Исходный пункт современного научного подхода

Правовые представления, охватываемые понятием "догма права", отличаются значительной научной цен­ностью; они схватывают и выражают в отработанных юридических категориях в связи с потребностями прак­тической юриспруденции важнейшие особенности и свой­ства права как объективной реальности. Здесь при та­ком (нормативном, формально-юридическом) взгляде на право можно с формально-логической стороны разоб­раться с практически важными элементами юридичес­кой материи, а главное, как теперь выясняется, уже на уровне юридических норм фактически вычленить и обрисовать с формально-логической стороны ключевые звенья конструктивного (математического) понимания права – особенностями и разновидностями юридичес­ких конструкций, других структур.

В то же время, необходимо отдавать отчет в свое­образии догматических представлений о праве, а отсю­да и в их известной узости. В том, что здесь в данной ("догматической") плоскости все правовые явления рас­сматриваются преимущественно (а порой и исключи­тельно) под углом зрения юридических норм, выражен­ных в законе, иных источниках. Вполне оправданно по­этому такая характеристика права нередко называется узконормативной.

Между тем правовая материя многообразна, в ее состав включается множество иных составляющих. Та­кие, например, "частицы", как "юридические санкции" или "индивидуальные акты" (скажем, договоры), кото­рые представляют собой не только элемент юридичес­ких норм или разновидность связанных с нормами юри­дических фактов (как это трактует юридическая догматика), но и выступают в виде особых и весьма на­глядных, порой "резко ощутимых" реальностей, отли­чающихся особыми свойствами и функциями. При этом выясняется, что как только мы обращаемся к "струк­турам" в области права, прежде всего – к правовым конструкциям, так сразу же оказывается необходимым рассматривать эти "структуры" (конструкции) в виде построений, включающих, наряду с юридическими нор­мами, также и указанные выше "частицы".

Не менее существенно и то, что при более внима­тельном анализе материи права оказывается, что в ней существуют не только указанные "частицы", но и ка­кие-то глубокие пласты, которые "дают о себе знать" в догме права.

Юристы с давних пор стали подмечать, что при попытках обобщения и классификации данных, относя­щихся к догме права, то тут, то там возникает некая неизменная "троица" - три скрытых за формальными категориями элемента, которые неизменно проявляют­ся в различных секторах конкретного правового мате­риала. Так, при характеристике разновидностей законов стало обнаруживаться, что существуют законы обязы­вающие (например, законы, устанавливающие обязан­ность уплачивать налоги), законы запрещающие (напри­мер, законы, запрещающие свободную продажу нарко­тических средств), законы дозволительного характера (например, законодательство о свободе печати). В сущ­ности, такой же результат получился при подробной классификации юридических норм. После того как в науке были обособлены правоохранительные и регуля­тивные юридические нормы, возник вопрос – каково деление самих регулятивных норм? Подробный анализ показал, что наиболее существенная с юридической стороны классификация – это деление регулятивных норм на три разновидности: обязывающие, запрещаю­щие, управомочивающие.

Вновь упомянутая троица обнаруживает себя при разграничении отраслей права. Ряд исследователей об­ратил внимание на то, что не только законы, но и в целом отрасли права группируются по указанным трем рубрикам. И оказалось, что юридическая специфика отраслей, характерных для них режимов и методов ре гулирования решающим образом обусловлены тем, име­ют ли они "обязывающую", "запретительную" или "доз­волительную" направленность. Еще один факт. Реализа­ция права, претворение его в жизнь – как это зафик­сировала юридическая практика – разветвляется на три "формы" – исполнение, соблюдение, использование. Но это же не что иное, как эти же самые связывания, запреты, дозволения! "Исполнение" • - реализация юри­дических обязанностей; "соблюдение" – запретов; "ис­пользование" – дозволений.

Чем все это объяснить? Откуда взялась эта везде­сущая троица? И что это вообще такое (как юриди­ческие категории) - - связывания, запреты, дозволе­ния? Ведь они не могут быть подведены ни под одну из категорий, которыми оперирует, казалось бы, исчер­пывающий фиксатор юридических реалий – правовая догматика, строящаяся в основном на материале юри­дических норм, выраженных в законах, иных источни­ках. Они – не нормы, не субъективные права, не юри­дические факты, не категории юридической техники, а нечто такое, что как стержень пронизывает всю пра­вовую материю. Не свидетельство ли все это того, что перед нами особый, находящийся "за" догмой права, в самих недрах юридического регулирования более глу­бокий пласт правовой материи?

Словом, наряду с многообразием правовых явлений, не сводимых к одним юридическим нормам, оказалось, что за такой скучной, формализованной, близкой к кан­целярщине догмой права, то там, то здесь приоткры­вается картина сложных и тонких связей, процессов, в том числе таких, которые сопряжены с неведомыми нам, глубинными "частицами", исходными механизмами в материи права.

Отсюда напрашивается предположение – быть мо­жет, именно вся правовая материя, не сводимая к од­ним только юридическим нормам, а представленная во всем объеме, во всей многогранности своих "час­тиц" проявлений и "слоев", и позволяет осуществ­лять строго научную, углубленную теоретическую раз­работку права, отвечающую потребностям современ­ной эпохи?

Тем более, что как раз при таком подходе оказы­вается возможным рассматривать правовую материю как таковую, так сказать непосредственно, когда, надо полагать, своеобразие права как объективной реальнос­ти раскрывается во всем объеме и напрямую, в своих наиболее существенных сторонах.

Здесь, стало быть, происходит не только "про­странственное" расширение взгляда на право, включе­ние в поле научного анализа наряду с нормами других, кроме норм, "частиц" и слоев правовой материи, но качественное изменение самого видения права. Такое изменение, когда видение права освобождается от им­перативной заданности на одни нормы (что, кстати ска­зать, позволяет еще с одной стороны углубить пред­ставления и о "самих" юридических нормах, в том чис­ле о нормах в системах различных юридических типов, "семьях" – романо-германском праве, общем, преце­дентном праве, традиционных юридических системах).

Следовательно, в этой связи происходит как бы высвобождение подходов к праву – самого метода его рассмотрения, при котором позитивное право как бы "обнажается целиком", открываются его закоулки и тайники, во многом "прикрытые" юридическими нор­мами. И отсюда (а это главное!) открывается возмож­ность выяснения более обширного комплекса характер­ных для права связей и закономерностей.

Каким же понятием можно охватить все элементы юридической материи, все его "частицы", весь юриди­ческий инструментарий?

Наиболее приемлемым (хотя и не во всем безуп­речным, на первый взгляд, сугубо описательным) по­нятием оказывается категория правовые сред­ства – категория общего и универсального порядка, охватывающая весь юридический инструментарий – как юридические нормы, так все иные инструменты, а главное, "структуры" (конструкции) юридической регуляции.

Науковедческий контекст

Рассмотрение права под углом зрения "правовых средств" (притом – с перспективой его конструктивно го, математического понимания) в полной мере соот­ветствует общим закономерностям развития науки.

Здесь, надо думать, уместны некоторые общие замечания о развитии науки в современную эпоху.

Потребности в области науки эпохи, наступившей пос­ле Просвещения, буржуазных, демократических револю­ций, – потребности капитализма, "деловой практики". В сфере отраслей знаний, имеющих технико-прикладной характер, эти потребности концентрируются на том, что­бы выйти за рамки, продиктованные предшествующими условиями античности и средневековья, увидеть реаль­ные явления во всей их полноте и "обнаженности". А это, как показало последующее развитие естественных и тех­нических наук, и выводит науку (подчас через своего рода "повороты" и "зигзаги") на более высокий уровень зна­ний, отвечающий запросам Нового времени.

Исходный пункт в таком развитии науки -- это в соответствии с запросами эпохи углубление в саму ма­терию предмета данной сферы знаний.

Между тем, как мы видели, юридическая догмати­ка, как таковая, даже в бурные годы революционных перемен XVIII—XIX вв., возвестивших о верховенстве права, не идет дальше узконормативных трактовок. При всей важности достижений юридической догматики, юриспруденция по представлениям того времени "зас­тряла" на стадии сугубо формально-юридической про­работки права, необходимой для юридической практи­ки, и обрела славу всего лишь предмета "юридическо­го позитивизма" - - некоего лишь по прагматическим соображениям терпимого "осколка" прошлого, дисцип­лины, полной "формализма" и "схоластики", довольно низкого науковедческого уровня (что и повлекло за собой, как отмечалось ранее, разрыв в науке права, когда на одном полюсе оказались сугубо прагматичес­кие реалии практической юриспруденции, на другом – высшие духовные ценности и идеалы).

К тому же, юридическая догматика - - а она во многом и есть собственная материя права (пока еще и с непонятыми резервами высокого уровня!) -- порой во- ' обще стала уходить в некие закоулки сугубо абстракт­ных разработок, в сферу чуть ли не юридических спе­куляций – "юриспруденцию понятий".

И с этих позиций даже общетеоретические фило­софские разработки догмы права (как и многие специ­альные исследования догматической юриспруденции XIX—XX вв.), которые непосредственно не связаны с текущими потребностями практики, судя по всему, по­казались немалому числу правоведов, и тем более – специалистам иных отраслей знаний, как своего рода "теоретические излишества", заумные изыски на по­прище "науки ради науки", никчемные философичес­кие рассуждения. Тем более, подобные оценки пред­ставились оправданными, поскольку подобные исследо­вания проводились советскими правоведами в условиях тоталитарного режима, пусть и с использованием со­временных философских данных, новейших методоло­гических подходов.

Между тем результаты общетеоретических фило­софских разработок догмы права (в особенности по воп­росам своеобразия права как нормативной системы, структуры права, механизма правового регулирования), как это ни парадоксально, стали как и характерис­тики юридических конструкций выходить на широ­кий круг правовых явлений, не сводящихся к одной толь­ко догме права. И в этой связи начала давать о себе знать перспектива существенного углубления теории права под углом зрения идеи "правовых средств".

И вот тут следует принять во внимание, что в чем-то похожее парадоксальное сцепление обстоятельств и импульсов, предшествовавшее нарастающему углубле­нию научных знаний, как раз и случается в истории науки вообще. Многие отрасли технических и естествен­ных наук перед своим возвышением испытали на себе влияние подобных обстоятельств – начиная от интел­лектуальных увлечений на поприще "науки ради на­уки", лженаучных сбоев (алхимия, астрология) до же­стко эгоистических "заказов" промышленного капита­лизма и истребительных потребностей войны.

Что ни говори, здесь определяющее значение при­обретает сам результат научных разработок. В том чис­ле – тех разработок, производящих впечатление не­ких схоластических философических упражнений, ко­торые в области правоведения дают новые данные в отношении юридической материи.

Значит, в указанном выше сцеплении событий нет ничего странного и неожиданного. И значит, с этой точки зрения, своего рода знаком, а быть может, и судьбой юридических знаний является развитие других, также изначально прикладных, технико-практических наук (включая медицину, астрономию, технику градострои­тельства, водоснабжения, ирригации и др.), – разви­тие, которое, пройдя порой через тупиковые, лженауч­ные, спекулятивные изгибы и повороты, а главное – (даже в этих изломах) через взлеты ума и научного подвижничества, вышло в итоге на высшие достиже­ния естественных и технических знаний – теоретичес­кую механику, кибернетику, генетику, молекулярную химию. И притом в силу неведомых законов человечес­кого бытия оказалось, что именно такого рода высшие достижения ума и научные прорывы как раз и нужны в практическом отношении, так как отвечают потребнос­тям новой эпохи развития человечества.

И вот рассмотрение права ("правовой материи") на новом уровне знаний, когда оно рассматривается не толь­ко под углом зрения догмы права, но и в более широком ракурсе, т. е. качестве "правовых средств", и знаменует именно такого рода поворот в науке – науке права.

Причем само обозначение элементов правовой ма­терии в качестве "правовых средств" приобретает су­щественное значение. Казалось бы, здесь (в плоскости концепции правовых средств) перед нами те же самые явления, которыми оперирует аналитическая юриспру­денция – "субъективные права", "акты применения права", "юридические презумпции" и т. д. Но "выве­денные" из сферы юридической догматики и рассмат­риваемые в качестве "правовых средств", все они как бы обретают качественно новый облик. Сама трактовка элементов правовой материи в качестве "правовых средств" призвана, помимо иных моментов, обозначить их практическое значение, их "предназначенность" быть эффективными, нередко уникальными инструментами в решении сложных проблем нашей жизни (отсюда и иные выражения того же порядка - "юридический ин­струментарий", "правовые механизмы").

Наиболее ярко, выразительно такое научное и од­новременно практически значимое возвышение, казалось бы, сугубо "технической" категории происходит, как мы увидим, в отношении юридических конструк­ций. В отличие от аналитической юриспруденции, где они трактуются всего лишь как некое подсобное явле­ние "юридической техники" при оформлении норматив­ных актов, юридические конструкции под углом зрения концепции правовых средств предстают как высший "пра­вовой инструмент", выражающий резервы и потенциал юридической материи, ее уникальные возможности в решении сложных проблем нашей жизни.

Звенья правовой материи

Если исходить из того, что право состоит из мно­гообразных и разнохарактерных правовых средств, ох­ватывающих весь юридический инструментарий, то представляется важным (и крайне существенным в стро­го научном отношении) каким-то образом их диффе­ренцировать, разбить по классам, сгруппировать. А это уже во многом раскрывает природу, место и роль раз­личных элементов правовой материи, что и предопре­деляет перспективу ее последовательно научного по­нимания.

Здесь, разумеется, приходится учитывать, что в правоведении уже сложились и нередко приобрели ак­сиоматический характер правовые понятия и лексика, утвердившиеся на материалах догмы права и в своем специфическом ракурсе (узконормативном, формально-юридическом) уже охватывающие основной юридичес­кий инструментарий

Более того, на основании данных юридической дог­матики уже определился основной (пожалуй, даже все­охватный) слой правовой материи. Это – юридические нормы, которые как будто бы заполняют собой все со­держание, все "тело" позитивного права. В правовой науке и в практической юриспруденции позитивное пра­во так по большей части и характеризуется – система юридических (общеобязательных) норм. Все иные пра­вовые явления, охватываемые понятием "догма пра­ва", – законы, другие источники права, юридические толкования, акты применения, оказываются при таком подходе частицами правовой материи, находящимися под эгидой норм права, в известном отношении от них про­изводными.

И для такого подхода к праву (пусть даже и оце­ниваемого в качестве "узконормативного) есть немалые резоны – не только с позиций простых юридических знаний и юридической практики, но и под углом зре­ния социальных функций, ценности и назначения пра­ва. Категория "юридическая норма", вбирая по сложив­шимся представлениям все иные элементы и заполняя собой содержание права, характеризует главное в пра­ве – свойственную ему структуру высшего порядка, особое нормативно-юридическое построение социаль­ного регулирования.

И это выражает главную фундаментальную право­вую ценность. В том числе – и со стороны социальной практики, практической жизни. Именно право как сис­тема общеобязательных норм вводит в жизнь людей си­стему типизированных решений, моделей, образцов (не требуется каждый раз вновь во всей полноте решать дело, снова раз за разом определять для повторяющих­ся ситуаций необходимые юридические средства – ка­кими и в каком соотношении должны быть взаимные права, обязанности, ответственность субъектов). Воз­никает возможность сразу для всех и на неопределен­ное время вперед, чуть ли не "навсегда", "навечно" определить единый порядок в общественной жизни. От­сюда как будто бы с непреложностью следует, что воз­ведение юридических средств в ранг юридических норм – явление не только ключевое для характерис­тики содержания позитивного права, но и значитель­ное для развития и судьбы цивилизации – одно из самых крупных.

Но такое (сугубо нормативное) истолкование пра­ва, наряду с отмеченными серьезными достоинствами, одновременно характеризуется существенными минуса­ми, на первый взгляд, кажущимися не очень значимы­ми, но все более и более очевидными при попытках углубленного рассмотрения правовых проблем.

Прежде всего – акцент на "нормах" сам по себе не раскрывает в праве того специфического и уни­кального, что делает право важнейшим и во многом незаменимым явлением цивилизации (нормативный ха­рактер имеют и обычаи, и традиции, и мораль, и ре­лигия, многие другие институты духовного порядка). С позиций же юридической науки, ее возможностей в исследовании правовой материи принципиально важ­но то, что акцент на "нормах" заслонил многомер­ность права, в первую очередь, "нормы" прикрыли собой исходные и первичные элементы позитивного права, которые дали ему жизнь, образуют началь­ные и вместе с тем определяющие слои его "тела" и которые на практике, в зависимости от особенностей и уровня развития позитивного права, реально выра­жают практическую юридическую деятельность. При этом важно то, что такого рода "другие" элементы, хотя в той или иной мере оказались закрепленными в юридических нормах, в действительности имеют са­мостоятельное бытие и значение.

Более того, правовые средства на уровне своего наиболее высокого, совершенного развития – юриди­ческих конструкций, уже сами по себе обладают нор­мативностью, притом нормативностью высокого поряд­ка, непосредственно выраженного в содержании юри­дического регулирования¹.

Как же это слои правовой материи, в немалой сте­пени прикрытые юридическими нормами, имеют наибо­лее существенное значение?

Две ветви. И еще одно звено

Характеризуя основное содержание "тела" права, необходимо в первую очередь указать на две существу­ющие здесь ветви. Это – первичный слой, кото­рый вместе с тем в своем интегрированном виде образу­ет другую ветвь – выступает в качестве своего рода глубинного основания, стержня всей право­вой материи.

Итак, первый слой. Первичное значение в материи права имеют, скажем так, отдельные (разрозненные, изо­лированно взятые) правовые средства, которые на первых фазах формирования права имели, а применительно к тому или иному юридическому делу имеют и сейчас, характер сугубо практических мер принудительного порядка, реа­лизуемых силой государственной власти. В том числе – "признание факта" (признание лица виновным в право­нарушении, признание собственности за тем или иным лицом), "возложение юридической ответственности", "взыскание имущества, компенсации", "установление зап­рета на определенные действия", "пресечение нарушение права", "лишение лица какого-то права", "предоставле­ние права", "задержание подозреваемого лица" и т. д.

Несмотря на такого рода разнообразие, разнобой, даже разнопорядковость и разрозненность указанных и им подобных принудительных мер, они объективно, по некоторым своим группам, представляют собой нечто общее, интегрированное. И потому уже правоведами Древнего мира было подмечено, что они могут быть классифицированы, представлены в обобщенном, "юри­дически чистом" виде. Древнеримские юристы говори­ли, что сила закона заключается в том, чтобы прика­зывать, запрещать, разрешать, наказывать (Ье§15 упЧиз Ьаес ез1: 1трегаге, уе!аге, реггшиеге, ритге).

На современном же уровне юридических знаний выясняется, что указанные выше, казалось бы разроз­ненные первичные правовые средства выступают (в той или иной модификации, облике) в качестве интегриро­ванных явлений, выраженных в упомянутой выше "тро­ице", – запретов, позитивных связываний, дозволений.

Словом, в отношении более или менее развитой юридической системы при внимательном анализе первичных правовых средств, оказывается, что "за" весь­ма многообразными и, казалось бы, разрозненными пер­вичными средствами в самых глубинах юридической материи существует их основа, стержень фундаменталь­ного порядка (и это объясняет то обстоятельство, что рассматриваемая "троица" то там, то здесь дает о себе знать в догме права). Это – запреты, позитивные обя-зывания, дозволения, получившие в юридической науке название "способы правового регулирования".

Принципиально важно при этом – то, что в праве эти первичные средства регуляции, выраженные в по­зитивных связываниях, запретах, дозволениях, полу­чают специфическое ("юридическое") выражение, а в этой связи – существуют в особых построениях, в цепочке правовых средств, которые демонстрируют структурные особенности права.

Так, запрещения, которые в первобытных обще­ствах выступают как таковые (преимущественно в виде особого образования – "табу"), в условиях цивилиза­ции приобретают характер юридических запретов и в соответствии с этим существуют и функционируют в нераздельном единении с цепочкой иных правовых средств – правами требования (принадлежащих дру­гим лицам и призванных обеспечить соблюдение запре­тов), мерами юридической ответственности, возла­гаемыми на нарушителей запретов. Точно также – и позитивные связывания (по уплате налогов, военной службе и др.) аналогичным образом сопровождают дру­гие юридические средства – права требования их ис­полнения, меры юридической ответственности. Доз­воления же как юридические явления вообще немыс­лимы вне комплекса своеобразных юридических средств, связанных с установлением статуса субъектов, меха­низмов признания юридического значения действий, со­вершаемых в порядке дозволения, т. е. опять-таки с осо­быми модификациями юридических запретов, позитив­ных связываний и, прежде всего, конституированием субъективных прав (в том числе прав на "собственные действия", прав требований, притязаний).

Так что указанные ранее отдельные правовые сред­ства (задержание лица, взыскание убытков, судебное признание факта принадлежности участка земли за тем или иным лицом и т. д.) – это, по сути дела, всего лишь известные "молекулы" того, что может быть на­звано "юридической материей". Такими же, не более чем "молекулами", являются выделенные аналитичес­кой юриспруденции изолированно взятые "субъектив­ные права", "юридические обязанности", "правовая защита", "юридические гарантии" и пр. Они приобре­тают строго правовой характер и начинают действовать "как право" в цепочках, в связях. Но суть вопроса не только в таких связях.

Казалось бы, отмеченными слоями правовой мате­рии (с одной стороны, юридическими нормами, с дру­гой – двумя ветвями, т. е. первичными элементами и нашей "троицей") многослойная архитектоника право­вой материи, и так весьма сложная – уже три звена!, исчерпывается.

Оказывается – нет. Более подробный анализ пока­зывает, что есть еще один, с содержательной стороны главный, наиболее развитой, можно сказать – совер­шенный, слой правовой материи, о котором ранее уже не раз упоминалось. Этот слой представляет собой не­что более высокое и значимое, чем просто связи меж­ду "молекулами" правовой материи, – юридичес­кие конструкции.

Этот слой правовой материи требует особого вни­мания.

Глава пятая Юридические конструкции

1. Юридические конструкции (к постановке вопроса)

Сначала – некоторые фактические данные.

Вот перед нами рыночные отношения. Какие здесь используются юридические конструкции? Принято счи­тать – договор купли-продажи. Да, это – особая юри­дическая конструкция (в отличие от "мены", "дарения"). Но кроме того, что для всей сферы рыночных отноше­ний характерны и иные юридические построения (под­ряд, аренда, услуги и т. д. – и это все особые юриди­ческие конструкции), сама купля-продажа также за­частую реализуется в своеобразных юридических пра­воотношениях – розничная купля-продажа, поставка, контрактация, энергоснабжение, продажа предприятия, договор найма-продажи и т. д.

Велико разнообразие юридических конструкций в уголовном праве. Это – не только большое количество "составов преступлений" по видам общественно-опас­ных деяний (убийство, кража, разбой, мошенничество, причинение смерти или увечья при автотранспортном происшествии), но и особые конструкции общего по­рядка – "необходимая оборона", "крайняя необходи­мость", "условно-досрочное освобождение от ответствен­ности" и др.

Нередко при решении вопросов, связанных с тем или иным случаем жизни, перед данным лицом сразу оказывается несколько разнопорядковых юридических конструкций, готовых к тому, чтобы начать "работать".

Гражданин на оживленном перекрестке сбит авто­машиной, получил тяжелую травму. Здесь сразу же вступает в действие уголовное право – виновник про­исшествия, водитель автомашины, может быть привле­чен к уголовной ответственности (или не привлечен, если его действия подпадают под особую юридическую конструкцию – "основания освобождения от ответствен­ности"). Одновременно с этим вступают в действие не­сколько порядков возмещения имущественных потерь потерпевшего, которые он несет в связи с лечением, потерей заработка (пособие по временной нетрудоспо­собности, пенсия), порядок "договора добровольного страхования" (если таковой заключен), а также поря­док "гражданской имущественной ответственности". Вла­делец автомашины, сбившей гражданина, обязан воз­местить причиненный вред. Опять новая юридическая конструкция, причем особая, предусматривающая весьма своеобразную, жесткую, привилегированную для потер­певшего ответственность (ее несет не причинитель, а "владелец источника повышенной опасности", притом независимо от вины непосредственного причинителя в данном происшествии).

Какие же выводы можно сделать из приведенных данных?

Прежде всего очевидно, что в юриспруденции слово «конструкция» понимается в общем в том же самом смыс­ле, что и в технике, в материальном производстве, в инженерном деле, т. е. как типовая схема и принципы действия, в данном случае – как своеобразное постро­ение прав, обязанностей, ответственности. Эта схема носит как в любой "конструкции" характер постоян­ной, утвердившейся "типовой схемы", "модели", кото­рая призвана удовлетворить интересы лиц, дать опти­мальный результат, нередко использоваться по выбору заинтересованного лица.

Далее. Очевидно, что существенные стороны дей­ствующих в обществе порядков, выраженных в юриди­ческих конструкциях, даже по такой, казалось бы, про­стейшей, элементарной жизненной ситуации, как при­чинение вреда гражданину в автотранспортном проис­шествии, прямо зависят от особенностей всего соци­ального строя страны, уровня его развития, совершен­ства. И значит, – от принятых в обществе идеалов, ценностей, их реального претворения в государствен­ной организации, действующих законов. От того, в час­тности, насколько развита в обществе системы страхования (обязательного и добровольного), каков уровень развития и практика гражданского законодательства.

Наконец – самое существенное, что характерно вообще для понятии "конструкция" в любой сфере че­ловеческой деятельности. Это – интеллектуальное раз­решение данной проблемы, выраженное в оптимальной модели построения прав, обязанностей, ответственнос­ти, соответствующих юридических фактов. Модели – во многих случаях, как и в любой "конструкции", яв­ляются результатом творческих решений, подчас ори­гинальных, неожиданных, но всегда имеющих те или иные основания (например, – такой модели по приве­денному выше примеру, как "безвиновная" ответствен­ность владельца источника повышенной опасности за противоправный вред). Причем модели, которая уже сама по себе – именно потому, что она "модель", "типовая схема", обладает нормативностью, как мы уже виде­ли, – весьма особой, охватывающей само содержание юридического регулирования.