Как работает детективная интрига.

Сегодня мы разберем эпизод второго сезона, он называется «Пилигрим». Если вы сравните его с эпизодами первого сезона, то, надеюсь, заметите, что качество явно выросло, формат стал понятнее. Эпизод лучше написан, увереннее выстроен, диалоги стали ярче, актеры давно освоились со своими персонажами.

Итак, начинается все с мелкой заурядной истории. Женщину бросает ее возлюбленный. И вдруг эта банальность, грустная повесть про разочарованную женщину перерастает в нечто более значительное. Типичный ход для многих детективов. Мы даем публике едва заметный намек на то, что будет дальше: эта надпись на стене не на арабском, а на арамейском языке. В любом случае зрители не знают, что это за надпись, они знают только, что это очень странно. И думают: возможно, это не просто история про женщину и ее любовника.

Вот нам рассказали про этот стих на арамейском языке. Он окажется ключом к решению загадки значительно позже, в четвертом акте. А появился он в сценарии так, как возникает множество сюжетных ходов: уже когда мы работали над четвертым действием, над мотивировками поступков самоубийцы, понадобилось усилить эту линию, связанную с предсмертной запиской. Для этого нам пришлось снова вернуться почти к самому началу и переписать эту часть, подробно рассказать о «Песне песней» по-арамейски. Нужно было сделать так, чтобы поначалу и впрямь казалось, что это мужчина воспевает прелести своей возлюбленной, как в «Песне песней», но под конец этого куска становится понятен совсем другой, истинный смысл стихотворения, не имеющий ничего общего с любовной историей.

Кроме того, в первых трех эпизодах с луковицы будто бы сняли три слоя кожуры. Сперва это стихотворение на арамейском языке, потом возлюбленный этой женщины, имя которого поначалу звучит как «Ал», оказывается на самом деле «аль-кем-то». У него арабское имя. Все. Смысл эпизода меняется. Это уже не история про женщину, которую бросил любовник. Это, оказывается, история совсем про другое. И происходит этот поворот в середине первого действия.

Что мы узнаем в самом конце первого действия? Что этот фильм, оказывается, про бомбу.

В сценарии последней сценой перед точкой выхода была та, которая идет здесь предпоследней. Но при монтаже мы решили, что лучше уйти на перерыв на сцене, где этот парень берет с полки подшипник и кладет в корзину крысиный яд. Так тайна становится еще непонятней. Ведь мы знаем, что речь идет о бомбе, мы знаем еще из пролога, что этот парень – злодей, но зачем ему подшипник и крысиный яд? Мы приняли решение поменять точку выхода на рекламу в результате бурных дискуссий. А я и сегодня считаю, что нужно было закончить действие на сцене, где выяснятся, что мы имеем дело с бомбой: корабль, ящик, собака и миг, когда мы осознаем: «Боже мой, это же бомба!».

С.Урушева: А не слишком ли рано ставить точку выхода именно здесь? Ведь зритель успеет про бомбу забыть?

Бальсе: Именно поэтому мы и переставили сцены местами – чтобы получить более ровную, линейную структуру. Так часто бывает: на бумаге все выглядит прекрасно и сбалансировано, а потом, когда все снято, кажется, что эта деталь не прозвучит, она малозаметна и зритель ее забудет. Может быть, важнее динамика действия, его максимально линейная структура? Вы как сценарист всегда остро ощущаете такие вещи.

Далее мы показываем – без излишних подробностей, но и не скороговоркой, как самоубийца мастерит себе бронежилет. Поначалу мы показываем отдельные его детали, и публика пока не может сообразить, что это такое, пока мы не покажем ей всю конструкцию целиком. Но это будет в третьем действии. В детективе вообще принято показывать части вместо целого, и только в конце – все целиком. Это как в знаменитой притче про пятерых слепцов, описывающих слона – один потрогал хобот, другой ухо, и в результате каждый рисует совершенно неверную картину слона. У нас трое детективов тоже будто прикасаются в темноте к разным частям загадки и пытаются понять, как она может выглядеть целиком. И ошибаются.

Эта сцена в середине третьего действия, и вдруг… До сих пор мы распутывали интересную, но вполне привычную историю террориста с бомбой. Смысл такой истории всегда прост: кто успеет раньше? Найдут ли полицейские злодея до того, как он взорвет бомбу? Таких историй в детективных фильмах, романах, сериалах немало. Как же нам выделиться из длинного ряда фильмов с тикающей бомбой? Ключ к этому дает личность террориста. В середине третьего действия мы вдруг узнаем, что здесь значительно больше психологии и социологии, чем нам поначалу казалось. Характер игры снова стал другим. Кроме того, эта сцена работает и на чисто детективном уровне – нужно понять, где скрывается террорист, как его заманить в ловушку, используя его мать в качестве наживки… Наконец, мы получаем массу информации о характере преступника, и вся эта информация будет в дальнейшем использована.

Нужно сказать, что я не был доволен последней сценой. В ней слишком много мелодрамы. К тому же она снималась глубокой ночью, в пятый или шестой день съемок, мы уже сильно отставали от графика, торопились, хотели все сделать побыстрее, а подобный материал требует неторопливого, тщательного подхода, долгих репетиций… Вместо этого пришлось снимать как можно больше перебивок, вставок, чтобы монтажеру хватило планов для работы. В результате мы даже не все успели снять. Это уже общая беда телевидения: мы написали замечательную сцену, она отлично работала в нашем воображении, а потом на бумаге. Когда дошло до того, чтобы ее снять, оказалось, что у нас на все полчаса и деньги уже закончились. Спасибо, что публика иной раз бывает очень доброй и склонна прощать даже явные ляпы.

Но так или иначе, это была точка выхода из третьего действия, и мы, пусть не без натяжки, сумели снова помахать нашей бомбой. Мы сказали – пусть даже мы распутали одну тайну, пусть мы поймали одного злодея, но где-то там с минуты на минуту рванет еще одна бомба! Тем самым мы подготовили все для четвертого действия, где все сведется к тому, сумеет Горен вовремя узнать, где вторая бомба, или нет. Будем надеяться, что это достаточно сильная приманка для публики.

Как выстраивается действие.

«Закон и порядок» держится на экране уже тринадцать лет. Едва ли не рекорд. «Ярмарка оружия» была первым эпизодом его десятого сезона.

Начинается эпизод с пролога. В этом сериале пролог всегда короче, чем в «Преступных намерениях» и всегда используется традиционная формула: следует какая-то невинная сценка, как вдруг персонажи оказываются в эпицентре взрыва, или вдруг они обернулись, а у них за спиной происходит преступление. Столь же традиционна и вторая сцена: приезжает полиция, и двое полицейских начинают расследование. Эта формула остается неизменной на протяжении уже тринадцати лет.

Может быть это феномен, присущий только телевизионному сериалу, но публика обожает этот знакомый до мелочей ритуал. За тринадцать лет могло бы и надоесть, но нет – каждую неделю, включая телевизор в этот день и час, она знает, чего ей ждать – по крайней мере в первые минуты. Это как старые разношенные тапочки – ты их надел, тебе в них удобно. То же самое я видел и в российских сериалах, которые прислал мне Григорий: в каждом из них начальные сцены сделаны мастерски, они дают зрителю возможность удобно устроиться перед экраном, забыть о реальном мире и перенестись в мир экранных страстей.

С другой стороны, продолжительность вводных сцен (включая и титры) с каждым годом сокращается, сейчас пролог «Закона и порядка» идет от 45 секунд до 1 минуты. Все понимают, что зрители любят пролог, но при этом считается, что делать его слишком длинным – значит отнимать время у основного действия. Ведь рекламы становится все больше, а на действие времени остается все меньше. Мы оказались жертвами собственного успеха. Когда мы начинали делать «Закон и порядок» в 1990 году, у нас было почти 47 минут на то, чтобы рассказать достаточно замысловатую историю. Остальные тринадцать минут с секундами занимала реклама. Сегодня на то же самое отводится ровно 42 минуты. Это значит, что за 13 лет рекламы стало больше на 5 минут в час! И мы постоянно ощущаем это давление, этот постоянно растущий дефицит времени.

А. Митта: Это единый стандарт для всех каналов – 42 минуты?

Бальсе: Сейчас стандарт – от 42 до 44 минут чистого времени. Плюс еще минуту занимают титры, это время тоже можно использовать для повествования. Остальные 16-18 минут в час – реклама.

А. Митта: Прологи всегда только формулируют загадку, или уже расставляются какие-то акценты расследования?

Бальсе: В данном случае, в «Ярмарке оружия» – не только загадка. Судите сами – вам показали неожиданное убийство, следовательно, указали, чем будут заниматься детективы на протяжении эпизода.

Но здесь появляется новый герой, которого играет Джесси Л. Мартин[30]. Нужно было придумать, как он может быстро заявить о себе зрителю. Нужно было намекнуть на разногласия между ним и его партнером, полицейским постарше, которого играет Джерри Орбах , любителем саркастических, циничных шуточек, вполне способным сказать при виде десятка трупов: «Что-то убийца был не в духе, похоже, у него кондиционер сломался». И новый партнер немедленно его обрывает, давая понять, что такой грубый полицейский юмор ему не по душе.

Второе. Заметив, как через оцепление прорывается женщина, подбегает к убитой девушке и обнимает ее, черный детектив подходит к ней, что-то шепчет ей на ухо, пытается как-то ее утешить, словом, ведет себя для полицейского слишком эмоционально, даже сентиментально. Одним словом, мягкий, полный сострадания человек, но он тут же встает, отряхивает руки и говорит: «Ну ладно, пора браться за работу!». Эта мгновенная смена настроения явно удивляет второго полицейского, равно как и нас.

Третье. Когда в госпитале Орбах говорит: «Поехали на лифте», Мартин отвечает «Пошли по лестнице – это быстрее!» Другими словами, мы всюду, где можем, показываем, что у этой парочки разные взгляды на жизнь и на работу.

То есть, в данном случае пролог выполнил две задачи. Во-первых, он задал параметры загадки, и кроме того позволил нам внести два элемента, связанные с новым героем: показал, что этот человек может пойти на конфликт с первым полицейским, и вообще он сложный, непонятный тип, он способен быть мягким и чутким, а через секунду кажется жестким настолько, что начинаешь сомневаться, был ли он искренним, не играл ли, утешая безутешную мать убитой девушки.

Как складывается дальнейшее расследование? Как только наши детективы добиваются какого-то успеха, он оказывается иллюзорным – раз за разом. Наконец, им в руки попадает орудие убийства. Удача, прорыв, откровение? Нет, кто-то успел изувечить напильником ствол и теперь никакая баллистическая экспертиза не даст результата. Здесь мы действуем по принципу «шаг вперед – шаг назад», «решение – осложнение». Эта техника широко применяется и здесь, и в «Преступных намерениях», где каждый успех в расследовании также приводит к осложнению, позволяя каждый раз повернуть сюжет в неожиданном направлении.

По следам найденного оружия полиция выходит на адрес квартиры. Они берут квартиру штурмом. Зритель рассчитывает, что сейчас ему предъявят убийцу. Но нет. Вместо этого в квартире оказывается мертвая старушка. Опять тупик. Или не тупик? Оказывается, что из тупика может быть выход: старушку недавно выписали из больницы, а все жертвы убийства учились на медсестер. Внезапно начинает проглядывать возможная связь – больница, медсестры. Но вектор расследования снова меняется.

Вспомните то, что я уже говорил о точках выхода из каждого действия. Их функция – намекнуть, что действие далее пойдет совсем в другую сторону. Будем надеяться, что публику такой поворот заинтригует, она пересидит рекламный блок и опять вернется к нам.

А. Митта: Но при этом вы не подстегиваете интерес публики, вы не педалируете его, вкладывая какие-то объясняющие слова в уста детективов?

Бальсе: Конечно, можно было сказать об этом интригующем повороте прямым текстом. Тут все зависит от конкретной ситуации. Мы уже говорили, что следует избегать слишком примитивных, слишком «лобовых» решений. Где здесь граница? Достаточно ли просто сказать вслух: «Эта женщина лежала в больнице, а убитые студентки учились на медсестер, значит, налицо связь – больница». Или заставить детективов гадать в этой точке выхода, каким может быть мотив преступления: может быть, убийца – родственник этой старушки, и ее плохо лечили, а может, плохо лечили его самого, и у него зуб на медицинский персонал больницы? Никто, кроме вас, не может решить, сколько информации раскрыть зрителям в этой точке. Главное для точки выхода – оставить зрителя в конце действия с кучей вопросов.

А. Митта: Да, в том-то вся проблема – как сделать так, чтобы возникла эта куча вопросов…

Бальсе: Именно. Главное, чтобы зритель захотел узнать, что будет дальше. А сколько рассказать ему, зависит от вашего вкуса. Лично я считаю, что достаточно просто намекнуть на то, что есть разные возможности, а дальше пусть на всю катушку работает воображение зрителя. Тогда он точно вернется после рекламной паузы.

С какого-то момента сюжет – не то чтобы стал стандартным, но во всяком случае, пошел по проторенной дорожке полицейской драмы. Детективы ищут убийцу, для этого допрашивают разных свидетелей. Но поскольку в этом фильме речь идет еще и о комплексе проблем, связанных с продажей оружия и необходимостью эту продажу контролировать, в игру незаметно подбрасываются конкретные идеи. Публике уже показали несколько ситуаций, до поры до времени не разводя вокруг них серьезных дискуссий: вот человек торгует оружием – и не в магазине, а в подвале собственного дома, и закон это разрешает. Вот полуавтоматический пистолет переделывают в полный автомат, и оказывается, что это, во-первых, не запрещено, а во-вторых, под силу сделать школьнику. На суд публики уже вынесено несколько ситуаций, из которых следует, что правительство реально не контролирует продажу огнестрельного оружия. Зрители уже думают об этом. Эти мысли уже откладываются – на уровне подсознания. Все эти идеи уже введены в действие в первой половине эпизода.

Когда во второй половине «Закона и порядка» полицейское расследование уйдет на второй план, и на авансцену вместо полицейских выйдут юристы, то все идеи, которые не выпячивались вначале, окажутся в центре нашего внимания.

А пока – мы продолжаем искать возможности противопоставить двух детективов друг другу, мы сознательно расширяем сферу возможных конфликтов между героями Джерри Орбаха и новым черным детективом Эдом Грином, которого играет Джесси Л. Мартин. Мы показали, что при аресте злоумышленника новый детектив излишне нервничал, держал на мушке уже безоружного и не опасного преступника, пытался тут же на месте заставить его признаться. Мы помним, что для черного детектива это первый эпизод, а значит, нужно как можно быстрее показать зрителю разные стороны его характера. Но здесь начинает работать еще одна идея: оружие, пистолеты для мужчин часто сублимируют недостаток мужественности. Преступник начинает с того, что декларирует свою неприязнь к женщинам, если не сказать резче. Эта связь между антифеминизмом и энтузиазмом к огнестрельному оружию тоже начинает плавать на заднем плане.

Сцена допроса подозреваемого – конец второго действия. Действие рвануло вперед, они заставили подозреваемого признаться. То есть публика понимает, что в оставшиеся полчаса что-то должно измениться. Кроме того, эта сцена давала нам возможность показать, что новый детектив все делает не так, как другие. Он обманул подозреваемого, талантливо изобразив, что он на его стороне, что он якобы пережил те же проблемы, что мучают подозреваемого, он разве что не обнимался с ним. Я много раз видел, как следователи проделывают это, обнимают подозреваемого, играют роль отца-исповедника и этим ломают его сопротивление.

Другие полицейские в этом сериале были жесткими, почти жестокими профи, они угрожали подозреваемым, пытались загнать их в угол неопровержимыми уликами. В «Законе и порядке» такой внешне мягкий и сострадательный полицейский появился впервые.

«Закон и порядок» отличается еще тем, что обычно вторая половина полностью переворачивает логику первой. Ну, например, в начале третьего действия дело передается в суд, судья рассматривает заготовленную полицией козырную улику и вдруг заявляет, что она добыта незаконным путем и не может фигурировать в деле, а значит, юристам приходится начинать еще раз, практически с нуля. Нужно искать новые улики, нужно искать новые способы – уже юридические, чтобы заставить подсудимых признать свою вину. Вот и данное судебное дело неожиданно сворачивает в другую сторону.

А. Митта: Дальше пойдет третье действие?

Бальсе: Да, третье. И в нем наступает момент, когда появляется новый злодей, на сей раз в лице компании, производящей огнестрельное оружие. Она мешает привлечь уже известного нам преступника к суду. Помните, мы говорили: в третьем действии всегда происходит неожиданный драматический поворот сюжета. Всю первую половину эпизода следствие шло по следу одного подозреваемого: человека, который устроил эту бойню. И вдруг оказывается, что есть зло еще более опасное, оружейная компания, которая продает всем желающим свои «пушки», зная, что покупатели тут же переделывают их в полные автоматы, и делающая на этом грязные деньги.

Наши юристы начинают злиться на эту компанию. Обратите внимание, как Сэм Уотерстоун (это седой адвокат) с каждой минутой все сильнее злится. Нечто подобное всегда происходит в третьем действии. Как правило, в его первой трети или первой половине: появляется новая сила, новый серьезный противник.

А. Митта: Я не понял, компания появляется как персонаж, которому выгодно оправдание убийцы?

Бальсе: Это во-первых, но им еще важно, чтобы не выплыл тот факт, что преступник переделал их полуавтоматический пистолет в полностью автоматический, что эта процедура – плевое дело. Компания не будет сотрудничать с обвинением, потому что при этом неизбежно всплывут их методы.

А. Митта: Но никто не предъявил компании прямых обвинений.

Бальсе: Пока нет, это будет позже. Пока же эту компанию просят помочь в предъявлении обвинений очевидному преступнику: от нее требуется всего-то поднять свои архивы и сообщить, когда был продан этот пистолет, как он оказался в руках преступника, каким образом этот преступник сумел переделать его в автомат, где он мог приобрести набор деталей, который позволил ему это сделать. У компании есть все эти сведения, но она не желает сотрудничать с обвинением, и мы пока не понимаем, почему. Но в любом случае понятно, что на пути наших героев возникло еще одно, весьма серьезное препятствие.

А. Митта: То есть пока мы видим экспозицию, которая позволяет нам понять, что эта компания что-то скрывает.

Бальсе: Да, и этому будет посвящено все третье действие. А в конце третьего действия наши юристы примут решение выдвинуть обвинение уже против этой компании.

Поскольку в результате отказа оружейников сотрудничать с обвинением преступник отделался легким наказанием, наш герой решает отомстить за это оружейной компании, зарабатывающей деньги на насилии. Из-за специфики американской системы правосудия ему приходится драться за право выдвинуть против нее обвинение, доказывать – не гнушаясь и демагогии – свою правоту перед советом судей. И наконец, точка выхода из третьего действия: да, он добился права подать на эту компанию в суд, но при этом судья предупреждает, что ему придется драться, что называется, только одной рукой. Тем самым мы забрасываем публике крючок: она, конечно, хотела посмотреть, как герой всех победит, но теперь она понимает, что решение судьи делает задачу нашего юриста значительно сложнее. Публика ломает голову, каким образом наш герой преодолеет это препятствие.

А. Митта: Почему вы не прибегли к элементарной вещи – почему не показали зрителю, как легко полуавтоматическое оружие переделывается в автомат?

Бальсе: Отличное замечание – именно это мы и делаем в четвертом действии.

А. Митта: И практический вопрос – будете ли вы использовать тот факт, что таких убийств из переделанного оружия не одно, а двадцать, тридцать, сорок?

Бальсе: Обязательно – это уже было отыграно в суде в конце третьего действия. Помните, мы говорили, что в третьем действии приходится идти на определенные натяжки – вот вы их сейчас увидели. В «Преступных намерениях» мы куда быстрее переходим к следующему действию, но здесь… это я писал три года назад… Именно поэтому я больше не пишу «Закон и порядок» – терпения не хватает, хочется двигаться значительно быстрее.

В определенном смысле то, что мы видим здесь, в третьем акте, это развернутая экспозиция четвертого акта, она усиливает его воздействие. Мы видим, что компания «Рольф» очень влиятельна, и нашему герою будет нелегко с ней справиться. Мы уже говорили, что главное в «Законе и порядке» не действия, а идеи, поэтому в третьем акте так мало собственно действия и так много разговоров. Классическая структура классического сериала.

Четвертое действие. Цель этой сцены – показать, насколько изолирован наш герой. Даже его союзник, другой юрист, не понимает и не разделяет его позиции. Вы заметили здесь отбивку – план пожилого юриста, главного босса, когда он в недоумении качает головой. Часто полезно показать через реакцию актера то, что в данный момент испытывает аудитория – потому что зрители тоже только качают головой, узнав, что задумал наш герой.

И в тот момент, когда вы думаете, что герой победил….

А. Митта: Судья оправдал человека, который заведомо вызывает антипатии всех присяжных?

Бальсе: Да. Так мы решили вопрос – оправдывает ли цель средства, к которым прибег наш герой, чтобы добиться наказания этой компании. Судья постановил, что решение присяжных не сочетается с требованиями закона. Чтобы добиться своего, наш герой полагался на эмоции, на общественное мнение, на возмущение общественности против оружейной компании. А судья доказывает, что в основе приговора должно лежать верховенство закона. Другими словами, судья говорит, что обвинитель выиграл – но незаконными средствами, выиграл за счет эмоций, а не юридических улик. Лично я считаю, что судья технически прав, а морально – нет. Но многие люди, особенно в Соединенных Штатах, возразят на это, что судья прав, что нужно менять всю систему, что нужно добиваться этого от конгресса, нужно менять закон, а не судебную практику.

Вообще в Соединенных Штатах постоянно и живо обсуждается, можно ли использовать суды и судей для того, чтобы менять толкование закона – или же это дело законно выбранных представителей народа.

А. Митта: А как такой финал сказывается на рейтинге?

Бальсе: Рейтинги превосходные – это программа из верхней десятки. Я думаю, зрителям понравилось, что в этом эпизоде действительно есть серьезный смысл. Ну и всегда есть вероятность того, что наш герой проиграет. Ведь если герой будет побеждать каждую неделю – где же напряжение? Где пресловутый саспенс?

В «Преступных намерениях» герои упускают преступника – либо буквально, либо им не удается его прищучить – трижды за первые два сезона. Мне кажется, полезно напомнить аудитории, что наш герой – человек, и не следует рассчитывать на то, что он будет во всех случаях одерживать победу. Напряжение необходимо, оно увеличивает ожидания аудитории.