Шпионские игры со смертельным исходом

СУДЬБА ШПИОНА. ПУЛЯ И ПЕТЛЯ

На Западе самую знаменитую шпионку времен Первой мировой войны расстреляли. На Востоке самого знаменитого шпиона повесили.

Танцовщица Мата Хари, обвиненная в работе на германскую разведку, после вынесения смертного приговора провела в тюрьме еще три месяца, пока правительство Франции не отвергло просьбу ее родной Голландии о помиловании.

Бывшего жандармского полковника Сергея Николаевича Мясоедова за два года до Мата Хари признали виновным в шпионаже и мародерстве. Смертный приговор, вынесенный в Варшаве военно–полевым судом, подлежал утверждению Верховным командованием, но Мясоедова распорядились повесить через два часа после вынесения приговора. Он даже не получил возможности подать прошение о помиловании.

«Мне сообщили, – вспоминал директор департамента полиции Алексей Тихонович Васильев, – что Мясоедов в отчаянии пытался совершить самоубийство, вскрыв себе вены обломком металлической оправы для очков. Попытка была своевременно обнаружена, и до самой казни несчастный находился под постоянным наблюдением тюремщика».

Дело было так. В туалетной комнате, оставшись один, Мясоедов сломал пенсне и попытался перерезать себе сонную артерию. Не хотел быть повешенным – это позор для офицера.

«Мы на руках отнесли его в камеру № 3, – докладывал смотритель Александровского равелина, – где врачом и дежурным по местному лазарету Мясоедову была оказана медицинская помощь...

После оказания помощи и совершения таинств исповеди и причастия приговор над Мясоедовым был приведен в исполнение».[353]

Накануне казни Мата Хари дали снотворное, о чем она не подозревала. Ранним утром 15 октября 1917 года ее с трудом растол кали. Тюремный врач спросил: нет ли у нее оснований полагать что она находится в положении? Французское уголовное законо дательство разрешало казнить беременных женщин только после рождения ребенка.

Мата Хари ответила отрицательно, к этому моменту она провела в тюрьме уже восемь месяцев. Тогда ей объявили, что смертный приговор будет немедленно приведен в исполнение.

Расстрельную команду составили двенадцать солдат–зуавов на полигоне военного лагеря в Венсенском лесу. Она не захотела, чтобы ей завязали глаза. Военный врач подошел и выстрелил в мертвое тело. У нас это называется контрольным выстрелом, во Франции «выстрелом милосердия». Результат один. И вот главный вопрос, который не дает покоя историкам вот уже столько десятилетий: действительно ли эти знаменитые шпионы виновны? Или же они стали жертвой чьей–то злой воли и психоза, который в войну охватывает любое общество?

В начале 1915 года российская армия ощутила нехватку снарядов и патронов. Предвоенные нормы расхода боеприпасов оказались далеки от реальности великой войны. Да и никто не ожидал столь продолжительных боевых действий, думали, что за полгода все закончится. Неподготовленность к войне влекла за собой неудачи армии.

«В обществе только и было разговоров, что о влиянии темных сил, – писал председатель Государственной думы Михаил Владимирович Родзянко. – Определенно и открыто говорилось, что от этих «темных сил», действующих через Распутина, зависят все назначения как министров, так и должностных лиц... Роковое слово «измена» сначала шепотом, тайно, а потом явно и громко пронеслось над страной».

«Ходили чудовищные слухи об измене генералов, – вспоминал певец Александр Вертинский, – о гибели безоружных, полуголых солдат, о поставках армии гнилого товара, о взятках интендантов. Страна дрожала как от озноба, сжигаемая внутренним огнем».

Верховное командование возложило вину на генерала Владимира Александровича Сухомлинова, который за пять лет до войны стал военным министром. Императрица Александра Федоровна написала мужу: «Ярость офицеров против Сухомлинова безмерна. Они ненавидят самое его имя и жаждут, чтобы его прогнали. Это авантюристка жена совершенно разрушила его репутацию. Он страдает из–за ее взяточничества. Говорят, что это его вина, что нет снарядов».[354]

О своем увольнении военный министр Сухомлинов узнал из письма императора Николая И, доставленного фельдъегерем: «После долгого раздумывания я пришел к заключению, что интересы России и армии требуют в настоящее время вашего ухода... Беспристрастная история вынесет свой приговор, более снисходительный, нежели осуждение современников».

Сухомлинов считал, что стал жертвой интриг Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, с которым не ладил. Министр вообще считал, что обилие великих князей, занимающих высшие посты в вооруженных силах, только мешает фронту: «Стратегические эксперименты великого князя стоили нам трех армий, но господа взяли на себя труд все несчастие объяснить недостатком боевого снабжения. Этого обвинения было достаточно для того, чтобы убедить государя в необходимости меня уволить, но боевую славу великого князя спасти этим не удалось».

Николай II убрал в августе 1915 года великого князя с поста Верховного главнокомандующего, принял на себя руководство вооруженными силами. Но это известие не обрадовало бывшего военного министра. Против Сухомлинова уже возбудили уголовное дело. На него возложили вину не только за неподготовленность армии к войне. Бывшего министра подозревали в государственной измене.

«Ведущий это дело судья однажды с триумфом показал мне письмо, которое он охарактеризовал как «убедительное доказательство» вины Сухомлинова, – вспоминал директор департамента полиции Васильев. – Это было адресованное жене военного министра письмо из Карлсбада, написанное австрийским купцом Александром Альтшиллером. Альтшиллер писал, что в Карлсбаде идет дождь, дороги ужасные, и поэтому о долгих прогулках не мо­жет идти речи. Когда я изумленно спросил судью, каким образом такое письмо может служить доказательством вины Сухомлинова, он отвечал, что эти слова имеют скрытый смысл, дождь и плохие дороги означают что–то совсем иное...»

Но общественному мнению и не надо было ничего доказывать. Имя бывшего военного министра было тесно связано с именем уже повешенного полковника Мясоедова.

Сергей Николаевич Мясоедов окончил Московский кадетский корпус, служил в Оренбургском пехотном полку. Семейные связи помогли ему перейти в отдельный корпус жандармов. Он стал начальником Вержболовского жандармского отделения. Вержболово – это город в Сувалкской губернии (ныне территория Литвы) и железнодорожная станция – на границе с Германией.[355]

Мясоедова подозревали в том, что он покрывал контрабан дистов и на этом неплохо зарабатывал. Тогдашний директор департамента полиции Максимилиан Иванович Трусевич поручил корнету Пономареву проверить эти сведения. Ничего компро метирующего корнет не обнаружил, Тогда решили доказать, что Мясоедов плохо работает.

Корнет Пономарев заплатил контрабандистам за перевозку через границу оружия, взрывчатки и революционных прокламаций, которые сам же им дал. На границе все были предупреждены, и контрабандистов задержали. Но на суде выступил сам Мясоедов иобъяснил, что это чистой воды провокация.

«Когда полковник Мясоедов, – вспоминал товарищ министра внутренних дел и командир корпуса жандармов генерал Павел Григорьевич Курлов, – давал в суде показания по делам о контрабандном провозе оружия чинами пограничной стражи, он до пустил некорректный отзыв о своем товарище по корпусу жан­дармов корнете Пономареве».

Разоблачив провокацию корнета, Мясоедов спасал себя, однако в департаменте полиции это сочли предательством. Начальник департамента Трусевич пожаловался председателю правительства Петру Аркадьевичу Столыпину. Тот распорядился: «Перевести полковника Мясоедова на равную должность не ближе меридиана Урала».

Полковник Мясоедов подал рапорт об отставке. Казалось, карьера закончилась. Но на водах в Карлсбаде он через жену познакомился с Сухомлиновым. А военный министр как раз искал опытного человека, который взял бы на себя наблюдение за благонадежностью офицеров и распространение революционной пропаганды в армии.

Распоряжением императора 27 сентября 1911 года Мясоедова вернули в отдельный корпус жандармов. А через неделю Сухомлинов попросил командира корпуса генерала Курлова прикомандировать Мясоедова к Военному министерству. Но его служба оказалась недолгой.

13 апреля 1912 года одна из газет крупного издателя Бориса Алексеевича Суворина опубликовала сенсационную статью, в которой говорилось, что крупный чин контрразведки – на самом деле австрийский шпион. Через несколько дней видный депутат Государственной думы Александр Иванович Гучков назвал имя: за пять месяцев работы полковника Мясоедова в Военном министерстве «соседняя держава стала значительно осведомленнее в наших военных делах, чем раньше». Это было обвинение в измене.[356]

«Хотя Гучков и имел дерзость заявить, что в его распоряжении находятся неоспоримые доказательства этого преступления, – негодовал жандармский генерал Павел Курлов, – но их никто не видел, а произведенное главным военным прокурором расследование решительно никаких улик против полковника Мясоедова не дало. Тем не менее военный министр удалил его от себя».

17 апреля 1912 года полковник Мясоедов ушел в отставку. Появившись на ипподроме, он вызвал Бориса Суворина на дуэль. Издатель отказался и прилюдно получил пощечину. Гучков вызов принял. 20 апреля 1912 года дуэль состоялась. Близорукий Мясоедов (он носил пенсне) промахнулся, Гучков благородно выстрелил в воздух. Александр Иванович отлично стрелял, но, выходит, не пожелал покончить с австрийским шпионом?

Когда началась Первая мировая, полковник Мясоедов хотел вернуться на службу, чтобы «пожертвовать жизнью в действую­щей армии, а детям оставить доброе имя». Его не брали. Он обратился к военному министру, который его хорошо знал. Сухомлинов ответил крайне дипломатично: «Уведомляю, что против вашего поступления на действительную военную службу лично я ничего не имею. Вам же надлежит подавать прошение в установленном порядке».

Мясоедов подал прошение в штаб 10–й армии, которая воевала в местах, где он служил в бытность жандармом. Давние покровители, вроде жандармского генерала Курлова, замолвили за него словечко. Полковника взяли на должность переводчика, имея в виду использовать по линии военной разведки.

Но 17 декабря 1914 года в Петроград из Швеции прибыл подпоручик 23–го Низовского полка Я.П. Колаковский. Он попал в плен к немцам в самом начале войны. В Петрограде он признался, что его освободили, когда он пообещал работать на немецкую разведку.

«Подпоручик Колаковский, – вспоминал бывший министр Сухомлинов, – заявил, что немцы его отпустили с условием организовать убийство великого князя Николая Николаевича и уничтожение мостов на Висле у Варшавы. Тут и возникло имя Мясоедова».

О Мясоедове подпоручик вспомнил только на третьем допросе: будто отправлявший его немецкий офицер «советовал обратиться в Петрограде к отставному жандармскому полковнику Мясоедову, у которого можно узнать много ценных для немцев сведений».

«Поручик Колаковский, – вспоминал Сухомлинов, – впоследствии сознался, что о покушении на великого князя он сочинил,[357] чтобы обратить на себя больше внимания. А откуда возник Мясоедов? Будучи в военном училище, он читал о дуэли Мясоедова с Гучковым».

Шпиономания, как чума, катилась по всей России. Контрразведчики то и дело раскрывали вражеские заговоры. А полковник Мясоедов и так воспринимался как враг. Арестовали его 18 февраля 1915 года. Через месяц, 18 марта 1915 года, он признан виновным в шпионаже и мародерстве и приговорен к повешению.

«Верховное командование, – писали тогдашние газеты, – желая снять с себя вину за отступление нашей армии, решает объяснить это отступление существованием обширной шпионской организации. Набираются с бору да с сосенки различные обвиняемые, из которых многие никогда и не видели Мясоедова. Верховный главнокомандующий незаконно приказывает передать дело особо образованному военно–полевому суду, который троих обвиняемых приговаривает к смертной казни, еще троих к каторге, а остальных восемь человек оправдывает, в том числе Мясоедова».

И тогда великий князь Николай Николаевич отдает новый неслыханный приказ: считать приговор утвержденным только относительно казненных, а всех остальных, в том числе признанных невиновными, вновь судить.

Новый суд приговорил Мясоедова к смертной казни. Через два часа после вынесения приговора он уже болтался на виселице.

Через год после его казни настала очередь генерала Сухомлинова. Бывшего министра и его третью жену Екатерину Викторовну обвинили в государственной измене и отправили в Петропавловскую крепость. Но им повезло. Следствие затянулось, и их спасла революция.

Жену бывшего министра вообще оправдали. Сухомлинова при Временном правительстве приговорили к бессрочной каторге. Но большевики амнистировали всех, кому исполнилось семьдесят лет, и 1 мая 1918 года бывшего министра освободили.

Мата Хари не повезло. Во Франции революции не случилось.

Последняя пара мужских рук, коснувшихся ее тела, уже не была в состоянии доставить ей удовольствие. Мужчина, который раздевал ее в последний раз, был полон ненависти и презрения к этой женщине. В холодной прозекторской торжествовала месть.

Прозектор – врач наоборот, признаки болезней и патологий его вовсе не огорчают. Прозектор французской тюрьмы Сен–Лазар с мрачным удовлетворением составлял перечень дефектов тела, которого недавно вожделела вся Европа и которое теперь покоилось на анатомическом столе. Ему открылось то, что предназначалось только интимным друзьям, и он удовлетворенно диктовал: [358] «Большие, как яйца, глаза навыкате. Плоский нос. Огромный, почти до ушей, рот. Зубы, похожие на могильные плиты. Исключительно маленькая грудь с сильно выцветшими и недоразвитыми сосками». И прозектор добавил от себя: «Следовательно, она совсем не была заинтересована в том, чтобы демонстрировать свою грудь».

Он рассекал мертвое тело скальпелем, зажатым в брезгливых руках, и не мог понять: ну что они все в ней нашли?

И в самом деле, что они все нашли в этой Мата Хари, о которой пишут и говорят вот уже почти целое столетие? Суд над ней длится много дольше, чем продолжалась ее собственная жизнь.

25 июля 1917 года французский военный суд признал Маргарету Гертруду Целле, уроженку Голландии, танцовщицу, называвшую себя Мата Хари, виновной в том, что она «передавала Германии, враждебному государству, документы и материалы, способные нанести ущерб операциям французской армии».

Приговор соответствовал законам военного времени: смертная казнь. Она была уверена в том, что ее не только не казнят, но и в самом скором времени освободят. Она вовсе не считала себя преступницей. Мата Хари умерла, так и не поняв, что, собственно, с ней произошло.

Мата Хари вошла в историю как шпионка номер один. Ее имя стало нарицательным. Но многие серьезные историки и разведчики–профессионалы сомневаются: был ли приговор французского суда окончательным и не подлежит ли он отмене?

Несколько десятилетий после расстрела Мата Хари считалась воплощением зла и бесстыдства. Ее рисовали коварной, некрасивой, жадной и гнусной проституткой, бестией столетия.

Ее английский биограф писал в тридцатых годах: «Вряд ли какой–либо европейской столице удалось избежать ее опасного присутствия. Ее скользкое, гибкое тело переползало из одного города в другой, везде оставляя следы коварства и предательства».

Французский обвинитель на процессе лейтенант Морне говорил:

– Даже трудно представить, сколько зла причинила эта женщина, несущая ответственность за гибель пятидесяти тысяч французских солдат.

Следователь, который вел ее дело, писал впоследствии: «По–кошачьи гибкая и фальшивая, привыкшая развлекаться за счет других, беззастенчивая, она заманивала мужчин своим телом, проглатывала их состояния, а потом разбивала их сердца. Страдания, которые когда–то причинил ей муж, заставили ее мстить всем мужчинам».[359]

С годами Мата Хари утратила свои дьявольские черты и воспринимается скорее как несчастная жертва обстоятельств. Новейшие изыскания превращают историю ее жизни в завораживающую мелодраму: свободная, талантливая, эмансипированная женщина приносится в жертву мужскому шовинизму. Историки, писатели и сценаристы словно решили вознаградить ее за оскорбления прошлых десятилетий. У Мата Хари сейчас много больше поклонников, чем при жизни.

«Она одна из наиболее интересных личностей XX века. И во всяком случае, она самая загадочная женщина столетия. Никем не восхищались так, как ею», – утверждает голландец Сэм Ваагенаар, который посвятил ей всю свою жизнь.

После пятидесяти лет, отданных Мата Хари, он пришел к выводу, что суд над ней был неправедным. По мнению голландского исследователя, она «действительно согласилась шпионить и для немцев, и для французов. Однако это не сделало из нее шпионку, так же как мое утверждение о том, что я способен сколотить стол, не делает меня столяром. Она брала деньги у немцев, но она всю жизнь брала деньги у мужчин. В обмен она не давала никакой информации».

Известный французский историк опубликовал книгу, в которой он обратил внимание на то, что среди поклонников Мата Хари был двадцатилетний капитан российской армии Вадим Маслов. Он пострадал во время газовой атаки и ослеп на один глаз. Они вместе отдыхали на курорте в Виттеле. Она хранила его фотографию, написав на оборотной стороне: «Вадим, которого я люблю больше всех на земле».

По одной из версий, Мата Хари и согласилась работать на разведку для того, чтобы сколотить денег для свадьбы с русским. Она объяснила французским контрразведчикам, что ей нужен миллион франков. На суд над ней капитан Маслов даже не явился.

Современные историки полагают, что Мата Хари стала жертвой фальсифицированных документов, искусно подтасованных французскими псевдопатриотами.

Она родилась в городе Левардене. Ее отец был шляпником, страдавшим манией величия (дурная наследственность) и быстро разорившимся. Ее мать развелась с мужем–неудачником, но немногое успела сделать для дочери, потому что рано умерла.

Будущая Мата Хари с детства привыкла вызывать удивление и восхищение. Она готовилась стать воспитательницей в детском саду, но не смогла завершить образование, потому что в нее влюбился директор училища. Это был первый в ее жизни скандал из–за мужского внимания.[360]

Когда восемнадцатилетнюю Гертруду в воспитательных целях отправили в другой город, она откликнулась на брачное объявление офицера колониальных войск Рудольфа Маклеода, человека с твердым характером. Ее муж был совершенно лысым и на двадцать лет ее старше, но он носил военную форму, и этого оказалось достаточно.

– Я люблю офицеров, – скажет она много позже французскому следователю, который вел ее дело. – Я всю жизнь их любила. Мое самое большое желание – спать с офицерами. При этом я не думаю о деньгах.

Семейная жизнь, проходившая в основном в Голландской Ост–Индии, не сложилась. На Яве у них родилась дочь, на Суматре – сын, которого отравил один обиженный малазийский солдат. Эта трагедия разрушила и без того не очень счастливый брак. Отслужив в армии двадцать восемь лет, майор Маклеод вышел в отставку. Он не собирался возвращаться в Европу, а она – оставаться в тропиках. К тому же муж ей порядком надоел.

За десять лет до начала Первой мировой войны Мата Хари оказалась в Париже без гроша в кармане. Она была прекрасной наездницей и одно время работала в цирке. Прекрасно играла на рояле, но музицирующих девушек хватало и без нее. Она занялась стриптизом. В салонах и клубах она исполняла невиданные восточные танцы и при этом на радость мужчинам раздевалась. В то время эти представления на грани непристойности производили ошеломляющее впечатление. Мата Хари заставила говорить о себе весь довоенный Париж.

– Я никогда не умела хорошо танцевать, – призналась она одному из своих друзей. – Люди приходили на меня посмотреть только потому, что я первой осмелилась предстать раздетой перед публикой.

От скандалов и полиции ее спасала восточная экзотика. Впрочем, она почти никогда не оставалась совершенно голой. Чаще всего она выступала в трико телесного цвета, но у возбужденных мужчин хорошее воображение.

Гертруда Целле стала называть себя Мата Хари, что в переводе с малайского означает просто «солнце». Жаждущий развлечений Париж принял ее с восторгом. Театральные критики восхищались: «Вдруг появилась Мата Хари, священная баядера, которую прежде видели обнаженной только священнослужители и боги». Парижское общество прекрасной эпохи радостно творило миф о Мата Хари.

Ей удалось одурачить даже журналистов, которые принимали ее за индианку, яванку, тайку или китаянку и писали, что она[361] исполняет традиционные восточные танцы. Она с удовольствием придумала себе новую биографию. Но не для того, чтобы что–то скрыть, как потом решат судьи на ее процессе, а для того, чтобы освободиться от своего прежнего «я», от нерадостного прошлого

Ее сравнивали со знаменитой Айседорой Дункан. Она добра лась до оперного театра Ла Скала в Милане и страшно удивилась, когда ее отверг Сергей Павлович Дягилев, создавший в Европе русскую балетную труппу. Ее бурная карьера продолжалась не так–то долго, другие танцовщицы тоже рискнули обнажиться, а иных сценических достоинств у нее не было. Талантливые Айседора Дункан и Сергей Дягилев совершили революцию в балете. Мата Хари осталась просто куртизанкой.

Любовников у нее было множество. Одних она любила, другим отдавалась за деньги. Перед войной она делила свое время между Парижем и Берлином, не находя особой разницы между французскими и немецкими молодыми мужчинами. В Берлине ее благосклонностью пользовались несколько герцогов, благо в Германии их было предостаточно.

Беззаботная и загадочная – два эти качества, привлекательные в мирной жизни, становятся опасными в военное время. Мата Хари, считают современные историки, стала ритуальной жертвой на могилах французских солдат, погибших во время неудачного наступления в апреле 1917 года.

Командующий французской армией генерал Жорж Робер Нивель намеревался разом покончить с тевтонами. По количеству собранных для удара войск, артиллерии, танков и авиации это наступление не знает себе равных за всю историю Первой мировой. Французы рассчитывали на большой успех. Но они мобилизовались так долго, что удар генерала Нивеля попал в пустоту – немецкая армия вовремя отошла.

Наступательный порыв пропал даром, а затем французы натолкнулись на хорошо подготовленную линию обороны и понесли тяжелейшие потери. Генерал Нивель не сумел сосредоточить основные силы на направлении главного удара. А немецкое командование благодаря начавшейся в России революции смогло перебросить на Западный фронт дополнительные части. Французские танки завязли, а пехоту густым огнем косили немецкие пулеметы.

Разочарование и усталость от войны были столь велики, что во французской армии начался мятеж. Целые дивизии выходили из повиновения. Солдаты дезертировали, штурмом брали поезда на Париж и требовали создания солдатских советов, как это происходило в России, где правило Временное правительство.[362] Неудачливого генерала Нивеля сменил генерал Анри–Филипп Петен, будущий маршал и президент Франции. Он приказал расстреливать солдат, которые требовали мира, и подавил бунт.

Теперь уже известно, что Мата Хари ничего не сделала для того, чтобы апрельское наступление французской армии провалилось. Немцы действительно узнали, что французы готовятся наступать. Но не от Мата Хари. Виноват был сам командующий – генерал Жорж Нивель, не позаботившийся о сохранении тайны. Немцы обнаружили важнейшие документы с планами высшего командования при осмотре убитых на поле боя французских офицеров...

Но не могли же в Париже объяснить провал весеннего наступления бездарностью собственных генералов. Следовательно, поражение – это результат предательства! Мата Хари должна была умереть, чтобы французам не было стыдно за своих генералов.

К началу апрельского наступления она уже два месяца сидела в тюрьме и никак не могла выдать немецкому командованию военный план, о существовании которого не подозревала. Но французская контрразведка должна была продемонстрировать свою эффективность, объяснить пролитую кровь кознями шпионов и расстрелом вражеского агента поднять в войсках боевой дух.

Ах, эти милые, легкомысленные, веселые французы! Даже в спокойные мирные времена они готовы были разорвать на куски обвиненного в шпионаже капитана Альфреда Дрейфуса, хотя против него не было никаких улик – кроме его еврейского происхождения. А уж под шелест похоронок пощады не будет никому...

Капитан Жорж Ладу, начальник французского Второго бюро (это контрразведка), арестовавший Мата Хари, сам вскоре окажется за решеткой по подозрению в шпионаже. Обвинение было ложным. Капитана в конце концов оправдали, но его арест – свидетельство охватившей французское общество шпиономании и ненависти к немцам.

Молодой писатель Илья Эренбург, находившийся во Франции, писал поэту Максимилиану Волошину. «Читаю одну местную газету. Вчера была передовая статья на тему о запахах немцев. Автор уверяет, что немки издают особый, невыносимый запах и что в школе парты, на которых сидели немцы, приходится сжигать».

Что уж там говорить о развратной иностранке! Никто из ее многочисленных любовников не пожелал прийти к ней на помощь. Не нашлось в Париже нового Эмиля Золя, который, как в позорной истории с капитаном Дрейфусом, сказал бы «Я обвиняю!» и вступился бы за Мата Хари. Да и кто бы посмел? Она[363] наслаждалась жизнью и тратила огромные деньги на драгоценности, когда французские солдаты погибали в окопах.

Впрочем, нудные архивисты отвергают версию о невинной жертве. В военном архиве во Фрайбурге хранятся документы германской секретной службы времен Первой мировой войны. Там есть материалы и об агенте Х–21 – это агентурный номер Мата Хари.

Майор Рёппель, офицер немецкой разведки, который был ее куратором, уверял после войны: «Я считаю, что она очень хорошо вела наблюдение и умело составляла донесения. Она была одной из умнейших женщин, которых я когда–либо видел. Она определенно занималась шпионажем в пользу Германии. К сожалению, приходится признать, что у французов были все основания для того, чтобы ее расстрелять».

Судя по документам, ее завербовали поздней осенью 1915 года. Наводчиком был барон Вернер фон Мирбах, отпрыск родовитой дворянской семьи и восторженный поклонник танцовщицы. Во время войны его определили в разведывательный отдел 3–й армии. Барон случайно узнал, что оставшаяся без ангажемента Мата Хари прозябает в Голландии. Мирбаху пришла в голову соблазнительная идея: первая парижская куртизанка, любовница французских генералов и дипломатов, может открыть немцам высшие секреты противника!

Его предложение подхватил и начальник немецкой разведки Вальтер Николаи. На него только что обрушился шквал критики за то, что он не смог предупредить немецкое командование о готовящемся наступлении французов. Теперь он должен был реабилитироваться, завербовав как можно больше новых агентов.

Мата Хари пригласили в Германию, где во Франкфурте–на–Майне ей растолковали азы новой профессии и вручили аванс в двадцать тысяч франков. Впрочем, симпатические чернила для тайнописи, которыми ее снабдили, она просто вылила в реку.

Агент Х–21 должна была собирать информацию в Париже, ездить по стратегически важным районам Франции и сообщать обо всем резиденту немецкой разведки в нейтральной Испании майору Арнольду фон Калле. Мата Хари приехала в Париж и возобновила знакомство со старыми друзьями. Один из них служил в военном министерстве, другой занимал крупный пост в министерстве иностранных дел.

В январе 1916 года с огромным багажом она проехала через Южную Францию, чтобы рассказать немецкому резиденту в Мадриде об увиденном и услышанном во время путешествия. Майор Калле доложил о ее приезде шифротелеграммой в[364] разведцентр германской армии. Эта телеграмма и положила конец недолгой карьере агента Х–21.

Британская контрразведка давно читала немецкие шифротелеграммы, потому что ее агент еще в самом начале войны сумел снять копию с немецкой книги кодов. Совместными усилиями англичанам и французам не так уж трудно было установить, кто именно проделал путь из Парижа в Мадрид...

В мае 1916 года Мата Хари хотела поехать в Лондон, но не получила британской визы. Именно англичане первыми обратили внимание на ее контакты с немцами, хотя в этом не было ничего предосудительного – в Первую мировую Голландия сохраняла нейтралитет, и теоретически Мата Хари могла общаться с кем ей заблагорассудится.

Отказ в визе был предупредительным сигналом, но Мата Хари не прислушалась к нему. Она попыталась вернуться из Испании во Францию и тоже получила отказ. Пока она раздумывала, что ей делать, местные власти получили из Парижа приказ открыть перед ней шлагбаум. Это была ловушка. Вместо того чтобы бежать как можно дальше от Франции, Мата Хари сунула голову прямо в мышеловку.

Она еще решила поиграть с французами и по собственной инициативе предложила свои услуги парижской контрразведке. Быть просто агентом – этого ей показалось мало, она захотела стать двойным агентом. Она перечислила французским контрразведчикам имена своих немецких любовников, начиная с зятя германского кайзера, и обещала их всех привлечь на сторону Франции...

13 февраля 1917 года ее арестовали в Париже. У следствия не было никаких доказательств ее виновности. Эксперты изучали найденную у нее загадочную баночку, решив, что это невидимые чернила для тайнописи. Мата Хари откровенно объяснила: «Это средство необходимо женщинам, чтобы избежать беременности».

Так кем же была Мата Хари? Шпионкой или жертвой обстоятельств?

Французы знали цену танцовщице и, скорее всего, отпустили бы ее, если бы им не понадобилось бросить кого–то в пасть негодующего общественного мнения.

Немцы же и не рассчитывали всерьез на Мата Хари. Они исходили из известного принципа: чем больше агентов заслать, тем труднее вражеской контрразведке вычислить по–настоящему ценных агентов. Вот почему немецкая разведка не заботилась о безопасности своего агента Х–21: телеграммы из Мадрида в Амстердам[365] сочинялись так, что французам совсем нетрудно было вычислить Мата Хари.

Супершпионка Мата Хари придумана секретными службами – французской, немецкой и британской. Все три службы приписывали ей то, к чему она не имела ни малейшего отношения. Секретные службы занимались саморекламой. В XX столетии спецслужбы начали преувеличивать количество шпионов и их возможности, чтобы, с одной стороны, сваливать на них поражения и неудачи, а с другой – доказывать собственную полезность.

Жандармский полковник Сергей Николаевич Мясоедов, насколько мы можем судить, был малопривлекательной личностью. Как минимум обвинения в мародерстве во время войны он не опровергал. Осенью 1914 года он вместе с наступавшей армией попал в Восточную Пруссию и кое–что позаимствовал из немецких домов – картины, гравюры. На суде он оправдывался: брали все – и с разрешения командования.

Во время жандармской службы на границе, судя по всему, тоже не упускал случая поживиться. Но почти за столетие так и не появилось ни одного доказательства его предательства, работы на иностранные разведки! Похоже, он стал жертвой ведомственных интриг и борьбы различных кланов за власть в предреволюционной России.

Мата Хари попала в мельничные жернова тотального шпионажа XX века, который пришел на смену авантюрам одиночек, романтиков или искателей приключений. Мата Хари ринулась в разведку, не понимая, куда ее занесло. Она всю свою жизнь продавалась за деньги. И в предвоенных Париже или Берлине ее за это совсем не осуждали. С началом войны мир изменился, стал жестоким, безжалостным, но Мата Хари этого не поняла.

Для нее игра с двумя разведками ничем не отличалась от любовной интриги с двоими мужчинами, каждый из которых не должен был подозревать о счастливом сопернике. Взбалмошная куртизанка привыкла веревки вить из мужчин. Она рассчитывала на свое умение заставлять мужчин подчиняться ее воле. Но люди из секретных служб только мундирами походили на тех офицеров, с которыми она весело проводила время до войны. Для секретных служб она была лишь пешкой, которой жертвуют без колебаний.

Шпионские игры – жестокие и гнусные. Женщинам в них отводятся в основном роли приманок и жертв.На фоне беспринципности и безнравственности секретных служб честно объявлявшая правила игры и выполнявшая свои обязательства Мата Хари вовсе не кажется такой уж аморальной и продажной.[366]

ПИСЬМО ТОВАРИЩА ЗИНОВЬЕВА

Сейчас даже трудно себе представить, что одна только подпись этого человека, причем фальшивая, спровоцировала тяжкий политический кризис в Англии, погубила британское правительство и надолго поссорила наши страны. Ведь этот человек в ту пору руководил коммунистическим движением всего земного шара – причем в тот момент, когда мировая революция казалась вполне реальной. Григорий Евсеевич Зиновьев управлял армией агентов Коминтерна, которые на российские деньги пытались поднять восстание по всей Европе. Но в советской истории Зиновьев остался жалким и всеми презираемым предателем.

Никита Сергеевич Хрущев уже на пенсии вспоминал, как главный партийный идеолог Михаил Андреевич Суслов отчаянно возражал против публикации повести Эммануила Казакевича «Синяя тетрадь» с хрестоматийным сюжетом. Казакевич писал о том, как Ленин накануне Октябрьской революции укрывался от ареста в Разливе. Вместе с ним находился его верный сотрудник Григорий Евсеевич Зиновьев, член ЦК партии и один из редакторов «Правды». Но после многих лет сталинской фальсификации истории Суслов не мог примириться с тем, что имя Зиновьева упоминается рядом с именем вождя.

Суслов возмущенно говорил Хрущеву:

– Как же можно напечатать эту книгу? У автора Ленин называет Зиновьева «товарищ Зиновьев». Но ведь Зиновьев – враг народа!

Здравомыслящий Хрущев возразил Суслову: Ленин и Зиновьев были в шалаше вдвоем. Как же они общались между собой? Видимо, называли друг друга «товарищ».

На самом деле Ленин обращался к Зиновьеву по имени – Григорий, ведь у них были близкие, товарищеские отношения...

Григорий Евсеевич Зиновьев родился в городе Елисаветграде Херсонской губернии. Отец владел небольшой молочной фермой. В школу будущий председатель Исполкома Коминтерна не ходил, образование получил дома. Рано заинтересовался марксизмом. В 1902 году уехал за границу, участвовал в работе эмигрантских групп. В Швейцарии Зиновьев познакомился с Лениным. С тех пор они почти не разлучались. Ленин вечером бегал за вечерней газетой, утром за свежими булочками. День проходил в дискуссиях и работе над статьями. Зиновьева иронически именовали верным оруженосцем Ленина, потому что он безоговорочно признавал правоту старшего товарища, когда другие социал–демократы спорили с Владимиром Ильичом.[367]

Весной 1907 года двадцатичетырехлетнего Зиновьева впервые избрали в ЦК. На съездах партии, когда голосовали за членов Центрального комитета, Зиновьев получал больше всех голосов после Ленина. Ленин же добился образования Заграничного бюро ЦК во главе с Зиновьевым, который руководил всей работой за границей и поддерживал связь с Россией.

В апреле семнадцатого Ленин и Зиновьев вернулись в Россию. Они разошлись во взглядах только один раз. В октябре семнадцатого Зиновьев высказался против, когда Ленин предложил силой свергнуть Временное правительство, но этот знаменитый эпизод – что бы по этому поводу ни говорилось в советских учебниках истории – не испортил их личные отношения.

После революции Владимир Ильич сделал Зиновьева членом политбюро, хозяином Петрограда и всего Северо–Западного края. Кроме того, Ленин поставил Зиновьева во

Наши рекомендации