Советский публицист 1950-х-19170-х гг. (по выбору).
Василий Михайлович Песков (1930 —2013).
После окончания школы и воронежской школы киномехаников работал шофёром, киномехаником. В юности увлёкся фотографированием природы. В 1953 году начал работать в воронежской газете «Молодой коммунар» фотографом, после публикации первого очерка «Апрель в лесу» штатным корреспондентом.
В 1956 году отправил несколько статей в «КП», после чего был приглашён на работу в Москву. С 1956 года — обозреватель газеты «Комсомольская правда». Являлся постоянным автором рубрики «Окно в природу». Первая книга очерков вышла в 1960 году.
С 1975 по 1990 год вёл телевизионную передачу «В мире животных» вместе с Николаем Дроздовым.
«Речка моего детства».
Я исполнил старое обещание, данное самому себе: прошел от истоков до устья по речке, на которой я вырастал.
Рек в стране 250 тыч. Усманка попала в это число, хотя она и маленькая. Для меня она была едва ли не главной жизненной школой. Дорожки к реке в зарослях лозняка в памяти остались. Лет в 5 я осилил такую дорожку. И с того лета речка для меня стала самым желанным местом. Плавать мы учились так же естественно, как учатся ходить. А сколько открытий давала в детстве рыбалка. Лет в десять на чердаке я обнаружил свою плетенную из хвороста колыбельку, и мы стали владельцами снасти под названием «топтуха». Мы уходили далеко вверх и вниз по течению, и только теперь я могу оценить, сколь много дарил нам каждый день речных хождений.
Сама речка, таинственно текущая уходившая неизвестно куда, будоражила любопытство. Не вода к людям, а люди тянулись к воде. Возле воды по лугам бродили коровы, к реке на ночь выгоняли лошадей, у реки по вечерам деревенские девки собирались петь песни. Купание летом, костры на берегах осенью. Только теперь понимаешь, сколько радости дает человеку великое чудо – река.
Нынешней осенью вдруг я почувствовал: со старым другом надо увидеться. А что известно людям о маленькой речке? Оказалось, известно, и даже немало. Первым речку упомянул русский посол Михаил Алексеев, ехавший из Турции: «Бог донес до Усманцы по здраву». 1646 год. На Усманке против «татарского перелаза» строится городок с названием Орлов. Жизнь моих сельских пращуров была беспокойной. Каждый час ждали набегов. Петр I, начав строительство кораблей, из селений по Усманке требовал провиант, лошадей, плотников. Усманка – это значит Красивая. Она оказалась почти единственной речкой, где к двадцатым годам сохранились бобры, где расположен Воронежский заповедник.
Усманка течет с севера к югу, а потом делает петлю и течет назад с юга на север. Длина реки – сто пятьдесят километров. Эти сто пятьдесят километров мне с посошком и предстояло пройти.
Началом Усманки я ожидал увидеть родник, но я ошибся. Истока долго не мог найти. Наконец общим усилием место рождения Усманки было предположительно найдено. Между деревнями Московской и Безымянкой лежит понижение. Хорошо приглядевшись, можно заметить что-то вроде ложбинки. Я пошел почти незаметным руслом. И только к вечеру увидел зеркальце чистой воды. С этого места русло я уже не мог потерять.
Речка была без воды. На несколько километров – сухая степь, и в ней травяной призрак реки...
А потом было 9 дней путешествия. Я увидел, как в травах все чаще сверкала вода. Река понемногу набухала родниковой водой. Но вода все еще не текла. Под селом Красным я присел закусить. И тут услышал журчание. Так зарождалась речка. Текла извилисто, то разливаясь, то ручейком. Встречаясь с людьми, я заводил разговор о реке. Они кончались невесело: речка меняется. «Вот с этой ветлы мы прыгали вниз головой, лет пять назад можно было еще купаться».
За Усманью речка делает поворот и прячется в лес. Превращается в Амазонку: непролазные чащи крапивы, топи. Лесными дорогами, оставляя речку по правой руке, я прошел до знакомых кордонов, и тут, взяв лодку, мы с приятелем двигались уже водным путем.
Для лодки река во многих местах непролазна. Но сердце у меня притихло от радости, когда уже в сумерках лодка выбралась на широкие плесы. Три часа мы плыли по вечерней реке. Две стены черного леса, а между ними – полоса неба вверху и те же звезды, повторенные сонной водой, внизу. Я записал: «Заповедные плесы. Счастливый день. Все было почти как в детстве...» Я не знал, что скоро будут грустные дни.
А началось все сразу, за воротами заповедника. Вода кончалась насыпной плотинкой. Всего, что собирает Усманка в верхнем течении и в заповедных лесах, едва-едва хватало для сохранения старых бобровых плесов. Берега с обнаженными корневищами пней и всем, что составляло тайну реки, теперь были сухими и пыльными. Ключик был очень мелким. Но плотина была нужна заповеднику. Около сорока километров прошел я почти умиравшей рекой. Это были знакомые с детства места, знакомые села. В тех местах, где были когда-то лески, не было теперь ни единого кустика, ни единого деревца.
У деревни Углянец единственный раз в среднем течении встретил я рыбаков. В мешочке был жалкий дневной улов – десятка два пескарей и щуренок. И это были места, где «топтухой» я ловил ведро рыбы.
Наиболее грустным был час, когда я дошел к местам, особенно мне дорогим. Вот бережок, на котором я любил сидеть с удочкой. Теперь от него до воды по песку шагов сорок. С этого берега я прыгал вниз головой, а на середине плеса «не было дна».
В деревне Енино я полдня посидел с Павлом Федоровичем Ениным. Старику было девяносто два года. Но ноги отказались ему служить. Голова у него в полной исправности. Мысли ясные, а редкой памяти я позавидовал. Старик во многих подробностях рассказал о войне в Порт-Артуре, где он отличился. За опытность Павла Федоровича выбирали первым председателем в Орловский сельсовет. Но любимым делом была мельница. Усманку Павел Федорович знал хорошо. И когда зашел разговор о переменах на речке, сказал: «Всему есть причина. Вон, видишь, синеет пустошь? Там был лесок. Его срубили. Рубить начали в 14-м году. В войну беда заставляла. Позже - просто по глупости. Вот и раздели речку до основания. А потом пошла пахота. Пашут до самой воды. Смытая в речку земля забила, затянула все родники. Откуда же браться воде?»
Орловский совхоз решено было сделать овощеводческим: В 67-м году взяли с гектара по сто тридцать центнеров огурцов. А в 69-м – ноль. Вот печальный итог пахоты возле речки: лугов, на которых, плохо ли, хорошо ли, кормилась скотина, теперь нет; обезвожена речка, и нет злополучных огурцов.
Остаток пути по Усманке показал: там, где сберегли хотя бы малый лесок и земли не тронуты плугом, речка оживает. В таких местах вода наполняется жизнью. Выйдя на лесной берег под Новой Усманью, не поверил глазам – большой ширины водная гладь сверкала под солнцем.
Просто не верилось, что широкие плесы небрежением человека превращаются в жиденький ключик.
Выбегая из бора, речка делает в травах у лозняка прощальный изгиб. И вот уже я вижу воды другой реки. Сейчас Усманка с ними сольется. И вот уже нет Усманки – лодка плывет по тихой реке Воронеж.
У каждого из нас есть «своя речка». Неважно какая, большая Волга или малютка Усманка. Все ли мы понимаем, какое это сокровище – речка? Живую речку, если она умирает, сконструировать заново невозможно.
Последние годы идет озабоченный разговор о воде. Вода становится одной из главных ценностей на земле. Но не все понимают, что корень проблемы лежит на берегах маленьких Усманок. Жизнь зародилась и развивается около рек. И если какой-нибудь город начинает страдать от жажды, если мелеют большие реки, первую из причин искать там, где расположены «капилляры» водной системы, – на малых речках.
В чем я вижу смысл разговора об Усманке? В том, чтобы каждый из нас понял: рек незначительных нет! Надо беречь каждый ключик чистой воды. Это обращение мне кажется важным, потому что многие беды проистекают от наших незнаний, равнодушия и беспечности. Судьба воды зависит от того, как мы хозяйствуем на берегах рек. Всякий соблазн рубить лес, находить «местную целину» для распашки, осушать без большой на то надобности пойменные озерки до сей поры нужным образом не пресекался. А именно это требуется, чтобы сохранить на земле воду. Только так можно уберечь Радость, которую нам дают текущие воды, и возможность в любую минуту утолить жажду. Ибо нет на земле напитка лучшего, чем стакан холодной чистой воды.
«Сын Волги».
Сколько в большой стране деревень! Живет себе деревня тихо, и вдруг название ее повторять начинают. Шоршелы. Дворов сто. Со вчерашнего дня главная примета — домик под старыми ветлами. Приезжему покажут новый кирпичный дом, где теперь живут Николаевы. Но непременно поведут и в избенку, расскажут: тут рано умер хозяин, у матери остались дочь и три сына. Один из трех сыновей и есть Андриян Николаев. Сейчас вся деревня вспоминает его биографию. Ему 33. «Не каждый день был хлеб на столе — росли на картошке. Летом ходили босые, зимою в лаптях. Мы с братом уходили на Волгу, на старых баржах по щепотке выбирали в карманы соль». Это детство целого поколения. Годы войны. Мы вдвойне должны быть гордыми: мы пахали землю вместо отцов. Суровые годы вели нас к звездным дорогам.
О детстве вспоминает без горечи. Была речка, поездки в ночное, костры холодными осенними вечерами, желание дойти к горизонту, где земля и небо соединяются вместе. Жили дружно. Мать внушила: «Никто на земле не рождается знатным. Покажите людям, что вы умеете, и люди будут вас почитать».
Трудолюбивых братьев Ивана и Андрияна уважали в деревне. Братья слыли в деревне как самые застенчивые. У Андрияна есть поговорка, известная всем друзьям-космонавтам: «Прежде всего—спокойствие». Эти слова точно определяют его характер.
Сын чувашского пастуха, почти сто часов видевший Землю из космоса.
В 1947 году Андриян Николаев получил диплом. Показал себя грамотным, инициативным, знающим дело... Задания выполнял добросовестно, честно и в срок. Он и теперь любит лес. Приезжая домой, он целыми днями пропадал в дубраве, подолгу сидел с лесниками и приносил домой грибы, пучки душистых трав, ветки шиповника и рябины. Но где-то на перекрестке лесная дорога вдруг повела человека в небо. Небо в первый раз он увидел воздушным стрелком. Небо захватило человека.
Друзьям он пишет шутливые письма. Он жаден до новостей из села. Матери в каждом письме он пишет отдельную страницу по-чувашски, чтобы могла сама прочитать. Он живет под Москвой. Когда приходили письма с пометкой «Космонавту-три», их несли Николаеву. Он живет в холостяцкой квартире. В тех же домах, где Гагарин, Титов.
С Андрияном приходилось встречаться несколько раз. Но встречи были короткими. Меня занимали его часы. Тот ли самый подарок с надписью, полученный от командира части? Выбрав момент, я спросил: — Те самые?.. Он сказал: — Те самые... Отказала турбина. Самолет падал. Катапультируйтесь!.. — Это был голос полковника, следившего за полетом. — Посадку запрещаю! Первый раз лейтенант не послушался приказа. Самолет был совсем новый.
Посадил, самолет невредим! По полю мчалась машина с красным крестом. Из «газика» выпрыгнул полковник. Обнял.
— Очень прошу, пожалуйста, не делайте из меня сверхчеловека. Каждый летчик очень не хочет бросать машину. Очень не хочет. В таких случаях прежде всего — спокойствие... Вот каков он, космонавт Андриян Николаев.