Классификация объектов преступления

Правильная классификация объектов преступлений имеет важное тео­ретическое и практическое значение, ибо позволяет более полно выяснить сущность их, а также отношений, охраняемых уголовным законом, опреде­лить воздействие объекта на развитие уголовного законодательства, способ­ствует совершенствованию практики применения действующих уголовно-правовых норм.

Объекты могут быть классифицированы по различным основаниям (на­пример, по социальной значимости общественных отношений, входящих в эти объекты). Однако в юридической литературе преобладает мнение о том, что все объекты следует классифицировать в зависимости:

1) от степени обобщенности охраняемых уголовным законом социалис­тических общественных отношений, выступающих объектами различных преступлений (классификация по «вертикали»);

2) от важности охраняемых общественных отношений, которым причи­няет непосредственный вред конкретное преступление (классификация непо­средственных объектов по «горизонтали»).

В правовой науке широко распространена трехстепенная классифика­ция объектов преступления «по вертикали» (общий, родовой и непосред­ственный)¹. Такая классификация была предложена еще в 1938 г. В.Д. Мень­шагиным² и на протяжении многих лет единодушно поддерживалась в рабо­тах советских криминалистов. Впервые ее подверг критике Б.С. Никифоров, который, в частности, отмечал: «...трехстепенное деление объектов, претен­дующее на универсальность, в действительности целиком применимо только к немногим преступлениям, например, к преступлениям против личности. Применительно к другим составам нередко указываются только два

объекта — общий, который предполагается, и другой — то ли «специаль­ный», то ли «непосредственный», то ли «специальный» и «непосредствен­ный» одновременно»³.

Как видно, критика Б.С. Никифоровым установившейся классификации основывается главным образом на том, что в юридической литературе имеет место разноречие, а в ряде случаев — и произвольное определение различ­ных объектов одних и тех же преступлений. Нередко то или иное обществен­ное отношение называется либо непосредственным, либо родовым объектом и т.д.

Однако ошибочность решения тех или иных частных вопросов об объ­ектах различных преступлений не может быть убедительным аргументом, опровергающим установившуюся классификацию преступлений⁴. Различие мнений в определении объектов отдельных преступлений или их родствен­ных групп в большинстве случаев — результат недостаточной разработки проблемы общественного отношения как объекта преступления, его структу­ры, отличия от смежных социальных явлений и др. Во многом это объясняет­ся и тем, что в правовой науке еще нет отработанной методики определения объектов преступления, а также произвольным использованием тех или иных терминов без учета их этимологического и правового значения, которое при­дается им в уголовном праве. Поэтому основные усилия ученых должны быть направлены не на поиск новой классификации объектов преступления (в этом нет практической необходимости), а на разработку основополага­ющих аспектов обсуждаемой проблемы, выработку вытекающих отсюда ре­комендаций по совершенствованию системы уголовных кодексов и практики применения уголовного законодательства.

Не опровергается правильность рассматриваемой классификации и тем доводом Б.С. Никифорова, что в ряде случаев содержание непосредственного объекта совпадает с его родовым объектом. Как известно, совпадают объекты преступлений против социалистической и личной собственности, должност­ных и некоторых других преступлений. Однако выделение в философии ка­тегорий общего, особенного и отдельного не означает, что они должны быть именно в таком сочетании во всех явлениях действительности. Как справед­ливо замечает Е.А. Фролов, вполне возможны ситуации, где следует выде­лять только общее и единичное либо особенное и отдельное⁵.

Если же использовать это положение применительно к оценке всех охраняемых уголовным законодательством

общественных отношений и их структуре, то придется констатировать, что в некоторых случаях возможно совпадение непосредственного и родового объ­ектов. В свою очередь, общий объект никогда не может совпадать не только с непосредственным, но и с родовым объектом преступлений.

Отказ от трехстепенной классификации нежелателен еще и потому, что на ней построена система Особенной части уголовного законодательства. «Трехстепенному делению — Особенная часть — глава Особенной части — состав преступления — соответствует и трехстепенное деление объекта уго­ловно-правовой охраны: общий объект — родовой объект — непосредствен­ный объект»⁶.

Главное же состоит в том, что предложенная система классификации от­вечает потребностям практики, логична, ибо она основана на соотношении фи­лософских категорий общего, особенного и отдельного. Общим является сово­купность охраняемых уголовным законом социалистических обществен­ных от­ношений (общий объект), особенным — отдельные однородные по своим поли­тическим и экономическим свойствам группы общественных от­ношений, охра­няемые определенными уголовно-правовыми нормами (родо­вой объект), от­дельным — конкретные общественные отношения, охраня­емые конкретной уго­ловно-правовой нормой от каких-либо преступных посягательств (непосред­ственный объект)⁷. Такая классификация позволяет определить объекты уголов­но-правовой охраны на различных уровнях их обобщения.

Общим объектом всех преступлений часто признают всю совокупность социалистических общественных отношений⁸. Однако следует уточнить, что с помощью уголовного права охраняются далеко не все общественные отно­шения социалистического общества. Законодатель поставил под охрану уго­ловного закона лишь некоторые, наиболее важные из них, которым причи­ня­ется значительный вред в результате преступных посягательств.

Однако в юридической литературе нередко допускается и отход от дан­ного исходного положения, ибо при анализе отдельных составов преступле­ний в качестве их объектов фактически признают все те общественные отно­шения, которым в той или иной мере причиняет ущерб конкретное преступ­ление. Например, П.С. Тоболкин, анализируя непосредственный объект пре­ступления, предусмотренного ст. 148 УК УССР, приходит к выводу, что та­ковым являются общественные отношения по вовлечению трудовых ресур­сов в общественное производство.

Дополнительным же объектом он называет отношения распределения мате­риальных благ по количеству и качеству затраченного труда, а факультатив­ными — общественную безопасность, здоровье населения, обеспечение насе­ления доброкачественной продукцией, возможность рационального исполь­зования ценного сырья⁹. Полагаем, что П.С. Тоболкин включил в число объ­ектов названного преступления фактически все те «лежащие на поверхности» общественные отношения, которым причиняется тот или иной вред при со­вершении различных видов запрещенного промысла. Но даже такой перечень нельзя признать исчерпывающим, ибо при занятии отдельными видами за­прещенного промысла страдают и иные общественные отношения (напри­мер, интересы нравственного и эстетического воспитания, нормальная дея­тельность предприятий торговли или общественного питания). Но главное замечание сводится к тому, что при подобном перечневом методе как раз не обнаружены те общественные отношения, которые поставлены законодате­лем под охрану уголовного закона и которые поэтому должны признаваться объектом указанного преступления. По нашему мнению, таким объектом яв­ляются социалистические общественные отношения, направленные на реали­зацию хозяйственных интересов государства в области занятия монополизи­рованными видами индивидуальной трудовой деятельности.

В отдельных случаях описанный подход встречается и при определении родового объекта. Например, при анализе иных государственных преступле­ний многие авторы приходят к выводу, что они имеют не один, а не­сколько родовых объектов, причем их число колеблется от двух до десяти. Так, Н.И. Загородников и А.Н. Игнатов указывают, что рассматриваемые преступления посягают на два родовых объекта — основы государственного управления и основы хозяйственной мощи СССР¹⁰. В.Д. Меньшагин в каче­стве таких объ­ектов называет основы общественной безопасности, обороно­способности и хозяйственной мощи государства¹¹. Е.А. Смирнов полагает, что эти преступ­ления имеют четыре объекта — основные интересы государ­ства в области го­сударственного управления, обороноспособности, социалис­тического хозяй­ства и правосудия¹². Встречается и более дробная классифи­кация родовых объектов данной группы преступлений. Например, М.И. Ко­валев выделяет шесть¹³, а В.С. Прохоров и И.И. Солодкин — восемь таких объектов¹⁴.

Считаем, что ни одна из предложенных точек зрения не может быть признана обоснованной, поскольку авторам не удалось найти ту однородную группу общественных отношений, которым причиняют непосредственный вред иные государственные преступления. Фактически в основу предложен­ных решений положено стремление максимально перечислить все те обще­ственные отношения, которым причиняется ущерб при совершении любого из преступлений названной группы. Однако и продолжать поиск решения по­ставленной задачи вряд ли целесообразно, ибо применительно к этой группе преступлений невозможно найти родовой объект — его просто нет, так как при объединении всех иных государственных преступлений в одну группу законодатель руководствовался не признаками их родового и непосредствен­ных объектов, а другими соображениями. Например, такие преступления, как контрабанда (ст. 70 УК УССР), изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг (ст. 79 УК УССР), нарушение правил о валютных операциях (ст. 80 УК УССР), посягают на социалистическую систему хозяйства; дей­ствия, дезорганизующие работу исправительно-трудовых учреждений (ст. 69¹ УК УССР), причиняют ущерб отношениям в области социалистического пра­восудия, а бандитизм (ст. 69 УК УССР) — соответствующим отношениям в области общественной безопасности и общественного порядка.

Сказанное дает основание полагать, что общий объект образует лишь та совокупность социалистических общественных отношений, которые постав­лены под охрану действующего уголовного законодательства. В эту совокуп­ность входят самые различные отношения (мирное сосуществование госу­дарств, экономическая и политическая основа государства, социалистическая собственность и социалистическая система хозяйства, жизнь, здоровье и иные интересы личности и др.). Таким образом, общий объект охватывает разнооб­разные общественные отношения, в значительной степени различа­ющиеся по своей социальной значимости, сфере действия, уровню обобщен­ности и др.

В связи с этим нельзя согласиться с М.И. Федоровым, считающим, что общего объекта преступления не существует, ибо он представляет собой только понятие, а не реальную действительность, не реальное явление обще­ственной жизни. Несостоятелен и его последующий вывод о том, что общий объект якобы ничего не дает ни для науки, ни для практики и от него следует отказаться¹⁵.

Общий объект представляет собой такую же (и ничуть не меньшую) ре­альность, как родовой и непосредственный объекты, ибо он всегда является определенной суммой этих слагаемых. Очевидно и то, что анализируемая точ­ка зрения М.И. Федорова не согласуется с положениями марксистско-ле­нин­ской теории отражения. Достаточно указать здесь на известное высказы­вание В.И. Ленина о том, что «...логические формы и законы не пустая обо­лочка, а отражение объективного мира»¹⁶. Сущность же всякого всеобщего (общего) заключается в том, что она представляет собой принцип бытия всех единич­ных вещей, явлений, процессов, закономерную форму их взаимосвязи в соста­ве целого. Всеобщее выражает определенное свойство или отношение, харак­терное для данного класса предметов, событий, а также закон существо­вания и развития всех единичных форм бытия материальных и духовных яв­лений. Отдельные, единичные явления связаны между собой, взаимодей­ствуют, за­висят и обусловливают друг друга. Всеобщее — это единичное во многом¹⁷.

Следует иметь в виду и то, что служебная функция общего объекта со­стоит не только в том, что объединяет общественные отношения, выступа­ющие родовыми и непосредственными объектами, в единую систему, но и в том, что она, как правильно заметил П.С. Тоболкин, выражает тем самым их главное свойство: принадлежность к числу важнейших отношений социалис­тического общества на данном этапе его развития¹⁸.

Сформулированный вывод о сущности общего объекта преступлений имеет важное значение и для познания иных объектов уголовно-правовой охраны. В связи с изложенным справедливо суждение Д.Н. Розенберга, что нельзя искать специальный объект, присущий отдельной группе преступле­ний, не опираясь при этом на правильное понимание общего объекта пре­ступлений¹⁹. Думается, что эта мысль может быть продолжена, ибо в конеч­ном счете общий объект имеет такое же значение и для поиска непосред­ственных объектов тех или иных преступлений.

Признание того обстоятельства, что общий объект представляет собой объективно существующую совокупность поставленных под охрану уголов­ного закона социалистических общественных отношений, предопределяет и необходимость всестороннего исследования данной проблемы. Это позволит определить социальную ценность указанных отношений, их место и роль в общей системе

общественных отношений, проследить изменчивость как названой системы, так и соответствующего уголовного законодательства, взаимозависимость этих процессов, установить те важнейшее отношения, которые еще надле­жаще не защищены и нуждаются в уголовно-правовой охране, а также отно­шения, которые в силу изменения их социальной значимости или снижения их ценности либо по иным основаниям не требуют впредь защиты с помо­щью уголовного закона. Отсюда можно выйти на разработку проблем крими­нализации и декриминализации. Например, в законодательстве установлена уголовная ответственность за скупку в государственных или кооперативных магазинах хлеба и других пищевых продуктов для скармливания их скоту и птице (ст. 154¹ УК УССР). Однако известно, что для скармливания различ­ным животным в тех же магазинах скупается немалое количество других, не менее ценных продуктов питания (например, мяса, рыбы и т.п.). И за такие действия вообще не предусматривается какая-либо ответственность. Вопро­сы же о причинах и правомерности такого подхода законодателя, а также об эффективности уголовного закона и иных мер в борьбе с подобными обще­ственно опасными деяниями не исследовались. Поэтому наука уголовного права пока не может предложить обоснованных рекомендаций законодателю о целесообразности использования уголовно-правовых мер борьбы с указан­ными и посягательствами на социалистические общественные отношения.

Приведем другой пример. Указом Президиума Верховного Совета УССР от 24 декабря 1981 г. УК УССР был дополнен ст. 224¹, предусматри­вающей ответственность за незаконное занятие каратэ. Однако не меньшую общественную опасное представляет, например, обучение приемам и такого вида борьбы, как самбо. Уголовная ответственность за обучение без соответ­ствующего разрешения этим приемам не установлена, в связи с чем необхо­димо исследовать вопрос о целесообразности уголовно-правовой охраны тех отношений, которым причиняют ущерб такие общественно опасные деяния.

Перечень подобных вопросов, требующих своего научного решения, может быть продолжен. Однако все они выходят за рамки настоящей работы и требуют самостоятельного монографического исследования. Поэтому здесь считаем возможным ограничиться обоснованием указанной проблемы и опре­делением основных направлений ее развития.

Общий объект преступления имеет важное значение для определения классовой природы и социально-политической сущности преступлений, а также степени их общественной опасности, отграничения от непреступных общественно опасных деяний и др.

Под родовым (групповым) объектом понимается объект, охватыва­ющий определенный круг тождественных или однородных по своей социаль­но-политической и экономической сущности общественных отношений, ко­торые должны охраняться в силу этого единым комплексом взаимосвязанных уголовно-правовых норм²⁰.

Таким образом, родовой объект преступления представляет собой ме­нее высокий (усредненный) уровень обобщенности охраняемых уголовным законом общественных отношений, чем общий объект. Причем, как это выте­кает из сформулированного понятия, группировка общественных отношений осуществляется не произвольно, а на основе объективно существующих кри­териев, обусловливающих их тождество или однородность. В качестве таких критериев берутся различные элементы охраняемого общественного отноше­ния, их социальное предназначение в нем (субъекты или предметы отноше­ния, содержание и особенность социальной связи). Основой же приведенной классификации общественных отношений справедливо признаётся та или иная сфера государственной или общественной жизни. Поэтому в качестве указанных объектов необходимо признавать отношения социалистической или личной собственности, социалистической системы хозяйства, отноше­ния, обеспечивающие надлежащий общественный порядок, общественную безопасность, и др.

Значение родового объекта преступления состоит прежде всего в том, что он позволяет провести классификацию всех преступлений и уголовно-правовых норм, устанавливающих ответственность за их совершение. Имен­но это его свойство было взято за основу при построении Особенной части ныне действующих уголовных кодексов, что позволило законодателю в це­лом пра­вильно объединить в пределах одной главы УК нормы, в которых предусмат­ривается ответственность за посягательства на тождественный или однород­ные общественные отношения. Так, в главу V Особенной части УК УССР «Преступления против личной собственности граждан» включены нормы, устанавливающие ответственность за преступные посягательства на те обще­ственные отношения, которые призваны обеспечить неприкосновен­ность лич­ной собственности граждан. В главу III Особенной части УК УССР «Пре-

ступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности» обо­снованно включены нормы об ответственности за посягательства на указан­ные в наименовании главы объекты уголовно-правовой охраны.

Сказанное, конечно, не означает, что система Особенной части УК соответствует названному требованию и не нуждается в совершенствовании. Например, следует положительно отнестись к предложению о выделении в Особенной части УК специальной главы «Преступления против природы», поскольку эта группа преступлений имеет свой, во многом отличный от хозяйственных преступлений объект — отношения, обеспечивающие охрану окружающей человека природной среды, ее улучшение и оздоровление, а также научно обоснованное использование природных ресурсов и их воспро­изводство. Кроме включенных в главу VI Особенной части УК УССР группу преступлений против природы необходимо дополнить такими преступления­ми, как умышленное уничтожение или повреждение лесных массивов (ст. 89 УК УССР), самовольный захват земли (ст. 199 УК УССР), умышленное уни­чтожение, разрушение или порча природных объектов, взятых под охрану го­сударства (ст. 207 УК УССР), загрязнение водоемов (ст. 228 УК УССР), за­грязнение моря веществами, вредными для здоровья людей или живых ресур­сов моря (ст. 228¹ УК УССР)²¹.

Перечень предложений по совершенствованию системы Особенной час­ти УК может быть продолжен. Но надо отметить, что положенный в осно­ву ее построения «принцип родового объекта» является единственно верным. Сис­тематизация норм Особенной части УК по любому иному признаку (на­при­мер, субъекту, характеру субъективной стороны, способам преступного пося­гательства) привела бы к объединению в одной главе совершенно раз­личных по своей сущности составов преступлений. Как справедливо заметил Н.А. Бе­ляев, сущность преступления как общественно опасного деяния за­ключается в посягательстве на охраняемые уголовным законом обществен­ные отношения. Поэтому систематизация норм по родовому объекту охраны есть систематиза­ция их по признаку, определяющему сущность преступле­ния²².

Выяснение родового объекта позволяет также установить значение объединяемых им общественных отношений в интересах государства и об­щества. Это, в свою очередь, определяет характер и степень общественной опасности преступных посягательств на данные интересы, тяжесть возмож­ных или наступивших общественно

опасных последствий. Правильное установление всех этих обстоятельств дает возможность выявить социальную роль уголовного права в охране тех или иных общественных отношений.

Поскольку родовой объект «отражает» характер и социальную значи­мость различных групп общественных отношений, выступающих объектом преступления, это позволяет использовать названное его свойство для после­довательного расположения отдельных глав в пределах Особенной части УК. С учетом изложенных обстоятельств в уголовных кодексах союзных респуб­лик на первом месте помещена глава о государственных преступлениях, затем — о преступлениях против социалистической собственности и пре­ступлениях против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности и т.д.

Отметим, что в одних случаях сам законодатель тем или иным образом указывает на родовой объект преступления непосредственно в уголовном за­коне. Так, в ст. 164 и 231 УК УССР родовой объект указан при описании по­нятия должностного и воинского преступлений. В других же случаях он отражается в самом названии той или иной главы УК (например, глава IV «Преступления против политических и трудовых прав граждан», глава VIII «Преступления против правосудия»). Однако иногда родовой объект может быть установлен лишь на основе социально-политического и юридического анализа составов преступлений, включенных в ту или иную главу УК.

Перечень родовых объектов, а следовательно, и глав Особенной части УК не является раз и навсегда данным, неизменным. Изучение истории на­шего законодательства показывает: этот перечень подвижен и изменчив, что обусловлено подвижностью самой значимости тех или иных общественных отношений для интересов государства и общества на различных этапах его развития, а также изменением необходимости использования уголовно-пра­вовых средств для их охраны.

Наряду с родовым объектом Е.А. Фролов предлагает выделять под­групповой (видовой) объект, когда внутри большой группы родственных об­щественных отношений, заслуживающих единой, комплексной уголовно-правовой охраны, можно различить более узкие группы отношений, «отража­ющих один и тот же интерес участников этих отношений или же выража­ющих некоторые тесно взаимосвязанные интересы одного и того же объек­та»²³. Такой видовой объект соотносится с его родовым объектом как часть с целым или, иначе говоря, как вид с родом. Пред-

ставляется, что рекомендация Е.А. Фролова имеет практическое значение и может быть использована при построении системы той или иной группы пре­ступлений. Однако она не должна противоречить трехстепенной классифика­ции объектов — наоборот, она может существовать только наряду с ней в целях выяснения входящих в родовой объект групп общественных отноше­ний и построения научной системы отдельных преступлений, посягающих на один и тот же родовой объект. Так, если использовать эту рекомендацию для построения системы главы III УК УССР, то можно выделить такие подгруп­пы, как преступления против жизни, преступления против здоровья, преступ­ления против свободы и преступления против достоинства личности. В свою очередь, при построении системы хозяйственных преступлений следует вы­делять преступления в сфере планирования социалистического обществен­ного производства, преступления в области промышленности, преступления в сфере сельскохозяйственного производства, преступления в сфере услуг, преступления в области производства промыслов и занятия другими видами частной хозяйственной деятельности.

По нашему мнению, предложенное решение вопроса — о систематиза­ции значительных групп преступлений — целесообразно перенести в право­творческую практику. В частности, представляется обоснованным выделение в пределах одной главы УК отдельных групп преступлений. Это не только придаст бóльшую стройность уголовному законодательству, но и будет спо­собствовать его точному применению.

Наиболее существенное значение для правотворческой и правоприме­нительной деятельности имеет непосредственный объект преступления. Под ним следует понимать те конкретные общественные отношения, которые по­ставлены законодателем под охрану определенного уголовного закона и ко­торым причиняется ущерб преступлением, подпадающим под признаки дан­ного состава.

Из этого определения прежде всего следует, что непосредственными объектами, так же, как общими и родовыми, могут быть признаны только общественные отношения, а не какие-либо иные блага и ценности. Поэтому представляются ошибочными попытки подменить общественное отношение, выступающее объектом преступления, любыми иными социальными явлени­ями — «элементами общественного отношения», их «материальным выраже­нием», тем, что стоит за непосредственным объектом, охраняе-

мыми уголовным законом «условиями нормального функционирования соци­ального установления» и др.²⁴ Как уже отмечалось, при таком определении непосредственного объекта он как бы «выпадает» из целостной системы об­щественных отношений. Кроме того, это противоречит положению марксист­ско-ленинской философии о соотношении общего и единичного.

Следовательно, на каком бы уровне обобщенности мы ни рассматри­вали объект преступления, им всегда являются охраняемые уголовным зако­ном социалистические общественные отношения.

Отсюда вытекает и вывод о том, что таким непосредственным объек­том могут быть те конкретные общественные отношения, которые поставле­ны законодателем под охрану определенного уголовного закона. Поэтому любые социалистические общественные отношения, какое бы большое зна­чение они ни имели для интересов государства и общества, не могут быть объектом до тех пор, пока они не поставлены законодателем под охрану пу­тем принятия закона, устанавливающего уголовную ответственность за об­щественно опасные посягательства на эти отношения.

Так, наше государство и общество всегда придавали большое значение охране внутренних морей и территориальных вод от загрязнения. Поэтому те социалистические отношения, которые обеспечивают охрану от загрязнения этих природных объектов, постоянно развиваются и всемерно охраняются. Однако объектом преступления они стали только с момента принятия Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 февраля 1974 г. «Об усилении ответственности за загрязнение моря веществами, вредными для здоровья людей или для живых ресурсов моря»²⁵, в соответствии с которым УК УССР был дополнен ст. 228¹, предусматривающей уголовную ответственность за названное преступление. Установив уголовную ответственность за загрязне­ние моря веществами, вредными для здоровья людей, законодатель тем са­мым поставил под охрану, а следовательно, и определил в качестве объекта соответствующие общественные отношения.

Поэтому очевидно, что вопрос о том, какие общественные отношения мо­гут быть признаны объектом конкретного преступления, решается не на­укой уголовного права или правоприменительной практикой, а только зако­нодателем путем принятия или отмены того или иного уголовного закона. За­дача же науки уголовного права и судебной практики состоит в том, чтобы установить те

общественные отношения, которые определены законодателем в качестве не­посредственного объекта преступления, и вскрыть их действительное соци­ально-политическое содержание.

Отметим, что законодатель лишь в некоторых случаях указывает на непосредственный объект в самом уголовном законе. Например, в ст. 56 УК УССР предусматривается, что измена Родине — это такое деяние, которое причиняет ущерб государственной независимости, территориальной непри­косновенности или военной мощи СССР. На характер нарушаемых обще­ственных отношений указывается в ст. 147¹ УК УССР, которая гласит, что приписки и другие искажения отчетности о выполнении планов являются та­кими противогосударственными действиями, которые наносят вред народно­му хозяйству СССР.

В большинстве же случаев в уголовном законе отсутствуют какие-либо указания на непосредственный объект конкретного преступления, и тогда для его выяснения необходим тщательный социально-политический и юридиче­ский анализ состава определенного преступления.

Например, социально-политический анализ такого преступления, как загрязнение водоемов, позволяет заключить, что это преступление посягает прежде всего на природоохранительные отношения, которые представляют собой в определенной степени обособленную и самостоятельную группу об­щественных отношений, охватывающих всю совокупность связей в области взаимодействия человека и природы. Непосредственным же объектом данно­го преступления следует признать те общественные отношения, которые обеспечивают чистоту водных объектов, необходимую для сохранения жизни и здоровья людей, полноценного хозяйственного использования водных ре­сурсов и нормального существования водных биогеоценозов²⁶. Выяснение этого непосредственного объекта дает возможность также сделать вывод о том, что родовым объектом рассматриваемого преступления является не на­родное здоровье, а охраняемые уголовным законом природоохранительные отношения. Поэтому и статью об ответственности за названное преступление целесообразно поместить в главе VI Особенной части УК «Хозяйственные преступления», а при выделении в качестве самостоятельной — в главе «Преступления против природы».

Иное мнение о непосредственном объекте высказывает Н.И. Коржан­ский. Он хотя и не отказывается от трехчленной классификации объектов преступления «по

вертикали», однако полагает, что все объекты необходимо подразделять на четыре группы: общий, родовой, видовой и непосредственный. «Объект по­сягательства, который в данной классификации именуется непосредствен­ным, в действительности является не непосредственным а видовым. Непо­средственным объектом преступлений следует считать объект конкретного посягательства (жизнь Данилова П.П., здоровье Захарова И.С...)» И далее Н.И. Коржанский указывает, что на объект, который в существующей клас­сификации именуется непосредственным, преступление непосредственно не посягает. Поэтому непосредственным объектом он считает уже нарушенное отношение, т.е. объект, который изменен отдельным конкретным преступле­нием или который поставлен в условия реальной опасности²⁷.

Ошибка в позиции Н.И. Коржанского заключается в том, что он факти­чески подменяет непосредственный объект как элемент состава преступле­ния объектом преступного воздействия. Когда мы говорим об объекте пре­ступления, прежде всего имеем в виду то общественное отношение (группу отношений), которое поставлено под охрану уголовного закона и которое яв­ляется элементом состава преступления. Когда законодатель принимает уго­ловный закон, он ставит, например, под его охрану не жизнь или здоровье определенного лица, а жизнь и здоровье любого человека в нашем обществе. Поэтому непосредственным объектом преступления выступает «...самое про­стое, обычное, основное, самое массовидное, самое обыденное, миллиарды раз встречающееся, отношение...»²⁸

Конкретно нарушенное отношение (жизнь Данилова П.П., здоровье За­харова И.С.)²⁹ — это лишь объект преступного воздействия, а не объект убийства или иного преступления против здоровья человека. Вместе с тем следует заметить, что установление конкретно нарушенного отношения, ко­нечно же, имеет важное значение для практики правильного применения уго­ловного закона, ибо позволяет определить объект совершенного преступле­ния, способствует правильной квалификации деяния и т.д.

Занятая Н.И. Коржанским позиция по вопросу о классификации объек­тов привела его к не совсем точному выводу о том, что для нормотворчества имеют значение лишь общий, родовой и видовой объекты. Общий объект ав­тор считает необходимым только для определения общего понятия преступ­ления, родовой — для при-

мерного перечня основных объектов посягательства и построения системы Особенной части, видовой — для конструирования статей и отдельных норм. «Непосредственный объект в нормотворческой деятельности не применяется и там он практического значения не имеет»³⁰.

По нашему мнению, непосредственный объект при нормотворческой деятельности имеет по меньшей мере двоякое значение. Во-первых, он дол­жен быть точно установлен законодателем и текстуально или иным образом отражен непосредственно в уголовно-правовой норме. Соответствие послед­ней этим тре­бованиям будет способствовать точному восприятию непосред­ственного объек­та теорией уголовного права и правоприменительной практи­кой, а это, как уже было показано, особенно важно для правильного толкова­ния и точного приме­нения его на практике. Во-вторых, непосредственный объект необходим для по­иска и правильного определения места той или иной уголовно-правовой нормы в системе Особенной части уголовных кодексов союзных республик.

Непосредственный же объект преступления (или, что одно и то же, объект уголовно-правовой охраны) как обязательный элемент его состава — это всегда тот конкретный вид (тип) общественных отношений, который по­ставлен законодателем под охрану определенного уголовного закона³¹.

Чтобы полностью осветить данный вопрос, следует обратить внимание на то, что общественное отношение, как и любое другое социальное явление, в своем становлении и развитии проходит первоначально несколько ста­дий³². В связи с этим в философской литературе обоснованно предлагается разли­чать три явления: общественную связь, конкретное (фактическое) отноше­ние, сформировавшееся общественное отношение. «Становление обществен­ного отношения — есть процесс «движения» от социального характера связи между отдельными субъектами и фактическим, первоначально единичным отношением, а от них — к общественным отношениям (т.е. отношениям, имеющим значения для всего общества)»³³. Отсюда снова вытекает, что не­посредственным объектом любого преступления являются устоявшиеся об­щественные отношения (тип этих отношений), имеющие особо важное значе­ние для всего общества.

Однако в нормотворческой деятельности, к сожалению, нередки случаи, когда под охрану уголовного закона ставятся не всегда важнейшие обще­ственные отношения или отношения, достаточно не устоявшиеся, т.е. такие,

которые еще не приобрели всех черт типа данного социального явления³⁴. Это с неизбежностью приводит к низкой эффективности уголовного закона, его редкому применению и другим отрицательным последствиям.

Поэтому представляется правомерным помимо непосредственного объ­екта преступления выделять объект непосредственного преступного воздей­ствия. Это не только позволит избежать отмеченных неточностей при класси­фикации объектов преступления, но и даст правильный ответ на важный в теоретическом и практическом плане вопрос о том, какие же отношения вы­ступают объектом к