Суды выработали две позиции относительно направления развития института принудительного исполнения

1. Президиум ВАС РФ посчитал, что казна в лице судебного пристава-исполнителя не обязана принимать риск несостоятельности должника.

При рассмотрении первой позиции в первую очередь следует обратить внимание на постановление Президиума ВАС РФ от 02.04.2013 № 15945/12.

Предметом нашего анализа будет допустимость применения механизма п. 4 ст. 86 Федерального закона от 02.10.2007 № 229-ФЗ «Об исполнительном производстве» (далее — Закон № 229-ФЗ).

ЦИТАТА: «Лицо, которому судебным приставом-исполнителем передано под охрану или на хранение арестованное имущество, если таковым не является должник или член его семьи, получает вознаграждение и возмещение понесенных расходов по охране или хранению указанного имущества за вычетом фактически полученной выгоды от его использования» (п. 4 ст. 86 Закона № 229- ФЗ (редакция на момент возникновения спорных правоотношений))

Указанные расходы позже взыскиваются казной с должника на основании п. 1 ст. 117 Закона № 229-ФЗ⁴.

Проиллюстрируем обозначенное дело, в котором Президиум ВАС применил указанные нормы. Фабула такова.

Лицо выдало кредит под залог морских судов. Должник кредит не возвратил, кредитор инициировал обращение взыскания на предмет залога.

Суд исковые требования кредитора удовлетворил. В ходе исполнения судебного решения этот кредитор выступил ответственным хранителем судов. Таким образом, кредитор совместил два статуса: взыскатель и хранитель. В процессе исполнения судебного акта об обращении взыскания у взыскателя-хранителя возникли расходы, связанные с надлежащим хранением морских судов.

Взыскатель-хранитель обратился за возмещением этих расходов к службе судебных приставов, а не напрямую к должнику. Служба возмещать такие расходы отказалась.

Ситуация усугублялась тем, что в отношении должника было возбуждено дело о банкротстве, а судебный акт об отказе взыскателю в возмещении расходов на хранение был оставлен Президиумом ВАС РФ в силе.

В целях наиболее полного анализа интересующего нас вопроса смоделируем следующую ситуацию.

Пристав обращается к Х с целью заключения договора хранения вещи и информирует будущего хранителя о том, что все расходы, которые вызовет такое хранение, и вознаграждение за него, он должен будет искать сам у должника (а если он оказался несостоятельным — это его (хранителя) риск).

Представляется, что с такими рисками ни один хранитель (в том числе профессиональный) не согласится вступить с приставом в отношения по договору хранения. Последствием такого отказа будет полная остановка исполнительного производства в части обращения взыскания на вещь.

Обосновать такой отказ хранителя достаточно просто:

1) процесс закончился не в пользу должника;

2) решение суда им добровольно не исполнено;

3) возбуждено исполнительное производство, в рамках которого должник не справился в срок, предусмотренный приставом для добровольного исполнения (скажем, кто не смотрит банк исполнительных производств перед тем, как заключить значимый договор?).

Риск неисправности такого должника (в том числе несостоятельности) повышается по сравнению с лицом, которое заключает договор хранения вне рамок исполнительного производства. Вступать в отношения с таким должником хранитель не будет по причине высокого риска неполучения возмещения и вознаграждения.

Казна в лице органов принудительного исполнения, осознавая нежелание лиц принимать на себя повышенные риски кредитоспобности должника в исполнительном производстве, предлагает им свою кредитоспособность вместо должника. Таким образом, казна берет на себя риск чужого по отношению к хранителю должника.

Концептуальный вопрос, поставленный в этом деле, может быть сформулирован следующим образом: соответствует ли цели указанного выше института (возмещения расходов на хранение казной) защита взыскателя-хранителя путем принятия казной риска неисправности должника? Президиум ВАС посчитал, что нет.

2. Верховный суд РФ указал, что безынициативность взыскателя влечет отказ в удовлетворении его требований. Вторым анализируемым судебным актом выступает определение Верховного суда РФ от 15.02.2017 № 305-ЭС16-14064.

Значимыми для нашего анализа обстоятельствами дела выступают следующие факты.

Взыскатель обратился с требованием к казне о взыскании убытков. Требование было обосновано тем, что один из солидарных должников (всего их было 4) произвел отчуждение своего недвижимого имущества (12 земельных участков), в отношении которого были наложены запреты на совершение регистрационных действий (всего — 3), во вред взыскателю.

Такая возможность возникла у должника потому, что судебный пристав-исполнитель совершил преступление (п. «в» ч. 3 ст. 286 «Превышение должностных полномочий» УК РФ), в ходе которого два запрета на совершение регистрационных действий были сняты. Третий запрет, также наложенный на имущество должника, не был снят преступным путем, но, несмотря на то, что был принят в надлежащей форме (в 2011 году), не был внесен в ЕГРН.

По состоянию на момент совершения отчуждения земельных участков (2013 год), запись о запрете совершения регистрационных действий не вносилась более двух лет.

Иными словами, из трех запретов, наложенных в ходе двух судебных разбирательств, перешедших, соответственно, в два исполнительных производства, один запрет так и не был опубликован (это означает, по сути, что взыскателя, приставов и должника такая ситуация вполне устраивала), а два других были преодолены преступным путем.

Оспаривание взыскателем договора купли-продажи, по которому должник распорядился своим имуществом, результата не принесло.

Двое других солидарных должников (из трех) были ликвидированы, в отношении третьего возбуждено дело о банкротстве.

Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ во взыскании убытков отказала, отметив, среди прочего, безынициативность взыскателя.

Не вдаваясь в вопрос обоснованности требований взыскателя⁵, отметим следующее.

Нельзя не одобрить мотив отказа суда в возмещении убытков по той причине, что взыскатель не обеспечил опубликование запрета совершения регистрационных действий, который был наложен приставом еще в 2012 году. Именно за это взыскатель справедливо получил упрек за безынициативность.

Взыскатель не мог не знать об определении суда о наложении запрета на совершение регистрационных действий и последующем постановлении пристава о наложении такого запрета. Внесение в реестр записи об аресте осуществляется в интересах взыскателя, поэтому именно он должен проверять наличие записей в реестре и при их отсутствии принимать соответствующие меры.

В данном деле взыскателем такие меры приняты не были. Как следствие, земельные участки были отчуждены должником на основании действительных сделок (покупатель не должен был знать об аресте, п. 2 ст. 174.1 ГК РФ). Если бы взыскатель принял меры и содействовал внесению записи о запрете в реестр, то даже совершение приставом-исполнителем преступления не позволило бы должнику совершить отчуждение⁶.

Исследуемый судебный акт ставит перед нами следующий вопрос: какова степень активности взыскателя в исполнительном производстве и из чего вытекает требование такой активности?