Мастера «особых поручении» на конвейерах смерти
Огромное количество смертных приговоров - одиночных и групповых - породило горы трупов. А создание на протяжении десятилетий полных оврагов расстрелянных породило новую организацию, которая должна была работать много и продуктивно, иначе овраги останутся оврагами, а вырытые с таким трудом огромные ямы будут напоминать противотанковые рвы и портить местный пейзаж.
Касаться непосредственно мастеров индустрии смерти тяжело и отвратительно, и потому обычно все старались делать вид, что массовые расстрелы происходили как-то сами собой. Но не будем больше прятать голову в песок; страусу это можно - мы же должны всегда быть с поднятой головой.
Итак, что это были за люди? Каковы их образование, социальное положение, мораль, идеалы, состояние ума и души? Откуда они родом, из каких семей, какой трудовой путь предшествовал столь новой специализации в совершенствовании социалистического строя?
Рассматривать отдельных конкретных личностей практически невозможно, да и задачи этой книги не те. Назвать десять человек, а всех остальных обидеть - нехорошо, да и ни к чему.
У всех у них очень простые фамилии, распространенные, повторяющиеся имена: Василий, Иван, Николай... В подавляющей массе родом они из деревень, из семей батраков; образование в лучшем случае 2-4 класса (большая часть научилась грамоте в ликбезе); воевали рядовыми в Первую империалистическую войну, затем вступали в отряды Ч К, но не шли в оперативные части (там могли и убить), а устраивались вахтерами при управлениях, охранниками в тюрьмах, прислуживали начальству (один даже начинал шофером у Ленина, потом стал начальником гаража).
Вот их анкеты. Слева - фотография, крупно - кодовая специализация: «Сотрудник для особых поручений» (не назовешь же «убийца» -сразу все опошлишь; за убийства судят и дают большие сроки, а тут - награды, большие зарплаты и квартиры). Далее в анкетах обычные данные, не представляющие особого интереса. Путь их продвижения по службе, секреты успеха роста и поощрения хорошо видны из характеристик при переаттестации, повышении по службе.
«К работе относится серьезно. По особому заданию провел много работы». (Все правильно и справедливо: в смену расстреливал от 20 до 30 человек.)
«К работе относится хорошо. За дело болеет. Обладает большой работоспособностью и достаточной долей энергии. Хорошо ориентируется при выполнении оперативных поручений. Находчив, дисциплинирован».
При таких похвалах аттестуемый на повышение должен был уложить более тысячи невинных, беззащитных людей.
Одному из них попало от начальства за указание в отчете, что многие приговоренные успевали перед выстрелом выкрикнуть: «Да здравствует Сталин!» (больше сказать они не успевали). За отчет крепко пожурили, а на отчете появилась резолюция: «Надо проводить воспитательную работу среди приговоренных к расстрелу, чтобы они в столь неподходящий момент не марали имя вождя».
А почему, собственно, «марали» и «в неподходящий момент»? Это были секретари партбюро, директора, инженеры заводов и фабрик, работники райкомов и горкомов, которые не смогли справиться с поставленными перед ними задачами, так как справиться, при всех их стараниях, было невозможно. А для снятия с себя ответственности, спасая свою шкуру, вышестоящие, сами им никак не помогая, подставляли их, заодно проявляя себя бдительными и беспощадными к «саботажникам», «вредителям», «врагам народа». Идейный член партии или комсомола, честно и добросовестно отдававший все силы во имя «светлого будущего, великих дел Ленина-Сталина», так и должен был поступать, не понимая, почему его пристреливают, как собаку. И у него уже не будет другого момента показать идиотизм и изуверство режима, которому он по наивности служил.
Вот эта категория арестованных и приговоренных и выкрикивала: «Да здравствует Сталин!» под дулом пистолета. Они знали, что их подставили, что они ни в чем не виноваты. Более того, чувствовали себя представителями партии и ее вождя, а потому в эту последнюю минуту искали у них защиты и признания своей невиновности, умирая с чистой совестью. Это были наивные, но честные люди. И следует сказать, что было немало людей гордых, не терявших достоинства перед убийцами. Думается, высокие человеческие качества и были главной причиной их уничтожения. Ничтожества уничтожали достойных, лучших представителей народа.
В душе им было глубоко наплевать на все, что говорили им в Ленинской комнате: - на большевизм, марксизм, ленинизм и всю эту идеалистическую утопию. Но делая вид, что они в это верят и на них все держится, они жили, как другим и не снилось. И раз так все здорово - значит, система замечательная. Надо отметить, что даже в этой рафинированной среде они писали друг на друга доносы. За место под солнцем надо бороться, причем способами, которые приняты в этой стае. Главное - выжить за счет тех, кто их окружает. «К целям по трупам!!!» - вот основа новой политики, власти, морали новой жизни. Все это и разлагало людей морально, делая из них рабов и преступников, убийц и воров, карьеристов и шлюх. Одни делали подлости и кричали «Да здравствует Сталин!», другие вкалывали в поте лица, создавали материальные блага, становились жертвами доносов и настолько слепо верили в идеалы, что тоже кричали «Да здравствует Сталин!», даже перед смертью.
А вот из другой характеристики. «Идеологически выдержан. Делу партии Ленина-Сталина предан».
Ну уж это можно было написать в характеристике каждого. Именно эта слепая преданность и позволяла натирать мозоли рукояткой нагана. Все чекисты пользовались именно этим оружием, приспособившись к нему еще с 1917 года. Чтобы увеличилась преданность, а следовательно, и работоспособность, регулярно проводились партсобрания, а в Ленинской комнате - занятия по решениям партии, речам Сталина, истории ВКП(б).
Естественно, что при таком огромном политико-интеллектуальном развитии и высоких показателях выполнения производственных планов они, начав с вахтера, с трудом читавшего по слогам газету или простенькую книжонку, доходили до звания полковника...
Награждались значками, в том числе знаком «Почетного чекиста», медалями, боевыми орденами («Знак Почета», Красного Знамени, Красной Звезды и высшим - орденом Ленина)! Кроме того, почетными грамотами и золотыми часами (их было в достатке от расстрелянных -не жалко).
Все обязательно были членами ВКП(б) - КПСС. Надо полагать, это были самые образцовые, судя по всем знакам почета, коммунисты. Да и на фотографиях грудь их сияла высшими символами партии (Красное Знамя, Красная Звезда и образ великого Ленина). Да,«в коммунистическом религиозном понимании это были воистину «святые люди».
«Святость» достигалась не только беспрерывными молитвами во здравие партии и вождя, но и довольно простыми и обильными «причастиями». Вспоминает один из престарелых почетных ветеранов: «У нас всегда под рукой было ведро водки и ведро одеколона. Водку, само собой, пили до потери сознательности. Что ни говорите - а работа была не из легких. Уставали так сильно, что на ногах порой едва держались. А одеколоном мылись до пояса. Иначе не избавиться от запаха крови и пороха. Даже собаки от нас шарахались. И еслилаяли, то издалека» (он скромно умолчал о смрадных запахах от естественных реакций умирающих людей).
Как хорошо для последующих поколений, что хоть кто-то из этих чекистов еще жив! В официальных отчетах такого четкого и откровенного воспоминания не прочтешь. Вот и ответы на все ранее поставленные вопросы. Теперь этих героев-чекистов в книгах и статьях называют палачами. Тогда они назывались официально «исполнителями смертных приговоров» - и правильно. Палач выполняет решения суда, казнит преступника, воздает должное за совершенное преступление, очищает общество от паразитов. Тут же все наоборот. Так что не нужно оскорблять палачей, необходимых в любом демократическом государстве.
Надо упомянуть, что эти самые «сотрудники для особых поручений» («исполнители смертных приговоров»), при всем их внешне помпезном виде, по сути, несчастные люди, искалеченные ОГПУ-НКВД. Все они кончали плохо: спивались, приобретали массу тяжелых болезней, оказывались инвалидами 1-й группы (несмотря на идеальные условия и регулярные путевки в лучшие санатории). Их трудовые подвиги часто кончались психиатрической больницей, а в этом нет ничего хорошего, даже если туда привозят с почетом и в орденах.
Пока речь шла в основном о деревенских парнях, подавшихся в ЧК в 1920-е годы. В деревне их ждал тяжелый крестьянский труд, а город притягивал своей благоустроенностью и большими возможностями. Но первые наборы «поизносились», ряды их быстро сокращались.
В 1930-е годы потребовались новые «особые» команды, причем число их из года в год увеличивалось. Формированием их занимались партийные органы. Они вели набор среди рабочих, членов партии и комсомола, наиболее одураченных красным миражом, наивно веривших и в коммунизм, и в светлое будущее. Таких было много. Вот рассказ одного их них.
«Я на заводе работал, по полторы нормы тогда давал, на доске почета висел, все партийные поручения добросовестно выполнял.
И стал я замечать, что с завода начали инженеры исчезать, потом директор, его заместитель, главный инженер, секретарь парткома. Нам объяснили, что все они оказались врагами народа. Помню, как я возмущался, что так много врагов-то развелось, что мы, партийцы, по всему выходит, бдительность притупили. И негодовал я совершенно искренне.
Вызвали меня в мае 1937 года в райком партии. Спросили, здоров ли, образование какое, как политику партии и товарища Сталина понимаю в отношении врагов народа и изменников Родины. Я, конечно, был за их полное и немедленное искоренение, поскольку они мешают нам жить лучше, - газеты-то читал. А мне в ответ: вот именно такие энтузиасты-добровольцы нам и нужны.
Зачислили меня в штат тюрьмы на Арзамасском шоссе, в «команду особой службы». Задача - приводить в исполнение смертные приговоры. Аяв жизни мухи не обидел. Дрожь и страх меня охватили, когда понял, в чем задание партии состоит.
В 1937-1938 годах на одного исполнителя, случалось, по 50 и более человек приходилось. Я, правда, «своих» никогда не считал, но рука к утру не могла уже маузер поднимать, - массаж тюремный врач делал.
Харчи тогда были что надо! Ведь как получалось? Человека уже давно нет в живых, а они - матери, сестры, дочери - все идут и идут, по двое-трое суток у тюремных ворот стоят. Чуть ли не ради Христа принять передачку уговаривают, а правды сказать нельзя - сам загремишь. Брали посылки для передачи. Делили потом. Как-то муторно на душе было...»
Какой с душой был непорядок, можно себе представить: из «особой команды», в которой он служил, через три года остался он один (может быть, потому, что он глубоко раскаялся: стал спасать осиротевших после расстрела родителей маленьких детей, выброшенных на улицу, в церковь ходил, грехи замаливал, свечей много ставил); после войны его списали. Участники команд сходили с ума, стрелялись, спивались из-за нервного расстройства... Кроме того, участники «могильной команды» умирали от какой-то трупной инфекции. Рассказал он о запомнившейся ему смерти «главного могильщика». Вначале парень запил по-черному, а потом повесился на дереве, прямо на кладбище, когда среди трупов узнал своего отца и брата.
А вот как происходили сами расстрелы - не массовые (в лесу, у оврагов) а индивидуальные, в подвалах. «Я выстрелил ему в затылок, куда и положено было стрелять по инструкции. Промахнуться невозможно. Он рухнул, тело его забилось в конвульсиях. Сотрудник из могильной команды сноровисто опутал тело специальной веревкой. Чтобы покойный не скорчился. Так удобнее его потом класть в сани или просто в штабель перед вывозом на кладбище».
Чудом сохранились и кадры, отснятые на кинопленку. В низком подвале, глубоко под землей, откуда никакие звуки не долетают на поверхность, проходит мимо объектива человек лет 40-50-ти, в белой нижней рубашке Он идет от объектива к стене - около трех метров. Идет медленно, ровной, безразличной, обреченной походкой, с опущенными плечами. Внутренне он измучен до предела, судя по движениям его повисших рук и шаркающих ног. Он не воспринимает происходящее. Стена кирпичная, старая, щербатая от пуль и времени. Человек идет вперед и налево к стене, куда его направили. Выстрел сзади... Человек по инерции делает еще шаг и падает лицом на эту стенку, сраженный намертво. Никакого движения рук, чтобы оттолкнуться, упереться. Проезжает по стене правой стороной лица. Тут же за ноги его оттаскивают от стены и выволакивают в проход к уже лежащим там. Один из расстрелянных без обуви, все в нижних рубашках, вороты рубашек и грудь в крови и грязи. Как правило, одежды и обуви арестанты лишаются еще до казни. А теперь будет осмотрен рот - вырваны коронки и мосты (золото должно было принадлежать государству, а одежда и обувь делались подспорьем для трудяг этого ведомства, и при дефиците в стране - немалым). Вот и все. Стоящий рядом врач делает какую-то отметку в своем блокноте, быстро, даже не нагибаясь к убитым. Это не убийство, не расстрел, просто ежедневная напряженная кровавая работа на конвейере, четком и размеренном. Ничего общего с тем, что мы видим в кино: стоит шеренга солдат, перед ними приговоренный или группа, с завязанными глазами или гордо смотрящие; после выстрела красиво падают набок или на колени, не спеша, чтобы не ушибиться... Ну, кто же вам из артистов (или даже дублеров) сможет ткнуться мордой в корявую стенку и проехаться по ней до пола? Что может остаться от его одухотворенного святым искусством лица? Страшно подумать. Такое может быть только в обыденной работе расстрельной индустрии, подвальных фабрик уничтожения НКВД, как при заготовке туш на птицефабрике или бойне.
Но, как известно, на любой бойне технология совершенствуется. Совершенствовалась она и на комбинате смерти - знаменитой Лубянке. В городе почти все перевозки товаров делались на гужевом транспорте. Помню, в 30-е годы ездили небольшие фургоны, запряженные одной лошадью. Сбоку была надпись «ХЛЕБ» или «ПРОДУКТЫ». Они продолжали подъезжать к складам и магазинам и после запрещения извоза. К середине 30-х годов появились и первые автофургоны с теми же надписями. Но никто из нас тогда не мог себе представить, что с 1939-го стали появляться такие же веселенькие и с такими же надписями автофургоны, в которых везли людей на уничтожение.
...Расстреливать исполнители приговоров не успевали: от переработки плохо целились -учащался брак, чаще приходилось достреливать. Употребление спиртного уже не могло снять напряжения - получалась обратная реакция. В России, некогда православной стране, убийство невинного считалось самым страшным грехом. Новая власть за убийства в лагерях установила поощрения: за одного заключенного - денежная премия, за десять - отпуск.
В Москве на улицах Дзержинского и 25-го Октября еще в начале 20-х годов на тротуарах появлялись кровавые следы. Такие же, или еще жирнее, вели из подвалов и на Екатерининскую площадь в Одессе, на Литейный проспект в Ленинграде... Конечно, такое происходило не только в этих городах - во многих.
Кровь, вынесенная из коридоров на тротуары, с одной стороны, была хорошим предупреждением для интеллигентов и живущих зажиточно, чтобы трепетали и знали, сучьи дети, что их ожидает.
Здесь следовало бы коротко рассказать и о тех, кто усердно поставлял сырье на конвейеры фабрик смерти.
Взять, к примеру, довольно известного чекиста Павла Васильевича Чистова, статьи о котором и фотографии с украшающими его грудь наградами пестрели на страницах многих областных газет. У таких «мастеров» не было столь тупоголового вида, как у исполнителей приговоров, натиравших мозоли рукоятками наганов. То была чекистская знать.
Судьба улыбалась Чистову: он имел головокружительную карьеру, благополучно пережил разгром ежовских кадров, войну, и умер своей смертью - редчайший случай в советско-истребительной системе.
В 1921 году он вступил в комсомол, в 1923 году старшая сестра Соня, работавшая на Лубянке, устроила в ОГПУ. В 1925 по «ленинскому призыву» вступил в партию. Через два года переведен в Информационный отдел - «глаза и уши» ОГПУ. С 1928 года десять лет отработал в низовых органах ОГПУ Сибири и Урала. Прошел отличную практику «борьбы с врагами народа», приобретя бесценные для чекиста качества: безрассудную преданность партии, готовность на все для выполнения любого требования, безграничную жестокость, отсутствие совести, морали и сострадания.
С июля 1937-го - начальник УНКВД по Челябинской области. Москва требовала усилить удар по антисоветским элементам - и Чистов старался: осудил к расстрелу 5980 человек. Вот тут он показал образец работы чекиста: за несколько месяцев было уничтожено по его предписаниям 12480 ни в чем не повинных людей.
В чекистском азарте он пошел дальше, спровоцировав бывших секретных агентов НКВД, служивших верой и правдой. На этот раз он расстрелял уже своих свыше 600 человек, ставил к стенке целыми семьями.
Чистов очень и очень старался. Ведь таких мастеров было засилье в НКВД, и чтобы удержаться на плаву, нужно было их превзойти - иначе очень даже просто: в своем родном управлении какой-нибудь «мастер» подсидит - и не заметишь, как окажешься у той же стенки. В системе всегда остаются самые сильные и коварные.
Он изобретал тихие, но жесточайшие приемы пыток (например, стояние по несколько суток), действовавшие наверняка - признания были гарантированы. «Большой террор» торжествовал, Москва была довольна: таких отменных результатов за такой короткий срок добивались немногие.
И вот в феврале 1938-го высокопрофессионального чекиста, Чистова переводят начальником УНКВД по Донецкой области для «укрепления кадров».
Предыдущие руководители по сравнению с ним считались слабаками. Но выяснилось, что они тоже пересажали и отправили на расстрел видимо-невидимо, так что переплюнуть их в производственных показателях было непросто. А Москва и Киев требовали, и Чистов нашел выход, правда, не оригинальный - подтасовку. В этой мерзкой работе ложь, фальсификация, наговор, подтасовки были на каждом шагу - так сказать, нормой, - но каждый манипулировал этими приемами по-своему.
Он пересмотрел дела лиц украинской и белорусской национальностей и внес маленькие поправки. Только и всего.
Если из поляков в 1939-м НКВД делал белоруссов и украинцев, чтобы создать Западную Украину и Западную Белоруссию и присоединить их к «нерушимому Союзу Республик свободных», то почему не сделать наоборот, если обстоятельства требуют? И он сделал. Теперь легко проводил их через «тройки», расстреливал и отправлял в Москву победоносные рапорты о выполнении плана.
К концу 1938-го Сталин расправился со всеми неугодными, мешающими ему, а главное - нагнал в стране страху новой волной террора. Но чтобы быть всегда родным отцом - списал все на Ежова, заменив его «честным и гуманным» Берией (как тогда писали газеты). По всей стране пошли под нож ежовские команды. Но такие крупные мастера-чекисты, как Чистов, остались на плаву. То ли это судьба, то ли Берия старался беречь кадры.
Но с оперативной работы пришлось от греха уйти. Он стал зам. начальника строительства Куйбышевского гидроузла. В строительстве он ничего не смыслил и выполнял роль политрука, контролера-погонялы. В начале войны, став заместителем начальника Главного Управления оборонительных работ НКВД СССР, Чистов отбыл на Юго-Западный фронт.
На фронте Чистов не лежал в окопах и не ходил в атаки - был начальником фортификационных укреплений. Но война - дело нестабильное: каждая сторона то наступает, то отступает. Однажды, проезжая в машине, он напоролся на немецкий патруль и попал в плен, да еще так неудачно: у него были с собой все личные документы - от партбилета, удостоверений особиста и депутата Верховного Совета СССР - до наградных книжек.
Но он еще раз показал себя гроссмейстером. Переходя из одной службы к другой на допросах, он сумел убедить своих немецких коллег, что он простой инженер, майор РККА, ни в кого не стрелял, добрый, тихий человек. И его не расстреляли, а отправили в лагерь. Но и здесь сумел хорошо устроиться: на общие работы не ходил, работал зав. баней.
Война - дело временное, и она окончилась. Тут наш Чистов попал из рук гестапо опять в родной НКВД. Но не всемогущественным генерал-майором, а сдавшимся в плен «без всякого сопротивления», как было указано в его досье. Как он ни старался, ему не зачли десятки тысяч уничтоженных им невинных людей. Когда следователь сказал, что дело передается «тройке», Чистов лучше других понимал, что это расстрел и как он происходит. Вернувшись в камеру, он разорвал простыню, сделал жгуты и повесился на оконной решетке. Охранник вовремя увидел его в глазок и вернул к жизни. Но расстрела он опять избежал. Его обвинили в «измене Родине» и отправили на Колыму на 15 лет. Умер он своей смертью - не в погонах, не в орденах и медалях.
Чистов был фаворитом ежовской эпохи. После Ежова, при Берии, на конвейеры фабрик смерти отправлялись уже мастера следующих поколений.
В 1937-1940 годах, как мы видим, размах «истребительно-перевоспитательной работы» опять превзошел возможности исполнителей. Теперь кроме интеллигенции, в НКВД попадали не только простые смертные, но и многие коммунисты, комсомольцы, причем далеко не рядовые. В общем, работа захлестывала. Эшелоны, отправляемые в лагеря, уже не помогали. С уничтожением осужденных на местах опять не справлялись. И вот простая и потому совершенно гениальная инженерная мысль посетила головы в синих фуражках. В 1939 году была изобретена душегубка. Что для человека «выхлопные газы» кобылы - от них у возницы только морда делалась краснее, шире и здоровее. Другое дело - выхлопные газы машины: еще одно скрытое преимущество техники в великих планах преобразования. Изобретение, как и все гениальное, получилось само собой: однажды при перевозке заключенных в старой автомашине, где газы от сломанной выхлопной трубы попадали внутрь, произошла неожиданная радость для усталых палачей: все привезенные на расстрел оказались уже мертвыми, оставалось только сбросить их в ямы. Это круто изменило весь процесс работы. Раньше вывозили трупы после расстрелов. Но было много хлопот: нужно стрелять, нужно таскать, нужно складывать, нужно грузить. Сколько работы, тяжелой и грязной - все в крови по самые уши! А тут прогресс: вывели, вроде на этап, а выгрузили уже мертвых, в приготовленные ямы. Намного выше производительность и качество. Конечно, стрелять приходилось тоже много, но все-таки работать стало легче.
Через несколько лет в Германии инженер Вальтер Рауф сконструировал автодушегубку. Как он потом объяснял; «для уничтожения бешеных собак, распространившихся на оккупированных территориях». Однако гестапо использовало их и для людей, но на кузовах не было никаких надписей. Рауф ничего не изобрел, только собрал узел переключения газа, хотя спор о пальме первенства душегубок существовал. После войны В.Рауф работал на рыбзаводе в Бразилии, где и умер.
Так вот, глядя в то время на веселый белый фургон с синей надписью «ХЛЕБ» (между прочим, на фургонах, перевозивших несчастных с Лубянки в Бутырку, стояла, не без намека, надпись «МЯСО»), никто не мог представить себе, что там чей-то сын, муж, отец - бесценные зернышки нашего общества, а за рулем - сеятели нового, накатывающие дорогу в коммунизм.
Но были и специальные отряды чекистов, которые выполняли задания по уничтожению отдельных выдающихся личностей. У этих бравых ребят особо ценились бандитские навыки и способности. Ведь массовые репрессии -как массовая продукция: запустил - и пошло, однообразно и много. А здесь изделия на заказ, авторские, в одном экземпляре.
Так, еще в марте 1920 года группа чекистов-террористов была отправлена в Финляндию для уничтожения великого сына финского народа, маршала, Президента Финляндской республики Маннергейма. Покушение не состоялось, хотя обсудили и обдумали все. Выбрали удачное место для выстрела. Предусмотрели подстраховку, чтобы благополучно скрыться. Но в последнюю минуту исполнитель Сало оробел. Бывает, оказывается, такое и у самых стойких, преданных делу коммунизма. Он вспомнил о душе, о совести и еще о чем-то, что помешало ему выстрелить во «врага мировой революции». Руководитель группы Саша Векман пообещал ему пулю в затылок, если он и в следующий раз не выполнит своего революционного долга. Обещание не прибавило энтузиазма, не изменило характер и моральные устои Сало. В следующий раз он сбежал в деревню и бросил там доверенный ему крупнокалиберный кольт. Получилось скверно, но это было, так сказать, досадное недоразумение. Обычно все делалось безукоризненно, чекисты были на высоте. Благополучно убили Троцкого в Мексике, его сына Седых в Париже, Симона Петлюру, генералов Миллера и Кутепова, Петра Врангеля, Стефана Бандеру и многих других дипломатов и политических деятелей. Считалось, что коммунистическая идеология ярче, убедительнее, доходчивее продвигается, если скользит по крови.
...Все в нашем дворе и, естественно, во всех московских двориках знали твердо, что любыми легендарными свершениями, успехами и с каждым днем улучшающимся благосостоянием мы обязаны партии Ленина-Сталина. Чтобы никто в том не сомневался, два раза в день по радио звучало: «Партия Ленина, партия Сталина нас от победы к победе ведет». Это преследовало еще и другую цель: определение ведущей роли Сталина в укреплении и развитии коммунистической идеологии в партии.
И действительно, не было никого из молодежи в нашем дворе, в нашем переулке, на нашей улице, кто мог бы сомневаться, что Сталин - самый верный ленинец. Именно он наиболее талантливо и последовательно развил, стабилизировал и упрочил беззаконие, произвол, террор и насилие на основе ленинского учения.
Однако и тогда, и в наши дни мы почему-то несправедливо стараемся приписать мудрому Сталину и заслуги великого Ленина. Правда, объяснить это можно тем, что Сталин правил партией и страной в шесть раз дольше своего учителя и потому успел наворочать значительно больше. Это закреплялось на плакатах, медалях, праздничных панно, обложках политической литературы, где изображение Сталина накладывалось на изображение Ленина, закрывая его лицо. Исторический процесс воплощался в наглядный образ.
Но все же сталинизм - лишь логическое продолжение ленинизма, а главные заслуги, безусловно, принадлежат основателю и организатору нашей коммунистической партийной структуры и государственной системы - великому Ленину!
Горький писал еще в начале ленинского пути: «Развивается воровство, растут грабежи, бесстыдники упражняются во взяточничестве так же ловко, как делали это чиновники царской власти». Грубость «представителей Правительства Народных комиссаров» вызывает всеобщее возмущение. И все это творится от имени «пролетариата» и во имя «социальной революции», и все это является «торжеством звериного быта»...
Десятилетиями мы шли под руководством Сталина по ленинскому пути. По ленинскому пути мы идем и сегодня, хотя многие стараются в этом не признаваться.
«Торжество звериного быта» и промысла оставило след в нашем обществе. Большая категория людей жили хорошо, хотя и по-своему трудно. Но - что главное - они находились по эту сторону баррикады, точнее, «колючей проволоки», гарантирующую им хоть и беспокойную, но долгую и обеспеченную жизнь.
Плохо спится палачам по ночам,
Вот и ходят палачи к палачам,
И радушно не жалея харчей,
Угощают палачи палачей!
На столе у них икра, балычок,
Не какой-нибудь - «КВ» коньячок,
А впоследствии - чаек, пастила,
Кекс «Гвардейский» и печенье «Салют»,
И сидят заплечных дел мастера
И тихонько, но душевно поют:
«О Сталине мудром, родном и любимом...»
- Был порядок! - говорят палачи.
- Был достаток! - говорят палачи,
- Дело сделал, - говорят палачи, -
И пожалуйста - сполна получи!..
Белый хлеб икрой намазан густо,
Слезы кипяточка горячей!
Палачам бывает тоже грустно.
Пожалейте, люди, палачей.
Очень плохо палачам по ночам,
Если снятся палачи - палачам!
И как в жизни, но еще половчей
Бьют по рылу палачи палачей!
Как когда-то, как в годах молодых:
И с оттяжкой, и коленом - в поддых!
И от криков и от слез палачей
Так и ходят этажи ходуном,
Вызывают неотложных врачей
И с тоскою вспоминают о Нем:
«О Сталине мудром, родном и любимом...»
- Мы на страже! - говорят палачи.
- Но когда же ?! - говорят палачи.
- Поскорей бы, говорят палачи, -
- Встань, Отец, и вразуми, поучи!...
Александр ГАЛИЧ
УБИЙЦЫ В БЕЛЫХ ПЕРЧАТКАХ
Вместе с тем, и тогда, и особенно теперь можно слышать: «Сталин - зверь, расстрелял Каменева, Пятакова, Блюхера, Тухачевского, Белова, а скольких убрал тихо, «без шума и пыли»! Они делали революцию, воевали в гражданскую, они - герои. А он их расстрелял, сволочь усатая!»
Но не так все просто. В гражданскую чекисты и военные громили и расстреливали крупные народные восстания в Кронштадте, Ярославле, Тамбове (а мелких разгромили около 200). Они воевали со своим народом, уничтожая лучших. Они были подельниками Ленина и Сталина, создавали грандиозную большевистскую репрессивную машину, перемалывающую все. И когда подошел черед, эта машина уничтожила и их. Причем кто угодно на месте Сталина поступал бы так же.
Например, Тухачевский. Этот отпрыск дворянского рода со Смоленщины очень старался во всем угодить большевикам и выслужиться перед ними. Когда его пригласили на прием, устроенный на бывшей царской яхте «Ливадия», на столе оказался бесценный хрустальный сервиз с гербом и шифром царской фамилии. Тухачевский разыграл сцену, ставшую достоянием многих воспоминаний: возмущенно, в театральной манере приказал выбросить все за борт. Красивый жест для пьяного матроса-большевика, но фальшиво-вычурный для вроде бы приличного, хорошо воспитанного в детстве человека.
Судьба Тухачевского довольно красноречиво иллюстрирует особый путь к признанию и славе и закономерный конец в репрессивной советской системе.
Он родился в родовом имении Александровское Дорогобужского уезда Смоленской губернии. В конце 1914 года оказался на фронте, поручиком лейб-гвардии Семеновского полка; в 1915-м сдался в плен, в 1917 из плена вернулся. Поместье его крестьяне разорили и сожгли. Он оказался в трудном положении. Уехать за рубеж - нет денег. Регулярная русская армия, в которой он воевал, деморализована и развалена на фронте большевиками. Зато организуется новая - Красная. В 1918 году Тухачевский вступил в РКП(б). Направлен комиссаром в Красную Армию, командовал на Восточном и Южном фронтах, на Урале, в Сибири. С 1919 года - на Западном фронте. Тут была совершена лихая попытка присоединения Польши к России (к которой не раз призывал Дзержинский). Но эта акция получила достойный отпор от веками угнетаемого польского народа. Экспорт большевизма за рубеж не получился. Поход Тухачевского «на Варшаву» окончился полным разгромом под Львовом. Преступное нападение большевистских вождей стоило больших потерь: 80 тысяч рекрутов ленинского призыва, сдавшихся в плен, содержались в четырех лагерях в тяжелейших условиях, так как Красная Армия и страна, которую она представляла, не были никем признаны, а следовательно, еще не участвовали ни в каких конвенциях. Большевистские соединения находились вне закона и рассматривались как «бандформирования» (у крестьянских парней в холщовых рубахах и лаптях не было даже воинских знаков отличия). Это преступление большевиков тщательно скрывалось 80 лет, а уже в наше время, перевернув все с ног на голову, коммунистические идеологи пытались придать этой военно-политической авантюре окраску межнационального конфликта. А потому следует напомнить, что тогда к новой власти в России было отношение однозначное. Например, «английские адмиралы заявили, что они будут без предупреждения расстреливать всякое судно, имеющее на мачте красный флаг».
Но командующий Тухачевский на этот раз не сдался в плен, а благополучно бежал. И потом, покрывая позор, выслуживался изо всех сил. Командуя 7-й армией, принял самое жестокое участие в разгроме Кронштадтского восстания в марте 1921 года, вслед за этим - в подавлении знаменитого восстания крестьян под руководством Александра Антонова. Лично руководил расстрелами сотен и тысяч безоружных крестьян, отводя душу за свое разгромленное поместье.
В 1930 году были расстреляны все бывшие царские офицеры, которые по первой и особенно по второй мобилизации сражались в рядах Красной Армии. Их участие в войне во многом способствовало победе большевиков. Офицеры русской армии присягали царю, России, а следовательно, были крепким ядром, на основе которого всегда может возникнуть борьба против большевиков. Лучше их расстрелять, а заодно и выслужиться одному из «бывших», Тухачевскому. Он готовил решение, и его подпись стоит там под подписью Менжинского.
Авторитет Тухачевского в среде большевиков окончательно окреп. С 1931 года он - начальник Вооружений РККА. С 1934 - зам. наркома обороны СССР, (с 1936 - 1-й зам. наркома). В этот период вел большую работу по перевооружению Красной Армии, организации новых родов войск: авиации, механизированных и воздушно-десантных. Хорошо понимая необходимость повышения требований к подготовке комсостава, создавал новые военные академии, разрабатывал современные стратегические подходы в решении военных задач, особенно при сложных затяжных военных действиях. Бесспорно, что в это время он был одной из самых ярких фигур в своем окружении. Молодой, высокопрофессиональный боевой командир с отличной теоретической и боевой подготовкой, дворянин, унаследовавший во многих поколениях уникальную работоспособность, острый ум, умение мыслить широко и перспективно.
Естественно, Тухачевский, оказавшийся рядом с легендарным героем гражданской войны К.Е.Ворошиловым, можно сказать, свалился тому, как снег на голову, причем снегопад оказался густой и продолжительный. Нарком сильно противостоял во многих вопросах молодому энергичному заместителю, считая подчас, что этот бывший царский офицер просто хочет выпендриться и подсидеть его, когда говорит о замене дорогой Клименту Ефремовичу конницы на танки, мотопехоту и всякие там трескучие вонючие механизированные соединения. А уж красногвардейцы, прыгающие с неба без коней - это была просто чушь какая-то. Тухачевский, как и его единомышленники, сильно раздражал наркома, но находясь глубоко за пазухой Сталина, Ворошилов сохранял спокойствие, делал регулярно физкультуру, катался на лыжах и на любимом скакуне. Тухачевский старался опуститься до уровня наркома, и на фото они внешне были «братья по партии и товарищи по оружию», но в душе того и другого антагонизм то тлел, то разгорался. Большевики, уничтожившие сословия в декретах и постановлениях, тут же поняли, что этого мало. И стали повально уничтожать сами сословия, перед которыми они чувствовали себя ничтожествами. Нарушалась происходившая веками селекция крови, воспитания, религиозных устоев, образования. Однако в присказке говорится: «Как поруганный Храм останется Храм, так и обученный хам останется хам». А мы знаем: и с обучением-то было слабовато.
И вот началась реорганизация в штабах всех уровней. Сталин и Ворошилов стали укреплять командный состав; В эту очередную кровавую волну 1937 г. Блюхер подписал (в числе многих) ордер на арест Тухачевского. В следующем, 1938 году был готов ордер на арест Блюхера. Так у Сталина случалось сплошь и рядом: вчерашний палач вскоре оказывался на месте жертвы.
Тухачевский был не одинок. Главком Белов, принимавший парад на Красной площади, выписал ордер на арест своих однополчан, потом ордер был выписан на него, и его расстреляли в обычном порядке. Это называлось «укрепление кадров Красной Армии». Новое слово в военной науке - «укрепление» трупами командиров.
Подрыв боес<