Тамбовская «мама» и её «дети»

О тамбовском землячестве защитников Брестской крепости стоит рассказать отдельно. История этого «гарнизона» неразрывно связана с именем одной женщины, которую участники обороны, живущие в Тамбове и области, недаром называли своей «мамой».

В 1956 году я получил письмо от пенсионерки из Тамбова Ольги Михайловны Крыловой. В нём она рассказывала мне свою историю – печальную историю совершенно одинокого и больного человека.

В первые дни войны около Бреста погиб её единственный сын. Муж Ольги Михайловны тоже был на фронте и после победы возвратился с окончательно подорванным здоровьем. Вскоре он умер.

Ольга Михайловна работала бухгалтером в одном из тамбовских учреждений. После смерти мужа работа была единственным содержанием её жизни, и только в коллективе сослуживцев она чувствовала себя нужным, полноценным человеком. Опустевшая комната стала тягостным напоминанием о счастливом прошлом, и она старалась меньше бывать дома.

Казалось, что судьба решила быть жестокой до конца с этой женщиной. Ольга Михайловна тяжело заболела. Все чаще болезнь приковывала её к постели, сначала на недели, потом на месяцы. Пришлось уйти на пенсию, оставить службу, и это было новым ударом для неё. Подолгу лёжа в больнице или дома, где приходилось прибегать к помощи соседей, она порой уже думала, что не поправится. Человек, привыкший всю жизнь быть на людях, она органически не переносила своего вынужденного одиночества и безделья и считала себя окончательно выбитой из жизни и никому не нужной.

На больничной койке она слышала мой радиорассказ о Брестской обороне. Он взволновал её, тем более что там, под Брестом, пятнадцать лет назад отдал свою жизнь её любимый сын. И когда вскоре в здоровье её наступило временное облегчение, Ольга Михайловна написала мне. «Не могу ли я чем-нибудь быть полезной в поисках героев Брестской крепости? – спрашивала она. – Мне так хочется ещё послужить людям».

В то время на радиопередачи откликнулись два участника обороны крепости, живущие в Тамбове. Я послал их адреса Ольге Михайловне, прося повидаться с ними, записать их воспоминания и отправить мне. Она выполнила эту просьбу немедленно и с истинно бухгалтерской точностью.

Но Ольга Михайловна не остановилась на этом. Она по собственной инициативе стала искать других защитников крепости в Тамбове и Тамбовской области. Оказалось, что здесь живёт немало бывших участников обороны, главным образом бойцов 393-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона, формировавшегося до войны в большой мере из тамбовцев. Этот дивизион, как известно, составлял основное ядро гарнизона Восточного форта, оборонявшегося под командованием майора Гаврилова.

С помощью уже известных защитников крепости Ольга Михайловна отыскивала их товарищей, так же добросовестно записывала воспоминания и присылала мне. Вскоре тамбовское землячество брестцев насчитывало уже больше десяти человек. Все это были, как правило, люди нелёгкой судьбы. Один по возвращении из плена был несправедливо осуждён, в прежние годы отбывал наказание и оставался ещё не реабилитированным, нося в душе незаживающую моральную травму. Другой, с расстроенным войной здоровьем, нуждался в срочном отдыхе и лечении. У третьего были тяжёлые жилищные условия, четвёртый долго не мог добиться пенсии, пятому нужна была материальная помощь.

И Ольга Михайловна приняла горести этих людей так же близко к сердцу, как свои несчастья. Она сделалась своеобразным ходоком по делам героев Брестской крепости.

Теперь эту женщину постоянно можно было встретить то в обкоме, то в горкоме партии, то в горсовете, то в прокуратуре, в собесе, в военкомате, в городских органах здравоохранения. Она добивалась пересмотра дела и реабилитации несправедливо осуждённого, новой квартиры для нуждающегося в жильё, выхлопатывала бесплатную путёвку в санаторий, денежную ссуду, пенсию. Одинокая женщина, она вдруг превратилась неожиданно для себя как бы в мать большой семьи с острыми, неотложными нуждами, с десятками самых разнообразных дел, которые надо уладить, устроить, подтолкнуть. И тамбовские защитники крепости стали в самом деле ласково звать её «наша мама» и несли к ней все свои радости и беды, как несут к родной матери. Она сделалась близким человеком в их семьях, участницей семейных дел, советчицей и помощницей. И теперь, стоило ей заболеть, слечь в постель, как один за другим являлись новые друзья и питомцы, их жены, матери, и снова ожила опустевшая было комната, и Ольга Михайловна уже совсем не ощущала себя одинокой и ненужной.

И самое удивительное было в том, что даже болезнь начала отступать и она стала чувствовать себя теперь гораздо лучше. Реже приходилось лежать в постели, все реже её укладывали в больницу, словно настоятельность чужих дел, которыми она была теперь поглощена, прогоняла и ослабляла недуг. Как могла она лежать, когда снова свалился в остром припадке эпилепсии герой крепости, а сейчас местный художник Саша Телешев, когда надо помочь в трудоустройстве Ивану Солдатову, надо поехать в соседний город Кирсанов навестить участника обороны Василия Солозобова и помочь его жене, у которой только что родился ребёнок, а потом подтолкнуть дело с реабилитацией Серёжи Гудкова.

Сергея Гудкова, тоже бойца 393-го дивизиона, Ольга Михайловна нашла позже других. В крепости он был тяжело контужен, потерял речь, стал подвержен нервным припадкам и в таком состоянии пережил годы плена. Видимо, особенно жестокий и бездушный бериевский следователь после войны несправедливо объявил пособником врага этого тяжело искалеченного, дёргающегося и почти немого человека. Гудков отбыл наказание и теперь жил на родине, в Тамбове, жил в трудных условиях и с кровоточащей душевной раной, ещё более обострявшей его болезнь.

Со всей своей энергией Ольга Михайловна принялась поправлять его судьбу. Мы с ней добились пересмотра его дела в прокуратуре, и незаслуженное обвинение в измене Родине было полностью снято с него. Вслед за тем Гудкову установили пенсию, выдали денежное пособие и, наконец, предоставили новое удобное жильё. И во всём этом большую роль сыграли хлопоты О. М. Крыловой. Удивительно, что и тут, как в случае с Ольгой Михайловной, болезнь тоже начала отступать: здоровье Сергея Гудкова улучшается, к нему возвращается речь, реже происходят нервные припадки, и, окружённый дружеской заботой и человеческим вниманием товарищей, он чувствует себя вернувшимся к жизни.

С помощью Ольги Михайловны удалось найти ещё одного интересного героя крепости, о котором я знал до этого, но считал его погибшим.

Ещё в первые годы поисков несколько защитников Восточного форта рассказали мне о смелости своего товарища, бойца 393-го дивизиона Ивана Серегина.

– Это было на четвёртый или пятый день обороны. Только что огнём счетверённого пулемёта была отбита очередная атака врага. После боя человек 10-15 защитников форта собрались в комнате на втором этаже казарм дивизиона по соседству с тем помещением, где стоял пулемёт.

Артиллерия противника, как всегда после неудачной атаки, начала обстреливать форт. Но никто не уходил в укрытие – к обстрелу привыкли.

И вдруг в разбитое окно влетел снаряд. Уже на излёте он упал на пол в самом центре комнаты, вертясь волчком.

В первое мгновение все застыли. Потом кинулись ничком на пол, прижавшись всем телом к доскам и закрыв глаза в ожидании взрыва.

Снаряд перестал вертеться и лежал, чуть дымясь, ещё горячий. Взрыв мог произойти каждую секунду.

Внезапно один из лежавших на полу бойцов – это был Иван Серегин – вскочил на ноги, склонился над снарядом, схватил его в руки и, подбежав к окну, выбросил наружу. Затаив дыхание люди снизу искоса следили за ним. Снаряд не разорвался ни у него в руках, ни внизу, на камнях двора. А Серегин, морщась, потирал руки, слегка обожжённые горячим снарядом, и чуть посмеивался в ответ на похвалы товарищей. Как мне сказали, Иван Серегин впоследствии погиб.

Для меня было приятной неожиданностью узнать от Ольги Михайловны, что Иван Петрович Серегин жив-здоров и работает в автобазе слесарем по ремонту автомобилей. Когда в 1957 году я приехал в Тамбов, он пришёл в обком партии вместе с товарищами. Они при нём рассказывали о происшествии со снарядом, а этот худой высокий человек со спокойными, неторопливыми движениями лишь усмехался, слушая их, словно недоумевая, почему так много внимания уделяют такому «пустячному случаю».

НА ПАМЯТНЫХ РАЗВАЛИНАХ

Надо признаться: плохо, не по-хозяйски относимся мы нередко к славным реликвиям Великой Отечественной войны. Может быть, именно потому, что так много было героического в этой войне, что оно в те годы стало бытом и повседневностью, вошло как бы в привычку, мы и теперь, словно по инерции, порой равнодушно проходим мимо, когда время и небрежение стирают с лица нашей советской земли следы неповторимых подвигов, которые, сохранившись, понесли бы сквозь череду будущих поколений удивительный, простой и великий образ человека и воина сороковых годов, не остановившегося ни перед какими жертвами, чтоб спасти мир от страшной власти фашизма. Тяжело и обидно бывает видеть, как исчезают и разрушаются многие памятники нашей славы.

Я приехал впервые в Брестскую крепость летом 1954 года и застал там картину разрушения и запустения. На её территории стояла воинская часть, в окрестностях Бреста шло строительство домов для командного состава, и военные строители, которым не хватало кирпича, взрывали остатки полуразрушенных крепостных казарм, пополняя так фонды стройматериалов. Уничтожались стены, на которых кое-где ещё сохранились рвущие душу прощальные надписи, оставленные погибшими героями. Кольцо казарм на большом протяжении было разрушено до основания не столько обстрелом и бомбёжкой военной поры, сколько преступно-равнодушными руками послевоенных хозяев крепости.

Лишь незадолго до этого по чьему-то приказу были взорваны довольно хорошо сохранившиеся трехарочные ворота центральной цитадели, около которых в 1941 году шли такие жестокие бои. Сапёры готовились взорвать здание бывшей церкви, господствующее над центром крепости и до того изрытое пулями и осколками снарядов, что уже один его вид красноречиво говорит зрителю о ярости происходившей тут борьбы.

Надо было принимать срочные меры, пришлось писать тревожные письма в Министерство обороны и в правительство. Только тогда массовое разрушение крепости было приостановлено и памятные развалины взяты под охрану государства. Но ещё и после этого разбитные военные хозяйственники иной раз по ночам наведывались сюда за кирпичом, и то одна, то другая полуразрушенная стена оказывалась разобранной. Положение изменилось, лишь когда в крепости был открыт музей.

Его открыли по решению Министерства обороны в дни Октябрьских праздников 1956 года, вскоре после того, как здесь побывали участники обороны. Он расположился в восстановленном отрезке казарм, примыкавшем к трехарочным воротам, там, где в период боев находился штаб сводной группы во главе с Зубачевым и Фоминым.

То был очень маленький, скромный музей – он занимал тогда всего несколько комнат в казарменном здании. Но ведь, по существу, музеем была вся обширная территория крепости. И уже первые месяцы его существования показали, что недостатка в посетителях не будет. Поток людей, стремившихся побывать в крепости, возрастал с каждой неделей.

Пограничный Брест – это парадное крыльцо нашей страны. В многочисленных поездах, проходящих через его станцию, советские люди едут в западные страны, тут постоянно проезжают наши делегации, направляющиеся за границу. Тысячи иностранных туристов, едущих к нам со всех концов Европы, впервые вступают на советскую землю здесь, на перроне Брестского вокзала.

И большинство этих пассажиров старается воспользоваться стоянкой поезда в Бресте, чтобы побывать в крепости, осмотреть её музей. На машинах и поездах сюда всё время приезжают экскурсии из соседних и дальних городов и сел Союза, прибывают иной раз целые школы, пионерские отряды, воинские части.

Летом и осенью 1957 года мне довелось прожить несколько месяцев в крепости, и я своими глазами видел, как велик интерес народа к событиям, происходившим здесь в 1941 году, как стремятся люди попасть на эти овеянные славой развалины, поклониться памяти героев легендарного гарнизона.

То выстроится у ворот крепости большая колонна машин, которая привезла за 300 километров рабочих Минского автомобильного завода. Они выехали ещё ночью, в субботу, чтобы иметь возможность провести воскресенье в крепости и вернуться в Минск поздно вечером.

То на десятке грузовиков приедут из района Луцка, с Западной Украины, колхозники и привезут с собой огромный венок из живых цветов, который торжественно возлагают у статуи воина с автоматом, стоящей на берегу Мухавца рядом с музеем. То раскинут свои палатки на Центральном острове крепости белорусские пионеры, совершающие летний поход по местам нашей боевой славы. То приедет из Киева в полном составе лучший класс одной из школ – оказывается, весь учебный год школьники боролись за первенство, дающее право совершить летом поездку в Брестскую крепость. То из Москвы прибывают представители пионерской дружины имени полкового комиссара Фомина. И экскурсоводы не успевают водить посетителей по крепости, а в комнатах музея всегда толпится народ.

Впрочем, в эти «дни пик» добровольными экскурсоводами всегда становились живущие в Бресте участники обороны – Григорий Макаров и Михаил Игнатюк, а также жены погибших командиров – Анастасия Аршинова-Никитина, Дарья Прохоренко, Матрёна Акимочкина, Татьяна Семочкина и другие. Посетители с особым интересом слушали рассказы этих людей, переживших здесь, в крепости, трагические дни июня – июля 1941 года.

Со всех концов Союза приезжают поклониться памятным для них развалинам бывшие защитники крепости. В 1957 году впервые после войны посетил эти места один из героев обороны – пограничник 17-го отряда, ныне актёр Львовского театра, Сергей Бобрёнок. И коллектив того отряда, который теперь охраняет границу на Буге, поднёс своему почётному гостю дорогой подарок – зелёную фуражку, символ принадлежности к пограничным войскам. Немного позже побывал тут участник обороны Восточного форта, киевлянин Михаил Ивушкин. Его приезд закончился неожиданной радостью – он нашёл сына, которого считал погибшим. Маленького Толю, оставшегося в 1941 году без отца и матери, умершей тогда же, усыновил и воспитал осмотрщик вагонов станции Брест Владимир Лапицкий. Теперь оба Ивушкина живут в Киеве, поддерживая дружескую связь с приёмными отцом и матерью Толи.

Воспользовавшись отпуском, привёз сюда подростка-сына знатный шахтёр из Донбасса, герой обороны Иван Ленко. Дружной группой приехали навестить крепость её бывшие защитники, живущие в Ленинграде, – морской инженер Иван Долотов, каменщик Иван Васильев, кандидат медицинских наук хирург Юрий Петров, директор одного из магазинов Александр Никитин. Всей семьёй, с женой и дочерью, остановился на несколько дней в Бресте, чтобы посетить памятные места, друг Пети Клыпы – старший лейтенант Пётр Котельников, проездом в отпуск из воинской части в ГДР.

А в Книге почётных посетителей музея, кроме имён участников обороны, каждый год появляются новые известные имена советских и иностранных государственных и политических деятелей, знатных людей, мастеров культуры. Все они побывали в крепости и оставили в книге свои записи, полные уважения к памяти павших героев, восхищения подвигом советских воинов, совершенным двадцать с лишним лет назад на первом рубеже родной земли.

За полтора послевоенных десятилетия совсем иным стал Брест. Из пыльного, типично провинциального городка он превратился в нарядный, обсаженный цветами город-сад, с чистыми, укутанными в густую зелень каштанов и лип улицами, с широкими красивыми площадями, с множеством новых благоустроенных домов, общественных зданий, памятников. Он и по внешнему виду, а не только по местоположению становится все более настоящим парадным подъездом страны социализма. Но, как бы ни рос, ни расширялся, ни украшался город, главной и любимой достопримечательностью его всегда остаются памятные и ныне бережно охраняемые развалины и остатки укреплений славной крепости, которые составляют гордость не только Бреста, но и всей нашей Родины.

КРУГ СЛАВЫ

Этот день, воскресенье, 25 июня 1961 года, начался в Бресте необычно. С утра, словно было Первое мая, в разных концах города слышались звуки оркестров, праздничные колонны принаряженных горожан зашагали через центр, направляясь в сторону крепости. По Каштановой улице, ведущей к северным крепостным воротам, валом валил народ. В густой толпе, гудя, медленно тянулись колонны грузовиков, в кузовах которых сидели колхозники. Съезжались гости из всех районов области, шёл чуть ли не весь Брест. Реяли флаги, пестрели плакаты и лозунги, но особенно обращало на себя внимание то, что почти каждый из идущих или едущих в крепость держал в руках цветы – то несколько нарядных пионов из своего сада, то скромный букет ромашек, колокольчиков, незабудок, собранных в поле или в лесу.

Брест торжественно отмечал 20-летие героической обороны крепости.

К этим торжествам готовились тщательно и загодя. Давно уже шло переоборудование музея; теперь он получал в своё распоряжение все большое здание восстановленной казармы, где раньше занимал лишь одно крыло. Из центра крепости выселили воинскую часть. Вечерами после работы в каждое воскресенье сюда приходили трудиться группы жителей Бреста – город заботился о том, чтобы к празднику привести в идеальный порядок обширную территорию крепости. Разбирали ненужные груды камней, выпалывали разросшиеся сорняки, заливали асфальтом дорожки, разбивали новые цветники и клумбы.

Правительство Белоруссии отпустило значительные средства на проведение торжеств. Для участия в празднике было вызвано около пятидесяти героев обороны из разных районов страны. Но приехало больше ста – одних послали за свой счёт предприятия и учреждения, другие прибыли по собственному почину. В течение нескольких дней празднично украшенный Брест радушно принимал почётных гостей.

На вокзале прибывающих поездами встречали пионеры с цветами, представители местных властей, атаковали фоторепортёры, кинооператоры, журналисты. И прямо там, на перроне, каждому защитнику крепости прикалывали на грудь маленький скромный значок – алую кумачовую ленточку с оттиснутым на ней силуэтом Холмских ворот цитадели с их характерными зубчатыми башнями. По такому значку жители Бреста могли узнать героя обороны, приветствовать его, проявить к нему уважение, оказать гостеприимство. И все эти дни люди с алыми ленточками на груди были в центре всеобщего внимания.

Приезжали отовсюду, из всех областей и республик, из самых дальних краёв страны. Даниил Абдуллаев – из Азербайджана, Александр Филь – из Якутии, Владимир Фурсов – из Алма-Аты, Сергей Бобрёнок – из Львова, Илья Кузнецов – из Красноярского края, Григорий Еремеев – из Киргизии, Николай Морозов – из Донбасса, Самвел Матевосян – из Армении, Пётр Кошкаров – из Москвы, Максудгирей Шихалиев – из Дагестана, Федор Журавлёв – из Минска, Алексей Маренин – из Кировской области, Филипп Лаенков – из Ташкента. Тут были люди всех специальностей, всех профессий – и вологодский кузнец Виноградов, и московский инженер Романов, и учитель из Котельнича Исполатов, и брестский колхозник Оскирко, и кубанский агроном Михайличенко, и николаевский шофёр Семененко, и пенсионер из Калининской области Зориков, и минский писатель Махнач, и орловский артист Белоусов, и ленинградский врач Петров, и офицер Котельников, и крымский железнодорожник Котолупенко. И опять были встречи, узнавания, радостные слезы и долгие воспоминания.

На праздник прибыли делегации из Минска, из Москвы, представители ЦК КП Белоруссии, Министерства обороны СССР, Советского комитета ветеранов войны, Союза писателей СССР. К этим дням в городе открылась выставка произведений белорусских художников и скульпторов на темы Брестской обороны, и защитники крепости осмотрели её 24 июня. А вечером проходило торжественное заседание в городском театре, где были оглашены многочисленные приветствия, а потом каждому участнику обороны и жёнам погибших героев первый секретарь обкома партии А. А. Смирнов вручил памятные благодарственные грамоты областных и городских организаций.

Но, конечно, главное торжество должно было состояться на следующий день в самой крепости.

В эти дни опустели городские цветочные хозяйства, были оборваны цветы во всех частных садах. С предприятий молодёжь выезжала после работы на машинах в окрестные поля и леса и собирала там огромные охапки цветов. И в то утро крепость была похожа на живой сад.

Толпы людей с цветами затопили весь Центральный остров, где должно было происходить торжество. От широких стеклянных дверей перестроенного и отремонтированного здания нового музея асфальтовая дорога вела к центру острова, где возвышалась большая трибуна с полукруглыми крыльями, а перед ней, закрытый пока полотном, поднимался камень будущего памятника героям обороны. Слева от музея, на обочине дороги, тянущейся по берегу Мухавца и вдоль остатков кольцевого здания казарм, стояли в парадном строю войска Брестского гарнизона и пограничники. По этой дороге, опоясывающей восточную часть Центрального острова, предстояло пройти круг славы защитникам крепости. А по обе её стороны, разливаясь по всему острову, густо, плечом к плечу, стояли десятки тысяч людей с цветами в руках.

Взошли на трибуну руководители области и города, почётные гости. Зашевелились музыканты сводного военного оркестра, приготовились кинооператоры и фоторепортёры.

Но праздник начался необычно. Слева от трибуны, в сотне метров, высилось полуразрушенное здание казарм, где когда-то располагался 84-й полк. И вот наверху, на изломанном гребне темно-красной кирпичной стены, появился человек с трубой в руках. Медленно поднёс он её к губам, и оттуда, с вершины славных руин, над крепостью прозвучал сигнал «Слушайте все!».

Этим трубачом был Пётр Клыпа, сейчас токарь брянского завода, а в прошлом мальчик-трубач Брестской крепости, воспитанник музыкантского взвода 333-го полка, маленький герой обороны, «советский Гаврош», как его теперь называют. Ему была доверена честь трубным сигналом возвестить начало торжества.

Едва в сразу наступившей тишине смолк голос его трубы, как трубачи сводного оркестра трижды мощно повторили этот сигнал.

И тотчас же распахнулись стеклянные двери музея, и оттуда вынесли знамя. Знамя тоже было необычным: укреплённое на древке полотнище облегал прозрачный целлофановый чехол, защищая его от пыли и дождя. То было боевое знамя Брестской крепости, прошедшее сквозь огонь в одном из главных бастионов обороны – в Восточном форту, пролежавшее пятнадцать лет в земле, – знамя 393-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона. И нёс его сейчас человек, в дни боев хранивший это знамя на своём теле, спасший от врага, а потом нашедший его для потомков, – кузнецкий металлург Родион Семенюк. А по обе его стороны почётным эскортом шли ассистенты знаменосца – Герои Советского Союза Пётр Гаврилов и Михаил Мясников, прославленные герои крепости Самвел Матевосян и Раиса Абакумова.

За знаменем из дверей музея выливалась на крепостной двор толпа людей с алыми значками на груди – участники обороны и жены погибших героев.

Оркестр грянул «Священную войну», и под звуки песни-гимна первых дней Великой Отечественной войны герои крепости прошли через толпу к трибуне. Они встали перед ней широким полукругом, а в центре знаменосец Семенюк и его ассистенты поднялись на небольшой постамент.

Начался митинг. Приветствовали героев труженики Бреста, представители делегаций, выступал П. М. Гаврилов, говорила о бедствиях войны жена погибшего командира обороны Александра Андреевна Зубачева. А потом первый секретарь обкома партии А. А. Смирнов, председатель горсовета А. А. Петров вместе с Гавриловым и Зубачевой под музыку Государственного гимна сняли полотно с серого гранитного камня, на котором высечена надпись: «Здесь будет сооружён монумент в честь героической обороны Брестской крепости в июне – июле 1941 года».

Рядом с трибуной чернела груда свеженакопанной земли. То была земля, взятая отсюда же, из Брестской крепости, из тех мест, где шли особенно жестокие бои, земля, политая кровью героев. Длинной чередой в строгом молчании участники обороны подходили сюда, брали горсть этой земли и клали её к подножию будущего памятника. А из толпы одна за другой выходили группы жителей Бреста с большими венками и букетами цветов и укладывали их вокруг камня. Это было целое море зелени и цветов.

Снова пронёсся над крепостью сигнал трубачей «Слушайте все!». Спустился с постамента Семенюк со знаменем, и, выстраиваясь за ним колонной, герои крепости под звуки марша двинулись в свой круг славы по Центральному острову.

Кричала и аплодировала толпа, сквозь которую они проходили, перекатами «ура!» приветствовал их торжественно застывший строй воинской части, и на всём протяжении этого круга славы пёстрый ливень цветов сыпался на них со всех сторон. Цветы падали перед ними, густо устилая дорогу, и герои шагали по этому живому красочному цветочному ковру.

Они шли, взволнованные до глубины сердца, со слезами на глазах, многие открыто плакали. В самом деле, что должны были чувствовать в эти минуты они, люди, прошедшие суровый, тернистый путь войны, плена, горя и бедствий и теперь идущие по дороге славы, по пути, усыпанному цветами, среди восторженных криков приветствующего их народа?!

Помню, я забеспокоился, когда увидел в шеренгах героев Владимира Ивановича Фурсова. Он шёл, вытирая заплаканные глаза и тяжело припадая на свою искусственную ногу. Я знал, что каждый шаг мучителен для него, а он отправился почти в двухкилометровый путь.

Час спустя, когда мы увиделись в залах музея, я упрекнул его:

– Как же вы пошли, Владимир Иванович?

Он устало и серьёзно взглянул на меня:

– Я бы три раза прошёл этот путь, если бы было можно, – ответил он, и я понял его чувства.

Завершив круг славы, колонна героев вернулась к трибуне. И теперь мимо них парадом прошли войска гарнизона и пограничники. Мне приходилось не раз видеть парады на Красной площади в Москве – этот оставлял не меньшее впечатление. Молодые солдаты 1961 года, их офицеры, словно желая выразить все своё восхищение подвигом героев 1941 года, печатали гулкий, сотрясающий землю шаг, в безупречном равнении шеренга за шеренгой проходя перед защитниками крепости и их боевым знаменем.

Потом было открытие музея. П. М. Гаврилов перерезал ленточку у входа, и первыми осмотрели его новые экспозиции участники обороны. А за ними светлые просторные залы, которые сделали бы честь и столичному музею, затопила многотысячная толпа посетителей.

Час спустя, сфотографировавшись на память с гостями на зелёном склоне земляного вала, все собрались в северо-восточной части крепости на закладку парка Героев. Там уже были приготовлены молодые деревца, выкопаны ямы, стояли автоцистерны с водой.

Было трогательно видеть, как героев крепости, сажавших деревья, обступали группы жителей Бреста, помогая им. Один держал дерево, другой помогал засыпать яму, третий бежал с ведром за водой для поливки. И каждый из участников обороны написал на маленькой бирочке, привязанной к стволу саженца, свою фамилию, имя, отчество и адрес. Это были как бы персональные деревья, сразу же взятые на учёт и отданные под наблюдение брестским пионерам. Они следят за состоянием деревьев и переписываются с героями, которые их посадили. И с той поры каждый защитник крепости, из тех, кому не довелось быть тогда на торжественной церемонии, впервые приезжая в Брест, обязательно сажает в этом парке Героев своё личное дерево. Пройдут годы, и тенистый разросшийся парк в крепости станет любимым местом отдыха жителей города.

Уже позже этот почин получил дальнейшее развитие. Возникла мысль превратить всю крепость в заповедный мемориальный парк, в музей героизма нашего народа. В Бресте был создан постоянный общественный совет по увековечению памяти о героической обороне крепости. На его обращение откликнулись ботанические сады и дендрарии страны. Сюда шлют отовсюду ценные редкие породы деревьев и кустов, приезжают специалисты-садоводы, идут посадки фруктовых деревьев, и эта земля, изрытая железом войны, пропитанная кровью героев, все больше одевается в густой зелёный покров.

В то праздничное воскресенье герои обороны долго бродили по крепости. Группами боевые товарищи шли на те места, где они сражались, клали там, на развалинах, цветы в память павших друзей, рассказывали о боях посетителям. Именно тогда минский фотокорреспондент Белорусского телеграфного агентства Михаил Ананьин сделал замечательную фотографию, которую можно поставить рядом со знаменитым снимком Марка Ганкина.

На развалинах, среди кусков развороченного взрывом бетона, приникнув всем телом к каменной глыбе, опустив на руку лицо, весь во власти нахлынувших воспоминаний, стоит человек. У него нет ноги, и рядом к камню прислонён костыль. Этот человек – Владимир Иванович Фурсов, который уже на костылях, без протеза, натрудившего ему ногу, пришёл сюда, на место, где он сражался, где искалечила его на всю жизнь вражья пуля. И рядом с ним, также поглощённые воспоминаниями, задумчиво смотрят на эти камни однополчане Фурсова – служащий из местечка Жабинка Яков Коломиец, прораб минской строительной организации Павел Сиваков и председатель колхоза на Брестщине Марк Пискун.

«Проклятие войне» – так назвал свой сейчас уже широко известный снимок Михаил Ананьин. Это проклятие вместе с героями крепости посылает войне и он сам, автор снимка. Он ведь тоже боец и партизан, и, так же как В. И. Фурсов, он был тяжело ранен.

Закладкой парка и посещением памятных мест крепости ещё не закончилось торжество в тот день. Позже был концерт на стадионе города, где первым номером программы хор исполнил песню о героях Брестской крепости. Вечером в новом брестском ресторане «Буг» все собрались на праздничный ужин, и день завершился гуляньем и большим фейерверком.

Как жаль, что ещё так мало у нас торжественных церемоний в память славных событий Великой Отечественной войны. А они нужны и для нас, и для будущих поколений – они возвышают душу человека, открывают его сердце навстречу светлому, героическому, мужественному, они воспитывают и учат, они формируют нового гражданина в уважении к славе предков, к великим делам народа, в любви к Родине, в стремлении безраздельно служить её благу, её миру, её высокой цели.

Я вижу в мечтах грандиозное торжество на поднятых из руин новых улицах славного города на Волге, где могучим усилием народа-богатыря был сломан хребет всей второй мировой войне, где чудище германского фашизма получило смертельную рану. Это будет всенародный и всемирный праздник с участием делегаций всех государств, сражавшихся против гитлеризма.

А какие непохожие друг на друга и удивительные торжества могли бы стать традицией в городе-герое и страдальце Ленинграде, в боевом Севастополе, в мужественной Одессе! Пусть же окажется, что Брестская крепость положила начало таким торжествам своим праздником двадцатилетия героической обороны, по-настоящему взволновавшим всех, кто на нём присутствовал.

Этот праздник в Бресте станет традицией – решено торжественно отмечать юбилей обороны крепости каждые пять лет. И когда 25 июня 1961 года герои шли по устланной цветами дороге в свой круг славы, я невольно думал о том, как будет происходить это торжество в дальнейшем.

С каждым пятилетием станет все больше редеть эта колонна героев, – что поделаешь, люди смертны. И через несколько десятков лет, быть может, только два или три старых, седых ветерана понесут своё знамя в целлофановом чехле по такой же усыпанной цветами дороге славы. А потом уже не останется никого из защитников крепости, но так же толпы народа затопят Центральный остров. Другие, молодые руки вынесут боевое знамя из музея, и оно снова поплывёт над многотысячной толпой, и опять цветочный дождь посыплется на это бессмертное знамя нашей доблести и славы, алое, как пролитая тут кровь героев.

БОЛЬШАЯ СЕМЬЯ

Она действительно уже большая, семья героев Брестской крепости, – мы знаем больше 300 бывших участников обороны. И это в самом деле семья, хотя она собирается во всесоюзном масштабе только раз в пять лет. Она сформировалась там, в крепости над Бугом, её узы скреплены кровью павших, закалены в огне бешеных боев и нерасторжимо связаны тем пережитым вместе, что никогда не в силах забыть человек. Нет крепче таких уз, нет прочнее такой связи!

Члены этой большой семьи рассеяны по всему громадному пространству нашей страны, и каждый из них занят своим трудовым делом. У них разные профессии, разное образование, различные интересы и стремления. Но перед Брестской крепостью, перед памятью тех святых и страшных дней сорок первого года они все равны – и колхозник, и кандидат наук, и слесарь, и заслуженный артист, и крупный хозяйственник, и скромный сельский фельдшер. Перед ней, этой памятью, они все – рядовые солдаты Родины, защитники первых метров отеческой земли, жертвы войны и узники мрачного фашизма. Два слова «Брестская крепость» делают их одинаковыми, как одинаковы их предвоенные фотографии, выставленные в крепостном музее, на которых все они одеты в одни и те же гимнастёрки с отложными воротниками, и порой и не разглядишь, что там, на петлицах этого воротника, – «шпалы» майора, «кубики» лейтенанта, треугольники младшего командира или же это простой боец без всяких знаков различия.

Если случится им встретиться где бы то ни было – знакомы или не знакомы, – они как родные обнимутся и разговорятся. Если придётся одному проезжать через город, где живёт другой, дорогим гостем и братом будет он в доме боевого товарища. В тех местах, где живут несколько защитников крепости, они постоянно встречаются, поддерживают тесную дружескую связь. Другие регулярно переписываются, приезжают навещать побратимов.

И я за эти годы поисков героев крепости и работы над темой Брестской обороны невольно тоже стал как бы членом этой большой семьи. Я тоже навещаю их, когда приходится бывать в других городах, и они, приезжая в Москву, стараются встретиться со мной или хотя бы позвонить по телефону. Многие постоянно пишут мне, извещая обо всех своих новостях, о радостях, а порой и печалях.

Впрочем, теперь редко получишь от кого-нибудь из них печальное письмо: кончились для брестских героев дни бед и горестей, и они повсюду окружены заботой, почётом, уважением, славой. Мелкие человеческие неприятности уже не в счёт. И только смерть порой приносит беду в эту сейчас счастливую и большую семью героев Бреста.

Несколько лет назад умер в городе Камышине бывший защитник Восточного форта Иван Яковлевич Ефимов, с которым мы встречались, когда в 1957 году я приезжал в Сталинград. О смерти Ивана Яковлевича написал мне его брат. Он умирал в камышинской больнице, находясь в полном сознании, и, прощаясь с братом, сказал:

– Я умираю не от ран, не от болезни, не от возраста, а от немецких фашистов, и пусть они будут трижды прокляты за это. Так и скажи всем, а товарищам из Брестской крепости отнеси мой прощальный привет.

Умер в Луганске Михаил Афанасьевич Кононенко, бывший сапёр 44-го полка; умер скоропостижно фельдшер 84-го полка, живший в Каменской области, Сергей Емельянович Милькевич; внезапно оборвалась жизнь чудесного человека и превосходного врача из Москвы Ивана Кузьмича Маховенко; умер в Тамбове тяжело и долго болевший художник Александр Степанович Телешев; свёл в могилу туберкулёз героического интенданта Брестской крепости Николая Ивановича Зорикова, умершего в 1963 году в городе Спирове Калининской области, и бойца 455-го полка, потом брестского партизана, Ивана Петровича Оски<