Об управлении провинцией Азией
(Письмо Марка Цицерона брату Квинту, начало 59 г. до н. э.)
Эпоха гражданских войн I в. до н. э. явилась заключительным этапом истории Римской республики. В это время складываются уже те социально-экономические и политические предпосылки, которые обусловили возникновение Римской империи.
Эксплуатация провинций в это время приобретает большие масштабы: в этом были заинтересованы самые широкие слои населения Рима, но в первую очередь – нобилитет и всадничество. При «управлении» завоеванными странами грабеж населения проводился самым беззастенчивым способом. Как редкую заслугу выделяли римляне той эпохи честность наместников провинций. Письмо Марка Цицерона брату Квинту служит яркой иллюстрацией нравов римских магистратов в провинциях.
Провинция (Азия)1 населена, во-первых, союзниками2, людьми самыми просвещенными, затем римскими гражданами, которые или, как откупщики3, по необходимости тесно с нами связаны, или, как разбогатевшие торговцы, знают, что они сохранили без потерь свои богатства только благодаря моему консульству.
Но ты можешь сказать, что среди них возникают серьезные споры, создаются многочисленные обиды, появляется конкуренция. Я не хочу подчеркнуть, что ты не выполняешь в какой-то мере своих обязанностей, я понимаю, что эти обязанности очень трудны и требуют величайшего благоразумия, но помни, что, по-моему, они больше зависят от благоразумия, чем от удачи. В самом деле, разве трудно управлять теми, над которыми ты поставлен, если ты управляешь собой? Пусть это будет трудным делом для других, оно и действительно самое трудное, для тебя же это было всегда самым легким и должно быть самым легким. Ты по природе такой человек, который и без образования, повидимому, мог бы быть благоразумным. Полученное же тобой образование таково, что оно может облагородить природу даже с большими недостатками. Поскольку ты будешь бороться против наживы, против страсти к чувственным наслаждениям, против лицемерия во всех делах, как ты это делаешь, постольку, вероятно, ты сумеешь обуздать бесчестного купца и зарвавшегося откупщика. Пусть греки смотрят с удивлением на тебя, как современника, считая тебя за какого-то героя из летописи или за бога-человека, спустившегося в провинцию с неба.
Пишу тебе об этом теперь не для того, чтобы ты так поступал в будущем, а чтобы ты радовался, что так поступал и поступаешь. Ведь, подумай, какая слава, что тебя, облеченного в Азии высшей властью уже третий год, не совратили с пути величайшей честности и воздержанности ни скульптура, ни картины, ни вазы, ни блестящие ткани, ни покупка невольника или невольницы, ни их красота, ни беззаконное обогащение, то-есть все, чем богата эта провинция!
Что может быть более выдающимся, и к чему должно стремиться, когда такая добродетель, такая умеренность и такое самообладание ие скрываются где-то в тени, не прячутся, а проявляются на виду у всей Азии, на глазах славнейшей провинции, в молве всех племен и народов! Когда люди не боятся твоих наездов, не разоряются на содержание, не приходят в смятение от твоего пребывания! Наоборот, куда бы ты ни прибыл, тебя встречают с величайшей радостью и публично, и частным образом, так что создается впечатление, что город получил защитника, а не тирана, каждый дом - гостя, а не расхитителя. Из опыта во всех этих делах ты, конечно, знаешь, что совсем недостаточно обладать этими добродетелями самому, а необходимо понять, что за охрану провинции ты отвечаешь перед союзниками, римскими гражданами и государством не только за себя одного, но и за всех своих подчиненных...
Пусть люди знают, что ты не позволишь ябедникам и симулянтам с корыстными целями нашептывать тебе в уши. Пусть перстень твой будет не просто какой-то домашней утварью, не пособником чужой воли, но свидетелем твоей. Пусть твой секретарь занимает такое положение, какое ему определили наши предки; они назначали его не ради привилегий, а на должность, требующую труда и исполнительности, и причем назначали его не без цели из своих вольноотпущенников, над которыми они, конечно, имели власть почти такую же, как и над рабами. Пусть ликтор является исполнителем не своей, а твоей милости;, пусть он несет впереди тебя фасции и секиры скорее как символ твоего служебного положения, чем власти. Пусть затем вся провинция знает, что для тебя самым дорогим являются - дети, доброе имя и имущество всех, над которыми ты начальствуешь, наконец, пусть вее знают, что ты будешь врагом не только тех, кто берет взятки, но и тех, кто дает. Никто не предложит взятки, если будет известно, что от тебя ничего нельзя добиться через тех людей, которые прикидываются имеющими на тебя большое влияние.
Все это я говорю не с той целью, чтобы ты в отношении своих подчиненных был слишком строгим или подозрительным. Если кто-нибудь из них в течение двух лет никогда не был заподозрен в алчности, как например, Цесий, Херипп, Лабеон4, то им можно, по-моему, без риска доверять, а также и другим таким же, как они. Но тому человеку, в котором ты уже ошибся и в чем-нибудь подозреваешь, не оказывай никакого доверия и ничего не поручай, что связано с твоей репутацией.
Если в провинции ты встретил человека, который завоевал твое доверие, хотя раньше и не был известен, взвесь, насколько можно ему доверять, и не потому, что среди провинциалов нет порядочных людей, а потому, что на это можно надеяться, но открыто признать опасно. Истинная природа каждого провинциала скрывается под покровом лицемерия: лоб, глаза, выражение лица очень часто лгут и еще чаще лжет язык. Поэтому, как ты можешь среди этих людей, ослепленных страстью к наживе и лишенных всех культурных условий столичной жизни, найти человека, который тебя, человека чуждого ему, любил бы сердечно, а не притворялся бы ради выгоды? Мне это кажется едва вероятным, в особенности, когда эти люди обыкновенно не любят частного человека и всегда любят всех преторов. Если ты случайно в среде этих людей обнаружил человека действительно относящегося к тебе с чувством дружбы, а не ради твоего положения, что, конечно, может случиться, то с радостью включи его в число твоих близких. Если же ты такого чувства не предвидишь, надо больше всего избегать сближения с такими людьми, потому что они знают все средства к наживе, на все готовы ради денег и не хотят щадить репутацию того, с кем они не собираются делить жизнь.
В особенности надо избегать каких-либо дружественных отношений с греками, за исключением немногих, если это действительно мужи, достойные древней Греции. В настоящее время большинство греков лукавы, легкомыслещны и благодаря долгой неволе научились чрезмерной лести. По моему мнению нам с ними надо обращаться ласково и самых лучших приближать к себе гостеприимством и задушевным отношением, однако слишком большое c их стороны расположение не очень надежно, поскольку они не осмеливаются противиться нашей воле и завидуют не только нашим землякам, но даже и своим. Если я в данных вопросах хочу быть предусмотрительным и точным, боюсь даже не слишком ли я суров, то ты спросишь меня, каково же мое отношение к рабам? Над ними необходимо властвовать повсюду и в особенности в провинции. Конечно, в связи с этим можно дать много советов, но вот самый краткий и очень легко выполнимый - рабы должны вести себя во всех твоих разъездах по Азии так же, как будто ты едешь по Аппиевой дороге, и пусть они не думают, что есть какая-то разница, едут ли они в Траллы или в Формии5. Но если какой-нибудь раб является отменно надежным, оставь его для домашних и частных дел. Однако, к делам, относящимся к твоей должности или в какой-то мере к государству, не допускай. Многое, что можно даже поручать преданным рабам, не следует поручать во избежание огласки и осуждения...
Всем, вижу, известно твое величайшее старание, а именно: никаких новых долгов с общин не взыскивается, даже многие общины освобождены тобою от старых, больших и тяжких долгов; многие города, разоренные и почти опустошенные - в том числе самые знаменитые: один в Ионии - Самос, другой в Карии - Галикарнас - тобою вновь восстановлены; в городах нет никаких восстаний, никаких раздоров; ты принимаешь меры, чтобы общины управлялись коллегиями оптиматов; в Мисии прекращены разбои; во многих местах положен конец убийствам; во всей провинции упрочен мир, и не только грабежи и разбои на дорогах и в сельских местностях, но даже более значительные и многочисленные в городах и в храмах, уничтожены; доброе имя, имущество и покой богатых не страдают от ложных доносов, этого самого немилосердного пособника алчности преторов; расходы на содержание и подати в городских общинах распределены поровну между всеми, кто живет в их пределах; ты доступен для всех и охотно выслушиваешь жалобы...
При выполнении твоих добрых намерений у тебя возникнут большие затруднения со стороны откупщиков. Если мы будем им противодействовать, мы оттолкнем от себя и от государства сословие, оказывающее нам значительные услуги и связанное через нас с государством. Если же мы будем им во всем потворствовать, то мы окончательно доведем до гибели тех, о благе и о пользе которых мы должны заботиться. Вот это единственное затруднение в осуществлении всей полноты твоей верховной власти, если только вдуматься. Ведь быть бескорыстным самому, обуздывать все вожделения, не давать воли своим подчиненным, творить справедливый суд, быть доступным в подаче жалоб и заявлений - эта задача более славная, чем трудная. Она требует не каких-либо усилий, а некоторого душевного склада и доброй воли.
Какое озлобление вызывает у союзников деятельность откупщиков, я узнал от граждан, которые недавно, при отмене взимаемых в Италии пошлин6, жаловались не столько на пошлины, сколько на некоторые беззакония сборщиков. Поэтому, после того как я выслушал жалобы граждан в Италии, я хорошо себе представляю, что испытывают союзники, в других областях государства. При таком положении дел мне представляется, что достойно только такой исключительной доблести, как твоя, вести дело так, чтобы с одной стороны помогать откупщикам в особенности, если пошлины плохо поступают, а с другой – не позволять притеснять союзников. Впрочем, грекам не должно казаться тяжелым положение данников, так как они, когда еще не были подвластны римскому народу, уже переживали такое положение. Не могут презирать откупщиков люди, которые сами без откупщиков не могли уплатить дани, распределенной Суллой равномерно на каждого7. А что греческие откупщики при взимании дани не отличаются большим милосердием, чем ваши, можно видеть из того, что кавнийцы8 и все жители островов, уступленные Суллой родосцам, обратились в сенат с просьбой уплачивать дань нашим откупщикам. Поэтому не должны страшиться откупщиков те, которые всегда были плательщиками дани, и не могут презирать откупщиков те, которые не могли уплачивать сами без откупщиков, и не могут противиться те, которые сами домогались наших откупщиков.
Кроме того, пусть жители Азии учтут, что они не были бы избавлены от бедствий ни внешней войны, ни внутренних раздоров, если бы не были под нашей властью. А так как эта власть не может никоим образом исполнять свой долг без уплаты дани, то пусть жители Азии без возмущения покупают свой постоянный мир и покой за некоторую часть своих доходов.
Если жители Азии будут спокойно относиться к откупщикам, то остальное, благодаря твоей мудрости и твоим мероприятиям, покажется им более приемлемым. Так, они могут рассматривать заключение договоров не как цензорский закон, а скорее как помощь для выполнения ими обязательств9. Сверх того ты можешь, как это делал и делаешь, напоминать им, какое значение имеют откупщики, как мы нуждаемся в этом сословии, и делать это так, чтобы, не прибегая к применению верховной власти, к насилию и фасциям, только при помощи своего влияния и авторитета сблизить откупщиков с греками. Однако от тех, кому ты оказал большие услуги и которые тебе во всем обязаны, ты должен требовать, чтобы они терпимо относились к необходимости поддерживать и сохранять нужную нам дружбу с откупщиками.
Впрочем, зачем я убеждаю тебя в том, что ты можешь делать по собственному побуждению, да уже многое и сделал? Действительно, нам не перестают ежедневно выражать чувства благодарности самые почетные и самые значительные товарищества откупщиков и, что мне особенно приятно, даже греки.
1 Квинт Цицерон управлял провинцией Азией три года подряд (61-59 гг. до н. э.).
2 Здесь союзники противопоставляются римским гражданам, обладавшим всеми правами в государстве.
3 Откупщиками были в большинстве случаев всадники, которые объединялись в специальные корпорации. С их помощью собирались налоги в провинциях.
4 Про этих людей мы знаем только, что они принадлежали к свите Квинта Цицерона.
5 Траллы – город в Карии (Малая Азия). Формии – город в Лации (Италия).
6 Имеется в виду закон, проведенный в 60 г. до н. э. претором Квинтом Цецилием Метеллом Непотом.
7 Намек на контрибуцию в 20 тысяч талантов, наложенную Суллой в 84 г. до н. э. во время войны с Митридатом.
8 Город Кавн находится в Карии.
9 Закон, издававшийся цензорами на каждое пятилетие и устанавливающий ставки налогов и условия взносов.
Эксплуатация провинций
(Цицерон, Речь «Против Верреса», 4-5)
Столь же яркую картину ограбления провинций римлянами можно найти в речи Цицерона против Верреса.
Нигде Веррес1 не оставил таких глубоких следов, таких ясных доказательств своих преступлений, как в провинции Сицилии, которую он в продолжение трех лет успел так разорить и ограбить, что ее нельзя уже привести в прежнее состояние. Нужно много лет, чтобы она вернула себе, хотя отчасти, свое былое благосостояние, и только, при условии, если управляющие ею преторы будут безупречно честными. Когда он был претором, сицилийцы не ведали ни своих законов, ни приказаний сената, ни общечеловеческих прав; каждый имел только то, что ускользало от взоров этого алчного и сластолюбивого человека по его рассеянности, или оставалось нетронутым, благодаря его пресыщению. В продолжение трех лет все дела решались по его желанию; все, чем кто ни владел, - перешло ли оно к нему от отца или деда, - все он мог взять себе в силу своей судебной власти. Огромные деньги были взысканы с крестьян на основании небывалых несправедливых распоряжений; наши верные союзники считались в числе врагов; римские граждане были пытаемы и убиваемы, как рабы; важные преступники, с помощью подкупа, освобождались от суда; вполне честные, безупречной нравственности люди заочно, без допроса, были осуждаемы и лишаемы гражданских прав; гавани, представлявшие из себя неприступную крепость, и огромные прекрасно защищенные города сделались доступны нападению пиратов и разбойников; сицилийские матросы и солдаты, наши союзники и друзья, гибли с голоду; прекрасный, всем снабженный флот был, к великому стыду римского народа, потерян и уничтожен. Веррес же, как наместник, украл, взял себе все древние памятники, частью подаренные для украшения города богатыми царями, частью данные или возвращенные сицилийцам нашими победоносными полководцами. Так поступал он не с одними статуями или украшениями, составлявшими собственность городов, - нет, он ограбил все храмы, не исключая самых священных, и, в конце концов, не оставил сицилийцам ни одного бога, статуя которого, по его мнению, имела хоть какие-нибудь художественные достоинства и принадлежала старинному мастеру. Рассказывать об его любовных похождениях, о гнусных поступках, совершенных им под влиянием страсти, мне стыдно; кроме того, я не желаю увеличивать горя людей, которые не могли уберечь своих жен и детей от его сластолюбия. Вы думаете, что этот человек делал все так, чтобы не все об этом знали. Мне кажется, что нет никого, кто, услыхав его имя, не мог бы рассказать об его преступлениях; при таком положении дел я гораздо более опасаюсь заслужить упрек, что я пропускаю многие из его вин, чем подозрение, будто я выдумываю их для его осуждения; по моему мнению, эта масса людей пришла послушать меня не с тем, чтобы узнать от меня, в чем его обвиняют, а для того, чтобы подвергнуть вместе со мною тщательному обсуждению то, что ей известно.
1 Гай Веррес, претор 74 г. до н. э., управлял Сицилией с 73 по 71 г. до н. э. За это время он нажил колоссальное состояние, грабя эту провинцию. Жители ее обратились за помощью к Цицерону, бывшему в то время уже известным оратором.