Работы по получению плутония.

Чтобы представить себе всю беспрецедентность усилий ученых и инженеров,сделавших гигантский скачок от идеи использования плутония к еепромышленному воплощению, надо учитывать не только новизну этой проблемы, нои время, за которое это было сделано. Эта работа останется в истории как пример феноменальногосамоотверженного прорыва в неизвестность, сравнимого, пожалуй, только спервым путешествием Колумба. На пути лабораторных исследований стояли невероятные трудности. ВЧикагской лаборатории велись исследования с целью получения из одногоэлемента, урана, другого -- плутония. Такое превращение атомов одноговещества в атомы другого с физической и химической точки зрения было, посуществу, первой научной попыткой воплотить мечту средневековых алхимиков опревращении одних металлов в другие. Весь опыт науки был против нас. Для осуществления процесса превращения элементов, даже в лабораторныхусловиях и в ничтожно малых количествах, необходимо было создать реактор,или, как мы его чаще называли, котел, довольно внушительных размеров. Дляпромышленного получения нового элемента нужен был, естественно, реактор ещебольших размеров. По оценкам, лабораторная установка должна была вмещатьоколо 45 тонн металлического урана или двуокиси урана. Такими количествамидостаточно чистого урана мы не располагали вплоть до конца 1942 г. Но даже ипосле 1942 г. лабораторная установка не могла дать нам плутоний вколичествах, достаточных для его выделения. В июне 1942 г., в тот момент, когда инженерные войска были подключены кпроекту, работы только что начались. Тогда еще не было экспериментальнодоказано, что теоретически обоснованный процесс превращения урана в плутонийдействительно можно осуществить. Такое доказательство было получено только 2декабря 1942 г. Прошло несколько недель, прежде чем мы решили вести работыпо получению плутония полным ходом и приступили к проектированию первойпромышленной установки. 5 октября 1942 г. я впервые посетил Металлургическуюлабораторию Чикагского университета, где провел с Артуром Комптоном полдня,осматривая оборудование лаборатории и знакомясь с работами ученых. Вторая половина дня была посвящена совещанию, на котором присутствовалиКомптон и его ведущие сотрудники. Среди них были два лауреата Нобелевскойпремии Энрико Ферми и Джеймс Франк, а также блестящие венгерские физикиВигнер и Сциллард и помощник Комптона Н. Хилберри. Цель совещания состояла втом, чтобы познакомить меня с их достижениями в данной области знаний, сданными о возможной взрывной мощности атомной бомбы, о количестве делящегосяматериала, необходимого для бомбы. Особенно важным мне представлялосьуяснить те проблемы, над которыми еще нужно работать. Мне также хотелось,чтобы все, включая меня самого, четко представляли те задачи, которые стоялина пути решения центральной проблемы. Меня очень интересовало, сколькопотребуется урана-235 для достаточно эффективной атомной бомбы, ибо ответ наэтот первостепенной важности вопрос определял масштабы промышленныхустановок для получения как плутония, так и урана. Сотрудники Комптона тщательно и добросовестно обсудили все стороныпроблемы, подкрепляя свои рассуждения математическими выкладками; каждый мойвопрос получил ответ. Обсуждение было деловым, несмотря на то, что оноосновывалось на еще не проверенных на опыте гипотезах. Перед концом совещания я спросил, насколько точна их оценка количестваделящегося материала, необходимого для создания одной бомбы. Я ожидалответа: на 25--30 процентов, не более. Однако услышанное мною повергло меняв ужас. Ученые совершенно спокойно заявили, что, по их мнению, оценка вернас точностью до двух порядков, т. е. в пределах, отличающихся по величине всто раз. Следовательно, если определенное ими количество плутония,необходимого для бомбы, равно 40 килограммам, то действительная цифра можетлежать где-то между 4 и 400 килограммами. Трагедия такой неточностизаключалась в том, что она исключала всякое разумное планированиепроизводства делящихся материалов. При этом я оказался в положении повара,которому приказано обслужить неизвестное количество гостей: или 10, или1000. Но после тщательного обсуждения этого вопроса я пришел к выводу, что втот момент более точные данные получить просто невозможно. Готовых решений не существовало, и вся надежда была на то, что ошибкаокажется не такой фантастической. Неопределенность, связанная с необходимымколичеством материала для бомбы, преследовала нас все время вплоть доиспытания бомбы в Аламогордо (16 июля 1945 г.). Но даже и после этогоиспытания мы не были полностью уверены, будет ли уран-235 (использованный вбомбе, сброшенной на Хиросиму) вести себя так же, как плутоний, который былв использован в бомбе, сброшенной на Нагасаки. В результате посещения лаборатории у меня создалось весьмаблагоприятное впечатление о ней. В научном отношении Металлургическаялаборатория не нуждалась в помощи и вполне могла стать ядром для болееширокой организации. После совещания я продолжил с Комптоном начатый еще ранее со Сциллардомразговор о возможностях уменьшения числа изучаемых способов отвода тепла отреактора. Активно изучались четыре метода: с использованием гелия, воздуха,воды и тяжелой воды. Необходимо было сконцентрировать усилия на каком-тоодном из них. К концу дня мы остановили выбор на гелии. Однако вскоре эторешение было изменено. Трудности, на которые мы сразу же натолкнулись припроектировании сравнительно небольшого, охлаждаемого воздухом реактора вКлинтоне, помогли нам понять, что обращаться с любым газообразнымтеплоносителем в больших Ханфордских реакторах будет крайне сложно. Какпоказали результаты испытаний реактора Ферми в декабре, при соответствующейконструкции реактора в качестве теплоносителя можно применять воду. Поэтомурешено использовать воду для охлаждения реакторов в Ханфорде,предназначенных для получения плутония. Я уехал из Чикаго с убеждением, что плутониевый цикл обещает бытьнаиболее успешным способом производства материала для бомбы. Все другиерассматривавшиеся способы были связаны с возможностью разделения веществ,имевших ничтожные различия в физико-химических свойствах. В силу этогоразработка и реализация промышленного способа разделения этих веществсталкивалась с огромными трудностями. Превращение значительных количествурана в ходе цепной реакции в плутоний действительно лежало за пределамисуществовавших тогда технических возможностей. Зато вторая часть процессаполучения плутония (его химическое выделение), хотя и представляла серьезныетрудности, все же не выглядела невозможной. К описываемому моменту было получено лишь микроскопическое количествоплутония. Оно было получено чисто лабораторным методом (на циклотроне), негодившимся для производства в значительных масштабах. Под значительнымимасштабами я подразумеваю не тонны в час, а хотя бы несколько наперстков вдень. Даже к декабрю 1943 г. было получено всего два миллиграмма плутония. В предшествовавшие годы группой Комптона были исследованы нескольковозможных способов химического выделения плутония. Однако какой из этихспособов наиболее прост -- было неясно. Никому также не было известно, какдолжно выглядеть оборудование для промышленного выделения плутония. Я возвратился в Вашингтон, убежденный в том, что основные усилияследует направить на организацию плутониевого цикла, отодвинув на болеепозднее время решение других задач. Еще до разговоров в Чикаго я начал представлять себе, что мы вовлеченыв колоссальное предприятие, значительно превосходившее по своим масштабамвсе мои первоначальные оценки. В связи с этим совершенно нереальнымивыглядели надежды, которые мы возлагали на фирму "Стоун и Вебстер". Она дажес помощью субподрядчиков не могла справиться со всем объемом работ поконструированию оборудования, не говоря уже о строительстве. Эксплуатацияатомных заводов также представлялась нам очень сложной. Поэтому нам нужнобыло организовать учреждение, которое могло бы стать основой будущихадминистративных управлений. Для облегчения положения фирмы "Стоун и Вебстер" надо было перепоручитьразработку производства плутония другой фирме. Надо было также решить,поручить ли конструирование, строительство и эксплуатацию одной фирме илинескольким. Мне казалось предпочтительным, чтобы все работы былисосредоточены в руках одной фирмы. Такое решение упростило бы проблемукоординации работ, которая в противном случае прибавилась бы к моим и безтого многочисленным заботам. После изучения всех аспектов и возможностей япришел к выводу, что существует лишь одна компания, способная выполнить всеэти работы. Такой компанией являлась фирма "Дюпон". Инженерный отдел этой компании, всегда отличавшийся своим высокимпрофессиональным уровнем, в ходе выполнения больших строительных заказов дляармии США стал еще более квалифицированным и энергичным. Персонал этогоотдела был опытным в вопросах проектирования и строительства технологическисложных предприятий. В течение нескольких лет ее инженеры весьма успешносотрудничали со мной в рамках армейского строительства. Это было такженемаловажным фактом. Многим из нас было ясно, что управление установками для полученияплутония будет крайне сложным делом, требующим персонала самой высокойквалификации и имеющего опыт в эксплуатации крупных технологическихопераций. От персонала требовались глубокие знания химии и химическойтехнологии, чем как раз располагали инженеры компании "Дюпон". Необходимостьблизкого знакомства с атомной физикой была для них менее острой, и в этойобласти мы вполне могли положиться на Чикагскую металлургическуюлабораторию. Прежде чем принять окончательное решение о привлечении компании"Дюпон", я обсудил его с членами Военно-политического комитета, вособенности с Конэнтом, и получил их согласие. Следующим шагом была подготовка Чикагской лаборатории к преобразованию.Это оказалось далеко не легким делом. Когда я рассказал о сложившейсяситуации Комптону, он сразу же признал, что фирма "Стоун и Вебстер"действительно перегружена заказами и вынуждена работать не совсем в своейобласти. Привлечение компании "Дюпон", по его мнению, облегчит дело. Однакоон предупредил о возможном сопротивлении некоторых довольно влиятельных лициз числа сотрудников его лаборатории. Еще в июне Комптон собирал сотрудников и предлагал привлечькакую-нибудь промышленную фирму для участия в разработке производстваплутония. Однако его предложение натолкнулось на яростное сопротивлениенекоторых ученых. Они просто не представляли грандиозность инженерных,проектных и строительных проблем, которые должны были возникнуть на их пути.Все аргументы в пользу этого предложения они отвергали как несущественные.Когда страсти улеглись, Комптон заявил коллегам о своем намеренииосуществить этот план, и его предложение в конце концов было принято. Однакоон не сомневался, что у меня будет много явных и скрытых противников такогопреобразования, в особенности если мы остановим свой выбор на компании"Дюпон" -- символе крупной промышленности. Лично он полностью поддерживалэтот выбор и считал его наилучшим из возможных. Среди сотрудников лаборатории имелась также группа ученых в основномевропейского происхождения и, следовательно, ближе знакомых спромышленностью, чем их американские коллеги, которые считали, что всемиинженерно-проектными работами должны руководить они. Причем некоторые из нихсчитали себя подготовленными даже для руководства строительством. Во времямоих посещений лаборатории Комптона я неоднократно выслушивал предложения овыделении 50--100 инженеров и проектантов для обеспечения быстрогостроительства плутониевого завода. (Абсурдность этих предложений особенноочевидна, если вспомнить, что впоследствии на строительстве такого заводабыло занято до 45 тысяч человек и даже ресурсы такой компании, как "Дюпон",были на грани истощения, несмотря на громадную поддержку и помощьправительства США.) Я ни в коей мере не разделял их взглядов, однако объяснить, почему ихидеи нереальны, было невозможно из-за крайнего упорства, с которым они ихотстаивали. Некоторые убежденные сторонники этих идей продолжали верить вних даже после того, как стали очевидны гигантские масштабы Ханфордскогозавода, а самые твердолобые из них еще продолжали спорить даже послезавершения всех работ. Несколько месяцев спустя Конэнт высказал мысль о необходимостиофициального назначения его и Р. Толмена научными консультантами. Конэнт,хотя это мало кто знал, фактически был уже им. Толмен же, выдающийся физик,декан Калифорнийского технологического института и вице-президент НДРК, былв курсе наших дел и время от времени помогал нам. Я сразу же согласился с предложением Конэнта, как с весьма разумным.Подобный шаг, полагал Конэнт, хотя бы частично уменьшит раздражение техученых, которые были недовольны тем, что ими командуют люди, не имеющиеотношения к науке. Я со своей стороны был рад иметь возможность обращатьсяза, советом к таким знающим и способным ученым, в особенности по вопросамвзаимоотношений с научным персоналом. Немедленно, как только было полученосогласие Толмена, ему было объявлено о назначении его и Конэнта моимиконсультантами. Положительные последствия этого назначения, предсказанныеКонэнтом, не замедлили сказаться. Все же небольшая группа ученых, главным образом европейскогопроисхождения, продолжала претендовать на неограниченную власть в делахвсего проекта. Еще задолго до передачи проекта армии США они выражалинеудовольствие руководящим положением Буша и Конэнта. Они, вероятно,полагали, что любой, даже весьма опытный и способный ученый, в возрастесвыше сорока лет не может уяснить тонкости атомной физики. Это былоабсурдом: разобраться в основных законах атомной физики для любого человека,упорно стремящегося к этому, -- задача вполне возможная. Несколько позднее появился еще один повод для разногласий. Некоторые изученых выступили с патентными заявками на различные виды использованияатомной энергии. Как мне, так и нашему консультанту по патентным деламкапитану второго ранга Лавендеру эти заявки не казались обоснованными сточки зрения американских патентных законов, поскольку ни одно из этихпредложений не было в то время реализовано. Поэтому мы не проявили никакойсклонности к быстрому оформлению финансовой стороны этих заявок. Такаяреакция не могла не вызвать явного или по крайней мере скрытого раздраженияу их авторов. В любом случае я не завидовал Конэнту, которому изо дня в деньприходилось решать подобные вопросы. После войны много говорилось о трениях между представителями армии иучеными внутри Манхэттенского проекта. Подобные трения вполне естественныдля организации, состоящей из лиц с совершенно различным воспитанием иобразованием. Положение в Чикагской лаборатории было особенно сложным, таккак там собралась когорта научных талантов, причем большая часть из них былаполна отвращения к любому контролю. Следует еще раз подчеркнуть, чтонекоторые из этих противоречий доставляли нам массу неприятностей, но ониникогда серьезно не мешали достижению общей цели. Ведь мы участвовали не вконкурсе на популярность, а в крайне серьезном деле. Преданность Чикагскойлаборатории, как и всего коллектива Манхэттенского проекта, нашему общемуделу, а, по-моему, это главное, у меня никогда не вызывала сомнений. 30 октября, позвонив В. Харрингтону -- первому вице-президенту компании"Дюпон", я попросил его приехать в Вашингтон для обсуждения одного весьмаважного вопроса и никому не говорить о моем звонке. Он же попросил меняпригласить доктора Ч. Стайна. На следующий день мы с Конэнтом рассказали имо всей атомной проблеме в целом, охарактеризовав основные задачи и срочностьих разрешения. При этом мы не пытались скрыть наших сомнений в реальностинаших целей. Свои объяснения мы закончили, сказав, что для организациипроизводства плутония нам нужна помощь компании "Дюпон". Мы интересовались их точкой зрения на возможность построить большойзавод за разумное время, учитывая при этом, что все необходимые исходныетехнические данные уже имеются в Чикагском университете. О других процессах,не имевших прямого отношения к работам, которые мы предполагали им поручить,мы сообщили минимум сведений. Описали предполагаемую конструкцию бомбы испособ ее военного применения. Харрингтон и Стайн бурно протестовали. "Специальностью их компании, --указывали они, -- является химия, а не физика, и в этой области они не имеютни опыта и ни знаний. Их компетентности хватает лишь на то, чтобы понять,что вся предполагаемая программа лежит за пределами человеческихвозможностей". В ответ я еще раз подчеркнул, что ставки в той игре, которуюмы ведем, очень высоки, хотя мы частично и разделяем их опасения, все же мыне можем отступать. До тех пор, пока не будет доказана невозможностьосуществления плутониевого цикла, мы должны начать и вести полным ходомстроительство завода. Видят ли они теперь какое-либо препятствие для участияих компании в проекте? На этот вопрос они ответили отрицательно. Однакопрежде чем дать окончательный ответ, они должны были переговорить спрезидентом компании У. Карпентером-младшим, с другими членами правления, атакже со специалистами компании. "Весь проект хотя и является в высшей степени секретным, -- заметил я,-- им разрешается говорить о нем с любым из служащих их фирмы, честности иосторожности которых они доверяют, однако число этих лиц должно бытьминимальным, и их следует предупредить о секретности вопроса". Я такжепопросил составить список таких лиц для передачи его мне в том случае, еслиих компания не присоединится к Манхэттенскому проекту. К подобной процедуре мы прибегали всегда, когда привлекали к нашимработам новую организацию. Вначале мы вели переговоры с одним или двумя ееответственными представителями, обычно с людьми, которых мы знали раньше и вчью рассудительность и, умение хранить тайну мы верили. В предварительныхбеседах мы сообщали им лишь минимальную информацию. Если эти переговоры насне устраивали, мы прекращали их и просили представителей забыть все, о чеммы с ними говорили. В обратном случае, мы просили их обсудить нашипредложения самым осторожным образом, соответствующе предупредив тех, с кемони будут советоваться. Ограниченность во времени не позволяла нам провестизаранее тщательную проверку тех лиц, с которыми мы вели переговоры. Намприходилось целиком полагаться на благоразумие и патриотизм американскихпромышленников. Этот риск нам казался вполне обоснованным, и, действительно,нам не пришлось раскаиваться в нем. В течение следующей недели руководство компании "Дюпон" обсуждало нашепредложение, причем мы разрешили ответственным сотрудникам этой фирмыпосетить Чикагскую лабораторию. Там они познакомились с состоянием и планамиработ и были снабжены всеми имеющимися теоретическими и экспериментальнымиданными. 10 ноября я посетил Карпентера в Уилмингтоне. Цель моего визита --добиться согласия на поручение его компании всех работ. Направляясь кКарпентеру, я отдавал себе отчет в том, что мое предложение поставит его втяжелое положение, так как оно было связано с опасным, трудным и, возможно,неосуществимым делом, а его компания в то время напрягала все силы, выполняядругие многочисленные военные заказы. Причем предлагаемая работа, каксправедливо утверждали Харрингтон и Стайн, лежала вне основной специальностифирмы. И, наконец, меня беспокоило мое недостаточно глубокое знание деталейпроекта, чтобы свободно обсуждать их с весьма квалифицированнымруководителем химической промышленности, хотя он и был далек от ядернойфизики и радиохимии. Однако у компании "Дюпон" не было ни малейшего желания взять на себятакую тяжелую задачу. Основания для этого были вполне здравыми -- очевиднаяопасность производства, отсутствие опыта в области ядерной физики,многочисленные сомнения в осуществимости процесса получения плутония,неудовлетворительное состояние теории процесса и полное отсутствие основныхтехнических данных для проектирования, а также трудность проектирования,строительства и эксплуатации завода крупного масштаба без соответствующихданных по полупромышленным или даже лабораторным установкам. К этому следуетдобавить, что компания, выполнявшая военные заказы, уже испытывала серьезныезатруднения с кадрами: не хватало инженерного и эксплуатационного персонала,столь остро необходимого для наших работ. Я дал понять Харрингтону и Стайну, что правительство считает наш проектделом в высшей степени важным и срочным и это мнение разделяется Рузвельтом,Стимсоном и генералом Маршаллом. Когда я повторил все это Карпентеру, онзадал мне неожиданный вопрос, согласен ли я сам с этим мнением. Не колеблясья ответил утвердительно и рассказал ему о трех основных стратегическихсоображениях, с которыми связана важность нашей работы. Во-первых, вероятно,страны оси скоро смогут производить плутоний или уран-235. Во всяком случае,в нашем распоряжении не было никаких доказательств того, что они не пытаютсяэтого достичь, и было бы безрассудно в таких условиях считать, что они этогоне делают. Во-вторых, против ядерного оружия не существует никакой защиты,кроме страха перед возмездием. И, в-третьих, если мы сумеем достаточнобыстро создать такое оружие, мы спасем жизнь десяткам тысяч американскихсолдат. Как мне потом показалось, эти соображения, особенно последнее,сыграли решающую роль при определении отношения Карпентера и его коллег кэтому весьма рискованному для них делу. Из-за этих соображений, объяснял я ему, работы по получению плутониядолжны быть начаты возможно быстрее и вестись аварийными темпами. Взаключение беседы я еще раз повторил, что мы полностью сознаем всю опасностьэтого дела, особенно опасность эксплуатации плутониевого завода. Карпентерпроявил во время беседы заинтересованность и доброжелательность, но никакогоопределенного ответа я от него не добился. В то же утро мы присутствовали на заседании правления компании "Дюпон".Среди приглашенных были Николс, Комптон, Хилберри и несколько сотрудниковкомпании из числа посетивших Чикагскую лабораторию. Я повторил им все то, что ранее изложил Карпентеру. Представителикомпании в свою очередь еще раз указали на некомпетентность их персонала вданной области знаний, особенно в области ядерной физики. Ни в одной изобластей своей деятельности они не решились бы организовать производственныйзавод без предварительных длительных лабораторных и полупромышленныхисследований. В качестве примера они ссылались на историю многолетнегоизучения производства нейлона, хотя этот процесс был несравненно проще того,который мы просили их организовать. Несмотря на государственную важностьпредлагаемого проекта, их моральный долг как руководителей компании передсвоими служащими и рабочими не позволяет им принять участие в работах,связанных с такой большой опасностью для здоровья, как эксплуатацияплутониевого завода. Здесь следует пояснить, что теория реакторов в то время не исключалавозможности перерастания при некоторых условиях цепной реакции в реакторе вовзрыв. Если высокорадиоактивные продукты были бы выброшены в атмосферу ираспространились на большой площади, последствия были бы катастрофическими.Кроме того, мы представляли себе, что в процессе получения плутония нам,возможно, придется выпускать в атмосферу радиоактивные и другие ядовитыегазы, а это представит реальную угрозу для эксплуатационного персонала.Поэтому компания "Дюпон" имела все основания сомневаться в целесообразностисвоего участия в наших работах. "Однако, -- продолжали представители компании, -- учитываяисключительную важность и срочность работы (здесь они согласились с нашимиаргументами), о которой их просит правительство, они не могут отказать нам впомощи". Но это было лишь мнение членов правления. Затем сотрудники компании сообщили о своих выводах, касающихсяпроизводства плутония. Оценки были сделаны на основании их трехдневногопребывания в Чикагской лаборатории. "Полной уверенности в осуществимости процесса не может быть последующим причинам: 1) самоподдерживающаяся ядерная реакция еще не осуществлена напрактике; 2) ничего определенного о тепловом равновесии такой реакции неизвестно; 3) ни одна из рассмотренных к тому времени конструкций ядерногореактора не выглядит осуществимой; 4) возможность извлечения плутония из высокорадиоактивного веществатакже не является доказанной; 5) даже при самых благоприятных предположениях о каждой стадии процессапроизводительность завода в 1943 г. будет составлять несколько граммовплутония, а в 1944 г. -- немногим больше. Если предположить, что действующийзавод удастся построить в срок, производство плутония достигнетзапланированной величины не ранее 1945 г. Однако эта величина можетоказаться и недостижимой; 6) практическая полезность цикла, разрабатываемого в Чикагскойлаборатории, не может быть определена без сравнения его с урановым циклом,над которым работают лаборатории Колумбийского университета и Беркли (вКолумбийском университете под руководством Юри велись работы погазодиффузионному методу разделения урана-235 и урана-238. В Беркли(Калифорнийском университете) Лоуренс возглавлял работы по электромагнитномуразделению.). Поэтому необходимо провести исследование и сравнить этиметоды". Со всеми их замечаниями мы были полностью согласны. Через два дняКарпентер сообщил мне о согласии компании "Дюпон" взять на себя работу.Решение правления компании было единогласным, однако оно подлежало одобрениюСовета директоров. Когда на следующее утро члены правления собрались на свое очередноезаседание, перед ними на столе перевернутые текстом вниз лежали какие-тобумаги. Их попросили не читать этих документов. "Совет директоров, --сообщил членам правления Карпентер, -- рекомендует компании взять на себявыполнение правительственного заказа в новой для компании области. Заказэтот очень большой и трудный; выполнение его потребует предельноймобилизации ресурсов компании. Выполнение этого заказа сопряжено с серьезнымриском, однако высшие правительственные руководители, а также лица, хорошознакомые с этим проектом, рассматривают этот заказ как имеющий важнейшееоборонное значение. Крайняя секретность проекта не позволяет рассказать дажео его основных целях. Однако, -- закончил Карпентер, -- если кто-либо изчленов правления пожелает, он может до голосования перевернуть и прочестьматериалы о проекте". Ни один из них, а все они были основными акционерами,не сделал этого ни до голосования, ни после, продемонстрировав истинныйпатриотизм. 18 ноября мы с Конэнтом имели подробную беседу со Стайном и Гринуолтом,одним из опытнейших инженеров-химиков компании "Дюпон", впоследствии ставшимее президентом. Оба они еще раз выразили прежние опасения: процесс труден восуществлении. Когда же я ответил, что с нашей точки зрения плутониевыйпроцесс выглядит, наоборот, самым перспективным, на их лицах отразилоськрайнее недоверие. Стайн при этом заметил: "Если у вас такая выдержка ихладнокровие, то это уже немало". Чтобы уменьшить их беспокойство, мы с Конэнтом обещали создатьспециальную комиссию для сравнительного изучения различных способовполучения делящихся материалов. Более того, нам очень хотелось, чтобы вкомиссию вошли представители компании "Дюпон", которые впоследствии могли бысообщить руководству свое мнение. Комиссия получилась очень удачной по составу, компетентной иоперативной. Ее задача представлялась нам двоякой. Во-первых, представитьнам результаты проведенного анализа и, во-вторых, убедить компанию "Дюпон" втом, что мы не ввели ее в заблуждение ни умышленно, ни по неведению. Несколько ранее, в начале ноября, мы столкнулись с проблемой выбораместа для первого экспериментального реактора. Первоначально предполагалосьпостроить его в Аргоннском лесу, километрах в 25 от Чикаго, где ужевоздвигались здания специальных вспомогательных служб и лабораторий. И безтого жесткие сроки строительства непрерывно уменьшались из-за недостаткарабочей силы и грозили быть сорванными. Тем временем начались работы по строительству небольшого реактора подзападной трибуной стадиона Чикагского университета. Этот реакторпредполагалось использовать для экспериментов, которые позволили бы решитьвопрос о возможности создания более крупных установок. Изучение поведенияустановок в некотором диапазоне условий при экспериментах позволит делатьзаключения об их поведении в более широком диапазоне. Когда же оказалосьвозможным получить необходимый для постройки реактора чистый графитнесколько раньше, Комптон, естественно, спросил: "А зачем нам ждатьаргоннского строительства?" Оснований ждать действительно не было, если не говорить о нашейнеуверенности в безопасности реактора для окружающего населения. Никто тогдане знал, сколь велика опасность взрыва реактора. Стадион Чикагскогоуниверситета находился в центре многонаселенного района, тогда какаргоннская площадка лежала в пустынной местности. Эти соображения заставлялименя сомневаться в правильности предложения Комптона. Мы с ним еще разобсудили обстановку и мои сомнения. Однако я не стал мешать его планам идаже не выразил желания присутствовать на первом испытании реактора. Мнепришлось позднее узнать, как тяжело для человека, несущего основнуюответственность, беспомощно сидеть и ждать, не имея возможности что-топредпринять, результатов опыта, который может разрушить все его надежды. К тому моменту вопрос о подчиненности Чикагской лаборатории был ещенеясным для кое-кого, но не для Буша, Конэнта и меня. Непосредственнымруководителем лаборатории был Комптон. Общая же ответственность ируководство лежали на мне. Хотя все контрольные функции уже переходили кнам, Чикагская группа формально работала еще по договору с ОСРД, и поэтомуученые своим главным начальством считали ОСРД. Это было нам вполне понятно,и поэтому причин для столкновений не было, если не считать небольшогораздражения, вызываемого появлением представителей Манхэттенского проекта внекоторых лабораториях. Несколько экспериментов, проведенных за времястроительства реактора, давали возможность полагать, что вероятность аварииочень мала. На основании этих экспериментов руководящие сотрудникилаборатории Комптона пришли к выводу о безопасности опыта под западнойтрибуной. Эти же результаты давали основания полагать некоторым из них, чтов этом опыте удастся достичь самоподдерживающейся цепной реакции. Разработанная система управления реакцией полностью исключалавозможность несчастного случая. Поэтому я больше не возражал противпроведения опыта, однако через своего представителя капитана А. Питерсонавнимательно следил за развитием этих исследований, чтобы иметь возможностьвмешаться и остановить работу, если события примут опасный оборот. Сооружение реактора на стадионе велось стремительными темпами. Комптонбыл крайне заинтересован в опыте. Он хотел продемонстрировать цепную реакциюнедавно созданной комиссии до окончания ее работы, так как, по его мнению,это должно было придать уверенность компании "Дюпон". Меня эти соображения не сильно беспокоили, ибо я верил договоренности сКарпентером и решению Совета управляющих. "Тем не менее, успешноеосуществление реакции, -- думал я, -- облегчит окончательное соглашение скомпанией". Все члены комиссии были в Чикаго в день первого пуска реактора Ферми --2 декабря 1942 г., однако к реактору был приглашен лишь один из них --Гринуолт. Его Комптон выбрал потому, что он был моложе других и,следовательно, дольше других мог бы быть свидетелем этого события. Я в тотмомент был в дороге по пути с тихоокеанского побережья, поэтому Комптон несмог меня сразу известить об успехе. Он позвонил Конэнту в Гарвард и передалставшее теперь знаменитым шифрованное сообщение: "Итальянский мореплавательвысадился в Новом Свете. Туземцы настроены дружелюбно". Опытом 2 декабря было доказано, что контролируемая цепная реакцияосуществима, однако это еще не означало, что она может быть использована дляполучения плутония в больших количествах. Опыт также не дал доказательств,что бомба из плутония и урана взорвется. В реакторе цепная реакция протекалас участием медленных нейтронов, т. е. нейтронов, замедленных при их движениив графите. В бомбе же по техническим причинам не может быть замедлителя,поэтому нейтроны, образующиеся в ней, имеют большие скорости. Несмотря наэти неясности, подытожив результаты своих наблюдений, комиссия высказаласьза осуществимость плутониевого цикла. Хотя такой вывод для меня и Конэнта небыл неожиданным, все же мнение комиссии ободряюще подействовало и на нас ина представителей компании. Начиная с этого момента все возникавшие сомненияперсонал "Дюпона" держал при себе. Странно, но тот же успех поколебалуверенность самого надежного сторонника нашего плана -- Комптона. 23 декабря я получил от него копию его письма к Конэнту, на которой егорукой было написано: "Я писал это Конэнту, но я хочу также, чтобы и Выобратили внимание на изложенные здесь вопросы". Комптон утверждал, чтопроизводство плутония по разработанному методу осуществимо с вероятностью в99 процентов, а вероятность создания бомбы равна 90 процентам. При условииполной поддержки работ правительством первая бомба будет создана в 1944 г.,а в 1945 г. будет производиться по одной бомбе в месяц. Это был самыйоптимистический из прогнозов, которые мне пришлось выслушать за 30 месяцевдо взрыва первой атомной бомбы. Прогноз этот, конечно, не совсемсоответствовал действительности. Так, например, время, необходимое нам, вписьме было занижено, но этому есть оправдание, ибо тогда ученые еще немогли знать всех колоссальных трудностей. Комптон далее писал, что его мнение расходится с мнением инженеровкомпании "Дюпон". Стайн, например, считает процесс осуществимым лишь свероятностью в один процент. Насколько я знал мнение Стайна, Комптон явнозаблуждался. "Кроме того, -- писал он, -- сроки организации производства,предсказываемые Стайном, на год больше, чем по его расчетам, хотя его самыеквалифицированные сотрудники в этих расчетах учитывали те же факторы, что иСтайн". Он поддерживал ранее обращение к компании "Дюпон", так как высоко ценитее опыт, организационные возможности и умение работать снаучно-исследовательскими учреждениями. Все дальнейшие отношения с этойкомпанией не давали ему оснований менять свое мнение. Однако, посколькукомпания не верит в успех дела, он считает это серьезной помехой ипредлагает в таком случае не настаивать на участии компании в проекте. В конце письма он предлагал обратиться за помощью в строительствезаводов к компаниям "Дженерал электрик" и "Вестингауз", оставив за компанией"Дюпон" только производство плутония и эксплуатацию энергохозяйства. Комптонтри года работал инженером у компании "Вестингауз" и семнадцать лет состоялконсультантом у "Дженерал электрик". Поэтому он был уверен, что эти компаниис большей готовностью поверят его утверждениям об осуществимости процесса исделают буквально все для их реализации. По его мнению, совместныеинженерные разработки этих двух компаний следует предпочесть деятельностискептически и недоверчиво настроенных работников компании "Дюпон". ПисьмоКомптона совершенно не убедило меня. Позиция компании "Дюпон", в частностиСтайна, была изложена в нем неправильно, а предлагаемая Комптоном кооперациятрех компаний практически неосуществимой. Как бы ни были теперь серьезнытрудности на пути к цели, Стайн и его коллеги все сделают, чтобы преодолетьих. Более того, мы уже располагали докладом комиссии, и это давало намполную уверенность в том, что компания "Дюпон" отнесется к работе так, какэтого требовало дело. Конэнт очень быстро разубедил Комптона, и полнаяподдержка чикагских ученых, а также сотрудничество их с инженерами компании"Дюпон", от которых так сильно зависел успех всего дела, были гарантированы.

ГЛАВА ПЯТАЯ.