системы. Обычно членами этой группы считают делегатов континентального конгресса, лиц, подписавших Декларацию независимости или конституцию США, а также некоторых других.

Что за ДЕНЬ, а ведь он еще в разгаре. Все началось с самого утра, когда я проснулся в полной фрустрации, как и в любое другое утро.

Могу я просто сказать, что научно доказано, что подростки, обучающиеся в более поздние часы, усваивают информацию и сдают экзамены лучше. И это, как мне кажется, должно напоминать о том, что школа задумывалась не просто как место, в котором дети торчали бы весь день. (Не знаю как вы, но я наиболее склонен к совершению преступлений именно в период с 6 утра до 3 дня! Отлично!)

После четвертого или пятого звонка будильника я, в конце концов, с горем пополам проснулся. Проковыляв в ванную, я обнаружил, что не пойду в школу в одиночестве: на моей щеке красовался огромный прыщ. Акне: способ Вселенной напомнить тебе о том, что, не говоря уже об остальных твоих недостатках, ты неидеален. Спасибо за знак, Вселенная, а то я уже начал об этом забывать.

Одевшись, я спустился в гостиную и, ничуть не удивившись, обнаружил свою мать на диване. Только моя мама способна любому утру придать такой вид, будто это утро после вечеринки Guns N'Roses, хотя я знаю наверняка, что она всю ночь смотрела "На пляже" на повторе.

Я резким движением раздвинул занавески, впуская в комнату свет. День за днем я не перестаю надеяться, что ее это вдохновит на то, чтобы подняться с дивана. Но также и переживаю, что солнечный свет в итоге станет причиной ее самовоспламенения.

– Мам, просыпайся! – сказал я, ударяя ее подушкой. – Ты снова отключилась.

Она забилась под одеялом как тюлень, пойманный в рыболовную сеть.

– Чт- что? – сказала она, наконец придя в себя.

– Поздравляю, ты пережила еще одну ночь, – сказал я. Мне нравится приветствовать ее по утрам подбадривающими фразами, пусть знает, что она мне небезразлична.

– Будь ты нормальным, ты дал бы мне поспать, – проворчала она.

– Будь я нормальным, я бы тебя усыпил, – сказал я.

– О Боже, моя голова, – она вздохнула.

– Утро не должно быть болезненным.

Я принес ей стакан воды и таблетку Адвила.* Ей он был просто необходим.

Стоит ли говорить, что, окинув взглядом кофейный столик, я обнаружил на нем кладбище из винных бутылок и прописанных врачом препаратов.

– Ты уверена, что тебе можно пить во время приема всех этих лекарств, которые доктор Дилер назначил тебе? – спросил я у нее.

– Он Вилер, и почему бы тебе не оставить это профессионалам, – сказала она, глотая Адвил. – Все эти предостерегающие аннотации для дилетантов.

На протяжении последних несколько лет мама поддерживает нездоровые отношения со своим врачом. Нездоровые они потому, что половину этого периода она, вне всяких сомнений, думала, что они на самом деле состоят в отношениях. Она, кроме шуток, симулировала заболевания, чтобы иметь возможность прийти к нему на прием и удостовериться в том, что, не получив от нее хотя бы один звонок в неделю, он начинает беспокоиться.

Если бы у меня была пациентка, принимающая больше медикаментов, чем Джуди Гарланд и Мэрилин Монро вместе взятые, я бы тоже за нее беспокоился. Но, как мне кажется, она по-своему истолковывала понятие беспокойства.

– Иди в школу, проваливай отсюда, – сказала она, зарываясь лицом в подушку, – и если я буду спать, когда ты вернешься, только попробуй снова опустить мою руку в миску с водой!

Я схватил свои вещи и поспешил к двери. "Пока!"- выкрикнул я ей в ответ. "Я тоже тебя люблю!"

Когда дедушка умер, он оставил мне свой кабриолет Корвэйр 1973 года выпуска,* что звучит неплохо на бумаге. На деле же, он сбагрил мне металлолом и, так как автомобиль является одним из самых больших источников стресса среди механизмов всех времен, а умер он от сердечного приступа, думаю, не будет преувеличением сказать, что он завещал мне причину своей смерти.

Она не заводится, пока не включишь зажигание, открыв при этом левое пассажирское окно и включив радиостанцию классической испанской музыки. Даже не спрашивайте, как долго я шел к открытию этой комбинации. Если и эти манипуляции не сработают, захлопывание бардачка или хороший пинок по заднему номеру автомобиля способны сотворить чудо.

Я уверен, что сосед, живущий через дорогу, специально выбирает именно этот момент, чтобы выйти за своей утренней газетой и понаблюдать за моими мучениями. У этого козла Мерседес.

Плюс Кловера в том, что люди тут почти никогда не опаздывают. В любое место можно доехать за пять минут, а дойти пешком из одного конца города в другой можно примерно за час. К сожалению, это также означает и то, что на школьную парковку все приезжают в одно и то же время.

Ох. Школьная парковка. При всем уважении к нашим ветеранам, мне еще не доводилось слышать ни одной истории о войне, которая пробирала бы меня до мурашек настолько, насколько пробирают воспоминания о школьной парковке. Это место, где молокососы, большинство из которых не прожили и десяти лет, умея самостоятельно вытирать зад, оставляют свои огромные машины, несущие потенциальную угрозу для всех.

На школьной парковке не действуют правила. Каждый сам за себя.

Сигналить? Не волнуйся, я же знаю, куда ты поедешь. Снижать скорость? Не стоит, пешеходы ведь слышат, как ты подъезжаешь. Красные зоны?* Не переживай, девушка из волейбольной команды, они были зарезервированы специально для тебя! Парковочная разметка? Займи и свое и мое место. Займи несколько. Займи столько, сколько нужно твоей Тойоте Королле!

И, если и этого поля боя было недостаточно, выжившие продолжают свой путь, попадая в еще более небезопасное место: старшую школу, которая является воплощением блестящей идеи общества о том, чтобы поместить всех наивных, половозрелых, агрессивных молодых людей в общую среду, в которой они будут издеваться друг над другом, оставляя психологические травмы на всю жизнь. Так держать, общество! Это твоя лучшая идея.

Если подумать, между школой и тюрьмой не так уж много отличий. Они существуют на деньги налогоплательщиков. Никому не нравится в них находиться. Они переполнены. Люди в них объединяются в альянсы.

Но в тюрьме тебя хотя бы могут досрочно освободить за примерное поведение. Возможно, имей я возможность выпуститься раньше срока, я фильтровал бы то, что говорю; думаю, моим сверстникам не очень-то приятно слышать обращение "бараны", когда я прохожу мимо них по коридорам. Но почему бы им не пошевелить копытами, ходят как черепахи на костылях!

К счастью, сегодня я снова выбрался из этой сточной канавы, называемой школьным коридором, живым (я говорю "канава", потому что считаю запах после обеда в день буррито ничем иным, как газовой атакой), и благополучно добрался до кабинета, в котором мы выполняем домашнее задание.* К несчастью, оно по усложненной алгебре.*

Учитель, покашливающий каждые двадцать секунд без повода, и который, как мне кажется, играет с куклами Барби на выходных, написал на доске:

– Эй, эй, эй, – произнес я, не сдержавшись, – что еще за i?”

- i- это воображаемое число,- сказал он и закашлялся.

– Мы проходим воображаемые числа? – воскликнул я, не веря своим ушам. – Что дальше, на следующем уроке мы будем изучать единорогов?

Вы ничего не подумайте, я отлично учусь. Если у меня возникают проблемы с каким-то предметом, я остаюсь после уроков и беру дополнительные занятия. С учетом этого, я имею полное право спросить: на кой черт нам эта усложненная алгебра?

Я понимаю, мы должны быть конкурентоспособными с Китаем и Японией, но не стоит забывать также и об Ираке, так почему же мы не учимся добывать нефть или создавать ядерное оружие? (Я бы ни одного занятия не пропустил!)

Что заставляет меня недоумевать- так это то, что в мир выпускаются дети, которые не знают, как проверить остаток на чековой книжке, как получить ссуду, не знают даже как должным образом заполнить заявление о приеме на работу; но, так как они умеют решать квадратные уравнения, считается, что они готовы к жизни.

Несмотря на сказанное, не скрою, даже я могу признать пользу уравнения x — 3 = 19, при условии, что знаешь, что x = 22. Я даже соглашусь, что владение информацией о том, что
x = 7 и y = 8 в уравнении типа 9x – 6y = 15, может быть небесполезным. Но реально, зачем нам знать, как упрощать (x – 3)(x – 3i)??

Прикол в том, что если ты не знаешь, ты не сможешь продолжить обучение. Студент, живущий в Калифорнии, не может поступить в колледж, не сдав усложненную алгебру в школе. Будущий психолог не станет психологом, адвокат не станет адвокатом, а я не стану журналистом, если мы не будем знать основы точных наук.

Разумеется, инженеры и ученые имеют дело с этой хренью постоянно, и я аплодирую им! Но им же не приходится тратить годы на изучение истории театра, ведь ученому или инженеру не обязательно знать о том, что «Призрак оперы» был самым долгоиграющим бродвейским мюзиклом всех времен. Понимаете мою мысль?

Образовательной системе пора покончить с преемственностью между школами и университетами и предоставлять ученикам выбор. Позвольте нам посещать бизнес- занятия, идущие в зачет вместо занятий алгеброй. Готов поспорить, семестр обучения тому, как открыть свой небольшой бизнес, будет цениться людьми куда выше знания вот этого:

Но, возможно, мое предложение имеет слишком большое значение для министерства образования. (Я знаю, что они о нем осведомлены, наверняка получили все мои письма). Но, опять-таки, если бы они были заинтересованы в эффективном образовании, перенесли бы учебные часы на более подобающее время, так как научно доказано, что лучше учатся те, кто ходит на учебу в более поздние часы! Простите, все никак не смирюсь с этим.

Мне жаль школьников 2020 года. К тому времени, наверное, каждому из них нужно будет знать дифференциальное исчисление, чтобы окончить школу. Удачи, детишки!

Черт, любитель Барби заметил меня. Кажется, он понял, что я занимаюсь не домашним заданием; покашлял в моем направлении. Продолжу позже. А до тех пор буду делать мысленные пометки для всех посещающих меня идей по спасению мира.

* Адвил- лекарственное средство, противовоспалительный препарат, обладает болеутоляющим и жаропонижающим действием.
* Корвэйр- автомобиль Chevrolet Corvair (Шевроле Корвэйр)
* Красные зоны- места, на которых запрещена стоянка (так как может затруднить выезд транспорта, перекрыть доступ к пожарным гидрантам и т.д.)
* Homeroom- занятие в американских школах перед первым уроком, во время которого ученики доделывают домашнее задание на этот день.
* Algebra 2- усложненный курс математики в американских школах для учеников, освоивших более простой уровень.

Пробираясь через “сточную канаву” по пути с английского на химию, я думал о своем, как вдруг боковым зрением заметил розовое пятно, внезапно появившееся возле консультационного центра.

– Эй! – прокричали писклявым голосом. – Светлая голова!

Возможно, с моей стороны было несколько самоуверенным тут же обернуться, но, положа руку на сердце: кого еще могли позвать таким образом? Это был мой консультант, мисс Шарптон.

– Загляни в мой кабинет! – сказала она с широченной белозубой улыбкой на лице.

– У меня занятия, – ответил я.

– Не волнуйся, я тебя отпрошу!

Как бы мне описать мисс Шарптон? Представьте себе дитя любви Сары Пэйлин, Пэрис Хилтон и Принцессы Пич. Только добавьте еще больше розового и блестящего. Теперь понимаете, как я влип? Обладательница титула Мисс Кловер-1989 решила стать школьным консультантом, провалив экзамены в школу красоты.

По слухам, она когда-то приобрела в Неваде недвижимость в надежде принять участие в 'Реальных домохозяйках Лас-Вегаса', но так и не была отобрана для участия в шоу.

Обычно я за версту старался обходить ее кабинет – от такого количества розового мне делается нехорошо.

Она усадила меня напротив стола на диванчик, втиснутый в небольшое пространство, которое называла своей “гостиной”. На всех фото, стоящих там в рамках, была она: одна или с собакой размером с крысу. И, так как некоторые из них были сделаны три десятка лет назад, то либо ее собака была долгожителем, либо она периодически меняла ее на новую.

– Добро пожаловать на День карьеры в консультационном центре! – радостно произнесла мисс Шарптон.

Ага, еще чего. Я скорее соглашусь пройти процедуру калоноскопии.

– Думаю, ты видел наши листовки, – продолжила она. – Сегодня мы собираемся провести со всеми учениками беседу о выборе профессии. Ну, знаешь, о том, чем бы вы хотели заниматься...

– Я уже определился с профессией, – перебил я ее.

– Хорошо! – она хлопнула в ладоши. – И кем же ты хочешь стать, малыш? Астронавтом?

– Я хочу быть редактором Нью-Йоркера, а также самым молодым независимым журналистом Нью-Йорк Таймс, Лос-Анджелес Таймс, Чикако Трибьюн и Бостон Глоуб.

– Я вижу, у тебя было время, чтобы подумать об этом, а? – сказала мисс Шарптон. Не думаю, что ей были известны все эти издания. – Ладно, а что по поводу колледжа? Я могу помочь тебе с выбором колледжа! – она потянулась за буклетами, лежащими в стороне.

– Не надо, я должен буду поступить в Северо-Западный, – сказал я.

– Отлично, – сказала она. – А где он находится?

Она не шутила.

– Иллинойс, – сообщил я.

– Первый раз о нем слышу. А почему ты так стремишься уехать из города? Здесь, в Кловере, есть свой общественный колледж...

– Послушайте, – сказал я, чувствуя приближение мигрени (у меня непереносимость глупости). – Я добрых семнадцать лет прозябал в этом городе. Убийцы отсиживают в тюрьмах меньший срок–

– Правда? – спросила мисс Шарптон, но я продолжал:

– Я с предвыпускного класса редактировал школьную газету и руководил Клубом писателей только для того, чтобы увеличить свои шансы на поступление в этот колледж–

– Ух ты, дальновидно.

– Так что я уже отправил им свою заявку и ознакомился со всеми требованиями, просто пока еще не получил ответ. И вы мне очень поможете, если попробуете узнать, почему, – закончил я, сомневающийся в том, что задание будет ей по силам.

– Хорошо, и что же я должна сделать? Позвонить туда? – сказала мисс Шарптон. Она, казалось, нервничала, как будто телефон мог укусить ее при попытке им воспользоваться.

– Да, – сказал я. – Я на все готов, чтобы попасть в этот колледж. На все.

– Договорились, позвоню! – она подняла вверх большие пальцы. – Но, раз уж ты тут, не мог бы ты заполнить заявление на поступление в Общественный Колледж Кловера? С каждым заявлением я набираю баллы, необходимые для получения стакана для сока с их логотипом, и мне осталось набрать всего три.

И в этот момент я встал и ушел. Не сделай я этого, моя мигрень могла обернуться кровоизлиянием в мозг.

Хотел бы я сказать, что с того момента день стал налаживаться, как хотел бы сказать, что у меня отличный пресс, но ни то, ни другое правдой не является.

Последним занятием была журналистика. Единственный предмет, который реально готовил меня к жизни – моей жизни, по крайней мере. Я люблю журналистику. Я просто ненавижу тех, с кем приходится ее посещать.

На посещающих журналистские занятия возложена обязанность составления школьной еженедельной газеты- 'Кловер Хай Хроникал'. Раньше ученики из журналистского класса считались богами.

Все остальные умоляли нас писать или не писать об их школьной деятельности. Одной черлидерше пришлось дать мне взятку в пятьдесят долларов, чтобы не всплыл тот факт, что она забыла надеть белье на домашнюю футбольную встречу.

К сожалению, подобно средневековым эпидемиям чумы, выпуск проредил ряды старшей школы Кловера, и в начале года я обнаружил себя единственным оставшимся в классе журналистики. Даже преподаватель, никогда не упускавший возможность вздремнуть во время занятий, в один прекрасный день просто перестал появляться. Школа не могла себе позволить найти учителя на замену, так что все обязанности по организации класса были насильно возложены на меня. (Если подумать, то я даже не знаю, законно ли это, ну да ладно).

Я пытался привлечь новых участников, но желающих присоединиться не было. Я даже заходил в класс специального обучения, но его ученики лишь посмеялись, тыкая в меня пальцами. В наши дни подростки не хотят писать ничего длиннее 140 символов.

В конце концов школьное руководство собрало в классе учеников, которые не посещали достаточно занятий и, соответственно, не имели достаточного количества кредитов* для того, чтобы выпуститься (отчасти я благодарен, но отчасти уверен в том, что сделано это было мне назло). Так на смену энтузиастам Кловер Хай пришли Независимые Журналисты.