Трагедия Юго-Западного фронта
Переход к обороне немецких войск группы «Центр» на смоленском направлении объяснялся не только ожесточенными контрударами армий маршала Тимошенко. Важнейшей причиной стало изъятие из их состава двух армейских групп (одна из них – танковая) для нанесения ударов по советским войскам Юго-Западного фронта. Группе армий «Юг» не удалось в соответствие с планом «Барбаросса» уничтожить советские войска в приграничном сражении, их основные силы сумели отойти к Днепру. Однако на южном фланге Юго-Западного фронта немецким войскам удалось окружить соединения 6-й и 12-й армий. Виной тому стало промедление с отводом этих армий на рубеж Днепра. И Ставка, и штаб фронта полагали, что главный удар противник наносит на восток в общем направлении на Киев, и этим армиям ставилась задача фланговыми ударами задержать продвижение немецких войск. Но немецкие соединения двигались на юго-восток, намереваясь отрезать советские войска от Днепра. В результате 6-я и 12-я армии сами оказались под угрозой окружения. Оставалась возможность выйти из-под удара, но и на этот раз высшее командование оказалось не на высоте. Войскам был отдан приказ прорываться на восток, в то время как на юго-восточном направлении еще оставался 100-км разрыв, не занятый противником. К тому же в разгар боев командующий Юго-Западным фронтом генерал М.П. Кирпонос предпочел отказаться от управления обеими армиями и передать их в состав Южного фронта под командование генерала И.В. Тюленева. Но и новый командующий не смог разобраться в обстановке, предпочитая лишь повторять требования Ставки об отходе на восток. В итоге 2 августа обе армии оказались полностью окруженными в районе Умани. В их составе к моменту окружения было около 130 тыс. человек, 384 танка, более 1000 орудий и минометов. Противостоящие войска вермахта имели свыше 100 тыс. человек, около 200 танков, 3000 орудий и минометов.[138] К 7 августа сопротивление окруженных советских войск было сломлено. В плену оказались около 103 тыс. солдат и офицеров, в т.ч. оба командующих армиями генералы П.Г. Понеделин, И.Н. Музыченко, четыре командира корпуса и 11 командиров дивизий.[139] Пленение такого количества солдат и офицеров и, самое главное, 17 генералов свидетельствовало о низком моральном состоянии войск. По своим масштабам катастрофа под Уманью была сопоставима с разгромом Западного фронта, и Сталин вновь быстро нашел виновных.
Из приказа Ставки Верховного главного командования Красной Армии №270,16 августа 1941 г.
«Не только друзья признают, но и враги наши вынуждены признать, что в нашей освободительной войне с немецко-фашистскими захватчиками части Красной Армии, громадное их большинство, их командиры и комиссары ведут себя безупречно, мужественно, а порой – прямо героически. Даже те части нашей армии, которые случайно оторвались от армии и попали в окружение, сохраняют дух стойкости и мужества, не сдаются в плен, стараются нанести врагу побольше вреда и выходят из окружения…
Но мы не можем скрыть и того, что за последнее время имели место несколько позорных фактов сдачи в плен врагу. Отдельные генералы подали плохой пример нашим войскам…
Генерал-лейтенант Понеделин, командовавший 12-й армией, попав в окружение противника, имел полную возможность пробиться к своим, как это сделало подавляющее большинство частей его армии. Но Понеделин не проявил необходимой настойчивости и воли к победе, поддался панике, струсил и сдался в плен врагу, дезертировал к врагу, совершив таким образом преступление перед Родиной, как нарушитель военной присяги.
Командир 13-го стрелкового корпуса генерал-майор Кириллов, оказавшийся в окружении немецко-фашистских войск, вместо того, чтобы выполнить свой долг перед Родиной, организовать вверенные ему части для стойкого отпора противнику и выхода из окружения, дезертировал с поля боя и сдался в плен врагу. В результате этого части 13-го стрелкового корпуса были разбиты, а некоторые из них без серьезного сопротивления сдались в плен…
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров. Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава.
2. Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно сражаться до последней возможности, беречь материальную часть как зеницу ока, пробиваться к своим по тылам вражеских войск, нанося поражение фашистским собакам.
Обязать каждого военнослужащего независимо от его служебного положения потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться в плен – уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи…»[140]
Покончив с Уманским котлом, войска генерал-фельдмаршала Г. фон Рундштедта вышли к Днепру. Первые попытки захватить Киев не удались, пришлось перейти к обороне. К тому времени наступление вермахта застопорилось на всех трех основных направлениях – ленинградском, московском, киевском. Высшему немецкому командованию стала очевидна невозможность наступать на всех трех направлениях одновременно. По сути, это был кризис стратегии блицкрига. План «Барбаросса» дал первую трещину. Выход из создавшегося положения был найден в широком маневре силами и сосредоточении основных усилий на одном из стратегических направлений. Немецкое командование решило нанести удар на южном направлении по войскам Юго-Западного фронта, опасно нависавшим на флангом группы армий «Центр». Для этого входившая в ее состав 2-я танковая группа генерала Г. Гудериана была перенацелена на юг, в обход войск Юго-Западного фронта. В начале сентября ее танковые дивизии, переправившись через Десну, вышли во фланг войскам генерала Кирпоноса. Наметилась угроза окружения практически всего фронта.
Советское командование вовремя обнаружило наметившуюся опасность. И начальник Генштаба Г.К. Жуков, и главком направления маршал С.М. Буденный, и командующий фронтом М.П. Кирпонос обращались к Сталину с предложением отвести войска от Днепра. Но Сталин занял очень жесткую позицию – он и слышать не хотел об отходе и оставлении Киева. Жуков был освобожден от должности начальника Генштаба и назначен командующим Резервным фронтом, Буденный заменен на посту главкома Юго-Западного направления маршалом Тимошенко, генералу Кирпоносу жестко приказано перестать думать об отходе и остановить противника контрударами.
Против двигавшихся на юг танковых дивизий 2-й танковой группы были нацелены войска Брянского фронта. Командующий фронтом генерал А.И. Еременко клятвенно пообещал Сталину, что он «безусловно разобьет подлеца Гудериана».[141] Действительно, войска Еременко в составе четырех армий и отдельных танковых соединений представляли собой значительную силу и к тому же они занимали очень выгодное положение на фланге 2-й танковой группы. Войска Брянского фронта должны были действовать совместно с 40-й армией, сформированной в тылу Юго-Западного фронта специально для устранения угрозы окружения. Против танков Гудериана была брошена практически вся оставшаяся авиация, для чего Ставка спланировала специальную воздушную операцию. В общей сложности против 8 немецких дивизий были направлены 13 дивизий и 7 бригад из состава Брянского фронта и 2 дивизии, 1 десантный корпус и 1 бригада 40-й армии.[142] Но все эти меры оказались тщетными. Контрудары советских войск, вылившись в ряд встречных сражений, своей цели не достигли. Причина этой неудачи была все та же – полное неумение советского командования организовать действия такой массы войск: соединения вступали в сражения порознь и не одновременно, взаимодействия организовать не удалось, связи между войсками по-прежнему не было. Гудериан силами одного лишь корпуса отбивал советские атаки поочередно, одновременно продолжая окружать войска Кирпоноса. С юга навстречу ему, сметая советские заслоны, продвигалась 1-я танковая группа генерала Э. Клейста.
В ответ на очередное обращение командования Юго-Западного фронта о необходимости срочного отвода войск Сталин резко потребовал «повести отчаянные атаки на конотопскую группу противника во взаимодействии с Еременко… Перестать, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути сопротивления и только сопротивления».[143] Но никакие приказы и угрозы уже не могли спасти положение. 15 сентября кольцо окружения замкнулось. 17 сентября генерал Кирпонос, так и не дождавшись разрешения Ставки на отход, отдал приказ войскам фронта прорываться на восток. Но было уже поздно. В кольце оказались силы четырех армий 5-й, 21-й, 26-й и 37-й и отдельные части, всего свыше 452 тысяч человек, 2642 орудия и 1225 минометов, 64 танка.[144]
В ходе начавшегося массового отступления командование фронтом не сумело организовать отражение ударов противника. Фронт обороны был рассечен, и советские войска начали прорыв из окружения мелкими группами. В одной из таких групп численностью около 1000 человек, оказался штаб фронта во главе с генералом М.П. Кирпоносом, но она была перехвачена частями немецкой танковой дивизии и уничтожена в ходе ожесточенного боя. Командующий фронтом и большинство офицеров штаба погибли, остальные попали в плен. Из окружения смогли пробиться в общей сложности не более 15 тысяч человек. Сопротивление отдельных окруженных групп продолжалось вплоть до 26 сентября.
Сражение за Киев окончилась грандиозной катастрофой. Красная Армия лишилась самого мощного из своих фронтов. В ходе Киевской оборонительной операции советские войска потеряли свыше 700544 человек, при этом безвозвратные потери составили 616304 солдата и офицера, в ходе боев войска лишились 411 танков, 343 самолета, 28419 орудий и минометов.[145] В советской обороне образовалась колоссальная брешь в 200 км. Масштаб этой катастрофы изумил даже противника, но всего лишь через несколько дней и он был превзойден под Вязьмой.
В ходе битвы за Киев Сталин допустил одну из самых тяжелых своих ошибок. Дело было в том, что даже через два месяца войны Верховный Главнокомандующий все еще не осознавал истинного уровня боеспособности Красной Армии. Он все еще делал ставку на контрудары, видимо, будучи не в силах освободиться от навязчивого образа «ответного удара». Сталин по-прежнему считал себя мудрее и дальновиднее своих подчиненных и все еще полагался на силу своих приказов и распоряжений, оставаясь в уверенности, что вполне достаточно отдать «жесткий» приказ, чтобы изменить самый неблагоприятный ход событий. В итоге еще один экзамен на звание Верховного Главнокомандующего был провален. Цена этого провала была ужасающей.
Отступление на Юге
Киевская катастрофа Юго-Западного фронта открывала противнику возможность дальнейшего движения на юг в Крым и выход к Дону. В конце сентября 1941 года Ставка отдает приказ войскам Юго-Западного фронта (командующий – маршал С.К. Тимошенко) и Южного фронта (командующий генерал-полковник Я.Т. Черевиченко) перейти к жесткой обороне. Особое внимание было уделено усилению обороны Крыма. Но эти меры запоздали. Группа армий «Юг» уже начала наступление на Донбасс, ее «бронированный кулак» – 1-я танковая армия генерала Э. Клейста, прорвав советскую оборону, устремилась в южном направлении, глубоко охватывая фланг Южного фронта. 7 октября замкнулось кольцо окружения вокруг шести дивизий 9-й и 18-й армий под Мелитополем. Через несколько дней отдельным частям окруженных армий удалось прорваться из окружения.
В эти же дни на западном направлении противник начал общее наступление на Москву и все советские резервы были брошены туда. Во второй половине октября Ставка приказала отвести войска Юго-Западного и Южного фронтов на рубеж рек Оскол и Северский Донец и подготовить оборону Ростова. К концу октября немцы, захватив Харьков и харьковский промышленный район, юго-западную часть Донбасса, вышли на подступы к Ростову.
Борьба за Ростов выявила ту же склонность советского командования достигать своих целей исключительно наступательными действиями. Получив в свое распоряжение новую 37-ю армию, командование Южного фронта решило провести контрнаступление. Советские войска имели превосходство в артиллерии (почти в три раза) и в авиации (полтора раза) при равенстве в численности войск, уступая лишь в танках (в два раза). Бои под Ростовом приобрели характер встречного сражения, и, как под Смоленском, закончились для советских войск неудачей. 21 ноября Ростов был захвачен противником. В действиях командования Южного фронта сказались те же недостатки – боязнь инициативы в принятии решений, неумелое маневрирование силами и средствами, неспособность организовать взаимодействие разнородных сил.
В конце ноября, завершив перегруппировку, войска Южного фронта вновь начали наступление на Ростов, осуществив обход города с северо-запада и юга. В итоге противник, боясь окружения, оставил город и отошел на рубеж р. Миус, где линия фронта надолго стабилизировалась. Потери советских войск оказались очень тяжелыми – в боях за Донбасс и Ростов с 29 сентября по 2 декабря Красная Армия потеряла в общей сложности 193687 солдат, из них 158 577 безвозвратно, потери техники составили 143 танка, 282 самолета, 4663 орудий и минометов.[146]
В конце сентября группа армий «Юг» повела наступление на Крым. Находясь почти в центре Черного моря Крым был своеобразным «непотопляемым авианосцем», позволяя советской авиации наносить удары по нефтеносным районам Румынии, тылам группы армий «Юг», а военно-морскому флоту – держать под контролем всю акваторию моря. Уникальность Крыма заключалась еще и в чрезвычайно выгодной для обороны географии – ворваться вглубь полуострова можно было лишь через Перекопский перешеек длиной около 30 км и шириной всего 8 км, но после этого предстояло пройти второй перешеек – Ишуньский шириной около 15 км, на котором имелось несколько соленых озер, серьезно затруднявших продвижение. К началу боев на перекопских позициях были построены оборонительные сооружения полевого типа, что создавало прекрасные возможности для ведения длительной обороны. К тому же сил для этого было предостаточно. Задача защиты Крыма было возложена на 51-ю Отдельную армию под командованием генерала-полковника Ф.И. Кузнецова.[147] К середине октября в Крым была переброшена Приморская армия генерала-майора И.Е. Петрова, в течении 70 дней она успешно обороняла Одессу, и лишь угроза Крыму заставила оставить город. В итоге под началом генерала Кузнецова оказалось 12 стрелковых и 4 кавалерийских дивизии, береговые батареи и Черноморский флот.
Овладеть Крымом должна была 11-я немецкая армия под командованием генерала Э. Манштейна, имевшая в своем составе всего 6 дивизий. Казалось, что задача захвата Крыма была невыполнимой. Но генерал Кузнецов допустил ряд невероятных, труднообъяснимых ошибок. Из имевшихся в его распоряжении сил для защиты полуострова с севера были выделены всего 3 стрелковые дивизии под общим командованием генерала П.И. Батова, из которых лишь одна (!) защищала Перекоп. Остальные силы командующий распределил равномерно по всему полуострову – стрелковые дивизии были расставлены по побережью для отражения ожидавшегося десанта с моря, а кавалерийские дивизии – в центре в ожидании воздушного десанта противника. И хотя флотское командование было уверено в невозможности десанта с моря, генерал Кузнецов оставался в плену своих страхов. Эти действия командующего можно было объяснить лишь общей атмосферой растерянности, подавленности и неверия в свои силы, а также полным отсутствием разведывательной информации. Другими словами, это было одним из проявлений шока, которому подверглось советское военное командование в начале войны.
24 сентября Манштейн начал штурм Крыма. После упорных пятидневных боев немецкие дивизии прорвали перекопские позиции. Теперь, когда направление действительного удара противника определилось, на Ишуньские позиции срочно были переброшены подкрепления, и в итоге 8 стрелковых и 3 кавалерийских дивизий встретили новый удар противника. После двухдневных боев армия Манштейна прорвала советскую оборону и начала быстрое продвижение в глубь полуострова. Ставка, осознав, наконец, насколько бездарным оказалось руководство обороной, отозвала в Москву генерала Ф.И. Кузнецова. Дальнейшая его полководческая деятельность так и не получилась.
Из воспоминаний маршала К.К. Рокоссовского:
«Нужно же было, чтоб в самый разгар подготовки операции [по штурму г. Сухиничи в январе 1942 г.] приехал к нам заместитель командующего фронтом генерал-полковник Ф.И. Кузнецов. Расположившись в одном из домов со своей машинисткой (больше с ним никого не было), он вызвал меня к себе. Выслушав мой доклад, в повышенном тоне заявил, что все мероприятия никуда не годятся. Дескать, вместо того чтобы усиливать равномерно всю занимаемую нами полосу, мы, стягивая к Сухиничам силы, ослабляем другие участки, давая возможность этим воспользоваться противнику. С ним я не мог никак согласиться и счел своим долгом доложить о том командующему фронтом по телеграфу. Тот мое решение одобрил, а Кузнецову приказал выехать в 61-ю армию…
До меня дошли любопытные сведения относительно "дебюта" Ф.И. Кузнецова, о чем я уже рассказывал, после того, как он побывал у нас и был направлен Г.К. Жуковым в 61-ю армию. Ему так же, как и в 16-й, не понравились мероприятия, проводимые командармом М.М. Поповым. О своих претензиях он доложил по телеграфу комфронтом. Тот незамедлительно отреагировал на его доклад, приказав ему вступить в командование 61-й армией. Ф.И. Кузнецов, пытаясь избежать столь неожиданного назначения, доказывал, что М.М. Попов в состоянии выправить положение после полученных указаний, но его доводы не помогли ему избавиться от более ответственной самостоятельной должности. И пришлось ему вступить в командование 61-й армией. Но не повезло, оказывается, Кузнецову и здесь, так же как не везло в Прибалтике и Крыму. Не прошло и недели, как противник перешел в наступление и продвинулся на одном из участков 61-й армии до 30 км. М.М. Попов опять вступил в командование армией, а Ф.И. Кузнецов вообще выбыл из состава Западного фронта».[148]
Новым командующим войсками Крыма был назначен вице-адмирал Г.И. Левченко. Но смена командования положения не спасла. Приморская армия отошла к Севастополю, а 51-я – к Керчи, откуда ее остатки были эвакуированы на Таманский полуостров. В середине ноября началась вторая в истории Севастополя героическая оборона. Силы армии и флота были объединены в Севастопольский оборонительный район под началом командующего Черноморским флотом вице-адмирала Ф.С. Октябрьского. Заместителем по сухопутной обороне стал генерал И.Е. Петров. 11 ноября главные силы 11-й армии предприняли первый штурм Севастополя. Но ожесточенные десятидневные бои закончились ничем. Понеся большие потери, противник прекратил наступление.
На подступах к Ленинграду
На ленинградском направлении действовала самая малочисленная группировка противника. В середине июля под началом генерал-фельдмаршала фон Лееба имелось всего 23 дивизии, прошедшие с боями до 500 км, им предстояло захватить Ленинград, сломив сопротивление 33 советских дивизий в составе трех армий – 8, 11 и 27-й. Войска Северо-Западного фронта отошли на линию Нарва-Луга-Старая Русса и заняли т.н. «Лужский оборонительный рубеж» вдоль реки Луга на юго-западных и южных подступах к Ленинграду. Фронт продолжал получать подкрепления. Из резерва Ставки до конца октября прибыло 17 стрелковых и 3 кавалерийские дивизии. На фронт отправились 3 дивизии народного ополчения. Именно в Ленинграде впервые начинается формирование подобных воинских соединений. 27 июня 1941 года на заседании в Смольном было принято решение сформировать Ленинградскую армию народного ополчения (ЛАНО).[149] В середине июля в ее составе находилось три дивизии, 6 отдельных частей, 16 пулеметно-артиллерийских подразделений, всего 52700 человек. Но реальная боевая сила этой армии была ниже всякой критики. Формированиям ополченцев не хватало всего – вооружения, боеприпасов, транспорта, средств связи, но самое главное – военной подготовки и опыта. В составе ополченческих дивизий более половины добровольцев не имели никакой военной подготовки и ни разу не стреляли. Командиры взводов и рот не знали тактики ведения боя. Но времени на подготовку подобных соединений, как правило, уже не было. Они были брошены навстречу врагу с единственной задачей – задержать его продвижение насколько это было возможно. Судьба дивизий ленинградского народного ополчения, как и подобных формирований в других городах была исключительно трагичной – их хватало всего на несколько дней боев.
Фон Лееб предполагал преодолеть оставшиеся до Ленинграда 300 км всего за четыре дня, но прорвать Лужский рубеж противнику не удалось. Как обычно немецкое командование предпочло обойти упорно обороняющегося противника. Собственно на этом строилась вся тактика германских войск. При встрече с хорошо организованной обороной немецкие подразделения начинали поиск слабых мест в обороне, как правило, это были стыки участков соседних соединений, слабо прикрытые фланги и т.д. После обнаружения подобных участков, туда немедленно перебрасывались главные силы, наносившие мощный удар. Обычно это приводило к прорыву линии обороны и выходу в тыл основной группировки противника.
В полном соответствии с данной тактикой 4-я танковая группа генерала Э. Гепнера попыталась обойти Лужский рубеж силами 41-го моторизованного корпуса с севера и 56-го корпуса – с юга. Но и здесь они встретили упорное сопротивление. Более того, 14 июля 11-я армия генерала В.И. Морозова нанесла удар по флангам 56-го корпуса и окружила две его дивизии. Пять суток части корпуса во главе с его командиром генералом Э. Манштейном вели бой в окружении. Позднее сам Манштейн признавал: «Последующие несколько дней были критическими, и противник всеми силами старался сохранить кольцо окружения. Для этой цели он ввел в бой, кроме стрелковых дивизий, две танковые дивизии, большие силы артиллерии и авиации».[150] От разгрома 56-й корпус спасли дивизии 1-го армейского корпуса разорвавшие кольцо окружения. Действия 11-й армии показали, что в случае, если войска имеют хотя бы несколько суток на подготовку удара и, самое главное, прикрытие с воздуха – наступление армии обеспечивали 235 самолетов – успех вполне реален. Но, увы, надлежащие выводы сделаны не были.
Новое наступление немцев на Ленинград началось в первых числах августа. Действуя со стороны Новгорода, на южном фланге Лужского рубежа, немецкие войска прорвали линию обороны и ввели в прорыв четыре дивизии, из них – две танковые. Но 12 августа соединения двух советских армий – 11-й и только что прибывшей 34-й – нанесли контрудар и углубились на 60 км в тыл всей новгородской группировки. Немцы были вынуждены остановить наступление на Ленинград и бросить против 34-й армии свои резервы. Советские войска этого удара не выдержали, штаб армии потерял управление, началось беспорядочное отступление. Как доносил член военного совета армии, она «была настолько деморализована, что побежала беспорядочно».[151] Армия была разгромлена, потеряв 60% людей и 80% техники.[152] Как и в случае с командованием Западного фронта немедленно последовали репрессии. На фронт выехала комиссия во главе с уполномоченным Ставки Л.З. Мехлисом, быстро обнаружившим виновных. Командующий 34-й армией и начальник артиллерии армии были расстреляны, сменилось командование фронтом. Ряд командующих армиями и дивизиями, вместе с начальниками их штабов были отданы по суд военного трибунала.[153]
Но репрессии командного состава частей Красной Армии сами по себе не могли остановить противника. К концу августа противник подошел к Ленинграду на 50 км, а 8 сентября город был блокирован с суши. Известие об этом вывело из себя И. Сталина, он отстранил маршала К.Е. Ворошилова от должности командующего войсками Северо-Западного направления, в которой тот находился всего 7 дней.[154]
Из постановления ЦК ВКП (б) о работе т. Ворошилова К.Е.
«Товарищ Ворошилов не справился с порученным делом и не сумел организовать оборону Ленинграда. В своей работе в Ленинграде т. Ворошилов допустил серьезные ошибки: издал приказ о выборности батальонных командиров в частях народного ополчения, – этот приказ был отменен по указанию Ставки, как ведущий к дезорганизации и ослаблению дисциплины в Красной Армии; организовал Военный Совет Обороны Ленинграда, но сам не вошел в его состав, этот приказ также был отмене Ставкой, как неправильный и вредный, т.к. рабочие Ленинграда могли понять, что т. Ворошилов не вошел в Совет Обороны, потому что не верит в оборону Ленинграда; увлекся созданием рабочих батальонов со слабым вооружением (ружьями, пиками, кинжалами и т.д.), но упустил организацию артиллерийской обороны Ленинграда…»[155]
В Ленинград был срочно направлен генерал Г.К. Жуков, только что завершивший на московском направлении операцию по освобождению Ельни. В этот момент, по словам Жукова, Сталин полагал, что Ленинград может быть потерян через несколько дней.[156]
Но Жукову удалось организовать оборону города, используя подчас самые жестокие меры. 17 сентября он издал приказ, предусматривающий немедленный расстрел командиров, политработников и рядовых бойцов за самовольное оставление позиций без приказа.[157] На оборону города были мобилизованы все имеющиеся силы, и противника удалось остановить. Этому способствовало и то, что 17 сентября группа армий «Север» лишилась своей главной ударной силы – танковая группа Э. Гепнера была выведена из боя и отправлена под Москву.
Ленинград был спасен, но остался в кольце блокады, продолжавшейся вплоть до января 1944 года. Население города, насчитывавшее 2,5 млн.человек ожидали страшные испытания голодом, холодом, болезнями, непрестанными обстрелами и бомбежкой. В целом же итоги боевых действий на ленинградском направлении оказались весьма неутешительными. Советские войска, обладая постоянным общим превосходством в силах, не смогли остановить противника ни на одном из имевшихся рубежей обороны и отошли к предместьям города. Потери Красной Армии и Балтийского флота в ходе действий на данном направлении июле-сентябре 1941 года составили около 344926 человек, из них – 214078 безвозвратные, войска потеряли 1492 танка, 1702 самолета, 9885 орудий и минометов.[158]
Генерал Г.К. Жуков сыграл, несомненно, выдающуюся роль организации обороны города, именно после Ленинграда он превращается в своего рода «полководческую скорую помощь» – Сталин направляет его на те участки фронта, где положение оказывается закритическим. В октябре такая ситуация возникла под Москвой, враг оказался у ворот столицы.
«Тайфун» под Москвой
В сентябре 1941 года после крупных успехов на северо-восточном и, особенно, юго-западном направлении германское командование решает перенести основные усилия на западное направление с целью разгрома советских войск на подступах к Москве, последующему захвату столицы и победоносного завершения всей кампании на Восточном фронте. План нового наступления группы армий «Центр» получил кодовое наименование «Тайфун». Замысел операции был масштабен и решителен. Планировалось, сосредоточив танковые группы на направлениях главных ударов, рассечь оборону и окружить основные силы трех советских фронтов Резервного (командующий – маршал С.М. Буденный), Западного (командующий – генерал-лейтенант И.С. Конев) и Брянского (командующий – генерал-лейтенант А.И. Еременко) в районах Вязьмы и Брянска. Особое внимание уделялось быстроте действий. Гитлер планировал завершить разгром советских войск и захват Москвы до начала осенней распутицы.
В распоряжение фельдмаршала фон Бока были переданы последние резервы немецкого командования. Всего в составе группы армий «Центр» насчитывалось 77 дивизий, из них 13 танковых и 7 моторизованных – всего около 1800 тыс.человек, 1700 танков, 1390 самолетов, 14 тыс. орудий и минометов. Войска трех советских фронтов имели в своем составе 95 дивизий и 14 танковых бригад – 1250 тыс.человек, 990 танков, 667 самолетов, 7600 орудий.[159]
Немецкие войска имели превосходство в силах, но численность советских войск была вполне достаточной для организации устойчивой обороны на заранее подготовленных позициях. Так, немецкое превосходство в силах в полосе Западного фронта было минимальным – в частях РККА было 486 танков, вермахта—591, а орудий и минометов было 4028 и 5651 соответственно.[160] Созданию глубоко эшелонированной обороны крайне способствовала вынужденная пауза в немецком наступлении длительностью почти в месяц. В распоряжении советских войск имелась развитая сеть железных и шоссейных дорог вокруг Москвы, что позволяло осуществлять быстрый маневр силами. Противнику же приходилось опираться на разрушенные в ходе боевых действий транспортные коммуникации, к тому же приходилось «перешивать» железнодорожную колею, т.к. ширина советских дорог была шире европейских. Большое преимущество получила и советская авиация, действовавшая с бетонированных аэродромов, ее состав был усилен истребителями московской зоны ПВО. Немецкой авиации приходилось в основном использовать полевые аэродромы в условиях наступившей распутицы.
Но эти и другие преимущества командование Красной Армией реализовать не сумело. После двухнедельной подготовки немецкие войска нанесли мощнейшие удары по советской обороне. 30 сентября – по войскам Брянского фронта, 2 октября – Западного. Немецкое командование и здесь применило свою излюбленную схему. Удары были нанесены на стыках армейской обороны, против которых были направлены ударные танковые группировки под прикрытием штурмовой авиации. За счет второстепенных участков фронта на главных направлениях было обеспечено подавляющее превосходство в силах, что позволило немецким войскам прорвать фронт в первый же день наступления и выйти в глубину советской обороны. Противник снова добился полной внезапности.
Действовавшая против войск Брянского фронта 2-я танковая группа Г. Гудерина (650 танков), прорвав советскую оборону, глубоко охватила с юга войска генерала А.И. Еременко. Командование фронта попыталось остановить продвижение танков Гудериана рядом контрударов. И опять все повторилось с удручающей последовательностью. Фронтовые резервы разрозненно направлялись к месту прорыва, подвергаясь на марше ударам немецкой авиации. Контрудары наносились без необходимой подготовки, без необходимого артиллерийского и авиационного обеспечения. Лавина немецких танков при поддержке сотен самолетов просто сметала одно за другим разрозненные советские соединения и, не останавливаясь, прошла около 200 км, затем повернула на север, окружая основные силы Брянского фронта.
То же самое и в то же время произошло на Западном и Резервном фронтах. 3-я танковая группа Г. Гота и 4-я танковой группа Э. Гепнера прорвали стыки оборонительных районов и к исходу первого дня вышли глубину советской обороны. Точно так же навстречу им были брошены фронтовые резервы, но и здесь они не сумели остановить немецкое наступление. В дни, когда далеко на юге танки генерала Э. Клейста замкнули кольцо окружения под Мелитополем, танковые клинья Гота и Гепнера глубоко охватили основные силы двух советских фронтов. 3 и 4 октября командующие фронтами Еременко и Конев обратились в Ставку с просьбой разрешить отход на тыловые оборонительные рубежи, но получили жесткий отказ. И лишь через два дня отход был разрешен. Но время было преступно упущено. Рубежи отхода оказались заняты противником. Кольцо окружения замкнулось. В двух котлах под Вязьмой и Брянском оказались 7 полевых управлений армий из 15 имевшихся, 64 дивизии из 95, 11 танковых бригад из 13 и 50 артиллерийских полков РГК из 64.[161] Оказавшиеся в окружении войска вели ожесточенные бои. Организованное сопротивление продолжалось около недели. Затем окруженные части начали пробиваться на восток разрозненными группами. Всего из вяземского котла сумели выйти не более 85 тыс. человек, из брянского – около 23 тыс. Безвозвратные потери трех советских фронтов в первую половину октября превысили миллион (!) человек, из них только пленными, по немецким данным, около 688 тысяч.[162]
Перестали существовать сразу три фронта, разрыв в советской обороне составил около 500 км. Пути на Москву были открыты. Это была самая масштабная катастрофа на фронтах второй мировой войны. По своим размерам и следствиям она превзошла все предшествующие и последующие окружения – и разгром Юго-Западного фронта в сентябре 1941 года, и катастрофу 6-й немецкой армии под Сталинградом.
Почему же картина прорыва советской обороны повторилась в точности как это было и в июне, и в июле? Казалось бы, советские военачальники за три месяца войны уже должны были приобрести необходимый опыт и, вскрыв замысел противника, отразить немецкие удары. Но этого не произошло. Более того, в октябре 1941 года советские войска постигла катастрофа, масштабы которой превосходят все, что было до и после в ходе второй мировой войны. Именно масштабы этого поражения заставляет искать его причины в самой системе управления вооруженными силами.
Сама система управления оставалась прежней, причем дело не в ее структуре (она оставалась постоянной в ходе войны), а во взаимоотношениях по «вертикали» – между Ставкой ВГК, Генштабом и подчиненных им фронтов. Ставка, точнее лично Верховный главнокомандующий И.В. Сталин, по-прежнему, сохраняли абсолютный контроль за действиями командующих фронтами, которые в этой ситуации становились простыми исполнителями приказов и распоряжений Ставки и Генштаба. Степень самостоятельности командующих фронтами была минимальной, да и весь опыт первых месяцев войны отнюдь не способствовал стремлению генералов к проявлению инициативы. Жестокая расправа с командованием Западного фронта в июле и последующие репрессии среди генералитета Красной Армии в августе-октябре, восстановление 16 июля 1941 г. института политических комиссаров, имевших задачи контроля за деятельностью командиров – все это четко соответствовало довоенной модели сталинского управления, хорошо известной советским военачальникам по 1937 году. Данная модель предусматривала только один тип поведения – полное подчинение. Подчинение и прямое следование приказам из Москвы несмотря ни на что.
Не удивительно, что генералы Конев и Еременко, как и их предшественники Павлов, Кирпонос, Кузнецов тремя месяцами раньше предпочли в точности исполнять приказания Ставки вопреки данным, имевшимся в их распоряжении. К тому времени фронтовая разведка уже была в состоянии вскрывать дислокацию противника и определять его намерения. Командование Западного фронта получило точные данные о сосредоточении противником на участках 30-й и 19-й армий 17 полнокровных дивизий, что прямо указывало на направление будущего удара. Но Ставка была уверена, что главный удар будет нанесен по кратчайшей прямой на Москву, т.е. на смоленско-вяземском направлении, и командующий Западным фронтом генерал И.С. Конев не решился отстаивать перед Сталиным свою точку зрения. Основные силы фронта были сосредоточены там, где указала Ставка и далеко в стороне от направлений главных ударов противника. Точно так же и командующий Брянским фронтом генерал А.И. Еременко вопреки данным разведки расположил свои основные резервы на Брянском направлении, в то время как немцы сосредоточили ударные группировки южнее, создав угрозу охвата. Эти просчеты позволили немецкому командованию добиться подавляющего превосходства в силах на участках прорыва – в 5-8 раз по количеству живой силы и техники при общем превосходстве в силах всего в 1,4-1,8 раз.
Когда же направления ударов немецких танковых групп определились, потребовалось до двух-трех дней на переброску фронтовых резервов к месту прорыва. <