Новелла II. Самый значительный эпизод из жизни сержанта Кукушкина

В середине августа 1943 года мы сидели в землянке под станцией Апраксин

пост. Я был наводчиком при 45-миллиметровой пушке типа "прощай, Родина", но,

потеряв всех своих товарищей и две пушки, одну за другой, отлеживался,

контуженный, в этой землянке, у однополчан... Только что после мощнейшей

артподготовки остатки пехоты, а также повара, санитары, кладовщики и тому

подобная тыловая шушера пошли в безуспешную атаку и остались на нейтральной

полосе.

Наступило, если так можно выразиться, затишье. Начался невыносимый

артиллерийский обстрел наших позиций. Земля дрожала. Сквозь бревна потолка

на нас сыпался песок. Особенно противны были две немецкие мортиры калибра

210 миллиметров. Сперва слышался далекий выстрел, потом с минуту с диким

завыванием снаряд набирал высоту и обрушивался на нас. Чемодан более ста

килограммов весом! Воронка от него глубочайшая и широчайшая! Целый дом туда

влезет! Земля от взрыва ходит ходуном. И так час за часом. Мы прислушиваемся

к своей судьбе: когда же, наконец, угодит в нас?

Лютый страх осточертел всем, и было решено, чтоб отвлечься,

рассказывать по очереди какие-то истории, предпочтительно посвященные самым

значительным эпизодам в жизни рассказчика. Сперва выступил сержант Халудров,

храбрый якут, шесть раз раненый и только что награжденный за это орденом. Он

повествовал о своих скитаниях в тылу немцев,

здесь же, под деревней Гайтолово, во время гибели 2-й ударной армии в

августе-сентябре 1942 года. Страшные рассказы! Я вспомнил дьявольскую

немецкую атаку под Погостьем. Дошла очередь и до сержанта Кукушкина,

мрачноватого, крупного мужчины лет тридцати.

Он молча расстегнул штаны, выворотил огромную мужскую часть, и спросил

нас: "Видели?" Последовала пауза. Потом кто-то заметил, что не в этом

обществе следовало бы демонстрировать свои достоинства... "Да нет, вы

глядите, глядите!" -- настаивал Кукушкин. И мы заметили белый шрам,

пересекающий мужское великолепие бравого сержанта. Не торопясь, Кукушкин

застегнул штаны и поведал нам следующее.

"Зимой 1942 года я был ранен в руку и ключицу при атаке в направлении

Синявино. Ноги были целы, и я побрел свои ходом в медсанбат. Выбравшись

из-под обстрела, я уже почти дошел до палаток с красным крестом, но

остановился по нужде. И тут обнаружилось, что самое важное место в теле

мужчины рассечено осколком мины напополам! Кровь пока не шла -- очевидно,

получился какой-то спазм. Но стоило об этом подумать, как началось обильное

-- струей -- кровотечение. Зажав рану в кулаке, мне удалось добежать до

санчасти, где я сразу, очень удачно, попал на операционный стол. "Дело

дрянь, -- сказал хирург, -- придется ампутировать!" "Ни в коем случае! Умру,

но с ним!"... Я потребовал, чтобы оперировали без наркоза. (Еще усыпят да

оттяпают!) Было больно, аж зеленые круги перед глазами! Затем меня самолетом

отправили в тыловой госпиталь, в Ярославль, и всю дорогу молоденькая

сестричка зажимала рукою неокончательно заделанную рану.

В Ярославле опытный хирург, пожилая дама, полковник медицинской службы,

сделала еще операцию -- и удачную. Потом последовало лечение, усиленное

питание -- надо было восстановить потерю крови. Наконец все заросло. Однажды

хирург вызвала меня к себе и сказала: "Сержант, вы здоровы и можете

отправляться в часть. Но ваш случай редкий, и мы в научных целях хотим

сделать эксперимент. Даю вам неделю отпуска, двойной паек. Попытайтесь

познакомиться в городе с женщиной и проверьте себя". "Есть!" -- отвечал я.

В тот же вечер на танцах я подцепил хорошенькую толстушку, и дело

пошло. Да здравствует красная артиллерия! Через неделю было свидание с

хирургом. "Знаете, я очень робкий человек -- вроде познакомился, но

стесняюсь... Мне бы еще недельку отпуска?"... "Отлично, дадим". Но прошло

всего пять дней, толстушка подралась с рыжулей, которая из ревности

пообещала зарезать или облить кислотой свою соперницу. Разразился скандал, и

слава о моих похождениях дошла до хирурга. Через неделю я был на Волховском

фронте..."

А еще через два дня сержанта Кукушкина разорвало в клочья, когда мы

подорвались на противотанковой мине. Что правда, что вымысел в рассказе

Кукушкина, судить не берусь, но шрам я видел собственными глазами.