Лекция № 4. Уголовное право Франции, Германии, Англии и США в период кодификации и гуманизации (вторая половина XVIII

В.,1764 г. - начало XX в.). Французский уголовный кодекс

(Code penal) 1810 года. Германский уголовный кодекс 1871

Года

Во второй половине XVIII в. уголовное право Франции, Германии, Англии и США вступило в третий период своего развития - в период кодификации и гуманизации, который продолжался до начала XX в., до начала первой мировой войны 1917-1918 годов. Этот период характеризуется кодификацией, консолидацией и смягчением, либерализацией уголовного права. Началом периода гуманизации можно считать 1764 г., время опубликования фундаментальной работы итальянского криминалиста Чезаре Беккáриа «О преступлениях и наказаниях», содержавшей начала, которые легли в основу реформированного уголовного права периода гуманизации.

Классическая школа уголовного права

Переход к периоду кодификации и гуманизации был подготовлен классической школой уголовного права. Как обратная реакция, как ответ на крайнюю жестокость уголовного права во второй половине XVIII в. появилась критическая литература, проникнутая гуманными идеями. В ней подверглось критике существующее суровое уголовное право как несостоятельное, и были сформулированы новые начала уголовного права, более соответствующие новым потребностям времени. Представителями нового направления выступили французский мыслители Шарль Луи Монтескьé (1689-1755), Франса Мари Вольтéр (1694-1778), итальянский учёный правовед Чезаре Беккáриа (1738-1794), английские учёные Джон Говард (1726-1790) и Иерéмия Бентáм (1748-1832), немецкий учёный Ансельм Фейербах (1775-1833) и др.

Самым крупным реформатором уголовного права XVIII в. являлся итальянский криминалист Чезаре Беккáриа, опубликовавший в 1764 г. фундаментальный труд «О преступлениях и наказаниях». Основные положения труда Беккарии могут быть сведены к следующему:

1. Принцип равенства наказаний для всех, без различия сословий.

Это равенство было необходимо потому, что сословные привилегии способны разрушить в гражданах идею справедливости и долга и водворить на место последних право сильного, одинаково вредное, как для того, кто его применяет, так и для того, кто его терпит.

2. Наказания должны назначаться судьями только на основе закона и только за предусмотренные законом преступления.

«Власть толковать законы не может принадлежать судьям по одному тому, что они не законодатели… Нет ничего опаснее общепринятой аксиомы, что следует руководствоваться духом закона… Дух закона зависел бы от хорошей или дурной логики судьи, от хорошего или дурного его пищеварения».

3. Истинным критерием наказуемости различных преступлений должно быть не намерение преступника, а вред, причинённый обществу преступлением: «Единственным и истинным мерилом преступлений является вред, который они причиняют нации». Из этого положения вытекает: а) ненаказуемость некоторых преступлений против религии и нравственности, которые не причиняют вреда обществу, например, колдовство, ересь, богохульство; б) ненаказуемость множества безразличных действий, например, самоубийство; в) неравенство наказаний за различные по вредности действия.

«Должна быть соразмерность между преступлениями и наказаниями». Наказания должны быть соразмерны с тяжестью преступления. Одно и то же наказание - смертная казнь за охоту на чужого фазана и за убийство человека приводит к тому, что люди перестают различать эти действия, а, следовательно, теряют нравственные чувства. Дело в том, что одним из типичных проявлений неравенства перед уголовным законом в средние века была привилегия охоты. Привилегия охоты на зверей и птиц принадлежала только сеньорам. Сеньор имел право охоты на любой земле и в любом лесу, в том числе на земле, которую обрабатывали его крестьяне. Крестьяне же не имели права охоты. Они не имели права убивать дикого зверя и дикую птицу даже на землях, которыми пользовались, хотя бы это необходимо было для того, чтобы оградить свои поля от опустошения, а себя и свое семейство - от опасности. За убийство диких животных и птиц (например, фазана) крестьяне подлежали смертной казни. Жизнь фазана ценилась неизмеримо дороже жизни крестьян.

4. «Лучше предупреждать преступления, чем наказывать».

«Хотите предупредить преступление? Сделайте так, чтобы законы были ясными, простыми, чтобы вся сила нации была сосредоточена на их защите». Сделайте так, чтобы люди боялись законов - и только их одних. Предупреждение преступлений - главная задача хорошего законодательства, осуществляемая, прежде всего воспитанием и образованием, как лучшим средством предупреждения преступлений.

«Цель наказания заключается не в истязании и мучении человека… цель наказания заключается только в том, чтобы воспрепятствовать виновному вновь принести вред обществу и удержать других от совершения того же… для достижения цели наказания достаточно, чтобы зло наказания превышало выгоду, достигаемую преступлением». Всякая жестокость, всякое мучительство при этом безрассудны и бесцельны. Из этой цели наказания Беккариа первый подверг сомнению целесообразность смертной казни: «Смертная казнь не может быть полезна, потому что она подает людям пример жестокости… Пожизненное рабство, заменяющее смертную казнь, явилось бы, поэтому достаточно суровым наказанием, чтобы удержать от преступления и самого решительного человека».

Представители классической школы считали, что человек является носителем свободной воли, и преступление есть результат его произвольного выбора. В силу того, что лицо, обладая нравственной свободой, избирает зло, оно должно нести наказание за свой выбор. Процесс принятия решения о совершении преступления, по их мнению, носит рациональный характер. Человек совершает преступление лишь в случае, если считает его полезным для себя после взвешивания всех доводов за и против. Усиливая наказание, общество делает преступления менее привлекательными, что позволяет удерживать людей от их совершения. Искусство законодателя и его гуманизм заключаются не в том, чтобы ужесточение наказания проводилось по принципу «чем больше, тем лучше», а по принципу «ужесточать лишь настолько, чтобы сделать преступление непривлекательным». «Главное не то, чтобы было назначено строгое наказание».

Главными качествами наказания должны быть быстрота, мягкость, соразмерность и неизбежность.

О быстроте наказания Беккариа писал: «Чем скорее следует наказание за преступлением, чем ближе оно к нему, тем оно справедливее, тем оно полезнее». Чем скорее следует наказание за совершением преступления, тем оно справедливее, ибо сокращает для виновного срок мучительной неизвестности и предварительного заключения, которое, в сущности, есть то же наказание. Сверх того, быстрота наказания полезнее, ибо не дает возможности исчезнуть в душе человека ассоциации с идей преступления и наказания, благодаря которой преступление представляется причиной, а наказание справедливым и неизбежным его следствием.

О мягкости наказания Беккариа говорил так: тяжесть наказания должна быть самая поразительная для других и, по возможности, менее жестокая для того, кто должен страдать, ибо нельзя признать законным общество, не признающее стремления к наименьшей сумме страданий всех своих членов за непоколебимое начало своего существования. Другим качеством наказания должно быть соответствие наказания природе преступления, дабы возмездие наказания являлось противовесом побуждениям к преступлению. «Для достижения цели наказания достаточно, чтобы зло наказания превышало выгоду, достигаемую преступлением», - отмечал Беккариа.

Четвертым качеством наказания по Беккариа есть его неизбежность: «Уверенность в неизбежности хотя бы и умеренного наказания произведет всегда большее впечатление, чем страх перед другим, более жестоким, но сопровождаемый надеждой на безнаказанность». Не жестокость наказания, а его неизбежность есть одно из могучих средств, удерживающих от преступлений. Неизбежность наказания, хотя и умеренного, всегда производит бόльшее впечатление, чем страх жестокого наказания, соединенный с надеждой на безнаказанность.

Со времени Монтескье и Беккариа уголовное право повсеместно стало предметом преподавания в университетах, стала наукой, самостоятельной отраслью права. Глоссаторский метод изложения уступил место систематическому изложению уголовного права. В этот период появилась так называемая общая часть науки, которая не была известна средневековым юристам. Уголовное право стало делиться на общую и особенную части. Первая рассматривала общее учение о преступлении и наказании, а вторая - отдельные виды преступных деяний и соответствующие им наказания. В связи с развитием теории уголовного права с начала XIX в. в уголовных кодексах стали выделяться общая и особенная части.

Труды Монтескье, Беккариа и их последователей содержали, прежде всего, критику существующих институтов уголовного права, их анализ и выдвигали новые начала уголовного права. Новые учения уголовного права было необходимо привести в порядок, согласовать их со старыми учениями, дать всему объяснение, то есть построить систему нового уголовного права. Эту задачу выполнили главным образом университетские преподаватели уголовного права. Первенствующее значение принадлежало немецким авторам. Во Франции особого развития достигло догматическое комментирование существующего уголовного права, то есть глоссаторский метод не умер бесследно. Служа по преимуществу целям судебной практики, комментаторская разработка законодательства выдвигала на видное место вопросы о составе отдельных преступлений, то есть вопросы особенной части уголовного права, и тем самым создавала противовес увлечению общими и широкими проблемами в немецкой литературе. В первой половине XIX в. классическая школа уголовного права получила дальнейшее развитие. Идеи классической школы уголовного права не случайно получили название классических, так они до сих с некоторыми изменениями являются основой уголовного права. Со второй половины XIX в. к общему движению уголовной науки примыкают и русские ученые Н. С. Таганцев, А. Ф. Кистяковский, Н. А. Неклюдов, И. Я. Фойницкий и др.

Во второй четверти XIX в. возникли первые статистические исследования преступности, которые показали необходимость изучения факторов, влияющих на её рост или уменьшение. Перед наукой возникла проблема поиска путей эффективного воздействия на преступность. Во второй половине XIX в. в уголовном праве возникли два направления: антропологическое и социологическое, которые способствовали реформированию классического направления. Они привлекли внимание к необходимости проводить различие между различными типами преступников. Ещё в большей мере они указывали судьям на необходимость «индивидуализации наказания».

Под влиянием антропологического направления стали изучать типы преступников, факторы преступности, стали применять условное осуждение случайных преступников, неопределённые приговоры. Под влиянием социологического направления вредное краткосрочное тюремное заключение для случайных преступников стали заменять штрафами, принудительными работами без лишения свободы, условным осуждением. Представители социологического направления также поддерживали неопределённые приговоры. Для привычных преступников рекомендовалась строгость в наказании.

Антропологическое направление

Основателем антропологического направления являлся итальянский профессор судебной медицины Чезаре Ломброзό (1836-1909). Его продолжателями были два других итальянца - профессор уголовного права Энрико Ферри (1856-1928) и юрист - практик барон Рафаэль Гарофало (1852-1934).

Ломброзо отмечал, что предметом изучения науки уголовного права должен быть преступник, а не преступление. Наблюдения анатомические, физиологические и психологические свидетельствуют (между прочим, Ломброзо исследовал 383 черепа умерших преступников, 3839 черепов живых преступников) о том, что среди людей есть прирождённый человек - преступник. Он признал всех преступников прирождёнными. Преступником не становятся, а рождаются. Прирождённый преступник неисправим: на него не влияют ни страх наказания, ни чувство стыда, ни нравственное воздействие. Они сами по себе взятые, а не совершаемые ими деяния, представляют огромную опасность для общества.

Преступного человека необходимо выявить по ряду признаков и изолировать или уничтожить. Конечно, не вина преступника, что он родился злым, но не вина и общества что оно заботится о своём сохранении, что оно защищается путем наказания. Цели наказания - не возмездие и исправление, а самооборона общества, защита общества от социально опасных элементов. Поэтому рекомендуется усиление строгости наказания. Место судей, особенно присяжных, должны занять психиатры и психологи, которые бы делали выводы относительно принадлежности человека к типу прирождённых преступников. Впоследствии Ломброзо отказался от этой идеи, признал необходимость суда и антропологам отводил роль экспертов.

Наказание должно определяться не тяжестью совершённого преступления, не по степени вины, а степенью общественной опасности деятеля, которая определяется при помощи психо - физиологического изучения преступника, его прошедшей жизни, обстановки. Принцип соразмерности наказания тяжести преступления должен быть заменён принципом соответствия наказания природе преступника, чтобы приспособить его к обществу. Главная цель лишения свободы или ссылки - не устрашение, а изоляция и лишение возможности причинять вред обществу. При этом надо отказаться от сентиментальной гуманности к преступнику. Теперь, по словам Э. Ферри, надо заботиться не о защите преступника от жестоких кар, а о защите общества от непомерного увеличения преступников.

Э. Ферри предложил деление преступников на пять групп: душевнобольные, прирождённые или неисправимые, привычные, случайные и преступники по страсти. В отношении каждого типа преступников должны применяться специфические меры социальной защиты.

Душевнобольные или полупомешанные представляют собой нечто среднее между душевнобольным и здоровым. Они обыкновенно совершают наиболее кровавые преступления, без достаточного повода и притом с поразительным хладнокровием. Выделив тип полупомешанного преступника, Ферри одним из первых поставил вопрос об ограниченной вменяемости. Таких преступников (они составляют 30% всех преступников) необходимо заключать в особые больницы, отличные от психиатрических больниц для душевнобольных, не являющихся преступниками.

Прирождённые преступники составляют около 40% всех преступников. Для них характерно прирождённое отсутствие или атрофия общественного чувства дозволенного или недозволенного. Они не умеют отличить убийство и кражу от честного ремесла. Тюрьмы для них не более как приют с обеспеченным содержанием. Необходимо исключить или упразднить из общества прирождённого преступника навсегда или на неопределённое время. Высшей формой такого устранения является смертная казнь.

Ферри отрицательно относился к смертной казни, так как широкое применение этого средства противоречило современным нравам. С другой стороны, применение смертной казни в ограниченных масштабах не может дать положительного эффекта и оказывает лишь разлагающее влияние на общество. Ферри доказывал, что сдерживающее воздействие на преступность оказывает не установление смертной казни, а реальное и достаточно масштабное её применение. При незначительном применении смертной казни (8-10 казней в год) эффект от неё лишь отрицательный. Поэтому должно быть установлено пожизненное заключение, соединяемое со ссылкой в нездоровые местности и с новой формой телесного наказания для особенно строптивых - обливанием холодной водой или причиняющими боль электрическими разряжениями.

Р. Гарофало выступал за сохранение смертной казни. Он, как практик доказывал, что, если смертная казнь будет исключена из уголовных законов, сдерживающая сила их значительно уменьшится. Гарофало доказывал с помощью статистических данных увеличение тяжких преступлений в странах отмены смертной казни и уменьшение их в странах действительного её применения. Например, в Англии, где смертная казнь применялась, в среднем совершалось 250 убийств в год, тогда как в Италии, где смертная казнь не применялась, в 1880 г. было совершено 1. 115 одних лишь умышленных убийств

Преступники по приобретённой привычке или привычные не отличаются особенными антропологическими признаками, но обыкновенно ещё в детстве начинают совершать имущественные преступления и, продолжая это занятие в течение всей жизни, приобретают хроническую к тому привычку. Преступлению, вследствие нравственной неустойчивости и дурных условий среды, часто предшествуют нищенство и тунеядство. Алкоголизм и проституция довершают воспитание во зле. Привычные, как и прирождённые преступники, неизбежные рецидивисты. Для привычных преступников, совершающих тяжкие преступления, должна применяться пожизненная ссылка в пустынные места. Для привычных преступников, совершающих менее тяжкие преступления (кражи, мошенничества, подлоги), - ссылка в те же места на неопределённо долгие сроки.

Случайные преступники, хотя не лишены нравственного чувства, но отличаются недостатком сопротивления внешним соблазнам и недостаточным предвидением последствий своего деяния. Они вовлекаются в преступление влиянием среды или неблагоприятными внешними условиями жизни. У всякого человека, как бы он ни был чист и честен, при известных соблазнительных обстоятельствах мелькает мысль совершить бесчестное или преступное деяние. Но у честного человека эта соблазнительная картина разбивается о твердые нравственные принципы, привитые религиозно-нравственным воспитанием. А для тех, кто не имеет такой прочной нравственной защиты от криминальных соблазнов, не исключено преступление.

Преступники по страсти совершают преимущественно преступления против личности. Они обладают нервным или сангвиническим темпераментом, чрезмерной чувствительностью. Они совершают преступления под влиянием внезапного порыва, овладевающего ими по недостатку задерживающих в организме сил, или под влиянием необдуманного увлечения: гнева, несчастной любви, ненависти, оскорблённого чувства чести. Они скоро раскаиваются и сознаются в своих проступках, которые у них достаточно мотивированы. Будучи осуждены, они не портятся в тюрьме, а снова ведут порядочную жизнь.

Для преступников по случаю и по страсти рекомендовались земледельческие колонии, принудительные, преимущественно земледельческие работы, вознаграждение потерпевшему вреда и убытков. Для несовершеннолетних преступников должны применяться земледельческие колонии. Вместо вредного краткосрочного тюремного заключения, ареста и штрафов необходимо вознаграждение вреда и убытков. Преступник, по мнению Ферри, должен вознаградить своим трудом как государство, содержащее тюрьмы за счёт налогов с народа, так и в особенности потерпевших, о которых до сих пор мало заботились. Поэтому и условное осуждение может быть допущено лишь при наличии вознаграждения потерпевшего.

Ферри утверждал, что статистика доказывает, что возникновение, увеличение, уменьшение и исчезновение преступлений находится в зависимости от других причин, а не от наказаний, вписанных в кодексы и применяемых судьями. Ферри выделил три группы факторов преступлений: 1) антропологические, как-то: особенности черепа, лица, мозга, пол, возраст, профессия, общественное положение, степень образования и т. п.; 2) физические: климат, почва, времена года, температура, географические особенности; 3) социальные: численность и плотность населения, эмиграция, обычаи, религия, семья, беспризорность и сиротство, положение народного образования, благосостояния, безопасности, трезвости, уровень экономического развития, социальный строй.

Физические факторы влияют на всех преступников. Антропологические факторы преобладают в преступной деятельности преступников прирождённых, полупомешанных или по страсти. Социальные же факторы влияют особенно заметно на случайных преступников и на преступников по привычке. При такой градации социальным факторам принадлежит решающая роль: «Рост и уменьшение преступности зависят главным образом от социальных факторов, то есть от факторов, которые легче других могут быть изменены и исправлены по воле законодателя».

Ферри установил, что преступность явление достаточно инертное. Для её динамики характерно приблизительное постоянство ежегодного числа тяжких преступлений и постоянный рост менее тяжких. Он отмечал закономерность постоянного роста преступности в мире. Ферри сформулировал закон насыщения общества преступностью, который гласит, что определённое количество преступлений в любом обществе неминуемо, существует определённая пропорциональность между численностью населения, живущего в определённой среде, и числом преступлений. Социальная среда, прирождённые наклонности и человеческие страсти есть нечто устойчивое, что не поддается быстрым переменам.

«Наказания, в которых продолжают до сих пор видеть лучшее средство для борьбы с преступностью, не имеют приписывающего им значения - преступность увеличивается и уменьшается под влиянием причин совершенно иных». «Жизнь предписывает борьбу, и эта борьба совершается как посредством честной или экономической деятельности, так и посредством деятельности бесчестной и преступной. С другой стороны, в социальном организме, как и во всяком другом, происходят неизбежные трения; и глупо принимать за порядок глубокую апатию и инертность слабого, рабского народа… Общественный порядок не может уничтожить всех трений и толчков в коллективном организме. Вся суть в том, чтобы свести всё более или менее преступные толчки к минимуму». Преступность не может быть уничтожена, она может быть лишь сведена к минимуму. В этом мире не может быть совершенства.

Ферри признал справедливыми антропологические признаки прирождённого преступника: черты и выражение лица, особенно глаза и челюсти, удивительная физическая нечувствительность к боли, которая является обратной стороной нравственной нечувствительности к чужой боли и страданию и др. Например, телесные признаки прирождённого убийцы таковы: низкий, скошенный лоб, огромные челюсти, чрезвычайно развитые височные кости, тонкие губы, бледный и землистый цвет лица, холодный взгляд и свирепая физиономия.

Он писал о преступном типе: «Когда говорят, что преступники обладают известными ненормальными чертами, то этим вовсе не желают сказать, что эти черты должны встречаться у всех преступников и никогда не встречаться у людей непреступных. Положение это имеет относительное значение, от чего оно не становится менее прочным и убедительным; оно говорит лишь, что черты эти встречаются несравненно чаще у преступника, чем у нормального человека; оно верно как относительно отдельных черт, так и их групп в тех случаях, когда у одного и того же преступника мы находим необыкновенное стечение аномалий, тогда, конечно, вероятность существования и полнота типа возрастают в геометрической прогрессии по сравнению с количеством его признаков».

Ферри в отличие от первоначальных идей Ломброзо был убежден, что лицо, обладающее признаками прирождённого преступника не обязательно должно совершить преступление, хотя вероятность этого высока. Благоприятные социальные условия могут нейтрализовать его природную предрасположенность к преступлению так же, как правильное развитие ребёнка с предрасположенностью к туберкулезу и обеспечение ему оптимальных климатических и гигиенических условий жизни могут способствовать тому, что тот не умрет от этой болезни. Но ни у одного специалиста не возникает сомнения в том, что существует клинический тип прирождённого туберкулезника только из-за того, что, возможно, предотвратить у последнего развитие болезни. И Ферри считает необоснованным отрицание типа прирождённого преступника только на том основании, что некоторые из лиц данной категории вследствие благоприятного стечения обстоятельств в течение жизни не совершат преступления. Вероятность совершения преступления лицом, имеющим признаки прирожденного преступника, несравненно выше вероятности совершения подобных действий со стороны нормального человека. К этой точке зрения ему удалось склонить и Ломброзо. Соответственно он считает недопустимым принимать какие-либо меры по отношению к человеку, пусть даже и имеющему криминальную внешность, но не совершившему преступления.

Против антропологической теории прирождённого преступника высказывалось возражение, что тип прирождённого преступника не обоснован, поскольку те же самые признаки можно обнаружить у нормального человека. Ферри противопоставил этому возражению следующие доводы: 1) решающее значение для отнесения определённого человека к преступному типу имеет не отдельный признак, но их совокупность; 2) профаны (не специалисты) могут ошибиться в своем диагнозе; 3) «иногда преступные инстинкты находят себе выход в какой-нибудь скрытой форме и таким образом ускользают от уголовных законов. Вместо того, чтобы заколоть свою жертву, её можно вовлечь в какое-нибудь гибельное предприятие; вместо того, чтобы грабить на проезжей дороге, можно обирать людей посредством биржевой игры; вместо того, чтобы грубо изнасиловать женщину, можно соблазнить какую-нибудь несчастную, а затем обмануть её и бросить и т. д.». Таким образом, человек «может не совершить ни кражи, ни убийства, ни изнасилования и пр., и в то же время не быть нормальным»; 4) «мы не знаем останется ли человек, отмеченный упомянутыми антропологическими признаками и до сих пор ещё не совершивший преступления, не преступным до конца жизни»; 5) «мы не знаем, действительно ли не преступен индивид, отмеченный этими аномалиями. Кому не известно, что совершается очень много таких преступлений, и весьма важных, которые остаются не открытыми или совершители которых неизвестны».

Социологическое направление

В конце XIX - начале XX в. в уголовном праве Западной Европы оформилось социологическое направление, представителями которого являлись бельгийский профессор Адольф Принс (род. 1845), немецкий профессор Франц фон Лист (1851-1919), отчасти Э. Ферри, хотя его относили к антропологическому направлению. Согласно социологическому направлению преступность есть продукт преимущественно не биологических, а социальных факторов. Ф. Лист отмечал: «Преступление так же вечно, как смерть и болезнь, наказание никогда не исчезнет, меры предупреждения никогда не победят преступности, точно так же как величайшее развитие гигиены никогда не победит смерти и болезни».

Число преступлений и число осуждённых растёт ежегодно, обгоняя рост населения. Этот вывод сделан был социологической школой в XIX в., а XX век подтвердил его. Рядом с ростом преступности в количественном отношении намечается качественное изменение преступных деяний. Убийства, телесные повреждения, вообще насильственные преступления, уступают место имущественным преступлениям, среди которых опять-таки грабежи и разбои сменяются мошенничествами, подлогами.

Рассматривая причины, порождающие преступность, социологическая школа различала три основных фактора преступности: биологические, космические и социальные. Под именем биологических факторов понимались причины, кроющиеся в индивидуальной природе человека, обусловленные его наследственностью, возрастом, полом, образованием. Космические факторы заключаются в том влиянии, какое оказывает внешняя природа на предрасположенность человека к преступлению. Например, замечено, что весной возрастает число преступлений половых и против личности, осенью и зимой увеличиваются имущественные преступления. Социальные факторы - это причины, создаваемые общественными условиями. Например, бедность толкает к кражам, роскошь побуждает к подлогам.

Особенно росту преступности способствовал массовый исход крестьян из деревень в города, где нищенское существование устраняет страх перед тюрьмой и толкает обездоленных на преступления. У этих людей происходит разрыв со средой, уничтожение или ослабление сдерживающих представлений относительно жизненных соблазнов и испытаний. Эти сдерживающие представления только тогда сохраняют свою силу, когда мы живём в тесном, связанном одинаковыми взглядами и общностью интересов кругу. А. Принс приводит здесь слова А. Смита: «Пока человек, принадлежащий к низшему общественному слою, живёт в деревне, за ним можно наблюдать, и сам он должен следить за собой. Ему необходимо охранять свою репутацию. С переселением же в большой город, он попадает в полную безвестность, перестает следить за собой и предаётся пороку и разврату».

К причинам преступности А. Принс относил также огромные аппетиты, пробудившиеся в современном обществе: чувственность, жадность, склонность к спекуляциям, контраст между роскошью и богатством. Вечным генератором преступности, по словам А. Принса, является то, что «мир обладает огромными аппетитами, которых он не в состоянии удовлетворить». Ученый высказал идею самоограничения и умеренности, которую проповедовала христианская церковь.

Э. Гарофало видел главную причину роста преступности в упадке нравственных устоев общества, находящийся в связи, по мнению итальянца Э. Ферри, с подрывом устоев религии. По мнению Гарофало, бедность и нужда не причины преступления, потому что бедняк привыкает к своему положению. На преступный путь бедняка толкает недостаток чувства честности, лень, зависть к состоятельным. Гарофало отмечал, что не бедность и невежество рождают преступления, а несоответствие потребностей со средствами к их удовлетворению при упадке нравственности в обществе. В среде зажиточных классов процент преступников так же велик, как и среди бедняков. Преступления не исчезнут даже в том строе, где совершенно не будет бедных. Преступность растёт не вследствие экономических условий, а по причине упадка нравственных устоев в обществе при слабости уголовной репрессии.

Причины неуклонного роста преступности во второй половине XX в. стали находить в подрыве традиционных моральных устоев (религии, морали, семьи), идеи соблюдения законов; в желании обладать «удовольствиями», рекламируемыми телевидением, обычно не соизмеримыми с индивидуальными возможностями. Средства массовой информации формируют завышенные материальные потребности, которые общество объективно не может удовлетворить.

Во второй половине XX века в западных странах был обеспечен достаточно высокий жизненный уровень большинства населения, наблюдалась тенденция к росту доли людей, занятых нефизическим, умственным трудом. При этом считалось, что западные люди должны заниматься умственным трудом (работать головой в офисе), а физическим трудом (руками) должны работать иностранцы. Превращение большинства членов западного общества в обеспеченных людей привело к возникновению общества массового потребления, или консьюмеризма (от англ. consume - потреблять). В западном обществе возникло огромное число людей, имеющих свободное от работы время, досуг и желание использовать его для нерабочих занятий. Испанский философ Ортега-и-Гассет давно указал на особенность масс: «избалованные массы настолько наивны, что считают всю нашу материальную и социальную организацию, предоставленную в их пользование наподобие воздуха, такой же естественной, как воздух, ведь она всегда на месте и почти так же совершенна».

Рост современного досуга ознаменовался небывалым ростом притязаний, породил разрыв между притязаниями и реальными возможностями. Средства массовой информации пропагандируют достижения в сфере жизненных благ, формируют соблазны, но в реальности жизненные блага распределяются неравномерно, их не хватает на всех. «В результате многие миллионы людей чувствуют себя обделёнными и заражаются завистью к тем, кому доступны современные распропагандированные блага и кому они доступны в большей мере, чем им. Они заражаются жаждой иметь сразу и иметь как можно больше. Эта жажда лишь в ничтожной мере остается движущим мотивом производительной деятельности общества. Она в основном становится идейно - психологическим состоянием людей, влияющих на их поведение совсем в других направлениях, в том числе - в направлении карьеризма, преступлений, приспособленчества».³

Эта неудовлетворенность может привести к социальному взрыву, разрушению конституционного государства, к росту преступности. Главной причиной небывалого роста преступности в западных странах является именно несоответствие завышенных материальных потребностей со средствами к их удовлетворению при упадке нравственности в обществе и относительной слабости власти. Упадок нравственных устоев общества в свою очередь вызывается подрывом устоев религии. У честного человека соблазн совершить преступление разбивается о твердые нравственные принципы, привитые религиозно-нравственным воспитанием. А для тех, кто не имеет такой прочной нравственной защиты от криминальных соблазнов, не исключено преступление.

Всех преступников Лист подразделял на две группы: случайных и постоянных. Случайный преступник в состоянии аффекта или под влиянием стеснённого материального положения совершает преступление, чуждое его обычным наклонностям. Он вскоре раскаивается и в большинстве случаев сознается, обещая никогда не совершать преступления, что чаще всего и выполняет, ибо те же самые внешние условия редко снова встречаются. Применительно к случайным преступникам главной целью наказания должно быть устрашение и исправление. К ним вместо вредного краткосрочного тюремного заключения допускалось применение условного осуждения, принудительных работ без лишения свободы, рекомендовалось чаще применять штраф, досрочное освобождение. «Краткосрочное лишение свободы, - отмечал Ф. Лист, - не исправляет, не устрашает и не обезвреживает, часто, напротив, толкает новичка на путь преступления». По его мнению, минимальный срок лишения свободы не должен быть ниже одного года.

У постоянных преступников глубоко укоренились преступные наклонности. Они в свою очередь делились на исправимых (особенно малолетние), неисправимых и прирождённых. К постоянным преступникам (неисправимым, прирождённым) главной целью наказания должна быть изоляция от общества и лишение возможности причинять вред обществу, обезвреживание социально опасных элементов. К ним должны применяться суровые меры: длительное лишение свободы, смертная казнь, ссылка, ибо они обнаружили своё «опасное состояние». Так как судьи не всегда могут точно установить степень опасности подсудимого, предлагалось ввести «неопределённые приговоры», то есть такие, в которых обозначался бы лишь минимум или максимум наказания. При этой системе фактически определение срока освобождения осуждённого передавалось бы в руки тюремной администрации.

Лист писал: «Обезвреживание этих неисправимых я представляю себе в следующем виде. Закон должен гласить: за третье осуждение в одном из следующих преступлений следует заключение на неопределённое время. Наказание должно быть отбываемо вместе с другими в особых учреждениях (смирительных и рабочих домах). Оно заключается в «уголовном рабстве» при строжайшем принуждении к труду и возможнейшем извлечении пользы из рабочей силы; в качестве дисциплинарного наказания вряд ли можно было бы обойтись без розги; резким и безусловным признаком наказания должна была быть обязательная и продолжительная потеря гражданских прав. Одиночное заключение с темным карцером и строжа<