Объединение сирийского ислама

Во времена, когда Зенги стал правителем этой страны, земли франков были достаточно обширными; их войска — многочисленными, а страх, внушаемый ими, — всеобщим, их свирепость увеличивалась, нападения учащались, зло, творимое ими, возрастало, их притеснения стали более жестокими, и их руки тянулись к мусульманским владениям. Жители этих стран не имели сил остановить разгул их ярости. День за днем они грабили, принося мусульманам неисчислимые беды, оставляя за собой лишь разорение и опустошение. Повсюду они сеяли огонь своей ярости и были жестоки и несправедливы к населению. Так, добрая звезда мусульман погасла, небо их благоденствия потемнело; над обителью ислама реяли стяги многобожников, а их пособники торжествовали над правоверным народом.

В эти времена владения франков простирались от Мардина до города Аль-Ариш, что на египетской границе; на просторах этого огромного государства не было иных мусульманских поселений, кроме городов Алеппо, Хомса, Хамы и Дамаска. Их набеги достигали самого Дьярбакира и стран, простирающихся в сторону Амиды; они не щадили ни тех, кто веровал в единого Бога, ни тех, кто отрицал его; от верхней Месопотамии до Низиба и Рас-А'ина они отнимали у жителей все, чем те владели, будь то имущество или деньги. Что же до Ракки и Харрана, их жители терпели позор, унижения и всяческие притеснения; ежедневно их предавали смерти, не давая ни минуты покоя и всячески унижая. Поэтому эти несчастные беспрестанно восклицали: «О, горе и погибель нам!» и желали быть среди тех, кто покоится в могиле.

Ибн аль-Асир, Атабеки Мосула

Как мы убедились, смерть Бурзуки усилила развитие анархии на мусульманских землях Сирии. Жадные феодалы пытались удержать власть, местами вступая в отношения с врагами-франками, но, разумеется, союзы, заключенные на весьма короткие периоды, постоянно нарушались христианскими государствами, обладавшими военной мощью. Дань и налоги, которые должны были выплачивать большие мусульманские города, все возрастали: дабы удовлетворить требования неприятеля, феодалы еще немного надавили на несчастное население, и дело было сделано.

Экономическая ситуация жалких остатков мусульманских земель в Сиро-Палестине все ухудшалась. Торговые и ремесленные дела замерли: все порты Леванта, за исключением Аскалона, находились в руках христиан, а в восточном Средиземноморье царили итальянские эскадры, что вынуждало мусульманских торговцев обращаться за посредничеством к франкам и делало их зависимыми от чередования мирных времен с периодами явного противостояния.

Общение еще свободных городов с остальным мусульманским миром тоже представляло определенные сложности: «Все пути, ведущие в Дамаск, были перерезаны, кроме того, что шел через Эль-Рахебу и пустыню; поэтому торговцам и путешественникам приходилось претерпевать все тяготы и треволнения долгого пути, идя через безлюдные места, в которых их подстерегали опасности. Так, будучи вынуждены проходить мимо арабов-кочевников, они могли потерять не только свои богатства, но и жизнь». Переход через пустыню был столь опасен, что после многочисленных попыток князь Дамаска сумел-таки заполучить контроль над дорогой из Пальмиры в Дамаск, которая тоже проходила через пустыню, но охранялась форпостами. Продолжение дороги из Пальмиры в Ракку (по Евфрату) давало возможность, сделав большой крюк, добраться до Дамаска через Месопотамию.

Что касается Алеппо, его состояние было ничуть не лучше: налеты антиохийских войск держали его на военном положении, а отряды Эдессы перерезали ведущие к нему дороги и грабили торговые караваны. Эдесса держала в страхе и Харран, и Ракку. «Что же до города Алеппо, демоны креста заставляли его жителей отдавать им не только половину доходов с их земли, но даже и половину доходов с мельницы, что стояла в двадцати шагах от ворот Садов, за стенами города» (Ибн аль-Асир) .

К большой дани, которой христиане обложили мусульманские города, добавились и оскорбления: «Они отправили в Дамаск гонцов, которые требовали, чтобы им показали всех рабов, уведенных мусульманами из Анатолии, Армении и других христианских стран; затем они предоставили этим людям возможность выбрать — остаться ли у своего хозяина, или же вернуться в родную страну к семье и собратьям. Тех, кто предпочел не уезжать, они оставили там, а тех, кто желал вернуться к семье, увезли с собой. Теперь вы сможете оценить те унижения и оскорбления, которым подверглись мусульмане, и сможете судить о могуществе и тирании неверных» (Ибн аль-Асир). Осудив поведение франков в Дамаске, Ибн аль-Асир выдвигал обвинения в адрес правителя княжества, Тай аль-Мулука Бюри, сына старого Тугтекина, скончавшегося в феврале 1128 г. Разумеется, эти факты описываются не дамасскими хронистами, а авторами, воспевавшими фортуну Зенги, который вскоре станет яростным противником независимого Дамаска. «Бог, увидев, как ведут себя мусульманские правители и в каком состоянии находились наставники правоверных, признал, что князья были не способны укрепить религию и защитить тех, кто веровал в единого Бога. Увидев, что враг покорил их, подверг насилию и притеснениям и простер над ними тень множества бедствий и несчастий, он сжалился над исламом и мусульманами. Разгневанный тем, что их унижали, убивали или уводили в рабство, он решил выставить против франков человека, который воздал бы им за то зло, что они причинили, и бросил бы на сражение с этими демонами, поклонявшимися кресту, воинов, разбивших и стеревших бы их с лица земли» (Ибн аль-Асир) .

Приведенный отрывок свидетельствует о важных психологических изменениях, произошедших в мусульманской литературе. На самом деле, речь идет о «рекламной» прозе, о хвалебном отзыве, написанном специально для поддержки пропаганды, которую вел Зенги, чтобы объединить вокруг правителя как можно более широкую общественность (подобные методы были совершенно нехарактерны для того времени). Давайте рассмотрим, кто такой был этот Зенги и как ему удалось захватить столь желанное для всех место правителя Мосула.

Будучи турком по происхождению, Зенги (чье мусульманское имя звучит как Имад ад-Дин Зенги) был сыном мамлюка, состоящего на службе сельджукского султана Мелик Шаха. Он впервые взял в руки оружие в армии Мосула, когда султан начал походы против крестоносцев, что дало ему возможность участвовать в большинстве крупных сражений в Сиро-Палестине. Но его карьера действительно началась лишь с началом военных действий в Месопотамии. Его первой победой стало поражение войск эмира Дюбаиша, арабского «desperado», находившегося в постоянном противостоянии с существующей властью. Затем султан назначил Зенги на пост правителя Бассораха: большие доходы от этого перекрестка азиатских торговых путей ставили властителя перед необходимостью выбрать эмира, отличающегося безупречной честностью. Зенги не только полностью оправдал ожидания султана, но и дал новые основания доверять ему, поскольку участвовал в операциях, имеющих целью подчинить себе халифа: на этот раз в награду он получил должность правителя Багдада. Итак, Зенги, продолжая традицию турецких мамлюков, был абсолютно предан султану.

В августе 1127 г. из Мосула в Исфахан ко двору султана явилась делегация знатных людей, которые желали, чтобы тот назначил им правителя, способного защитить их провинцию и вести священную войну. Властитель спросил их, кого они хотели бы получить. Посланники назвали много имен, но особенно подчеркнули имя Зенги. Султан, зная о его достоинствах, согласился назначить его на этот пост взамен на довольно крупную сумму. Посланники уплатили взнос за эмира и получили указ о его назначении, скрепленный печатью султана.

Получив назначение, Зенги направился в Мосул, куда вошел в октябре 1127 г. Первой задачей атабека стало создание новой администрации провинции; но немного позже ему пришлось выступить в поход, чтобы заставить соседей — эмиров вернуть Мосулу земли, захваченные ими при расширении своих владений. Поставленная цель скоро увенчалась успехом, поскольку Зенги спешил утвердить свою власть в Алеппо, на который постоянно нападали франки.

Овладев дорогой между Мосулом и Эдессой, он пожелал также взять в свои руки и контроль над путем из Мосула в Алеппо. Стоявший именно на этой дороге мусульманский Харран добровольно покорился тому, кто был уже признан поборником джихада .

В июне 1128 г. атабек, наконец, вошел в Алеппо, выполнив таким образом указ султана, который основывал сиро-месопотамское государство с двумя столицами (в Мосуле и Алеппо). Этот политический шаг давал множество преимуществ с военной и экономической точек зрения. В Мосуле формировались регулярные войска и бесчисленные отряды туркменов, необходимые для защиты Алеппо. Экономическое объединение упростило бы восстановление торговли в Алеппо, который сильно пострадал в результате частых и длительных нападений христиан. С другой стороны, двойное княжество требовало от своего правителя необыкновенной дипломатической ловкости в сочетании с острым политическим умом: ведь ему нужно было разбираться одновременно и в делах Сирии, и в опасных интригах Месопотамии. Вся его политическая жизнь пройдет под этим знаком двойственности: его деятельность будет более или менее равномерно распределена между Сирией и Месопотамией. Остается гадать, что стало бы с франкской колонизацией, если бы соперничество между султаном и халифом не помешало турецкому полководцу реализовать свои военные цели?

Едва он обосновался в Алеппо, как его предупредили, что султан вознамерился заменить его соперником. Тут же Зенги явился ко двору; он пробыл там три дня, но этого времени было достаточно, чтобы вручить сто тысяч динаров властителю, дабы тот подтвердил его назначение. В январе 1130 г. Зенги вернулся в Алеппо: между делом он провозгласил начало священной войны, в связи с чем потребовал военной поддержки сирийских князей. Бюри (стоящий во главе Дамаска) отправил ему войска, поставив во главе их собственного сына, который тогда правил Хамой. Атабек встретил его с почестями, затем приказал заключить его с эмирами в темницу и ускоренным маршем двинулся в Хаму. Город сдался без боя. Правящий эмир Хомса присоединился к армии Алеппо и Мосула и предложил выкупить Хаму. Зенги сделал вид, что согласен, получил значительную сумму и даже приказал совершить общую молитву от имени нового правителя, а затем повелел схватить обманутого покупателя! Его армия пришла в Хомс, где попыталась повторить тот же удачный ход, который совершила в Хаме. Чтобы пресечь сопротивление, атабек приказал публично бичевать своего пленника: с крепостных стен члены семьи и приближенные эмира могли видеть это печальное зрелище, но их боевой дух не ослаб. Дело было проиграно!

Мусульмане объединятся в единый фронт намного позднее, ибо беспричинная жестокость атабека и нарушение данного им слова сильно пугали сирийских эмиров и феодалов. Последние не будут отказываться от личной власти в пользу объединения и, заботясь только о сохранении собственных владений, дойдут в безрассудстве до того, что станут заключать союзы с франками, своими злейшими врагами.

В то же время, когда Зенги потерпел поражение у Хомса, ему вдруг представилась неожиданная возможность поправить положение: князь Антиохии Боэмунд II, самый блестящий паладин франкской Сирии, был убит в стычке с отрядом туркменов, промышляющих грабежом. Его вдова, дочь короля Балдуина II, обратилась к атабеку за помощью: она желала сохранить за собой власть в Антиохии! Скорый приезд короля Балдуина расстроил заговор, и Зенги ограничился коротким походом против пограничных крепостей, угрожавших Алеппо, после чего на три года исчез с политической сцены Сирии.

Несмотря на отъезд правителя, его политика продолжала проводиться: наместники Зенги в Джазире и Дьярбакире побуждали туркменов отправляться в Сирию: последние будут играть все более и более значительную роль в нападениях на позиции франков. Вернувшись в 1133 г., атабек вновь обратился к идее объединения мусульманской Сирии: Дамаск успешно оказывал сопротивление, а Хомсу пришли на выручку войска графа Триполийского; франки осознали ту опасность, которую представляло собой отчаянное стремление Зенги к объединению.

Однако турецкий полководец снова исчез: на этот раз он сражался в Месопотамии и на иранском плато. Во время многочисленных отъездов «поборника Веры» в Сирии устанавливается некое равновесие; князь Дамаска воспользовался им, чтобы создать движение оппозиции против Зенги, что дало ему возможность присоединить к своим владениям Хомс.

1137 г. становится свидетелем неожиданного возвращения Зенги — он, не теряя времени, осаждает Хомс! Восстанавливается прежнее единство. Христианская конница выступает в поход, чтобы защитить мусульманскую «свободу». Но с быстротой и отвагой настоящего стратега атабек снимает осаду Хомса и внезапно нападает на франкскую армию. Последняя, оказавшись в затруднительном положении, ищет убежище в замке, стоящем на границе и называемом жителями Запада Монферраном, а мусульманами — Бареном. Запертым в замке, как в ловушке, оказался и новый король Иерусалима, Фульк Анжуйский, зять и наследник Балдуина II. Уверенная в своей победе, конница Зенги объезжает всю страну и одерживает свои первые крупные победы… Куфр Таб и Маарат ан-Нуман отвоеваны. Небольшой Маарат перешел к крестоносцам в 1098 г. Среди всех местных жителей, оставшихся в живых, его обитатели как никто другой были настроены начать «священную войну», чтобы получить обратно «свои земли».

«Бывшие жители Аль-Маарры явились к Зенги и просили его вернуть их имущество, которое было отобрано у них франками. Он предложил им предоставить документы на право владения, а когда узнал, что этих бумаг больше не существовало, приказал навести справки по книгам записей поземельного налога, что хранились в Алеппо; и, по его приказанию, все дома, указанные как заплатившие налог, были возвращены их прежним владельцам» (Абу'л-Феда). Впервые механизм отвоевания был приведен в действие, а земли, захваченные силой, возвращались законным хозяевам. Для Маарата это было окончанием тридцатидевятилетнего ига, все возвращалось на свои места; но необъятный Сахель все же продолжал оставаться в руках христиан с Запада!

Осада Барена затягивалась, а новости, приходившие в лагерь атабека, были весьма неутешительны. Войска, вышедшие на подмогу из Иерусалима и Триполи, подходили все ближе, а император Константинополя, который для жителей Востока являлся главой всех христиан, готовился взять Антиохию приступом. За выкуп в пятьдесят тысяч динаров и право владения крепостью Зенги позволил осажденным уйти (август 1137 г.).

Опасения, вызванные присутствием императора, быстро рассеялись: он пришел не сражаться с атабеком, а уладить свои дела в Киликии и вновь призвать к подчинению своих переменчивых и беспокойных латинских подданных. В сентябре 1137 г. Иоанн Комнин отправил к Зенги послов, чтобы заручиться его расположением. Атабек ласково их принял и, щедро одарив, приказал сопроводить обратно под надежной охраной.

Императору удалось заставить атабека поверить, что истинными целями его экспедиции являлись Киликия и Антиохия. Не обращая больше внимания на христиан, Зенги вернулся к своей идее фикс: объединить Сирию и Палестину manu militari (силой). И он направил войска к Хомсу и Баальбеку.

Христиане втайне готовили неожиданный военный ход: наконец-то заключенный союз между византийцами и нормандцами предусматривал передачу Антиохии во власть Империи, после того, как они захватят какое-нибудь большое мусульманское княжество. Алеппо, Шейзар, Хама и Хомс должны были отойти князю Антиохийскому, чтобы компенсировать потерю его прекрасного владения. Чтобы не поднимать тревогу раньше времени, Раймунд де Пуатье, князь Антиохии, приказал схватить и заключить в тюрьму всех мусульманских торговцев и путешественников из Алеппо, находившихся в тот момент на его землях.

Эффект неожиданности принес результаты, которые превзошли все ожидания. Крепости сдались почти без боя, но поход задержался из-за осады небольших второстепенных укреплений. Зенги воспользовался промедлением; с обычной для него скоростью он перебросил подкрепление в Алеппо, таким образом, город был защищен от взятия его приступом. Франко-византийский поход окончится в долине Оронта, недалеко от Шейзара. «И так продолжалось до тех пор, пока грекам не надоело топтаться на месте, не имея возможности добиться своего» (Ибн аль-Каланиси). Удивительно, что мусульманский хронист не осведомлен о раздорах, возникших между франками и византийцами. Первые, совершенно не желая отдавать свои плодородные владения, как могли, тормозили наступление. Их инертность настолько раздражала византийцев, что василевс снял осаду, даже не предупредив об этом союзников!

Зенги, одержавший моральную победу в этой кампании, через несколько дней вернул себе крепости, захваченные христианскими союзниками. Его власть стала настолько очевидной, что Дамаск ради примирения с ним, отдал ему Хомс, прибегнув к хитрости и выдав за атабека замуж дамасскую принцессу. Хомс и его цитадель стали частью ее приданого.

Вместо того чтобы умерить стремление Зенги к объединению, этот значительный успех лишь обострил его притязания: надежды объединиться он основывал на силе оружия. Летняя кампания 1139 г. закончилась присоединением к его территориям Баальбека. Затем Дамаск подвергся длительной осаде: гордая метрополия не могла в одиночестве оказать сопротивление войскам Алеппо, поэтому она заключила союз с франками Иерусалима. «Франки потребовали выплатить им взамен определенную сумму, чтобы помочь им и поддержать их силы при осуществлении их планов, а также дать им заложников, чтобы обеспечить спокойствие. Ответ был положительным; им отдали деньги и заложников из семей полководцев; франки начали готовиться к выступлению, чтобы оказать осажденным помощь, принести спасение и поддержку. Они обменялись между собой посланиями, чтобы созвать воинов из всех крепостей и всех городов, оттеснить атабека и помешать ему достичь поставленной цели в Дамаске, пока его власть не возросла и не усложнила ситуацию, а сила его наступления не стала такой значительной, что он мог бы поразить банды франков и атаковать другие города» (Ибн аль-Каланиси). По сути, это рассказ о предательском переломе, произошедшем в исламском сознании: он опозорит Дамаск, но опека франков обеспечит городу несколько лет передышки.

Вмешательство франков вынудило Зенги отойти в Баальбек. В качестве наказания он открыл дорогу толпам туркменов, которые обрушились на деревни и небольшие города этой местности. В июне 1140 г. он внезапно появился перед Дамаском, но вылазка ополчения вынудила его отступить.

Поскольку снабжение продовольствием было поставлено под угрозу, Дамаску все же пришлось признать сюзеренитет атабека. Будучи вынужден довольствоваться скудными почестями (отныне общая молитва должна была произноситься от его имени), атабек выступил к Мосулу, политическая и военная ситуация которого вызывала у него серьезные опасения.

В отсутствие Зенги Сирия прозябала: каждый заботился о своей территории, и им были глубоко безразличны как дорогостоящие, так и опасные военные походы! Мусульмане отправляли туркменов разорять христианские земли, но их бандами было трудно управлять, к тому же они почти не следовали правилам, установленным воюющими странами: для воинов-кочевников понятие перемирия было непостижимо: пусть даже мусульманскому князю, использовавшему их, приходилось приносить франкам свои извинения!

Столкнувшись с туркменами, латиняне смогли создать лишь систему приграничной защиты, которая должна была обеспечить безопасность землям и всем на них живущим. Чтобы населить многочисленные крепости, обеспечить их охрану, поддерживая при этом в боевом порядке отряды, способные к быстрому выступлению, латинские правящие круги отдали их военно-монашеским орденам тамплиеров и госпитальеров. Военно-монашескими орденами управлять было не легче, чем туркменами. Однако если последние так и останутся «рабочей» массой, не имеющей никаких политических амбиций, латинские ордены будут иметь свои убеждения, интересы, проводить свою политику, которая долго не будет совпадать с линией поведения, выработанной переселившимися в Левант феодалами.

Теперь нам необходимо рассказать о новой попытке Византии захватить княжество Антиохийское, хотя ее вмешательство никак не повлияло на общее политическое равновесие Сирии. «Стало также известно, что так называемый король греков во второй раз появился со стороны Рубежей (пограничных крепостей Северной Сирии). Сеньор Антиохии вышел к нему, встретил его с почестями и, заключив с ним соглашение и приведя его в доброе расположение духа, вернулся в Антиохию» (1142 год, Ибн аль-Каланиси). Василеве Иоанн Комнин погиб во время охоты, когда проводил зиму в Киликии, на границе с Северной Сирией (8 апреля 1143 г.). Как только преграда в лице Византии исчезла, атабек Зенги оказался лицом к лицу со своими врагами.

Что делал в это время правитель Мосула и Алеппо? Укротив соседей из Дьярбакира и Джазиры, он воспротивился воле султана, пожелавшего снова лишить его власти и заменить собственным братом. Согласие было достигнуто после того, как атабек уплатил сумму в сто тысяч динаров имамата (отчеканенных в Багдаде) и получил формальный приказ, прозвучавший из уст самого султана, предпринять и удачно завершить взятие Эдессы, «Зенги знал, что при первом же известии о его выступлении франкские воины кинутся к Эдессе, чтобы защищать ее, и что он не сможет туда проникнуть, настолько прочно было ее положение. Поэтому он сделал вид, что отправляется отстаивать свои интересы в Дьярбакире. На самом деле, когда франки поверили, что между ним и Артукидами или же другими князьями Дьярбакира вот-вот вспыхнет война, тревога их развеялась, а Жослен, покинув Эдессу, перешел Евфрат, чтобы обосноваться в своих владениях к западу от реки» (Ибн аль-Асир) .

«Как только Жослен удалился от города, жители Харрана дали знать Зенги, что в Эдессе не осталось войск. Последний собрал армию и во вторник 28 ноября 1144 г. начал осаду с несметным количеством солдат. Они стали лагерем возле ворот часов, рядом с церковью Исповедников. Он воззвал к жителям города: „Сдавайтесь, чтобы не погибнуть, ибо вам нет спасения!" Командующим был бафьос франков (латинский архиепископ Эдессы). Они отвечали: „Мы не сдадимся". Франки рассчитывали на гонцов, отправленных в Антиохию и Иерусалим с просьбой их правителям поспешить и освободить прекрасный город. Первого декабря Зенги отдал приказ начать наступление всеми возможными способами. Семь баллист метали камни, а стрелы, выпускаемые воинами, были подобны каплям дождя. Горожане, стар и млад, мужчины, женщины и даже монахи с гор стояли на стенах и сражались. Когда Зенги увидел, что обреченный народ героически оказывает сопротивление, он приказал подкопать землю под стеной. Они вырыли глубокую яму и дошли до стены. Со своей стороны, осажденные тоже стали подкапывать стену изнутри, добрались до осаждающих и начали нападать на них. Поскольку эта хитрость не принесла им никакой пользы, они принялись изнутри возводить стену напротив подкопанного места. Осаждавшие подкопали две башни и поставили под ними подпорки, равно как и под стеной, идущей от одной башни к другой. Атабек воззвал к ним: „Мы вышлем двоих людей, которые войдут внутрь, отправьте двоих ваших и посмотрите на подкопанную стену, а затем оставьте город, пока вас не предали мечу. Я не желаю, чтобы вы погибли". Но так как они полагались на возведенную стену и рассчитывали на помощь франков, они не поддались уговорам…» (Михаил Сириец) .

Осаждающие подожгли подпорки: «Когда дерево сгорело, стена и обе башни рухнули, и стала видна новая внутренняя стена. Турки замерли в оцепенении, пока не заметили брешь между новой и старой стенами. Войска приготовились проникнуть в город; но жители города встали грудью, чтобы помешать их вторжению. Брешь была завалена горой трупов как осажденных, так и осаждавших. Поскольку горожане кинулись защищать брешь и на стенах никого не оставалось, турки приставили лестницы и поднялись наверх. Какой-то курд поднялся первым, издал крик и начал забрасывать жителей камнями. Когда они увидели это, сила изменила им, они повернулись и кинулись бежать к цитадели».

Началось избиение. Нападающие, раздраженные сопротивлением горожан, убивали так долго, пока их руки могли удерживать саблю. «Что же до тех, кто кинулся к воротам цитадели, франки не открыли их, чтобы впустить бегущих, поскольку их бафьос запретил им делать это, пока они не увидят его лично. Но так как его не было среди первых прибежавших, тысячи людей были задавлены, сгрудившиеся тела возвышались над воротами. Когда подъехал бафьос, ворота открыли. Но он не мог попасть внутрь из-за груды трупов, загромождавшей проход. Он упал прямо на тела, и один турок ударил его и убил».

Когда Зенги увидел эту бойню, он запретил совершать новые убийства. Тогда же он встретил епископа Василия, которого тащили обнаженного на веревке. Зенги, увидев, что он был уже в возрасте и голова у него была обрита, спросил, кто это такой. Узнав, что он митрополит сирийских христиан, он принялся упрекать его за то, что они не сдали города. Василий храбро отвечал: «То, что произошло, очень хорошо». — «Почему?» — спросил эмир. Епископ отвечал: «Хорошо для тебя, поскольку ты одержал блестящую победу, одолев нас силой; хорошо и для нас, поскольку мы заслужили твое уважение, ибо так же как мы не нарушили клятв, данных франкам, мы сохраним верность и тебе, раз Господь допустил, чтобы мы стали твоими рабами». Увидев его храбрость и услышав, что он превосходно говорил по-арабски, Зенги приказал отдать ему свой плащ и отвести в его палатку. Он выслушал его советы по поводу восстановления города. Затем вышел глашатай, который объявил, что все, кому удалось избежать меча, могут разойтись по домам.

Два дня спустя, жителям запершимся в цитадели, было обещано сохранить жизнь, и они вышли. «Турки сохранили жизнь нашему народу, армянам и спасшимся грекам, но они убивали всех франков, встречавшихся им на пути» (Михаил Сириец). Уничтожение франкского гарнизона нельзя отнести к капризам восточного деспотизма, оно отвечало требованиям джихада: теоретически его целью являлось восстановление ислама на всех вышедших из-под его влияния территориях, но на практике он никоим образом не приравнивал местных христиан (армян, сирийцев и греков) к обосновавшимся в Леванте жителям Запада; мусульмане стремились лишь изгнать латинских поселенцев.

Атабек воспользовался своим авторитетом, возросшим благодаря победе, чтобы изгнать франков с их территорий на востоке от Евфрата. Таким образом, графство лишилось своей самой важной со стратегической точки зрения части: той самой, которая угрожала Месопотамии и пшеничным полям Джазиры и через которую проходили торговые пути, соединявшие мусульманскую Сирию с центральными районами Азии.

В марте 1145 г. атабек осадил Аль-Биру (нынешний Биресик). Эта крепость контролировала один из немногих удобных переходов через реку, спускавшуюся с высокого анатолийского плоскогорья. Связь между двумя частями государства Эдесского поддерживалась практически исключительно через Биресик; иными словами, этот проход был необычайно важным для нового правителя Эдессы. Из Мосула пришли важные новости: только что был убит назначенный Зенги правитель. Не теряя времени, атабек снял осаду и вернулся в столицу Месопотамии, где твердой рукой восстановил порядок.

Авторитет турецкого князя еще никогда не достигал таких высот; его имя прославлялось всем исламом, а халиф пожаловал ему высокие титулы, поставившие его на одну иерархическую ступень с сыном султана: его называли «Зайн аль Ислам» (краса Ислама), «Аль-Мелик аль-Мансур» (эмир-победитель) и «Назир Амир аль-Му'Минен» (опора владыки правоверных).

«В месяц Джумада того же года (20 октября — 18 ноября 1145 г.) стали приходить настойчивые и достоверные сведения с места событий о том, что эмир Имад ад-Дин Атабек тщательно готовился, собирал войска и нанимал новых воинов, чтобы пойти в наступление и вести священную войну против франков; но также ходили слухи, что, быть может, его целью было захватить провинции Дамаска и начать осаду этого города… В месяце Шабане (17 января — 14 февраля 1146 г.) было объявлено, что он изменил решение…» (Ибн аль-Каланиси). Причиной тому был заговор, раскрытый в Эдессе: группа армян пыталась ввести в город франков. Схваченных заговорщиков постигла участь всех предателей: они были казнены, их тела прибиты к кресту, затем сожжены, а пепел развеяли по ветру. «Тогда Зенги пришел в Эдессу и оставался там некоторое время. Он ободрял находящихся в городе сирийцев; от всей души он желал проявить милосердие к христианам, собравшимся в городе» (Михаил Сириец). Играя на раздорах между христианскими конфессиями, атабек поддержал яковитов (сирийских монофизитов), которые ценой сохранения за ними особых привилегий, в свою очередь, помогли ему. Чтобы восполнить уменьшение численности армянского населения, Зенги без колебаний переселил в Эдессу несколько сотен иудейских семейств.

Победа атабека все же не могла не создать ему дополнительных сложностей: во-первых, ему следовало обезопасить себя от ответного удара франков; ему нужно было сохранить границы своего государства, ибо его успех вызывал зависть султана. Прельщенный Месопотамией, ради того, чтобы приблизиться к ней, он желал распространить свое влияние на самые дальние южные области Евфрата: для исполнения этой цели он попытался захватить крупную крепость Калат Габар (отметим, что к стратегическим интересам примешивались и экономические, поскольку в нескольких километрах вверх по течению от крепости находился город Балис, центр перегрузки восточных товаров, прибывающих из низовий реки, и товаров из Сирии, доставленных туда караванами). Осада Калат Габара была вполне успешной, командующий крепостью приказал поднести атабеку значительную сумму денег, чтобы уговорить его отойти. «Имад ад-Дин продолжал осаждать крепость и атаковать гарнизон в течение всего месяца Раби II 541 (9 сентября — 7 октября 1146 г.). Вот что тогда рассказывали: один из его евнухов, которого он любил и который был к нему приближен (звали его Яранкаш, он был франкского происхождения), питал к нему тайную ненависть из-за того, что атабек с ним дурно обошелся; он скрывал свои чувства и, воспользовавшись моментом, когда атабек был пьян, при соучастии и помощи нескольких друзей — евнухов убил его во сне…» (Ибн аль-Каланиси). Войска атабека рассеялись, все имущество было разграблено, так же как и его несметные сокровища; он был похоронен там же, без савана, до того дня, когда, как рассказывают, его тело было перенесено в мавзолей возле Ракки.

Какой печальный конец постиг первого князя — победителя франков! «Он правил девятнадцать лет Мосулом и другими городами, а Эдессой — год и десять месяцев… Вся округа пребывала в смятении, а турецкие разбойники принялись совершать налеты на земли, принадлежавшие Зенги… Сыновья Зенги поделили области между собой. Махмуд, называемый Нур эд-Дином (Нуреддин), стал править Алеппо, а другой брат по имени Гази Саиф эд-Дин стал во главе Мосула» (Михаил Сириец) .