Осуществление презумпции невиновности при избрании меры пресечения в виде заключения под стражу

Согласно ст. 49 Конституции Российской Федерации каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. Соответственно, обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность, а неустранимые сомнения в виновности толкуются в его пользу. В развитие указанных конституционных положений УПК РФ распространяет действие принципа презумпции невиновности наряду с обвиняемым также на подозреваемого. Одновременно уточняется, что бремя доказывания и опровержения выводов, приводимых в защиту подозреваемого или обвиняемого, лежит на стороне обвинения. Обвинительный приговор не может быть основан на предположениях (ст. 14).

Для обеспечения надлежащего поведения лица, подвергаемого уголовному преследованию, в отношении его допускается применение различных мер процессуального принуждения, в том числе мер пресечения, предназначенных для предотвращения возможных попыток лица скрыться от дознания, предварительного следствия или суда, продолжить преступную деятельность или каким-либо образом воспрепятствовать производству по уголовному делу (ст. 97 УПК РФ).

Необходимость применения мер пресечения возникает обычно в досудебном производстве, где в случае возбуждения уголовного дела устанавливаются обстоятельства совершения преступления, включая причастность к нему определенного лица. Наиболее эффективной из таких мер, с точки зрения следователей и дознавателей, традиционно считается мера пресечения в виде заключения под стражу. Но одновременно данная мера пресечения является самой строгой, наиболее ограничивающей права и свободы человека и гражданина, а именно право на свободу и личную неприкосновенность. Практически при избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу лицо не просто ограничивается в возможности располагать собой по своему усмотрению, а реально лишается свободы. Поэтому условиям и основаниям заключения лица под стражу, осуществляемого в досудебном производстве по судебному решению в связи с ходатайством об этом органов предварительного расследования, в законодательстве и правоприменительной практике придается повышенное значение. Тем более когда имеется в виду заключение под стражу подозреваемого, выяснение причастности которого к инкриминируемому ему преступлению на первоначальном этапе производства по уголовному делу довольно проблематично.

Особое внимание в уголовно-процессуальном законе уделяется основаниям заключения под стражу. В соответствии с ч. 1 ст. 108 УПК РФ при избрании указанной меры пресечения в постановлении судьи должны быть указаны конкретные, фактические обстоятельства, на основании которых судья принял данное решение. Такими обстоятельствами не могут являться данные, не проверенные в ходе судебного заседания, в частности результаты оперативно-розыскной деятельности, представленные в нарушение требований ст. 89 УПК РФ. Как разъяснил Пленум Верховного Суда Российской Федерации в своем Постановлении от 19.12.2013 N 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога», избрание в качестве меры пресечения заключения под стражу допускается только после проверки судом обоснованности подозрения в причастности лица к совершенному преступлению. Обоснованное подозрение предполагает наличие достаточных данных о том, что лицо могло совершить преступление (лицо застигнуто при совершении преступления или непосредственно после его совершения; потерпевший или очевидцы указали на данное лицо как на совершившее преступление и т.п.). При этом, проверяя обоснованность подозрения в причастности лица к совершенному преступлению, суд не вправе входить в обсуждение вопроса о виновности лица (п. 2 Постановления).

Очевидно, что изложенная выше позиция Пленума Верховного Суда России непосредственно касается особенностей реализации презумпции невиновности при заключении подозреваемого или обвиняемого под стражу. Также несомненно, что она сформулирована с учетом того, что судье, принимавшему в стадии предварительного расследования решение об избрании указанной меры пресечения, вполне возможно, придется рассматривать уголовное дело в отношении данного лица по существу в судебном разбирательстве с последующим вынесением приговора. Однако используемые при ее конструировании формулировки, несмотря на всю их положительную значимость, представляются не исключающими их совершенствования. Можно заметить, что приведенная правовая позиция высшей судебной власти отдает казуистикой, способной запутать рядового правоприменителя. С одной стороны, требуется обязательно проверить обоснованность подозрения лица в преступлении, то есть в виновном совершении по умыслу или неосторожности деяния, запрещенного уголовным законом. С другой стороны, в виновность данного лица вникать нельзя. Подобного рода дилемма кому-то может показаться с точки логики и здравого смысла неразрешимой.

Затронутые вопросы приобретают в настоящее время повышенную актуальность в связи с активно обсуждаемой в юридической литературе и научном сообществе российских юристов идеей введения в российское уголовное судопроизводство фигуры следственного судьи с широкими полномочиями в досудебном производстве, в том числе субъекта законного и обоснованного применения мер процессуального принуждения к участникам уголовного процесса[39].

Безусловно, первым и обязательным условием ограничения свободы лица применяемой к нему мерой пресечения в виде заключения под стражу следует признавать обоснованное, разумное подозрение в том, что это лицо совершило преступление[40]. Требование того, чтобы подозрение формировалось на разумных основаниях, является неотъемлемой частью гарантий от произвольного заключения под стражу. Того факта, что подозрение является добросовестным, недостаточно. Выражение «разумное подозрение» означает наличие фактов, которые убедили бы объективного наблюдателя в том, что соответствующее лицо могло совершить преступление[41].

Судья, принимающий решение о заключении подозреваемого или обвиняемого под стражу, должен убедиться в том, что есть надлежащие основания подозревать лицо в совершении преступления. По поводу того, что под ними подразумевается, существуют разные мнения. В том числе мнение о том, что такими основаниями не обязательно должны быть доказательства. В подтверждение данной точки зрения, в частности, указывается, что уголовно-процессуальное законодательство не говорит о том, что решение об избрании меры пресечения должно подтверждаться исключительно доказательствами. Основой данного решения могут послужить сведения, которые не облечены в форму доказательств в установленном порядке. Поскольку на момент заявления ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, следователь и дознаватель не всегда имеют возможность зафиксировать полученные данные в соответствующей уголовно-процессуальной форме[42].

Однако более правильным представляется полагать, что в качестве оснований заключения лица под стражу должны подразумеваться не просто «данные» с весьма неясным правовым статусом и содержанием, а уголовно-процессуальные доказательства, то есть сведения, содержащиеся в предусмотренных уголовно-процессуальным законом источниках и полученные в уголовно-процессуальном порядке. Они, безусловно, должны обладать свойствами относимости и допустимости. Но вряд ли можно согласиться с мнением, что они должны быть также, или даже в первую очередь, непременно достоверными[43]. Достоверность сведений о совершении лицом преступления обязательна для принятия итоговых решений по уголовному делу как в досудебном, так и судебном производстве, на что прямо указывает ч. 4 ст. 14 УПК РФ: обвинительный приговор не может быть основан на предположениях. Решение же о заключении под стражу, часто принимаемое судьей в отношении задержанного по подозрению лица в условиях дефицита времени для проверки оснований выдвинутого подозрения и одновременно реальной угрозы того, что подозреваемый скроется при оставлении его на свободе, не исключает необходимости исходить из обоснованного предположения вероятности причастности лица к преступлению. Предположения, но обоснованного именно доказательствами, хотя в минимальном объеме, объективно ограничиваемом необходимостью оперативного принятия судьей решения по ходатайству следователя или дознавателя о заключении лица под стражу. По этой причине не представляется перспективной рекомендация законодательно закрепить, что при избрании меры пресечения в виде заключения под стражу суд должен изучать не представленные ему отдельные копии, а непосредственно все копии материалов дела[44].

В пользу вывода о том, что в основу решения судьи об избрании в отношении обвиняемого или подозреваемого меры пресечения в виде заключения под стражу должны быть положены именно доказательства, свидетельствуют и иные аргументы, обнаруживаемые при элементарном анализе действующего уголовно-процессуального закона. В частности, как отмечалось ранее, в ч. 1 ст. 108 УПК РФ относительно оснований заключения лица под стражу указано, что ими не могут являться результаты оперативно-розыскной деятельности, представленные в нарушение требований ст. 89 УПК РФ. Но ведь в указанной статье прямо сказано, что в процессе доказывания запрещается использование результатов оперативно-розыскной деятельности, если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам. Поэтому надо признать правоту И.Н. Кондрата, утверждающего, что заключение под стражу лиц, в отношении которых отсутствуют изобличающие их доказательства, является незаконным; более того, незаконное ограничение свободы, выразившееся в заключении под стражу лица, в отношении которого отсутствуют обвинительные доказательства, влечет за собой наступление уголовной ответственности[45]. Проблема использования доказательств как основания принятия судьей решения о заключении подозреваемого, обвиняемого под стражу, судя по всему, заключается в степени доказанности его виновности и критериев, которыми полагается руководствоваться при определении такой степени. Очевидно, степень доказанности виновности подвергаемого уголовному преследованию лица непосредственно зависит от этапов производства по уголовному делу, возрастая по мере выяснения обстоятельств расследуемого преступления и, соответственно, важности принимаемых ведущими уголовный процесс должностными лицами решений относительно дальнейшей судьбы подозреваемого, обвиняемого и судьбы уголовного дела в целом.

Представители судебной власти, задаваясь вопросом, что же проверяет судья при анализе поступивших в суд с ходатайством органов предварительного расследования о заключении подозреваемого, обвиняемого под стражу материалов, недвусмысленно отвечают: очевидно, что он проверяет доказательства по уголовному делу. То есть любые сведения, на основе которых следователь, прокурор и суд в порядке, определенном уголовно-процессуальным законом, устанавливают обстоятельства, подлежащие доказыванию, а равно имеющие значение для дела (ч. 1 ст. 74 УПК РФ). В ч. 2 этой же статьи дан исчерпывающий перечень таких доказательств. Именно такие доказательства сторона обвинения представляет в суд. Вместе с тем изучение судебной практики показывает, что российские судьи в своих решениях часто уклоняются от анализа доказательств, подтверждающих обоснованность заключения лица под стражу, предполагая, что это связано с вопросом о доказанности его вины, что составляет прерогативу судебной инстанции, рассматривающей уголовное дело по существу. Данной проблемы не знают те правоприменители, которые признают существование уровней доказанности вины, достаточных для подозрения, обвинения и осуждения[46].

Отмечаемое «уклонение» судей от исследования и оценки доказательств по уголовному делу императивно диктуется и обусловливается установленным Постановлением Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19.12.2013 N 41 запретом при проверке обоснованности подозрения в причастности лица к совершенному преступлению входить в обсуждение вопроса о его виновности.

Только выполнить указанный запрет без ущерба для дела довольно проблематично. Если строго ему следовать, то есть не входить в обсуждение вопроса о виновности лица, значит «закрыть на него глаза», отключить свой психологический механизм формирования внутреннего убеждения и принимать решения о заключении лица под стражу чисто формально, полагаясь на утверждения должностных лиц органов уголовного преследования о причастности лица к совершению преступления. Но тогда не исключается избрание суровой меры пресечения в отношении невиновного, в том числе вообще не причастного к данному преступлению, что нельзя расценивать иначе как произвол, грубое попрание прав личности. Если же во избежание этого, наоборот, начать реально проверять представленные в суд материалы, взвешивать их с точки зрения относимости, допустимости, степени соответствия действительности и достаточности для принятия решения о заключении лица под стражу, то значит нарушить запрет на вхождение в обсуждения вопроса о виновности лица. Вне сомнения, в реальной правоприменительной практике любой здравомыслящий судья неизбежно испытывает стремление так или иначе воспользоваться вторым вариантом действий. Личный опыт общения автора с судьями районного звена показывает, что в судебных заседаниях суда в порядке ст. 108 УПК РФ выяснение судьями причастности лица к вменяемому ему преступлению в действительности происходит, для чего судьей задаются лицу соответствующие вопросы, в случае необходимости истребуются дополнительные материалы и т.д. Но при оформлении протокола в нем делается аккуратная запись, что никакого вхождения со стороны суда в обсуждение вопроса о виновности не было. То есть при фактическом - уместно сказать - вынужденном - нарушении запрета формально дань его соблюдению вполне привычно отдается.

Верно подмечено по поводу данной ситуации, что при рассмотрении ходатайства о заключении лица под стражу суд, анализируя обоснованность подозрения или обвинения в причастности лица к совершенному преступлению, не входит в обсуждение вопроса о виновности этого лица в том смысле, в каком данный вопрос рассматривается в судебном заседании по существу и при постановлении приговора. Признавая при решении вопроса о применении меры пресечения подозрение или предъявленное обвинение необоснованным или необоснованным, суд лишь констатирует недостаточность или достаточность оснований для заключения подозреваемого или обвиняемого под стражу, не более того <9>. Вопрос о виновности лица с окончательным его решением в форме судебного приговора остается открытым. Судья, заключая лицо под стражу или отказывая в этом в досудебном производстве, нисколько не посягает на прерогативу суда первой инстанции признавать лицо виновным от имени государства. Тем самым презумпция невиновности как юридически обязывающая действовать определенным образом установка полностью сохраняет для него свое значение. Если же ему в дальнейшем доведется рассматривать уголовное дело в отношении данного лица по существу, он, руководствуясь презумпцией невиновности, обязан будет абстрагироваться от сделанного им ранее и отнюдь не исключающего последующей корректировки вывода о причастности лица к преступлению. Судье полагается при рассмотрении дела по существу исходить именно из невиновности обвиняемого (ставшего подсудимым), пока юридически обязательное предположение о невиновности не будет полностью опровергнуто стороной обвинения предъявлением надлежащей совокупности обвинительных доказательств в ходе судебного разбирательства с постановлением, соответственно, обвинительного приговора[47].

Анализ рассмотренной выше ситуации позволяет заключить, что адресованные правоприменителям, прежде всего судьям, разъяснения Пленума Верховного Суда Российской Федерации в отношении реализации презумпции невиновности могут быть несколько усовершенствованы. Во-первых, желательно четко и недвусмысленно обозначить, что обоснованность подозрения в отношении лица при решении вопроса о заключении его под стражу предполагает наличие не достаточных данных, а достаточных доказательств того, что лицо могло совершить преступление. Во-вторых, необходимо отказаться от использования формулировки, согласно которой суд при проверке обоснованности подозрения в причастности лица к совершенному преступлению не вправе входить в обсуждение вопроса о виновности лица, заменив ее указанием на то, что при избрании меры пресечения в отношении лица суд не вправе предрешать вопрос о его виновности. Такое требование представляется более понятным и реально исполнимым для правоприменителя. Из него следует, что в судебном заседании, проводимом в порядке ст. 108 УПК РФ, и, соответственно, в протоколе судебного заседания и постановлении, принимаемом по его итогам, судья не вправе выражать свое мнение по вопросу о виновности подозреваемого, обвиняемого. Поскольку иное, безусловно, должно влечь за собой недопустимость участия судьи в дальнейшем производстве по уголовному делу в отношении данного лица.

Подобный подход будет полностью соответствовать правовой позиции Европейского суда по правам человека, который неоднократно указывал, что презумпция невиновности будет нарушена, если судебное решение или заявление государственного должностного лица в отношении лица, обвиняемого в уголовном правонарушении, отражает мнение, что он виновен, прежде чем он был признан виновным в соответствии с законом.

Заключение

Для обеспечения прав и свобод человека и гражданина необходимы правовые средства их обеспечения, которые именуются гарантиями. Гарантии, по существу, это обязанность государства по обеспечению конституционных прав и свобод. Наиболее общей гарантией прав и свобод, имеющей наивысшую юридическую силу, является сам конституционный строй, основанный на не- уклонном соблюдении Конституции РФ, неотчуждаемом естественном праве и общепризнанных принципах и нормах международного права. Эта наивысшая гарантия трансформируется Конституцией РФ в систему определенных прав граждан и обязанностей государства по обеспечению прав и свобод и выражена в следующих статьях Конституции:

— самозащита прав и свобод (ч. 2 ст. 45);

— судебная защита (ст. 46);

— международная защита (ч. 3 ст. 46);

— возмещение вреда (ст. 53).

Гарантией конституционных прав и свобод граждан служит лишь такая деятельность государственных органов и должностных лиц, которая строго соответствует Конституции, направлена на полное осуществление конституционных прав и свобод граждан, достигающая результат в установленном порядке. Требуемый порядок осуществления этой деятельности практически отсутствует, поэтому робкая попытка разработать концепцию построения такого механизма, решая глобальную проблему, принципиально важна в настоящее время.

В процессе гарантирования свобод и прав физического лица обязательно присутствуют два субъекта: государство и его органы, призванные обеспечить данный процесс, и сам гражданин, выступающий в качестве его инициатора. А. В. Черкасов полагает, что конституционно закрепленный процесс гарантирования свобод и прав представляет собой особую форму всеобщего взаимодействия элементов действительности, при которой «одни элементы выступают условием существования или взаимодействия между собой других элементов».[48] Гражданин России, живущий в социальном правовом государстве, может надеяться на взаимодействие с органами власти в деле реального обеспечения свобод и прав, социальных благ, гарантированных государством. Тем не менее в этом случае только возможностей государства и его органов оказывать такую поддержку недостаточно, необходимо, чтобы сам человек старался собственными усилиями способствовать наиболее полной реализации всех своих свобод и прав.

Поскольку все отрасли права имеют нормы, закрепляющие те или
иные средства и способы охраны, обеспечения и защиты прав и свобод,
постольку можно говорить о конституционно-правовых,
административно-правовых, гражданско-правовых, уголовно-правовых,
процессуальных и других гарантиях.

Судебные процессуальные гарантии защиты прав человека образуют достаточно сложную систему, в которой можно выделить как минимум три уровня.

1. Уровень универсальных принципов судопроизводства. Среди общепроцессуальных межотраслевых принципов судопроизводства центральное место занимают принципы состязательности и равноправия сторон. Состязательная модель правосудия является условием того, чтобы конфликтующие интересы, представленные в судебном разбирательстве, могли получить свое публичное обоснование и чтобы ни один из них не обладал заранее установленным приоритетом. Равноправие сторон предполагает одинаковые с другими возможности по отстаиванию своей позиции каждого из участников спорного правоотношения. Принцип объективности и беспристрастности суда является гарантией всестороннего исследования обстоятельств рассматриваемого дела, выявления юридически значимых фактов, позволяющих принять законное и обоснованное решение по поводу имевших место нарушений прав и свобод человека. Принцип законности требует полноты соблюдения нормативных требований в процессе рассмотрения дела, а также при формировании состава суда. Принцип публичности (гласности) правосудия выступает одной из гарантий соблюдения материальных и процессуальных норм права, а также защиты прав всех участников судопроизводства. Открытость (прозрачность) судебных процедур – это возможность общественного контроля за соблюдением и защитой прав человека без посягательства на принцип независимости суда.

2. Уровень типов судопроизводства. Современная российская судебная система характеризуется множественностью видов судопроизводства, которые профилируются в зависимости от сферы и характера рассматриваемых споров. Конституционное правосудие обеспечивает защиту прав человека на уровне их законодательного закрепления, создавая гарантию против нарушения конституционных норм о правах и свободах человека в процессе законотворческой деятельности. Гражданское судопроизводство принимает на себя миссию основной государственной гарантии восстановления нарушенных прав и возмещения причиненного вреда на уровне правоприменительной практики. Это становится возможным прежде всего благодаря наличию такой юридической конструкции, как «право на иск». Она слагается из двух основных элементов: субъективного права лица на обращение с иском и корреспондирующей ему обязанности суда принять иск к рассмотрению. Уголовное судопроизводство в России, хотя защита прав и законных интересов лиц официально провозглашена его назначением (п. 1 ст. 6 УПК РФ), фактически сохраняет по преимуществу карательную направленность. В мировой практике стратегия уголовного судопроизводства, ориентированная на уважение и защиту прав и свобод человека (модель «надлежащего правосудия»), включает в себя такие конкретные гарантии, как самостоятельность сторон в собирании, исследовании и представлении доказательств; возможность сторон контролировать ход судопроизводства; автономия суда в сочетании с пассивностью в рассмотрении дела, когда он лишь выслушивает доводы сторон, обеспечивает их процедурное равноправие, соблюдение ими правил представления доказательств и др. Арбитражное судопроизводство представляет собой достаточно весомую процессуальную гарантию защиты прав физических и юридических лиц в сфере предпринимательства, включая такие основополагающие права, как право собственности, свобода экономической деятельности и др. Административное судопроизводство в своем нынешнем виде, как судебное рассмотрение дел об административных правонарушениях, не обладает значимым правозащитным потенциалом. Административная юстиция в ее общепринятом понимании, как особый порядок рассмотрения споров между гражданами и государственными органами, традиционно считается важнейшей гарантией защиты прав человека, однако в России такая специализированная процедура отсутствует.

3. Уровень процессуальных средств и институтов – система конкретных процессуальных действий и возможностей. К числу важнейших государственных гарантий защиты прав и свобод человека традиционно относится такой процессуальный институт, как суд присяжных. Им гарантируется не только одно из политических прав граждан – право на участие в отправлении правосудия, – но и реализация принципа беспристрастности судебного разбирательства. Универсальной процессуальной гарантией защиты прав человека в судопроизводстве является институт ходатайств. При помощи этого процессуального средства каждый участник процесса имеет возможность заявить о своих правах и законных интересах и потребовать от суда соответствующих правозащитных действий. Еще более действенным правовым инструментом, гарантирующим права человека в сфере правосудия, являются институты обжалования и пересмотра судебных решений, которые представляют собой гарантию их законности, обоснованности, справедливости и полноты восстановления нарушенных прав человека. Право на обжалование в суде того или иного решения государственного органа является важной составляющей права на справедливое судебное разбирательство и на доступ к правосудию. В системе процессуальных гарантий защиты прав человека сквозное значение имеет такой институт, как сроки. К числу других процессуальных средств, выступающих в качестве государственных гарантий защиты прав и свобод человека, следует отнести недопустимость использования в уголовном процессе доказательств, полученных с нарушением требований закона; судебный порядок избрания меры пресечения в виде заключения под стражу, а также получения разрешения на производство отдельных следственных действий; государственное назначение защитника и оплату его труда; наложение ареста на имущество и другие меры обеспечения имущественных прав по гражданским делам, а также по гражданскому иску в уголовном судопроизводстве и др. К внесудебной категории государственных процессуальных гарантий защиты прав человека принадлежат разнообразные административные процедуры. Наиболее действенной и широко применимой внесудебной процессуальной гарантией защиты прав человека следует считать общую процедуру рассмотрения государственными органами жалоб и обращений граждан. В свою очередь, основной государственной гарантией в данном случае является требование обязательного рассмотрения обращений, поступающих в государственный орган или должностному лицу в соответствии с их компетенцией.

Список использованной литературы

Нормативно-правовые акты

1. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г., с учетом поправок, внесенных Законами Российской Федерации о поправках к Основного закона РФ от 30 декабря 2008 г. № 6-ФКЗ и от 30 декабря 2008 г. № 7-ФКЗ) // Российская газета. 2009. 21 янв. № 7.

2. «Уголовный кодекс Российской Федерации» от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 22.11.2016)

3. «Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» от 18.12.2001 № 174-ФЗ (ред. от 19.12.2016)

4. Федеральный закон от 07.02.2011 № 3-ФЗ (ред. от 03.07.2016) «О полиции» (с изм. и доп., вступ. в силу с 04.07.2016)

5. Федеральный закон от 31 мая 2002 г. № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» (в ред. от 2 июля 2013 г.) // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

6. О некоторых вопросах применения судами Основного закона Российской Федерации при осуществлении правосудия: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 31.10.1995 N 8 (с посл. изм. и доп.) // Российская газета. 1995. N 247. 28 декабря.

Научная литература

7. Анисимов Л.Н. Конституционное право России: Учеб.-метод. материалы и программа. М.: Юстицинформ, 2016. С. 98.

8. Прудников М.Н. Конституционное право зарубежных стран. М.: РИОР; ИНФРА-М, 2017. С. 68.

9. Черкасов В.Р. Конституционное право России: Учеб. пособие. М.: Юрист, 2016. С. 121.

10. Ястребова А.И. Конституционно-правовые основы деятельности общественных организаций в Российской Федерации // Современное право. 2015. № 9. С. 33.

11. Ястребова А.И. Некоторые аспекты правоохранительной деятельности общественных организаций (отечественный и зарубежный опыт) // Современное право. 2016. № 12-1. С. 35 - 38.

12. Визентин М. Презумпция невиновности в контексте прецедентной практики Европейского суда по правам физического лица // Российский ежегодник Европейской конвенции по правам человека. М.: Статут, 2015. Вып. 1: Европейская конвенция: новые «старые» права. 608 с.

13. Кирьянов А.Ю. Некоторые вопросы обоснованности заключения под стражу в свете презумпции невиновности // Российская юстиция. 2016. № 12. С. 31 - 34.

14. Ковтун Н.Н. Институт специализированных следственных судей: к дискуссии о векторах законодательной воли // Российский журнал юридических исследований. 2015. № 2 (3). С. 174 - 184.

15. Кондрат И.Н. Обеспечение прав личности в досудебном производстве по уголовным делам: законодательное регулирование и правоприменительная практика. М., 2015. 176 с.

16. Лазарева В.А., Иванов В.В., Утарбаев А.К. Защита прав физического лица в уголовном процессе России. М., 2016. 312 с.

17. Назаров А.Д. Следственные и судебные ошибки при заключении под стражу // Российская юстиция. 2016. № 4. С. 39 - 43.

18. Овчинников Ю.Г. Основания для избрания меры пресечения в виде заключения под стражу как одна из процессуальных правовых гарантий прав подозреваемого и обвиняемого // Адвокатская практика. 2015. № 3. С. 15 - 17.

19. Практика применения Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Актуальные вопросы судебной практики, рекомендации судей Верховного Суда РФ по применению уголовно-процессуального законодательства на основе новейшей судебной практики / Под ред. В.М. Лебедева. 6-е изд., перераб. и доп. М.: Юрайт, 2016. 824 с.

20. Скабелин С.И. Совокупность данных, являющаяся достаточной для избрания меры пресечения в уголовном судопроизводстве // Адвокат. 2015. № 11. С. 38 - 43.

21. Бойков А.Д. Адвокатская деятельность: правовые гарантии качества и вопросы специализации // Ученые труды Российской академии адвокатуры и нотариата. 2016. № 1. С. 8 - 14.

22. Бусурина О.Е. Принудительное обучение по повышению квалификации как мера дисциплинарной ответственности // Евразийская адвокатура. 2015. № 1. С. 58 - 60.

23. Воробьев А.В., Поляков А.В., Тихонравов Ю.В. Теория адвокатуры. М.: Грантъ, 2012. 496 с.

24. Леви А., Папкин А. Нравственные и этические требования к адвокату // Российская юстиция. 2013. № 3. С. 25 - 27.

25. Положение о порядке повышения профессиональной квалификации адвокатов Адвокатской палаты Волгоградской области (АПВО) от 1 августа 2008 г. URL: http://www.apvo-volgograd.ru/pologe№_povkval.php (дата обращения: 13.07.2015).

26. Ревина И.В. Нравственное содержание адвокатской деятельности в уголовном судопроизводстве: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Воронеж, 2014. 24 с.

27. Рудковский В.А. Правовая политика и осуществление права: теоретико-методологический аспект: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Саратов, 2016. 54 с.

28. Сенякин И.Н. Проблемы специализации правовой практики Российского государства // Правоведение. 2013. № 5. С. 26 - 35.

29. Бархатова Е.Ю. Комментарий к Основного закона Российской Федерации. М.: Проспект, 2010.

30. Гарантии свобод и прав физического лица и гражданина в РФ [Электронный ресурс]: сайт FTK.NAROD.RU. URL: http://ftk.narod.ru/download/pravo/osnovi/029.htm (дата обращения: 23.11.2014).

31. Комментарий к Основного закона Российской Федерации / Под общ. ред. Л.В. Лазарева. М.: Новая правовая культура, 2009.

32. Конституционные правовые гарантии правосудия [Электронный ресурс]: Сайт «Государство и власть». URL: http://state.rin.ru/cgi-bin/main.pl?id=88&r=35 (дата обращения: 23.11.2014).

33. Лупенко И.Ю. Обеспечение и защита свобод и прав физического лица и гражданина в Российской Федерации: учебное пособие. Чита: ЧитГУ, 2011. 160 с.

34. Мирская Т.И. К вопросу о понятии правовых гарантий свобод и прав физического лица и гражданина в Российской Федерации // Юридическая наука. 2013. N 2. С. 23 - 27.

35. Стецовский Ю.И. Право на свободу и личную неприкосновенность: нормы и действительность. М.: Дело, 2000.

36. Фокина Л.Ю. Конституционные правовые гарантии защиты основных прав физических лиц // Наука и современность. 2011. N 13-3. С. 233 - 237.

Приложения

[1] Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г., с учетом поправок, внесенных Законами Российской Федерации о поправках к Конституции РФ от 30 декабря 2008 г. номер документа 6-ФКЗ и от 30 декабря 2008 г. номер документа 7-ФКЗ) // Российская газета. 2009. 21 янв. номер документа 7.

[2] Анисимов Л.Н. Конституционное право России: Учеб.-метод. материалы и программа. М.: Юстицинформ, 2016. С. 98.

[3] Прудников М.Н. Конституционное право зарубежных стран. М.: РИОР; ИНФРА-М, 2017. С. 68.

[4] Кондрат И.Н. Обеспечение прав личности в досудебном производстве по уголовным делам: законодательное регулирование и правоприменительная практика. М., 2015. 176 с

[5] Кондрат И.Н. Обеспечение прав личности в досудебном производстве по уголовным делам: законодательное регулирование и правоприменительная практика. М., 2015. 176 с

[6] Рудковский В.А. Правовая политика и осуществление права: теоретико-методологический аспект: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Саратов, 2016. 54 с

[7] Сенякин И.Н. Проблемы специализации правовой практики Российского государства // Правоведение. 2013. номер документа 5. С. 26 - 35

[8] Кирьянов А.Ю. Некоторые вопросы обоснованности заключения под стражу в свете презумпции невиновности // Российская юстиция. 2016. номер документа 12. С. 31 - 34

[9] Овчинников Ю.Г. Основания для избрания меры пресечения в виде заключения под стражу как одна из процессуальных гарантий прав подозреваемого и обвиняемого // Адвокатская практика. 2015. номер документа 3. С. 15 - 17

[10] Черкасов В.Р. Конституционное право России: Учеб. пособие. М.: Юрист, 2016. С. 121.

[11] Ястребова А.И. Некоторые аспекты правоохранительной деятельности общественных организаций (отечественный и зарубежный опыт) // Современное право. 2016. номер документа 12-1. С. 35 - 38

[12] Ястребова А.И. Конституционно-правовые основы деятельности общественных организаций в Российской Федерации // Современное право. 2015. номер документа 9. С. 33

[13] Ковтун Н.Н. Институт специализированных следственных судей: к дискуссии о векторах законодательной воли // Российский журнал юридических исследований. 2015. номер документа 2 (3). С. 174 - 184

[14] Кирьянов А.Ю. Некоторые вопросы обоснованности заключения под стражу в свете презумпции невиновности // Российская юстиция. 2016. номер документа 12. С. 31 - 34

[15] "Конвенция о защите прав человека и основных свобод" (Заключена в г. Риме 04.11.1950) (с изм. от 13.05.2004) (вместе с "Протоколом [номер документа 1]" (Подписан в г. Париже 20.03.1952), "Протоколом номер документа 4 об обеспечении некоторых прав и свобод помимо тех, которые уже включены в Конвенцию и первый Протокол к ней"

[16] "Протокол номер документа 11 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод о реорганизации контрольного механизма, созданного в соответствии с Конвенцией" (подписан в г. Страсбурге 11.05.1994)

[17] Сенякин И.Н. Проблемы специализации правовой практики Российского государства // Правоведение. 2013. номер документа 5. С. 26 - 35

[18] Сенякин И.Н. Проблемы специализации правовой практики Российского государства // Правоведение. 2013. номер документа 5. С. 26 - 35

[19] Бусурина О.Е. Принудительное обучение по повышению квалификации как мера дисциплинарной ответственности // Евразийская адвокатура. 2015. номер документа 1. С. 58 - 60

[20] Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосовани<