Еще один необыкновенный случай перекрестного допроса
Cледующий случай неудачного перекрестного допроса пояснит многие из сделанных выше замечаний по этому предмету.
К арендатору дома был предъявлен иск об убытках за оставление здания без ремонта; убытки были указаны в сумме около 300 фунтов стерлингов. Свидетели истца дали вполне удовлетворительные показания; они установили, что стены расходились и протекали, подтвердили еще несколько таких же неисправностей. Всякий молодой адвокат мог бы выиграть дело, если только сумел бы воздержаться от соблазна блеснуть своим искусством в перекрестном допросе. Но, как это ни странно, немногие умеют устоять от этого опаснейшего искушения. Свидетели, выставленные ответчиком, не повредили бы истцу, если бы его поверенный захотел ограничиться несколькими несущественными вопросами. Присяжным пришлось бы принять в соображение показания свидетелей с обеих сторон, и они признали бы иск доказанным в среднем размере между чрезмерно низкой оценкой ответчика и чрезмерно высокими требованиями истца.
Однако смелый поверенный последнего решился показать, если можно так выразиться, необыкновенный акробатический фокус при перекрестном допросе и, рассчитывая сделать двойное salto mortale, опустился на арену головой вниз. В суде это бывает.
Один из свидетелей ответчика показал, что текущий ремонт дома производился удовлетворительно.
Перекрестный допрос
В. Так что дом был в блестящем состоянии? (Прошу читателя оценить остроумие этого вопроса после сдержанного заявления свидетеля.)
О. Я не говорил, что дом в блестящем состоянии. Я сказал, что ремонт производился удовлетворительно.
В. Значит, все, что здесь говорили свидетели со стороны истца, это чистое воображение?
(Это было похоже на прыжок в область метафизики; несомненно, что этим открывалось широкое поле для самых разнообразных исследований.)
О. Насчет чистого воображения мне известно; а что все дело дутое, это я знаю. (Смех.)
Читатель заметит, что свидетель, как искусный диалектик (несравненно более искусный, чем его противник), восстановил границы спора, устранив неверный термин в возражении.
Он не желает пускаться в ненадежные отвлеченности. Рассуждение о духовных способностях человека, о силе фантазии, все это — не его ума дело. Так что дальновидный искусник, при всей своей жажде знания, не узнает ровно ничего, кроме того, что ведет дутое дело. Смысл ответа свидетеля можно выразить так: «Я не знаю, что такое чистое воображение или что такое поэтическая способность и т. п.; но, если вы на самом деле хотите узнать мое мнение о представленных вами доказательствах, то, хотя ваш вопрос и выражен двусмысленно, я могу ответить».
Смех присутствующих был вызван несоответствием между искусственно отвлеченным вопросом и простым здравым смыслом ответа.
Тогда поверенный истца, желая показать, что он нимало не встревожен и не огорчен провалом своего дела, заявляет: «Это нас не смущает. (Смех.) Мы от этого не проиграем; я только думаю, что для ответчика было бы лучше, если бы вы совсем не являлись сюда и не вызывали общего смеха своими нелепыми замечаниями». (Смех; все так рады узнать, что провал дела не огорчил молодого человека.)
Вы, конечно, заметили и трогательную заботливость этого истца к интересам его противника; больше чем заботливость — это была щедрость. Он, впрочем, ошибся в своих соображениях, ибо лучше того, что сделал для ответчика свидетель, не мог бы сделать никто. Присяжные поверили его показанию. Хотя истец и не видал нанесенного ему удара, на самом деле получил значительные внутренние повреждения, и с этой минуты его дело уже было безнадежно.
Присяжные признали убытки доказанными лишь в той ничтожной сумме, в которой признал их сам ответчик.
Одно слово свидетеля провалило дело.
Мыльные пузыри
Диккенс пишет в своих «Американских заметках»: «Почтенный адвокат, как многие его английские собратья, говорил безо всякой передышки и выказывал поразительную способность повторять без конца одну и ту же мысль. Главная сила его речи заключалась в словах: "Варнер, исполнявший обязанности машиниста"; этот Варнер являлся на выручку в каждой новой фразе оратора. Я послушал около четверти часа и, выйдя затем из залы заседания без малейшего представления о возможном решении дела, почувствовал себя, как дома».
Мне кажется, будет поучительно и небезынтересно привести здесь содержание речи, которая часто произносится в нашем гражданском суде и при незначительных изменениях пригодна для всякого рядового дела, гражданского или уголовного. Можно даже сказать, что ее главное достоинство заключается именно в этой приспособляемости; если бы вам удалось вдохнуть в нее некоторую долю пафоса, она вполне пригодится, например, для иска о неисполнении обещания жениться; конечно, придется старательно обходить все указания на «скорость движения повозки», ибо это обстоятельство могло бы нарушить чувствительный тон, приличествующий делу такого рода. Возможно, что на бумаге эта речь будет несколько походить на нелепицу, но в устном изложении она всегда бывает очень внушительна, и, если читателю удастся убедить приятеля прочесть ее вслух точь-в-точь так, как она здесь написана, он, по всем вероятностям, признает, что это не преувеличение. Ручаюсь за точность правописания, если только чтец будет внимательно следить за ним.
Речь
(этот отрывок изложен автором посредством своеобразного звукового правописания, передающего нелепые сочетания, свойственные грубой скороговорке. Он пишет: «Милорд. Гзда псяжздатели. Мой почтен противник выстнесссвидетелей в доказатеесствоштыстец...» и т. д.)
Милорд. Г-да присяжные заседатели. Мой почтенный противник выставил нескольких свидетелей в доказательство того что истец проезжал по улице Флит в половине десятого часа утра и что (я должен теперь же сказать вам г-да присяжные заседатели что я вовсе не хочу сказать чтобы это было явной нелепостью со стороны моего почтенного противника тем более что он несомненно обязан был подчиниться данным ему указаниям) отнюдь нет но наоборот я повторю что я вовсе не хочу сказать что свидетели выставленные моим почтенным противником (хотя я может быть и не решился бы сказать что преклоняюсь перед этими свидетелями с восхищением) при шли сюда для сознательного и хладнокровного и гнусного лжесвидетельства под присягой но те кто давал такие указания моему почтенному противнику г-да присяжные заседатели (и я без малейшего колебания готов сказать и скажу без страха ответственности за сказанное каковы бы ни были или не могли быть последствия г-да присяжные заседатели что это была явная нелепость) конечно г-да присяжные заседатели всякий может сказать что повозка истца ехала со скоростью пяти миль в час и г-да присяжные заседатели как граждане города Лондона как люди жизни и люди здравого смысла (я впрочем представляю вам свидетелей в удостоверение того) и если только все эти свидетели не явились сюда для самой гнусной лжи.под присягой (но я ни на одну минуту не допускаю мысли чтобы двенадцать граждан города Лондона как люди жизни) я сказал что я представлю вам этих свидетелей (один из них как мне известно со слов моего стряпчего это г-н Скинфлинт член весьма почтенной фирмы Скинфлинт и Блидем (Sk’nflnt and Bleedem, т.е. skin, flint, and bleed them: скребите, пустите кровь, сдерите шкуру) занимает видное положение в городе Лондоне (ибо он состоит церковным старостой в своем приходе) человек пришедший насколько мне известно в Лондон с несколькими шиллингами в кармане и эти свидетели удостоверят вам (если только имеющиеся у меня сведения соответствуют истине) (вы впрочем сами оцените степень их достоверности когда выслушаете их показания перед судом) но по имеющимся у меня сведениям вместо пяти миль в час повозка истца (вы помните как он стоял перед вами за этой решеткой) (сильное ударение на слове: этой) (и я смею думать — это появление вызвало не слишком высокое представление о нем в ваших глазах г-да присяжные заседатели) я докажу вам что вместо пяти миль в час он ехал по крайней мере четырнадцать миль в час и бил своих лошадей кнутовищем и мало того — пять миль в час г-да присяжные заседатели ведь это нелепость это явная нелепость это смешно это оскорбительно говорить двенадцати гражданам города Лондона что повозка ехала пять миль в час когда г-н Томкинс — очень почтенный человек — (вы увидите его в качестве свидетеля и сами оцените его показание) и сами скажете явился ли он сюда для сознательного и хладнокровного и гнусного лжесвидетельства под присягой или нет у него нет ни малейшего интереса в этом деле ровно столько сколько у любого из вас г-да присяжные заседатели и я утверждаю что мой почтенный противник при всем своем умении (и я отнюдь не отрицаю что мой почтенный противник обладает известным умением в делах этого рода может быть даже больше чем всякий другой) но вы г-да присяжные заседатели ведь будете решать дело не по таланту моего почтенного противника а по тем доказательствам которые будут вам представлены в качестве беспристрастных граждан города Лондона и (если только вам будут представлены те доказательства которые по имеющимся у меня сведениям несомненно будут вам представлены) я не сомневаюсь что ваш ответ будет в пользу ответчика если только вы не придете к заключению (на лице оратора появляется самая язвительная, неотразимая усмешка) (и я уверен что вы очень и очень призадумаетесь прежде чем прийти к такому заключению) я могу сказать (и если только мой клиент не давал здесь самого возмутительного ложного показания которое когда-либо было дано свидетелем перед судом) те факты которые будут установлены перед вами показаниями достовернейших свидетелей (по имеющимся у меня сведениям) выяснят без малейшего какого-либо рода сомнений что было бы явно нелепо утверждать как утверждал здесь за этой решеткой (сильное ударение на слово этой) истец что повозка ехала пять миль в час ваше знание людей г-да присяжные заседатели скажет вам что значит обыкновенная скорость (мой почтенный противник утверждает что обыкновенная скорость тут ни при чем) — нет г-да присяжные заседатели (новая язвительная усмешка) (мой почтенный противник совершенно верно указывает что эта не была обыкновенная скорость) это была очень необыкновенная скорость я в этом отношении вполне согласен с моим почтенным противником (я разумеется не могу поставить этого в вину моему почтенному противнику ибо он конечно действовал согласно указаниям его клиента так же как и я и так же как мы все) но когда мой почтенный противник говорит о пяти милях в час—это явная нелепость это смешно и я скажу вам почему у всякого из вас г-да присяжные заседатели есть какой-нибудь свой экипаж может быть это простая тележка как думает мой почтенный противник (хотя я не думаю чтобы это была особенно остроумная догадка ибо я считаю что тот кто ездит в простой тележке имеет такое же право на уважение как и те кто ездит в самых роскошных каретах а может быть и больше! (Аплодисменты в публике.) Несомненно больше! (удар кулаком по пюпитру) я не боюсь этого шума он не может оказать влияния на ваше решение я не сомневаюсь что он скоро убедится что телега не хуже кареты годится для моего умозаключения и будь то карета или тележка или всякая иная повозка г-да присяжные заседатели вы как люди опыта сами знаете что значит пять миль в час да пять миль в час г-да присяжные заседатели (я считаю прямо насмешкой над вашим здравым смыслом пояснять здесь что это значит) — это значит все что угодно (еще страшный удар по пюпитру — волнение в публике) — это значит что все это дело вздуто от начала до конца это иск подстроенный стряпчим для того чтобы набить себе карман и неужели вы думаете что если бы иск был признан доказанным если только вы можете вынести столь нелепое бессмысленное идиотское решение — (но я слишком высоко уважаю вас чтобы допустить возможность чего-либо подобного) — что истец получит хотя одну полушку? (сдержанное волнение в зале) я не хочу сказать ничего оскорбительного — напротив того я скорее хотел прийти к миролюбивому соглашению но я спрашиваю вас (я полагаю если бы мой почтенный противник или лучше сказать если бы его свидетели увидали экстренный поезд летящий на всех парах если только это соответствовало бы их интересам (здесь усмешка) они нашли бы что он идет пять миль в час (смех в публике) что впрочем было бы вероятно г-да присяжные заседатели (тонкая улыбка) если зачеркнуть ноль (смех) но из таких нолей г-да присяжные заседатели складывается жизнь и вы как торговые люди не можете добросовестно вычеркнуть их как не можете безнаказанно вычеркнуть ничего другого (одобрение в публике) но я не стану более утруждать ваше внимание я смею думать что задержал вас лишь настолько насколько это было необходимо для того чтобы точно и ясно изложить перед вами факты дела и предложить вам те выводы которые естественно и логически вытекают из них и если только вы не признаете что мой клиент явился сюда для самого наглого лжесвидетельства под присягой и я уверен что этого как граждане города Лондона вы не признаете никогда иск моего противника остается ничем решительно ничем решительно ничем на свете не доказанным (судебный пристав тщетно старается остановить аплодисменты присутствующих).
Эта речь, произнесенная с большой стремительностью, всегда производит сильное впечатление, чему немало способствуют вставные предложения оратора. Она имеет, однако, и свою обратную сторону, ибо в большинстве случаев приводит присяжных к тому самому решению, явную нелепость которого с таким красноречием доказывал оратор. На бумаге она действительно не кажется образцом красноречия, но мне не раз приходилось слышать убежденную похвалу такому упражнению: «Вот это речь так речь! Как им фамилия будет, сэр?»
ГЛАВА XVI
Несколько слов об учреждении должности государственного обвинителя
(в настоящее время эти должности уже существуют)
Мне хотелось бы высказать здесь одно соображение по вопросу, тесно связанному с деятельностью адвокатуры, а именно: по поводу давних споров о целесообразности учреждения должности государственного обвинителя. Мне всегда казалось, что недостаток существующей системы заключается в обстоятельстве, ускользающем от общего внимания. Доводы в пользу изменения действующего порядка уголовного преследования исходят в большинстве случаев из предположения, что виновные часто ускользают от наказания за отсутствием преследования со стороны частных обвинителей; получив деньги, последние отказываются от обвинения. Но при этом, по-видимому, совершенно упускают из виду, что угрозы уголовным преследованием часто являются средством для вымогательства денег у ни в чем не повинных людей; что всякий бесчестный человек имеет власть пустить в ход силу уголовного закона единственно ради этой цели; и что действующий порядок является обильным источником ложных доносов и вымогательства.
Было бы интересно узнать, сколько жалоб уголовного характера возбуждается в течение года и как велико число
тех, которые получают дальнейшее движение. У одного человека есть грошовое взыскание и большое озлобление против другого. Он идет к остроумному стряпчему, исправляющему, так сказать, обязанности машиниста по уголовному судопроизводству, и тот одним движением пальца пускает в ход всю систему.
Простое торговое обязательство покрывается уголовной оболочкой, хотя бы самого прозрачного свойства, и честный и уважаемый человек, с его женой, детьми и всем достоянием, оказывается во власти какого-нибудь бессовестного негодяя, которому нечего терять. Ясно, что чем меньше вины за обвиняемым, чем значительнее его общественное положение, тем больше оснований рассчитывать на его готовность подчиниться вымогательствам «обвинителя». Привожу один из многих случаев, известных мне по собственной практике. Человек, пользовавшийся большим уважением в обществе, был держателем денежного обязательства другого лица. Он предъявил документ в суд; решение состоялось в его пользу. Немедленно за этим, но до обращения решения к исполнению, ответчик возбудил против истца обвинение в лжесвидетельстве под присягой. Представьте себе, если можете, душевное состояние человека, все существование которого как коммерсанта зависит от его честности и доброго имени! Он приходил в ужас при одной мысли о необходимости явиться в полицейский суд, чтобы там доказывать свою невинность. Он готов был заплатить все, что угодно, лишь бы избавить себя от такой пытки, и кончил тем, что согласился заплатить тысячу фунтов стерлингов (таковы были скромные условия миролюбивого соглашения, предложенные стряпчим «противной стороны» за прекращение дела. Из этой суммы 300 фунтов стерлингов должны были поступить в руки упомянутого выше машиниста за управление ходом машины. К счастью, однако, для обвиняемого, прежде заключения мирового соглашения ему пришлось обратиться за некоторыми указаниями к стряпчим, ведшим первоначальное дело. Это были честные люди; они с негодованием восстали против наглого вымогательства и настояли на том, чтобы обвиняемый смело выступил против обвинения. Он явился в суд, и, как и следовало ожидать, дело было немедленно прекращено.
Если бы это был единичный случай, он, конечно, не мог бы служить показанием против общего установленного порядка; к несчастью, порядок этот, благодаря страхам и слабостям людским, поощряет подкупы, вымогательства и обманы.
Когда вопрос о действии общественного правосудия обсуждается теми, кто по долгу своему обязан заботиться о том, чтобы закон был исполнен до конца, мне кажется, что охрана честных людей от тех, «кто смеет чинить законом зло», заслуживает не меньшего внимания, чем забота о наказаниях тех, кто закон нарушает.
ГЛАВА XVII