Бои с окруженной группировкой под Киевом

Кольцо немецких танковых сил сужалось по направлению к центру с одновременным укреплением внешних границ котла в целях предотвращения попыток Советов деблокировать окруженную группировку своих войск. Все дожидались подхода пехотных дивизий. 16–19 сентября 2-я и 17-я немецкие армии, наступавшие с севера и юга соответственно, замкнули внутреннее кольцо окружения в районе Ягодина. Тем временем 6-я армия, нанеся концентрический удар по Киеву, широким фронтом наступала с запада. Киев был третьим по величине городом Советского Союза. Столица Украины пала под натиском немцев 20 сентября 1941 года. Потеря Киева стала тяжелым ударом для Советов. Около 35 немецких дивизий приступили к ликвидации кольца.

19 сентября 33-летний майор Красной Армии Юрий Крымов писал своей жене Анне:

«И как только угораздило нас оказаться в окружении? Объяснять это можно очень долго, но меня сейчас не тянет на объяснения. До сих пор еще не все ясно. Так что нечего и спорить. Повсюду, куда ни кинь, немецкие танки и пулеметные гнезда. Вот уже четвертый день мы занимаем круговую оборону. По ночам на горизонте очень хорошо видны огоньки — это и есть кольцо окружения…»

Крымов долго не писал жене писем. Не было возможности. Но сейчас под давлением обстоятельств он решился сесть, «потому что я все же надеюсь, что это письмо дойдет до тебя…». Крымов подробно и не без таланта описывает ночное небо над полем битвы: «золотистые сполохи», «исчезающие во тьме серебристые следы ракет».

По мере продвижения немцев внутрь котла образовывались котлы помельче, в которых завязывались ожесточенные схватки. Известный советский поэт-песенник Евгений Долматовский также оказался в окружении. «Нас окружили мотопехотинцы, или гренадеры, как их называли», — вспоминает он. Пощады ждать не приходилось. «Все завершилось рукопашной, — продолжает Долматовский, — меня тогда швырнули наземь. И вообще все это напомнило мне мальчишескую потасовку. Только со смертельным исходом. Никогда в жизни мне не приходилось участвовать в такой ужасной драке, — признавался советский поэт. — Даже в детстве». После этого «нас всех потащили в лагерь для пленных».

Части русских бродили в кольце окружения, ввязываясь в схватки с противником и отчаянно пытаясь вырваться за пределы котла. Местные жители, прекрасно понимавшие все ужасы немецкой оккупации, были в отчаянии. Майор Крымов описывает сцену, когда из деревни в панике стали уходить жители, пытаясь обрести безопасность в центре сужавшегося котла.

Ликвидация Киевского котла. Немецкие солдаты прячутся от обстрела за типичной украинской мазанкой

«Настороженные, суровые лица колхозников. Теплые слова, которые говорили нам женщины. Рубленые фразы командиров. Тарахтенье моторов. Лошадиное ржанье. «Выше голову, товарищи — мы еще вернемся»… — «Возвращайтесь поскорее!» — «Как нам одолеть этих немцев?» — «Вот вам водички свежей, налейте себе во фляжку!» — «Прощайте!» — «Нет, не прощайте, а до свидания!»

Тыловые и интендантские подразделения стремились попасть в глубь котла, боевые части рассредоточивались для боев и следовали в другом направлении. Все подразделения перемешались друг с другом. «Кольцо стремительно сжималось, — свидетельствует Крымов, — идти уже было некуда». Считаные часы оставались до вступления сражения в решающую фазу.

«Солдаты сумели бы вырваться из окружения, никто в этом и не сомневался. Но куда идти? В какую сторону? И какова будет этому цена? Эти вопросы мучили командиров всех уровней».

Попытки вырваться из кольца в ночь с 17 на 18 сентября были пресечены немцами.

Тем временем люфтваффе приступило к выполнению двух поставленных ему задач: тактической поддержке с воздуха наступавших танковых частей и воспрепятствованию всем попыткам русских покинуть район окружения. Отряду майора Франка пришлось бы плохо, если бы не своевременная атака пикирующих бомбардировщиков, позволившая отразить атаку советских танков.

На северном участке кольца окружения действовал 2-й воздушный корпус 2-го воздушного флота люфтваффе, а 5-й воздушный корпус 4-го воздушного флота люфтваффе осуществлял контроль за южным. Бомбардировкам подвергались железнодорожные станции, мосты, локомотивы и составы. Силы Советов, спешившие на подмогу маршалу Буденному, были блокированы, а пути отступления перерезаны.

Вспоминает Кессельринг:

«Из-за плохой погоды летчикам трудно было осуществлять операции, удерживая четкий строй. О высоком боевом мастерстве наших экипажей красноречиво свидетельствует тот факт, что железнодорожные пути в зоне боевых действий, благодаря им, постоянно разрушались. Нередко на коротком отрезке железнодорожных путей, блокированном с обеих сторон, оказывалось двадцать-тридцать эшелонов противника, которые наши пикирующие бомбардировщики разносили вдребезги. Колонны противника до последних дней сражения практически не появлялись на шоссейных дорогах; если же это происходило>, их тут же атаковали с воздуха наши самолеты, нанося им огромные потери».

Гавриил Темкин, служивший в русском рабочем батальоне, вспоминает:

«Излюбленными объектами бомбежек, в особенности с применением зажигательных бомб, были лесистые участки местности, прилегавшие к главным дорогам. Предполагая, что в этих лесах скрываются части русских, немцы бомбили их чаще всего ближе к вечеру».

Пикирующие бомбардировщики широко использовались для подавления у окруженных русских солдат воли к сопротивлению. В период с 12 по 21 сентября 1941 года 5-й воздушный корпус совершил 1422 боевых вылета, сбросив на противника 567 650 кг бомб и 96 зажигательных бомб «типа 36». Результаты были впечатляющими: оказались уничтожены 23 танка, 2171 автомобиль, 6 зенитных батарей, 52 железнодорожных состава и 28 локомотивов. В 18 местах было прервано железнодорожное сообщение и уничтожен 348 ряд мостов. Потери ВВС Красной Армии составили 65 сбитых самолетов и 42 уничтоженных на аэродромах. Потери люфтваффе на указанный период составили 17 сбитых самолетов, 14 поврежденных, 18 пропавших без вести экипажей и 9 человек убитыми.

19 сентября подразделение моторизованной пехоты, в котором служил Фриц Кёлер, располагалось севернее реки Десна. В полдень по радио они услышали сообщение о том, что две группы армий соединились и замкнули кольцо окружения вокруг четырех советских армий. Еще некоторое время спустя солдаты услышали о падении Киева. Через три дня подразделение Кёлера блокировало попытки русских прорваться из котла в районе Лохвицы. Когда 6 танков Т-34 стали надвигаться на них, Кёлер понял, что русские их заметили. Пехотинцы поспешно стали окапываться неподалеку. По танкам открыли огонь из противотанковых орудий, однако 37-мм снаряды отскакивали от брони «тридцатьчетверок». Танки устремились вперед, гусеницами сминая орудия и расчеты, — немецкая пехота осталась один на один с бронированными чудовищами. Выглянув из-за бруствера, Кёлер увидел:

«Танки двигались прямо на нас. Нам пришлось пережить несколько неприятных минут. Одна из машин ползла прямо к моему окопчику, временами замирая на месте. Съежившись в комочек, я едва дышал. И тут танк неуклюже сдвинулся с места, и мне до конца жизни не позабыть этого».

Угрозу для немецких линий обороны ликвидировало прибытие 88-мм орудий и саперных подразделений. «Слава Богу, что на броне танков не было пехотинцев, иначе туго бы всем нам пришлось тогда».

45-я дивизия немцев, здорово потрепанная в Бресте, стала прибывать в Прилуки в 120 километрах восточнее Киева. Здесь находилась восточная граница кольца окружения. Как и все остальные, это соединение, двигаясь на восток, понесло на марше значительные потери в технике и личном составе. В Бресте потери дивизии превысили потери, понесенные в ходе кампании во Франции. С 1 по 6 сентября 1941 года погибли еще 40 солдат и 2 офицера. 32 человека погибли с 9 по 13 сентября. Проливные дожди существенно замедлили темпы наступления — до 4,5 километра в день. Дивизию переподчинили командованию 2-й армии, наступавшей в направлении с севера. Командующий четко обрисовал обстановку на 10 сентября в ежедневном приказе:

«Упорное сопротивление врага, ужасные дорожные условия и постоянные дожди не остановили вас… Наступление, которое должно начаться через несколько дней, даст возможность внести свой вклад в уничтожение вражеских сил. Мы окружим противника со всех сторон и разгромим его».

Когда 45-я дивизия прибыла на место боев, кольцо окружения сузилось до 40 километров в поперечнике. Здесь дивизию снова переподчинили, на этот раз 6-й армии, действовавшей в составе группы армий «Юг». 45-я дивизия вошла в группировку из 8 немецких дивизий, которым была поставлена задача вынудить сдаться еще остававшиеся в кольце окружения дивизии русских. 20 сентября 45-я дивизия была переброшена к бреши у Ягодина у восточного края котла — именно на этом участке русские пытались вырваться из кольца. 22 сентября одновременно с прибытием первых батальонов дивизии начались атаки русских.

Фельдфебель кавалерии Макс Куннерт также оказался у границ киевского котла. По его словам, «периметр быстро уменьшался, но это лишь ожесточало сопротивление русских, все силы бросавших на прорыв». Подразделение Куннерта располагалось в тылу танковых частей, и фельдфебель кавалерии признавался, что «к счастью для нас, вырваться и вывести тяжелые вооружения сумела лишь незначительная часть русских», добавив, что «мы оказались в сложном положении» и страстно желали «оказаться подальше от этих мест».

«Тогда мы были совершенно беспомощны. Могло случиться, что нам пришлось бы сражаться с танками противника, не нам с ними тягаться — мы-то в седлах. Единственное, что мы могли, это укрыться в лесистой местности, наверняка это было бы самое лучшее».

Принявшие массовый характер попытки русских выйти из окружения приводили к тому, что рассеянные по большой территории немецкие силы нередко сами оказывались в окружении. И вынуждены были, заняв круговую оборону, биться не на жизнь, а на смерть. Вальтер Окека участвовал в боях под Уманью и входил в расчет 20-мм зенитных орудий, установленных на шасси полугусеничного вездехода. На их подразделение возлагались задачи обороны с воздуха, но никак не противотанковой, тем более они не могли тягаться с «этими серо-зелеными гигантами» — советскими тяжелыми танками, внезапно появившимися у их позиций.

«Т-34 — сжав зубы, прошипел командир. Да, нам уже приходилось слышать о танках Т-34 массу любопытных вещей, не суливших нам ничего хорошего. Куда нам против них с нашими жалкими 37-мм пушчонками! Или с 20-миллиметровыми!»

Командир батареи, где служил Окека, обер-лейтенант Россман, распорядился сосредоточить непрерывный огонь автоматических пушек на гусеницах Т-34. Никто особенно не верил в удачу этой затеи, но ничего больше не оставалось. Окека, стиснув зубы, пообещал себе, что «продаст свою шкуру как можно дороже». Они не открывали огня, пока танки не подошли на 200 метров. Первый залп зениток оставил один танк Т-34 без гусеницы, машина беспомощно завертелась на месте. После этого последовал приказ сосредоточить огонь на башне. Но не успела опустеть первая обойма, как в башне открылся люк и показался белый флаг. Русский экипаж, выбравшись из танка, тут же угодил в плен. Тем временем зенитчики уже обстреливали второй танк, и вскоре его постигла участь первого.

Однако уцелевший экипаж второго подбитого танка продолжал отстреливаться из личного оружия. Вскоре он был сметен залпом 20-миллиметровых. Участь остальных танков мало чем отличалась от участи предшественников — экипажи срезали пулеметным или пушечным огнем при малейших попытках оказать сопротивление. Оставшиеся Т-34 стали отползать назад. И Окека и его товарищи поверить не могли, что их малокалиберные орудия сумели отбить атаку непобедимых «тридцатьчетверок». «И все наше нервное напряжение враз спало, и мы победно завопили, — продолжает Окека, — словно восьмилетние дети, играющие в ковбоев и индейцев!»

Бойцы отправились к танкам поглядеть на результаты. Оказалось, что снаряды повредили не только гусеницы, но и колеса, и натяжные звездочки. Тем не менее немцы не могли понять, в чем же все-таки дело. «Лишь в ходе допроса плененного экипажа дело прояснилось», — рассказывал Окека. Оказалось, что разрывы 20-мм снарядов на броне башни при беглом огне вызывали резонанс, заставляя ее греметь, как «огромный колокол».

«Следовавшие один за другим разрывы на броне башни гремели с каждым попаданием все сильнее — сила звука превосходила все допустимые пороги, экипаж не выдерживал и готов был броситься вон из танка, лишь бы избавиться от этого невыносимого гула».

А с виду, казалось, что могут сделать эти несчастные 20-мм зенитки такой махине, как Т-34? Но впоследствии, по словам Океки, их батарея вывела таким же образом из строя 32 машины Т-34.

Не столь благополучно обстояли дела на других участках кольца окружения. На правом фланге 45-й пехотной дивизии, где дислоцировался 133-й пехотный полк, произошла «совершенно безумная кавалерийская атака русских, которые, невзирая на шквальный огонь, неслись вперед». За ней последовала атака пехотинцев, «волнами накатывавшихся на наши позиции. Ничего подобного нам видеть ранее не приходилось». Кавалеристы верхом на лошадях с саблями наголо прорывались к траншеям и с размаху кроили напополам даже каски немецких солдат. Советские кавалеристы во время этой безумной атаки сумели прорваться чуть ли не до штаба дивизии в Ягодине, где их все же сумели остановить. За кавалерийской атакой последовало три волны пехотной при поддержке артиллерийского огня. У русских было 4 танка и три полных пехотинцев грузовика. Идя на верную смерть, они приближались к немецкой линии обороны. У железнодорожной насыпи, за которой как раз располагались позиции немцев, они остановились, солдаты спрыгнули на землю. В этот момент на них обрушился ураганный огонь из всех имевшихся в распоряжении немцев орудий. Согласно отчету штаба дивизии, «бессчетное число убитых усеивало железнодорожную насыпь». Среди них обнаружили и женщин в военной форме.

Огнеметчики пытаются уничтожить советский дзот. Киевский УР

24 сентября на участке 44-й и 45-й дивизий подобные самоубийственные атаки русских следовали подобно волнам прилива. Русские, воспользовавшись брешью на стыке участков дивизий, сумели проникнуть в тыл немцев и атаковать снабженческие и артиллерийские подразделения. 6-я батарея 98-го артиллерийского полка, с позиций на высоте 131, открыла огонь по атакующим цепям. Однако это никак не удержало русских, бросившихся к артиллерийским позициям, где они вступили в ожесточенную рукопашную схватку с орудийными расчетами. Русские, захватив одно из орудий, развернули его и открыли огонь по штабу немецкой дивизии. К счастью, там никого из офицеров не было. И в этот момент произошло нечто совершенно непостижимое, что нередко случается на войне. В разгар боя, в ужасающей неразберихе на орудийных позициях 6-й батареи увидели в какой-то сотне метров, словно на параде, с винтовками на плече на восток следовала колонна русских пехотинцев. У них имелось достаточно сил, чтобы поддержать своих товарищей и обеспечить прорыв из кольца окружения. Однако русские пехотинцы не стали вмешиваться в схватку.

Страшные потери обеих сторон еще более увеличивались по мере сужения кольца окружения. «Повсюду можно было видеть полные кузова трупов», — вспоминал один из участников боев Макс Кунерт, имея в виду немецкие потери.

«На это смотреть было невозможно, а речь ведь шла о малой толике погибших на нашем участке. Кровь в буквальном смысле ручьями лилась из щелей кузовов, стекая вниз по доскам. А водитель, несмотря на жару, стоял с побелевшим как мел лицом».

Обочины дорог были усеяны обезображенными трупами. В особенности болезненно немецкие солдаты воспринимали трупы женщин в красноармейской форме. Кунерт, осматривая подбитый 60-тонный русский танк, обнаружил внутри обгоревший женский труп в форме. Женщина эта явно была членом экипажа, но Кунерт, которому и в голову не могло прийти, что советской женщине ничего не стоило пойти и в танкистки, считал, что «кто-то из членов экипажа, будучи уверен в успехе прорыва, решил прихватить с собой в машину свою жену или подругу».

Пытаясь рассечь крупные окруженные группировки противника, немцы сами несли ужасающие потери. «Ну, и чья очередь сегодня?» — немой вопрос читался на усталых лицах пехотинцев, собиравшихся в бой после пары часов отдыха. «На первом месте был страх смерти, чувство ужаса, от которого холодеет спина. Ну, а на втором голод, жажда и боль», — признавался один немецкий солдат. На четвертый день 45-я пехотная дивизия атаковала лесной массив поблизости от Березани, продвигаясь на запад в сторону Киева. Под Семеновкой завязалась ожесточенная рукопашная схватка с русскими, к всеобщему изумлению, вооруженными автоматами. Сдавшихся в плен не было.

Атаковавших их немцев русские забрасывали связками гранат. Одна такая связка уничтожила пулеметный расчет в полном составе. Всю ночь русские не прекращали попыток прорваться. На рассвете насчитали около сотни трупов, среди них 25 офицеров и комиссаров и 25 сержантов и старшин. Лес, где скрывался неприятель, дважды обстреляли тяжелой артиллерией, после чего сопротивление пошло на убыль. Итог: 700 человек пленными, включая нескольких генералов штаба командования армии.

Немецкие танкисты призывают красноармейцев сдаваться в плен

Даже уже очищенные от русских участки приходилось не раз прочесывать заново. Это приводило к потерям личного состава. «Тогда у нас было одно на уме — выжить, — признавался Кунерт. — Тут уж поневоле позавидуешь раненым, конечно, легкораненым, во всяком случае, им уже бояться было нечего, их отправляли в тыл, где ни вони, ни трупов, не то что на этой скотобойне». Приходилось проверять каждый куст, каждый стожок сена — в них нередко скрывались мелкие группы отбившихся от своих частей солдат, нападавших на немецкие колонны. «Разведка огнем» почти всегда была средством решения проблемы. Капеллан из 45-й дивизии описывает сюрреалистическую сцену:

«Эти вздымавшиеся к небу столбы огня были даже по-своему красивы, если отвлечься от ужасов войны. Наши пехотинцы обшаривали каждый куст, выжигая огнеметами остатки засевшего там неприятеля…»

Унтер-офицер Вильгельм Прюллер из 11-го пехотного полка участвовал в операции по преследованию колонн отступавших русских. «В упоении этой захватывающей операцией все перемешались — немцы, русские, свои, чужие».

Киев. Под бдительным оком кинокамеры роты пропаганды жители города вывешивают плакаты, приветствующие новую власть

«Жаль, что не было тогда кинооператоров из хроники, вот был бы у них материал! Танки, бронемашины, сидящие на них бойцы, покрытые коркой грязи и копоти, опьяненные боем, пылающие стога сена, бегущие с поднятыми вверх руками русские — вот это было зрелище!»

На пятый день сопротивление русских заметно ослабло. Генерал-полковник Михаил Кирпонос, командующий фронтом под Киевом, погиб вместе со своим штабом, когда его колонне не удалось прорвать кольцо немецкого окружения. Спастись тогда удалось очень немногим. Маршалов Буденного, Тимошенко и члена Военного совета Хрущева пришлось эвакуировать из окружения по воздуху. М.А. Бурмистренко, член Военного совета и секретарь ЦК партии Украины, и начальник штаба фронта генерал Пупиков погибли, как и большинство офицеров штаба фронта. Вырваться из окружения удалось лишь 4 тысячам человек — одному-единственному кавалерийскому подразделению под командованием генерал-майора Борисова. Хотя число пленных постоянно росло, отнюдь не все добровольно сдавались немцам. Гавриил Темкин, служащий рабочего батальона, признавался, что «несмотря на официальные запреты предавать огласке число взятых в плен, все прекрасно понимали, что число пленных огромно». Многим было известно даже их точное число. «Нас постоянно убеждали, что фашисты жестоко с ними обращаются, с этим никто не спорит, но мы знали и о том, как наши власти относились к тем, кто побывал в плену».

Попавшие в плен командиры считались дезертирами, члены их семей подвергались преследованиям или даже арестам. Члены семей красноармейцев, попавших в плен, не могли рассчитывать на льготы и помощь государства. «Оказаться во вражеском плену приравнивалось к измене Родине», — поясняет Темкин. Единственным оправданием могло служить бессознательное состояние вследствие полученных ран или же побег из лагеря. Горькой иронией судьбы можно было расценивать тот факт, что сын Сталина Яков Джугашвили сам оказался в плену у немцев. По словам Темкина, «немцы разбрасывали листовки с его фотографией над еще не занятыми советскими городами и железнодорожными станциями, где было полно войск». Впоследствии сын Сталина погиб в концлагере. Сам Темкин не питал иллюзий относительно немецкого плена. «Не могу даже представить себе этого, — признавался он, — нет уж, по мне лучше сразу пулю в лоб».

Майор Юрий Крымов уже свыкся с неизбежным. В 2 часа ночи ему сообщили, что враг всего в 4 километрах от их левого фланга. Он вышел из тесной землянки на воздух. «Весь горизонт полыхал заревом, отовсюду доносилась пулеметная и автоматная стрельба». Он отчетливо сознавал: «при всем желании отсюда не было пути». Еще досаднее было то, что прервалась связь с соседним подразделением. Комиссар, всегда морально поддерживавший Крымова, вырвал его из горестных раздумий, угостив печеньем. «Понятия не имею, где он их сумел добыть, — продолжает майор Крымов, — но он не съел их в одиночку, а решил угостить меня». На этом месте письмо Крымова жене прерывается. Три дня спустя майор Крымов погиб.

Советские автомобили, брошенные при попытке прорваться из котла

Лейтенант Курт Майснер описывает еще одну отчаянную попытку русских вырваться из окружения.

«Нетвердой, спотыкающейся походкой они надвигались на нас у надсадно вопя — Ура! Ура! Ура!..»

Майснер вместе со своими бойцами самозабвенно поливал наступавших из пулемета, десятками кося их, пока они грудой не загородили дорогу своим наступавшим товарищам. Только это и заставило их отступить. Но тут же новые тысячи устремились к позициям немцев. Майснер вынужден был отвести назад свое подразделение. Русские попытались предпринять попытку прорыва в другом направлении, но и там их встретил ураганный огонь. Майснер:

«Я весь взмок от охватившего меня ужаса. Потом произошло нечто совсем уж непонятное: вся эта масса оставшихся в живых русских, — а их еще оставалось несколько тысяч, никак не меньше — внезапно, словно по команде, остановилась где-то в километре от нас. Мы ждали, что будет дальше, и тут в бинокли увидели, что они бросают оружие. Покончив с этим, они повернули к нам. Все их жертвы оказались напрасными. Они просто уселись там, где стояли, и тут нам было приказано отправиться к ним и окружить их».

На пятый день наступил долгожданный конец.

Техника, брошенная на одной из дорог отступления

Битва за Киев завершилась 24 сентября 1941 года. Военврач из 3-й танковой дивизии, сам побывавший на поле боя, вспоминает:

«Сцена представляла собой хаос. Сотни грузовиков, тягачей, танков разбросаны по огромному пространству. Некоторым так и не удалось спастись в подбитых машинах, и они сгорали заживо, вцепившись в рукояти пулеметов. И тысячи, тысячи убитых».

Сержант Иван Никитич Крылов, разжалованный из капитанов, хорошо помнит эти последние дни в кольце окружения.

«Немцев было намного больше, и боеприпасов у них было больше, и оружие получше, и храбрости им было не занимать. И убитые немцы лежали вперемешку с нашими. И их, выходит, эта битва не пощадила».

Шесть советских армий — 5-я, 21-я, 26-я, 27-я, 38-я и 40-я — были полностью либо частично уничтожены, 50 советских дивизий считались выбывшими. Немцы сообщили о 665 тысячах пленных, подбитых или захваченных у русских 884 танках и 3718 артиллерийских орудиях. Советские источники приводят цифру в 44 дивизии и 6 бригад, участвовавших в обороне Киева и еще 12 населенных пунктов в период с 7 июля по 26 сентября. Потери, согласно советским данным, составили 700 тысяч человек, причем большая их часть — 616 304 невосполнимые.

Сержант Крылов был прав, считая, что битва не пощадила никого. Подразделение фельдфебеля Макса Кунерта понесло тяжелейшие потери. «Наши потери еще ничего, — заметил кто-то из его товарищей, — вот в батальоне — это да!» 2-й батальон и разведывательное подразделение на правом фланге потеряло большую часть техники и личного состава. «Повсюду валялись опрокинутые мотоциклы с колясками и трупы, трупы, трупы наших…»

Капеллан Рудольф Гшёпф из 45-й дивизии столкнулся в своей части с потерями, сравнимыми с теми, которые дивизия понесла во время штурма Брестской крепости. Три пехотных полка потеряли убитыми 86, 151 и 75 человек соответственно. Еще 40 погибли от ран в дивизионном лазарете и 40 человек пропали без вести. В целом дивизия потеряла 40 офицеров и 1200 солдат рядового и унтер-офицерского состава. Это составило примерно половину полка, если считать по офицерам, и полтора батальона, если считать рядовых и унтер-офицеров. Над свежими могилами отслужили панихиду. Дивизия покидала район сражения под музыку военного оркестра. По словам Гшёпфа, «больше на этой войне нашему оркестру играть не пришлось». В силу отчаянной нехватки транспортных средств инструменты пришлось отправить в рейх, поскольку они занимали слишком много места. Война постепенно утрачивала суровую торжественность, оставались лишь гибель, разрушение и меркантильный практицизм.

Германская пресса восторженно вопила. «Фёлькишер беобахтер» вышла с огромным заголовком на первой странице: «Миллионная армия сметена!» «Финал катастрофы под Киевом». «Франкфуртер цайтунг» лаконично констатировала: «Разгромлены пять советских армий».

Сентябрь 1941 г. Киев. Пожар на взорванном НКВД Крещатике

Третья годовщина Второй мировой войны подняла неизбежные вопросы: чего удалось достичь и, самое главное, к чему еще стремиться? События на Восточном фронте, случившиеся в минувшем месяце, явно не тянули на восторженные заголовки. Секретный отчет СС в начале сентября гласил: «Явно затянувшаяся кампания на Востоке расценивается населением с определенной долей недовольства». Победа под Киевом враз все изменила. Внимание снова оказалось привлечено к России. Одна домохозяйка из-под Нюрнберга писала:

«Сегодня еще раз объявили по радио об уничтожении 50 советских дивизий под Киевом. Отец говорит, что этот удар будет посильнее, если считать по захваченным трофеям. Русских так ужасно много, что им нипочем все эти потери, но вот восполнить вооружение будет непросто».

Однако пехотинцы, действовавшие в составе группы армий «Юг», были настроены не столь оптимистично. Именно им выпало очищать захваченную территорию от противника, уничтожать окруженные советские армии. Легко соорудить газетный заголовок, но очень непросто было покончить с теми, кто угодил в Киевский котел. Для завершения этих Канн требовалось 35 немецких дивизий, в том числе 6 танковых и 4 моторизованных. А они, между прочим, составляли одну треть всех сил вторжения, предусматриваемых планом «Барбаросса». Личный состав их с начала кампании позабыл, что такое отдых. Один обер-ефрейтор из 98-й пехотной дивизии писал: «Наша рота потеряла 75 % личного состава». По мнению обер-ефрейтора, пополнение должно было прибыть через несколько дней. «Но мне кажется, если их даже пришлют раньше, они все равно не поспеют — нас опять куда-нибудь погонят».

Другой унтер-офицер из 79-й пехотной дивизии писал, что «он досыта наелся битв восточнее Киева». Унтер-офицер надеется, «что после этой битвы русским уже не опомниться, но нам от этого не легче, поскольку и мы потеряли всех, кого только можно». Теперь же их погнали к Харькову. «У меня сильные сомнения на тот счет, что нам удастся покончить с войной в России в этом году». Вывод и вовсе пессимистичен: «Военная мощь России поколеблена, с этим спорить не приходится, но это огромная страна, и русские сдаваться не собираются». Его взгляды полностью разделяет и ефрейтор из 72-й пехотной дивизии, заявивший в письме домой: «Сегодня утром нам объявили, что под Киевом русские потеряли 600 орудий и 150 000 человек… Что им с того — эта страна неисчерпаема!» Вот в этом и заключается фундаментальное отличие кампаний во Франции и России. На Западном фронте:

«После прорыва их обороны и окружения их армейское командование сочло всякое сопротивление бессмысленной бойней. Здесь все по-другому…»

Иными словами, «ни о каком перемирии с русскими мечтать не приходится».

Фельдмаршалу фон Боку не терпелось начать подготовку к наступлению на Москву. Киевский котел и наступление на юг никак не должны отвлекать от главного. У фон Бока сил было явно не густо, расходовал он их весьма экономно, не упуская своей главной цели — захватить Москву до наступления зимы. 20 сентября он сделал в дневнике такую запись:

«Уплотнение моих линий обороны от противника надолго скрыть никак не удастся. И мне необходимо решать: либо дожидаться подхода обещанных мне сил, либо не дожидаться? Несмотря на всю сложность предстоящего наступления, склоняюсь к тому, чтобы «чуточку рискнуть» и начать наступление, как только в войсках будет достигнут необходимый минимум сил».

24 сентября он замечает: «Становится ясно, что русские отводят войска перед моим фронтом на свои оказавшиеся под угрозой северный и южный фланги. Так что время у нас пока есть!»

Как обычно, фронтовой солдат и понятия не имел обо всех этих намерениях и замыслах. Солдат противотанкового подразделения Виктор Майер писал друзьям, не скрывая своего неведения об обстановке на фронте в целом:

«Как всегда, мы ничего не знаем ни о наших целях, ни о замыслах командования. И сейчас мы понятия не имеем, куда нас перебросят и для чего. Вот мы «вскипятили» еще один котел [под Киевом], так что задача выполнена. Ну, и куда теперь?»

Тео Шарф, в составе 79-й пехотной дивизии пробирающийся через поля пшеницы к Харькову, вспоминал, что тогда «перезрелые колосья припадали к земле».

Наступала осень.

Глава 12

Потерпевшие победу

«Я подумал было написать письмо [моей жене] Марии, чтобы оно было у меня в кармане, на случай, если меня убьют».

Немецкий солдат

Цель — Москва

Директива фюрера № 35 появилась 6 сентября, в день, когда 2-я танковая группа Гудериана с боями продвигалась в южном направлении, готовясь замкнуть кольцо окружения под Киевом. Упомянутая директива предусматривала проведение операции под кодовым названием «Тайфун», целью которой был разгром сил русских на подступах к Москве «в кратчайшие сроки до начала осенней распутицы и зимы». Фельдмаршалу фон Боку ставилась задача «путем сосредоточения крупных группировок на флангах, где было решено наносить главные удары силами подвижных соединений, прорвать оборону противника и замкнуть кольцо окружения под Вязьмой». Начало наступления на Москву предполагалось провести силами правого фланга группы армий «Центр» в направлении реки Ока, а силами левого фланга — в направлении верховьев Волги.

Фон Бок издал приказ о подготовке наступления 26 сентября 1941 года, то есть еще до завершения последних боев в районе Киева. В целях усиления группы армий «Центр» предусматривалось, что в распоряжение фон Бока будет передано несколько соединений из групп армий «Север» и «Юг». Таким образом, фон Боку теперь подчинялись три танковые группы — 4-я под командованием Гёпнера, 2-я танковая группа Гудериана и 3-я танковая группа под командованием Гота. Три пехотные армии — 9-я, 4-я и 2-я — наступали вслед за танковыми армиями.

Замысел операции состоял в том, чтобы окружить советские войска восточнее Вязьмы. Ударная группировка танковых войск должна была развивать наступление на Москву по обеим сторонам шоссе Москва — Минск. 2-й танковой группе Гудериана (на период проведения наступления переименованной во 2-ю танковую армию) ставилась задача нанести удар юго-восточнее Брянска из района Киева, где она в тот момент находилась, на соединение со 2-й пехотной армией.

Война на Востоке близилась к кульминационной точке. В составе группы армий «Центр» немцы имели около двух миллионов солдат (1 929 000 человек). В противостоявших ей трех советских фронтах (Западном, Резервном и Брянском) насчитывалось 1 250 000 солдат Красной Армии. Около одной трети численности составляли службы снабжения и тыла, таким образом, в боевых частях и подразделениях у немцев было 1,2 млн человек против 800 тысяч у русских, то есть на каждых 8 солдат вермахта приходилось 5 красноармейцев. Для гарантированной победы этих сил было маловато, обычно победное соотношение выглядит как три к одному. Именно трехкратное превосходство в живой силе и технике позволяет рассчитывать на прорыв обороны врага и его сокрушительный разгром. Однако и цифры не всегда решают исход операции, не следует забывать и о тактике, о разумном распределении сил. Важную роль играет и фактор внезапности, однако он актуален лишь на начальной стадии наступления.

Нельзя сказать, что все перечисленные факторы складывались в пользу вермахта в ходе восточной кампании. Силы Красной Армии на момент начала действий согласно плану «Барбаросса» были развернуты у границ в неявно выраженной наступательной конфигурации. Массовый разгром советских войск, огромные группировки, угодившие в окружение под Минском и Смоленском, — все это стало результатом исключительно фактора внезапности. Чем же располагал вермахт на сентябрь месяц 1941 года? Ленинград в тисках блокады, Киев взят. Что же, в таком случае, оставалось? Разумеется, Москва. Вопрос о наступлении на московском направлении рассматривался исключительно во временном аспекте. «Когда?» — именно так стоял вопрос.

Фактор внезапности — палка о двух концах, и это правило применимо к обеим сторонам. Захваченные немцами документы Западного фронта дают представление о том, какую роль сыграл фактор внезапности для русских. «Использование пехотных сил при мощной поддержке тяжелой и противотанковой артиллерии, мотоциклетных подразделений и, в первую очередь, проведение эшелонированных в глубину танковых атак в тесном взаимодействии с люфтваффе» — иными словами, тактика блицкрига в сочетании с фактором внезапности, если верить русским документам, и определяла ход первой фазы войны. Дело в том, что в силу скоротечности и победоносности предыдущих кампаний немцам не удалось извлечь из них уроки, критически рассмотреть и обобщить их опыт. Не все методы ведения войны в Западной Европе годились для России.

Русские, располагая достаточной для отступления территорией, опомнившись от шока первых дней и месяцев, постепенно усваивали тактику немцев, отыскивая в ней уязвимые места. Например, они умело пользовались тем, что немецкая пехота отставала от наступавших танковых соединений, тем, что немцы практически не имели навыков ведения ночных боев и бывали крайне уязвимы во время маршей или на отдыхе. Немецкие посты охранения также «в большинстве были слабы, и ничего не стоило обезвредить их в случае необходимости». Таковы свидетельства многочисленных штабных документов русских.

Так что фактор внезапности со временем утрачивал первоначальную актуальность. На смену ему приходили другие. Гальдер предвидел новые проблемы еще 11 августа:

«Общая обстановка все очевиднее и яснее показывает, что колосс — Россия, который сознательно готовился к войне, несмотря на все затруднения, свойственные странам с тоталитарным режимом, был нами недооценен. Это утверждение можно распространить на все хоз