В можайске тяжело с патронами

Рядовой в/ч 63354 Алеша Кленин ушел в армию осе­нью 99-го и оказался среди тех, кого первыми и необ­стрелянными, в октябре уже, отправляли прямиком в бой — в Дагестан и Чечню.

Алеша успел написать оттуда домой всего несколько строчек, а потом был «забыт» отцами-командирами на глухой горной дороге рядом с поломанной бронемаши­ной — и с абсолютно предсказуемым результатом. С фе­враля 2000 года никто не видел солдата Кленина — он пропал без вести, исчез...

Передо мной — свидетельство о смерти № 1151 на имя Кленина Алексея Владимировича. Дата выдачи — 10 сентября 2001 года. Спустя 19 месяцев, как Алешин дедушка, житель подмосковного Можайска Владимир Алексеевич Шурупов, начал свой мученический путь по отечественному бюрократическому аду, желая лишь од­ного — ответа на простой вопрос: где же внук? Тот, ко­торого он отдал живым и здоровым в систему, именуе­мую армией.

Эти 19 месяцев вместили все, что можно себе вообра­зить в родном Отечестве. Тонны отправленных писем и жалоб — во все военные и гражданские прокуратуры, включая две главные (Генеральную и Главную военную), во все мыслимые государственные организации, вплоть до администрации президента.

Ответом был издевательский маразм. Оказалось, ни­кто на всем свете не хватился пропавшего солдата, кро­ме его дедушки. Несколько месяцев воинская часть ис­правно получала довольствие и обмундирование на него, рядовой продолжал числиться в списках, и все было так, будто он стоит в общем строю на ежеутренней и ежеве­черней поверках...

Только после дедушкиных обращений, подкреплен­ных проверками Главной военной прокуратуры и адми­нистрации президента, военно-бюрократическая маши­на страны хоть как-то, со скрипом, недовольством и зло­пыхательством — но сдвинулась с мертвой точки.

Похороны останков, присланных Владимиру Алексе­евичу Шурупову как косточки внука, состоялись 11 сен­тября — в день американских взрывов. Труп был не тот, который уже однажды показывали дедушке в 124-й во­енной судмедлаборатории в Ростове-на-Дону, на опо­знании... Тогда в черепе было одно пулевое отверстие, теперь дедушка обнаружил два...

- И что вы решили? Требовать повторной экспертизы?

- Нет, — ответил. — Что уж требовать... Не могу. Не хочу. Похоронил как Алешку.

И заплакал — тихо, беззвучно, без надежд.

- Вот и все, — добавил. — Я смирился. Больше не могу.

Очень часто приходится встречаться с родными тех, кто погиб на нынешней кавказской войне, — чеченцев, русских, украинцев; солдат, офицеров; детей, взрослых. Целая армия осиротевших — и это только те, кого видела я. У них у всех одинаковые глаза, как сейчас у Владимира Алексеевича — убитые не просто безысходностью, что близкий человек никогда не вернется домой, но и абсо­лютным неверием, что государство, в котором они живут, способно на что-то доброе в отношении своих граждан...

Дедушка продолжает:

- Конечно, поймите... Я думал, что все будет по-во­енному, красиво. Военкомат оркестр пришлет, роту по­четного караула, салют дадут над свежей могилой... Ни­чего не оказалось. Мне объяснили, что патроны полага­ются только погибшим офицерам, оркестр — тоже. Сол­датам — нет.

Не люди мы. Пока. Не 21-й век у нас на дворе. Пока. Как только хватит нам не только орденов для генералов, но и холостых патронов с оркестрами на каждого без исключения погибшего солдатика — тогда и прорвемся в цивилизованные.

Часть третья

КОМУ НУЖНА ЭТА ВОЙНА?

ГЕНЕРАЛЫ — ОЛИГАРХИ

Возможно, кому-то это покажется странным, но война в итоге оказалась вы­годна всем, кто в ней участвует. Каждый нашел свою нишу. Контрактники на блок­постах — взятки по 10—20 рублей, зато круглосуточно. Генералы в Москве и Ханка­ле — «осваивание» бюджетных «военных» денег. Офицеры среднего звена — поборы за «временныхзаложников». Изо трупы. Млад­шие офицеры — «мародерку» при «зачистках».

И все вместе (военные плюс часть бое­виков) — участие в нелегальном нефтяном и оружейном бизнесе.

А еще — чины, награды, карьеры...

Тут — лишь некоторые штрихи к пор­трету на тему «Кому теперь нужна эта война?».

Кто у нас не знает о том, что генералы время от времени воруют, а олигархи наживаются на бюджетных деньгах. Уникальность второй чеченской войны в том, что звания генерала и олигарха стали принадлежать од­ним и тем же лицам.

Что бывает с предприятием, у которого оказалось убытков на миллиард? Ответ ясен: предприятие переста­ет существовать.

Что случается в Министерстве обороны, если одно из его подразделений приносит бюджету миллиардные убытки? Ответ поражает: абсолютно ничего. И даже бо­лее — его работу старшие по званию рекомендуют для обмена опытом...

В доказательство — документ. Он родился на свет, когда в Министерстве обороны (МО) подводили итоги 2000 года. Итак,

РЕШЕНИЕ ЭКОНОМИЧЕСКОГО СОВЕТА ПРИ НАЧАЛЬНИКЕ СТРОИТЕЛЬСТВА И РАСКВАРТИРО­ВАНИЯ ВОЙСК, ЗАМЕСТИТЕЛЕ МИНИСТРА ОБО­РОНЫ РФ ПО ИТОГАМ БАЛАНСОВОЙ КОМИССИИ: «О результатах финансово-экономической деятельности предприятий и организаций ГУСС МО РФ за 2000 год».

Побалуемся цитатами:

«Согласно представленного доклада начальника Глав­ного управления специального строительства МО РФ ге­нерал-лейтенанта А.В.Гребенюка, проведенного анали­за бухгалтерской отчетности и материалов, Экономичес­кий совет отмечает... Показатели эффективности финан­сово-экономической деятельности ниже минимально допустимых значений. Структура баланса предприятий и организаций продолжает оставаться неудовлетвори­тельной, при этом их платежеспособность ухудшается. За отчетный период допущен убыток в сумме 1116 млн. рублей...

Экономический совет РЕШИЛ:

1. Финансово-экономическую деятельность государ­ственных унитарных предприятий ГУСС МО РФ за 2000 год признать удовлетворительной.

2. Рекомендовать руководству ГУСС МО РФ провести на базе 766 УПТК специальные учебные сборы с целью распространения передового опыта по организации фи­нансово-экономической работы...»

Вы поняли логику? При показателях финансово-эко­номической деятельности «ниже минимально допусти­мых значений» намечены учебные сборы «с целью рас­пространения передового опыта»...

Тут необходимы некоторые предварительные пояс­нения.

Как известно, в армии есть военные строители. Ког­да-то их называли строительными войсками, а сейчас это просто военно-строительные части. Таков результат армейской реформы 1997 года. В то время в МО (Мини­стерство обороны) ликвидировали четыре мощных стро­ительных главка, оставив один — военно-строительный комплекс (ВСК) России. Возглавляет его Александр Давыдович Косован. По чину — генерал-полковник. По де­лам — опытный тыловик, всю свою офицерскую жизнь отслуживший именно по этой части. По должности — заместитель министра обороны и тот самый начальник: строительства и расквартирования войск, при котором имеется экономический совет, столь странное решение которого вызвало желание разобраться, что к чему в ВСК.

Пойдем дальше. Что такое ГУСС, у которого столь, фантастические убытки? Это Главное управление специ­ального строительства. В структуре, подчиненной гене­рал-полковнику Косовану, ГУСС — управление № 1 и: вообще самое знаменитое в среде армейских строителей.

Епархия ГУССа — космодромы, ракетные шахты, за­секреченные объекты. Впрочем, много чего еще. Возглав­ляет ГУСС генерал-лейтенант Анатолий Гребенюк, вто­рой человек военно-строительного комплекса страны после генерал-полковника Косована. Властная вертикалы в ВСК выстроена таким образом, что основную роль во» всех его заботах и делах Косован отводит именно ГУССу, а ГУСС под руководством начальника Гребенюка полностью подчинен Косовану.

Надеюсь, понятно, о чем речь: о том, что все финан­совые потоки, входящие и выходящие из строительного главка, подчиняются росчерку пера лишь одного челове­ка — генерал-полковника Косована. А первый их получа­тель — ГУСС.

Властная связка Косован — Гребенюк работает жест­ко и надежно, замкнув на себе основное бюджетополу-чение. Помимо ГУССа, есть в структуре Косована Глав-КЭУ — Главное квартирно-эксплуатационное управле­ние. Оно на вторых ролях, но тоже очень важное в общей схеме. Рассмотрим ее на примере выполнения одного из самых лакомых гособоронзаказов 2000 года, имеющихся в распоряжении ведомства Косована. Это работы по Чеч­не, которые, находясь под контролем высших лиц госу­дарства, соответственным образом и оплачиваются, и поэтому выгодны.

Каковы же эти работы? Строительство постоянных гарнизонов и мест дислокации войск на военной базе в Ханкале, расквартирование 42-й мотострелковой диви­зии, постройка мобильных казарм...

Схема движения «чеченских» денег выбрана следую­щая: ГлавКЭУ назначено Косованом заказчиком работ по Чечне — естественно, и бюджетополучателем гособо-ронзаказа по Чечне. А исполнителем — ГУСС. Так что деньги ходят из ГлавКЭУ в ГУСС. Но не обратно. И в этом вся прелесть.

Оба управления — самостоятельные юридические лица, так называемые ГУПы, государственные унитар­ные предприятия, что является серьезной болезнью и даже уродством нашей переходной экономики. ГУПы, в большом количестве облепляющие различные госведом­ства и официальные структуры, хозяйствуют сегодня как коммерческие, однако для достижения прибыли исполь­зуют основные фонды, принадлежащие государству. В нашем случае — фонды МО.

Однако из ГУССа деньги движутся еще дальше. И это тоже очень интересное «кино». По решению генерал-пол­ковника Косована — а на нем, напомним, замкнуты все

финансовые потоки ВСК — большую часть «чеченских» денег ГУСС отправляет еще в одну структуру. Она назы­вается «ГУСП» — писать эту аббревиатуру следует имен­но так, в кавычках.

«ГУСП» — это «Главное управление строительной про­мышленности», частная фирма. Форма собственности — акционерная холдинговая компания. А до 1997 года, ког­да, напомним, произошло реформирование Вооружен­ных сил, это был просто один из строительных главков МО. Превратившись в 97-м в частную компанию, он да­леко от «мамы» (МО) не ушел: тут и пасется.

Как известно, успех бизнеса по-русски — это воз­можность присосаться к бюджету. Собственно, это и есть современный портрет «ГУСПа»: он потому успешен, что успешно трудится в соответствии с планами официаль­ного бюджетополучателя, осуществляя важнейшую фун­кцию круговорота бюджета в отечественной природе. Ус­пешно — естественно, для себя.

Что же касается тех гигантских, фантастических убыт­ков, с которых потянулась эта цепочка, то убытки рож­дены «ГУСПом» следующим образом: по решению и с соизволения генерал-полковника Косована «ГУСП» за­нят тем, что закупает стройматериалы, оборудование и имущество для «чеченского» военного строительства. По свидетельству военных экономистов ГлавКЭУ, возму­щенных и обделенных в результате таких решений Косо­вана: «ГУСП» закупает все материалы по завышенным ценам и у строго определенных фирм-поставщиков.

Например, песок для строительства, вместо того что­бы приобрести его на ближайшем к месту событий Став­рополье, тащат из Подмосковья, вздувая цены. Бетон — также родом из весьма далеких от Северного Кавказа тер­риторий, к примеру, из Перми... Унитазы — будто бы итальянские, керамическая плитка — испанская...»

Только не подумайте, что в чеченской станице Калиновской, где располагается штаб 42-й дивизии, возведен­ный косовановцами, теперь «расквартированы» сплошь итальянские унитазы. Ничего похожего. Унитазы все те же — отечественные, если они вообще есть. Только вот цена у них, как у итальянских.

Все то же самое с бетонными плитами, песком, це­ментом... А даже минимальное, до десяти процентов, вздутие цен на стройматериалы дает бешеный, более двад­цати пяти, процент последующей, на выходе, убыточ­ности. И тут главное слово — «последующей». Ведь живые деньги-то за плиты, цемент и песок — здесь и сегодня... А убытки? Как в песне: «Сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду — я одна...» — мужикам — гулять, девицам — плакать. Прибыль — «ГУСПу» и иже с ним, убытки — на шею любимой Родине. А кому еще? Не себе же самим писать?

Важная деталь: сегодня в военно-строительном ком­плексе до такой степени все закольцовано на заместите­ле министра обороны Косоване, и «в целях контроля за расходованием бюджетных средств» он сам подписыва­ет ВСЕ финансовые документы, что даже проверочную комиссию — проверочную по отношению к троице («ГУСПу», ГУССу и ГлавКЭУ) — возглавляет все тот же генерал-полковник Косован. С одной стороны, соб­ственноручно закручивающий между ними финансовые потоки. А с другой — собственноручно же их раскручива­ющий с целью узнать, правильно ли они закручены... Сам принимаю решение, сам трачу, сам себе отчет пишу.

Так и выходит: убытков — за миллиард, а работа — «удовлетворительная»...

Попутно лишь одно уточнение. ГУСС и «ГУСП» запо­лонили своими недешевыми услугами уже не только МО. Сегодня в Чечне они возводят казармы и штабы для ча­стей внутренних войск МВД и погранвойск. Это значит, генерал-полковник Косован и сопровождающие его «юридические лица» — монополисты «чеченского» во­енно-строительного рынка, осуществляющие перегон бюджетных денег, отпускаемых на МО, МВД и ФПС, прямиком в коммерческие структуры, а также в чьи-то карманы. Уж не в солдатские, конечно.

Опять, в который раз, происходит прикармливание «своего» олигарха как главного двигателя российского бизнеса. И как результат: и этому олигарху, и генерали­тету отечественной военно-строительной верхушки чрез­вычайно выгодны как сами продолжающиеся военные

действия в Чечне, так и бесконечные «подрывы» силами боевиков тех объектов, которые они там только что воз­вели. Так выгодно воевать в Чечне можно сколь угодно долго — пока казна совсем не надорвется...

Самое время от общего опять вернуться к частному. А каков процент в структуре этих убытков — искусствен­ных убытков, от завышения цен? И каков — естествен­ных?

Позиция ВСК, выраженная полковником Федором Корабаном, заместителем генерал-полковника Косована по экономическим вопросам, однозначна: проклятые убытки не зависят от их ведомства, все они — пени и штрафы за неуплаты в бюджет, возникшие в связи с долгами самого бюджета перед ГУССом за выполнен­ные им, но неоплаченные работы. А как еще скажет пол­ковник?

Однако военные экономисты, работающие в ГлавКЭУ и чувствующие себя ущемленными (деньги на ту же Чеч­ню лишь «ходят» через них в сторону полукоммерческого ГУССа и сугубо коммерческого «ГУСПа»), уверены, что убытки — искусственные, результат намеренных дей­ствий под руководством замминистра Косована.

Когда тебе предоставляется возможность быть генера­лом, носить красивые погоны, копить выслугу, получать полевые, пайковые и прочая и прочая и одновременно заниматься бизнесом... Не в свободное от службы время, а прямо на рабочем месте... Бизнесмен служит интересам бизнеса, и для него самое главное — добиться прибавоч­ной стоимости, а успешный бизнесмен — тот, который умеет через многое переступить ради получения высокой прибыли. Офицер же служит интересам Родины. А если ты и офицер, и бизнесмен? Кому ты служишь? Ведь ин­тересы частного бизнеса и Родины далеко не всегда со­впадают...

Зачем ставить людей перед подобным тяжелейшим мо­ральным выбором — они не святые. Именно из такой идеологии хозяйственного процесса, как он сложился се­годня в военно-строительном комплексе, все вышеопи­санные беды и убытки в четверть произведенных в Чечне работ. Позволив госслужащим, а тем паче офицерам в

высоких чинах, постоянно манипулировать своими ли­цами, одно из которых сугубо коммерческое, государ­ство подписало приговор своему бюджету. Государствен­ные основные фонды в этом случае используются так, что они обязаны приносить убытки. Прибыль уходит в част­ный карман, а порочность примененной экономической схе­мы очевидна.

Трудно поверить, что, замышляя приватизацию, ее российские отцы-основатели имели в виду подобный исход. Время показало, что публичный идеолог-рыноч­ник Чубайс сегодня тоже куда лучше себя чувствует в обнимку с бюджетом, чем без него. Как «ГУСП» при заместителе министра Косоване — локальный олигарх, так и замминистра, в свою очередь, самый что ни на есть военный олигарх. Ведь верный признак олигархии — использование государственных структур в целях обога­щения и паразитирование на госбюджете. Чем сегодня ВСК и занят. Выгодное для себя социально-экономичес­кое положение на полную катушку используя в коммер­ческих целях. И еще, как и положено у олигархов, требу­ет понимания — в виде списания убытков, долгов, пени и штрафов.

Куда? На бюджет.

Есть лишь один эффективный способ сопротивления наглости олигархии — отлучение ее от дойной коровки. И тут лишь два пути. Первый — полное и окончательное разгосударствление военно-строительного комплекса, когда генерал-полковник Косован, ежели он так увлек­ся этим делом, уходит в частный бизнес, из которого в МО больше не возвращается. Второй — прямо противо­положный: запрет структурам МО заниматься бизнесом, их огосударствление.

Логично? Да. Но идут годы, а ничего не меняется. Кремль так и не «определился». И поэтому до сих пор генералы-олигархи в силе.

ПОЛЯ ЧУДЕС. НЕФТЯНЫЕ

Если заходит разговор, по какому, собственно, пово­ду война в Чечне, то большинство говорит — по поводу нефти. Ее Королевское Величество Чеченская Труба и их Королевские Высочества Чеченские Скважины крутят, как хотят, жизнью сотен тысяч людей вот уже десяток лет. Кто со скважиной — тот в Чечне и прав. Кто воевал вместе с Дудаевым — потом получал в подарок от него свои скважины. Кто был верен Масхадову — скважины от Масхадова. А кто воевал и победил сейчас?

Эта традиция полностью соблюдена. Кто победил, тому и контрибуции: вышки и заветные дырки в Трубе. Дележка главного чеченского «пирога» идет полным хо­дом. Под надзором победителей — федеральных сил.

На далекой окраине Аргуна, где-то в пяти километ­рах в сторону от шоссе, пронизывающего этот третий по величине городок по пути в Грозный, — вроде бы скром­ный въезд в местный колхоз. Неприметная дорога, ве­дущая на поля. Трактор вдали, для отвода любопытных глаз. И даже кто-то что-то собирает. Ни одного военного или блокпоста.

А вот и колхозный вроде бы сторож. Он опускает-под­нимает веревку с красными флажками. Рядом с убогой сторожкой — простенькие, побитые красные «Жигули». Ничего необычного, кроме одного: в машине — полная «загрузка». Наш автомобиль молча провожают четыре пары внимательных глаз «Жигуленковых» пассажиров. Разгадка, кто тут и что делает, наступит очень скоро.

Впрочем, и мы знаем, куда едем, что ищем. Бывшая колхозная дорога между старыми грушевыми деревьями прямиком ведет к местным «золотым приискам». Через пару километров труднопроходимой, джиповой дороги — аргунские нефтяные поля чудес. То бишь откопанный магистральный нефтепровод — попросту Труба, сплошь усыпанная нелегальными врезами. Из дырок разного ка­либра — часть из которых мелкотравчатые, видимо, пу­левые, другие же пошире — круглосуточно вытекает чеченская нефть. Она попадает в естественные отстой­ники — ямы разной ширины и неопределяемой глубины. На местном сленге ямы называются «амбарами». В них происходит первичная дегазация и очищение ворован­ной сырой нефти.

На «колхозном» поле чудес можно наблюдать весь про­цесс воровства нефти. Вот — старые «амбары», они сей­час сухие и «отдыхают». Дальше — совсем свежевыры­тые, и тоже еще пустые. Похоже, лишь минувшей ночью тут кто-то производил земляные работы, и должно пройти несколько дней, чтобы земля осела — тогда и новые «ам­бары» включат в общую цепочку.

А вот и главные ямы — полные. Нефть в них с ярким зеленым отливом. Это означает, она уже «готовенькая», и вот-вот приедет бензовоз ее отсасывать. Но нам это наблюдать не дано. «Колхозный сторож» дал всего-то минут десять на экскурсию по полям. Тишину глухома­ни, окружающую таинство естественных отстойников, разрывают вертолеты. Они кружат туда-сюда над расчех­ленной Трубой, и знающие люди, наши проводники, советуют более не дразнить гусей — надо уезжать. Верто­лет не будет спрашивать, зачем мы рассматриваем не­фтяное месторождение. Вертолет будет просто стрелять. Слишком большие деньги в игре, чтобы задавать допол­нительные вопросы — легче убить. Вокруг — ни души.

Уезжаем... Но и это еще не конец. Через несколько сот метров — встреча с местными «смотрящими». Это — так называемые чеченские милиционеры на белом джипе без номеров и, естественно, с автоматами. Двери авто­мобиля уже открыты — это подготовка к стрельбе. Бой­цов, без сомнения, вызвал «сторож», и за ними быст­ренько сгоняли те самые красные «Жигули».

Слава Богу, случается чудо — «милиционеры» выпус­кают нас из своих объятий, и мы на скорости пролетаем мимо «сторожа», удивленно взирающего нам вслед: а почему мы, собственно, еще живы...

Подобные поля чудес — по всей нефтяной Чечне. А это примерно половина ее территории. Современная ис­тория чеченской нефти — это история, прежде всего, воровства. Труба откачивает «налево» столько, сколько хочешь, сколько есть сил увезти. Нелегальная нефтедо­быча и нефтепереработка налажена.

Однако главная местная «конфетка» — это все-таки не поля чудес, а скважины. Главные битвы — именно вокруг них. И, может, потому и не убили за экскурсию по аргунскому колхозу, что это, в общем-то, мелочи и добыча для нефтяного «низшего класса».

Но прежде чем пройтись по скважинам, необходимо кое-что разъяснить.

Официально, согласно документам, считается, что в составе республиканского топливно-энергетического комплекса (ТЭК) девять отраслей, и все находятся в го­сударственной собственности:

нефтегазодобывающая,

нефтеперерабатывающая и химическая,

нефтепродуктообеспечивающая (Нефтепродукт),

транспортирующая нефть (Транснефть),

газовая (газификация, трансгаз, эксплуатация),

энергетическая,

экологические технологии,

топпром (твердое топливо),

НИИ нефти и газа.

Главное в этом перечне то, что государственный ТЭК практически не работает. Государственная, для казны, «нефтянка» — не функционирует. И в то же время — работает всё. Это значит: весь ТЭК перешел в нелегалы. Труба (Транснефть) находится в руках и поделена меж­ду многочисленными криминальными группировками, интересы которых охраняют чеченская милиция и фе­дералы.

Тот, кому поручена охрана неработающих объектов ТЭК, — тоже потихоньку обогащается, расхищая их удар­ными темпами. Например, хотя все нефтеперерабатыва­ющие заводы Чечни полуразрушены — там еще есть чем поживиться. Демонтаж оборудования собственными си­лами принял массовый характер. В основном это происходит так: ночами, когда вроде бы действует комендант­ский час и блокпосты должны стрелять без предупреж­дения в каждый движущийся предмет или тело, гружен­ные бывшим оборудованием гражданские КамАЗы с че­ченскими номерами идут по направлению к Осетии и Ставропольскому краю. Обычно колонны с ворованным госимуществом движутся под охраной федералов-кон­трактников, которым, в общем-то, все равно, чем про­мышлять.

Эти тандемы полностью структурировались: федера­лы плюс чеченцы-воры и образовали устойчивые орг-преступные группировки. И к новым бандформировани­ям не рискуют приближаться не только представители чеченской администрации, ответственные за ТЭК, но и бойцы других военных ведомств. Например, комендант­ские роты в Грозном, несущие ответственность за со­хранность предприятий на подотчетной территории. Они боятся быть нечаянно расстрелянными, что уже неодно­кратно случалось.

Естественно, официальные чеченские структуры не только мрачно созерцают разгул творимого воровства. Ими предпринимались усилия, чтобы запустить хозяй­ственный механизм и заставить его трудиться в рамках закона. Но это оказалось столь трудным делом, что у пра­вительства быстро опустились руки и все отложили до лучших времен — поближе к окончанию войны, а так как она все никак не кончится, процесс замер...

Пламя Цоцан-Юрта

Все скважины в Чечне сегодня кому-то принадлежат, хотя на бумаге принадлежат государству. И в зависимо­сти от своего реального хозяина скважины в Чечне быва­ют двух типов: горящие и нормальные. И это всегда кому-нибудь нужно: когда одни из них вдруг неожиданно воз­гораются, другие тухнут, а третьи всегда стабильны.

Если со скважиной ничего не происходит, значит, ее собственник — уважаемый богатый человек, содержа­щий свою «гвардию», и эта собственность никем не оспаривается. Вокруг остальных, не до конца определивших­ся с хозяевами, идет ежедневная непримиримая борьба с применением огнестрельного оружия.

Если ехать из Гудермеса на восток, в сторону Курча-лоевского района — малой родины нынешнего главы ад­министрации Чечни Ахмат-Хаджи Кадырова, то ты сра­зу понимаешь, где же, действительно, столица местного нелегального нефтяного рынка. Если в Чечне в принци­пе нет такой дороги, где нельзя было бы купить само­пального бензина, то нефтяные ряды в Курчалоевском районе — просто у каждого дома и на каждом повороте. Бензовозы — у подавляющего большинства дворов.

Я еду по пустынной бетонке курсом на бушующий факел. Это так называемая скважина № 7 (официальное наименование) — на окраине селения Цоцан-Юрт. Она круглосуточно изливается в атмосферу злобным желто-оранжевым пламенем. Чем ближе к «семерке», тем боль­ше торговцев нефтепродуктами вдоль дороги. И в самом Курчалое, райцентре. И в предгорном селении Новая Жизнь. Везде очевидно — рынок завален готовой про­дукцией, и предложение во много раз превышает спрос.

Наконец все ближе тяжкий гул, сравнимый по над­рыву лишь с ревом реактивного двигателя. Любому здра­вомыслящему человеку очевидно, что рядом с этой сти­хией жить никак нельзя. Однако в окружающих домах — люди и дети. Это бедные семьи. Им некуда ехать, им даже некуда переселиться хотя бы на время.

Горящие скважины — вотчина тех бандгруппировок, которые не могут контролировать всю скважину цели­ком. И именно когда становится очевидной не слишком большая сила хозяина (как правило, недостаток бойцов охраны) — он же сам скважину и поджигает (естествен­но, не собственноручно), чтобы на нее более никто не зарился. Аргументы, что рядом живут люди, что это под­рывает их здоровье, что в сотне метров от пламени рас­тут дети — никого тут не волнуют.

Обычно скважины взрывают федералы. Военным платит хозяин. Это удобно еще и потому, что сами себя они ловить не будут. Сельчане, живущие рядом с горя­щими нефтяными факелами, видят, как это происходит: федералы трудятся по заказу чеченского кримина­ла, который пришли сюда искоренять. После того как дело сделано — группировка, по чьему заказу взорвали скважину и заставили ее круглосуточно полыхать, при­сасывается где-то в сотне метров от факела и устраивает там новое собственное «поле чудес», аналогичное аргун­скому. Ну а коли появляются официальные вроде бы по­жарники и начинают тушить скважину, для местных жи­телей это тоже знак: значит, объявился новый собствен­ник — новый бандит, и он или переборол, или переку­пил тех, кто присосался сбоку на поле, и даже сумел заказать тушение. Что, по местным ценам, гораздо доро­же, чем взорвать.

Статистика такова: если в октябре-ноябре 1999 года — во время тяжелых боев — в Чечне горело всего три сква­жины, то потом, когда фронт ушел в горы и пришло время делить собственность, их стало уже одиннадцать. Еще позже — восемнадцать. Летом 2000 года число до­шло до тридцати четырех. Потом несколько снизилось и установилось на стабильной отметке в 22—25, что свиде­тельствует об устойчивости притершегося нелегального рынка. Ежесуточно эти горящие скважины выкидывают в атмосферу до 6 тысяч тонн нефти на сумму около мил­лиона долларов. Отсюда можно себе представить, сколь­ко же десятков, а может, сотен миллионов оседает в кри­минальных кошельках, если этого одного миллиона не жалко — почти так же, как нам одного рубля. О сверх­прибылях чеченского нелегального нефтяного рынка го­ворит и то, что вокруг всех скважин и «самоваров» (мини-заводов, кустарно перерабатывающих сырую нефть) — поля сожженного мазута. После отделения бензина в ем­костях, как известно, остается мазут, одна тонна кото­рого стоит три тысячи рублей. Но мазут в Чечне вообще никого не интересует. Его или безжалостно льют в зем­лю (безжалостно — для земли), или сжигают — тоже не мелочатся. Естественно, воры не думают об экологичес­ком ущербе — это не их стиль.

...Дорога от «семерки» — вся в мини-заводах, этих больших самогонных аппаратах, состоящих из двух цис­терн, горелки под одной из них и нескольких трубок.

Периодически военные устраивают набеги на эти нефте-самогонные устройства, скособочившиеся у сельских до­мов. Они их взрывают, простреливают, курочат. Если хо­зяин дает деньги — уезжают. Размер «выкупа» — 5—10 тысяч рублей.

А наверх, в Москву, в Генштаб тем временем идут красивые рапорты о проведении очередной операции по борьбе с нелегальным нефтяным бизнесом в Чечне — там сообщается об уничтожении энного количества мини-заводов. Генералы хлопают в ладоши. Министры-силови­ки отчитываются перед общественностью об очередном успехе в борьбе с «международным терроризмом».

А в реальности? Даже уничтожая «самовары», феде­ралы не трогают источника бандитского разгула — сква­жины. Они борются со следствием, настырно оставляя причину. Быть может, потому, что они заинтересованы в ней? И кое-кто имеет свою долю?

Если бы военные получили категорический приказ вы­ставить блокпосты вокруг каждой скважины и допускать к ним только сотрудников той же «Грознефти» — по­верьте, так оно и было бы. О нефтяной спецзаинтересо­ванности людей в погонах говорит и тот факт, что в се­лах рядом со скважинами никогда не было боев. Тут нет разрушений. Эти населенные пункты хранят в неприкос­новенности обе воюющие стороны: и боевики, и феде­ралы. А последние приходят сюда с «зачистками», когда начинаются массовые народные возмущения в связи с варварством криминальных нефтяных группировок.

Например, лидером антикриминального движения в Цоцан-Юрте одно время считался Али Абуев, бывший глава администрации. Так вот, во время последней «за­чистки» именно его и забрали. Аресту предшествовало то, что под руководством Али мужчины села замуровали проклятую «семерку» распиленной надвое цистерной — так называемой «шляпкой» (термин нелегальных мини-заводов). Али — не ваххабит, не боевик, не пророссий-ский, не прокадыровский. Али был сам по себе — за­щитник прав своего села на человеческую жизнь. Муже­ственный порядочный человек.

Но послушайте федералов. Они вам расскажут, что Али был само исчадие ваххабитского ада, «друг Хаттаба», враг Москвы. И поэтому сидеть ему столько, сколь­ко будет длиться война в Чечне. Когда просишь доказа­тельств, отвечают: «У нас — спецсообщения агентов». То бишь доносы подлецов, желавших свести усилия Абуева на нет.

Али арестовали, скважина вспыхнула, появились врезы в Трубу, земля вокруг нее оказалась изрыта котлована­ми-отстойниками, материализовались «самовары». Жизнь в Цоцан-Юрте опять вошла в бандитскую колею.

Подходи, не скупись

Последнее звено нелегального чеченского ТЭКа — биржа. На выезде из Цоцан-Юрта, как и в довоенные, масхадовские, времена, работает знаменитая нефтяная биржа у кафе с названием «Ислам». Здесь — перевалоч­ная база. Сюда свозят нефть и нефтепродукты и сбывают оптовикам. Прямо на виду у блокпоста, который в ста метрах от этой биржи.

Ее существование, конечно же, признак развития ры­ночной цивилизации. Однако в нынешнем чеченском ва­рианте это скорее симптом структурирования нелегаль­ного базара и в какой-то степени привет из мирной жиз­ни. «Человек-оркестр» — тот, кто нефть качал, перераба­тывал и продавал — остался в прошлом. Сегодня в Чечне одни люди следят за врезами в Трубу, отстаивают нефть и следят, пока ее можно будет отсосать из «амбара». Дру­гие везут к месту продажи — на биржу. Третьи забирают оттуда на переработку. Четвертые заняты исключительно перегонкой. И наконец, есть сбытчики-оптовики конеч­ного продукта. Одни из них предпочитают биржу под бдительной охраной близлежащего блокпоста, другие развозят товар по мелким торговцам — что считается доходным, но опасным делом, поскольку в каждом селе свои нефтяные «смотрящие»-рэкетиры, причем не от одной «фирмы» (банды). А значит, надо платить сразу нескольким.

Обычно — это не менее трех карманов. Один — блок­пост на въезде в село. Второй — внутренний сельский

криминал, паразитирующий на оптовиках. Третий — блокпост на выезде (разные блокпосты охраняют разные подразделения). Размеры «таможенных сборов» варьиру­ются в зависимости от целого набора причин: где нахо­дится село — близко ли от мест продолжающихся боев или нет, насколько это крупный населенный пункт — а значит, каково число возможных розничных торговцев...

Кто богатеет?

Как сказал один из вновь назначенных чеченских чи­новников, потребовавший ни при каких условиях не упо­минать его фамилии, а лучше всего — забыть на века: «Каждую ночь из Чечни нелегально вывозят тысячи тонн нефти и нефтепродуктов. А мы не можем канцтоваров купить...»

Современная Чечня — это бесконечная кровавая де­лежка скважин и полей чудес, но от этого республика ни на йоту не обогащается. У нее нет средств ни на что: ни на восстановление промышленности, ни на строитель­ство жилищ для бездомных. Ее нефть служит кому угод­но, только не ей самой. Кризис углубляется еще и тем, что экономический хаос в Чечне мало того что искус­ственно создан, но и старательно поддерживается из Москвы. Тут до сих пор нет ни одного функционирую­щего коммерческого банка. Ни одного легального источ­ника финансирования. Все «нефтяные» деньги — в чул­ках или вне Чечни. А попытки наладить законную фи­нансовую систему упираются в откровенный саботаж высшего федерального чиновничества. Москве выгодно, чтобы как можно дольше в Чечне не было не только банков, но и налоговых органов и, как положено, рабо­тающих судов и гражданской прокуратуры. Чтобы нефтя­ные сверхдоходы плыли в нужном им направлении и не было ни одного государственного кордона, который из­менил бы вектор в сторону казны.

Совершенно ясно, что все вышеописанное может существовать только при соблюдении двух условий. Пер­вое — должна быть «крыша». (Она есть — это сами федералы.) Второе — нужно не допускать, чтобы официаль­но назначенные органы управления нефтекомплексом Чечни работали. (Достигнуто.)

Если вам будут говорить, что вся проблема нефтяно­го беспредела — во временных проблемах смены власти и укрепления новой чеченской, не верьте. Проблема — именно в саботаже. Упорном нежелании Москвы — пра­вительства, высших должностных лиц государства, Ген­штаба — навести порядок в хозяйстве.

От Чечни из Москвы требуется одно — поддерживать беспорядок. Бардак тут коммерчески выгоден, управляе­мый хаос приносит куда большие дивиденды.

Поэтому идут бензовозы — днем и ночью. Блокпосты им салютуют. Вот и вся война. Тысячи жизней уже отда­ны за то, чтобы у скважин и Трубы всего лишь смени­лись хозяева. И многим еще предстоит их отдать в борьбе за дело нефтяной революции в Чечне. Цена вопроса — миллионы долларов.

ДЕТИ-ДЕТИШКИ, ДЕВЧОНКИ И МАЛЬЧИШКИ...

Внешне вроде бы все неплохо и даже победно-краси­во: вот пошел поезд Гудермес—Москва... Вот открылось хирургическое отделение железнодорожной больницы, полностью оснащенное — в кой-то веки с начала вой­ны... Вот новые комбайны закуплены к весенним поле­вым работам — когда подобное вообще случалось с 94-го года? Чечня получила свой бюджет — совсем как осталь­ные российские регионы, и это тоже впервые за десять лет. Зарегистрирован первый коммерческий банк — не­важно, что он так и не работает, но все-таки зарегистри­рован. Из Москвы вышли деньги на погашение «бюджет­ных» зарпла