Сага о людях из Лососьей долины 30 страница

Кьяртан согласился со всем этим и сказал, что она правильно рассудила. После
этого он заговорил с Хревной. Они беседовали весь день. Вечером Турид спросила
Кьяртана, как прошла их беседа с Хревной. Он сказал, что доволен беседой и что,
насколько он мог заметить, это девушка очень достойная.
На следующее утро были посланы люди к Асгейру, и он был приглашен в
Асбьярнарнес. Тут началась беседа, и Кьяртан посватался к Хревне, дочери
Асгейра. Тот принял сватовство с удовлетворением, потому что он был умный
человек и видел, что это для него высокая честь. Кальв старался ускорить дело.
— И не хочу, чтобы этому что-нибудь помешало, — говорил он.
Хревна со своей стороны также не дала отрицательного ответа и предоставила
последнее слово отцу. Таким образом дело было решено и закреплено с помощью
свидетелей. Кьяртан настоял на том, чтобы свадьба состоялась в Хьярдархольте.
Асгейр и Кальв не противились этому. Было решено сыграть свадьбу в
Хьярдархольте, через пять недель после начала лета. После этого Кьяртан поехал
домой с богатыми подарками. Олав был очень доволен помолвкой, потому что Кьяртан
стал теперь гораздо веселее, чем тогда, когда уехал из дому.
Кьяртан постился весь Великий пост, чего никто не делал до него в этой стране,
потому что рассказывают, что он был первым человеком, который постился здесь, в
Исландии. Люди очень удивлялись тому, что Кьяртан жил так долго без пищи, и
приходили издалека, чтобы его увидеть. Точно так же и во всем остальном поступки
Кьяртана отличались от поступков других людей. Затем прошла Пасха. После этого
Кьяртан и Олав стали готовиться к большому пиру.
С севера в положенное время прибыли Асгейр и Кальв, Гудмунд и Халль, и у всех у
них вместе было шесть десятков человек. Со стороны Кьяртана тоже было множество
людей. Празднество было великолепным, потому что за столами сидели целую неделю.

Кьяртан подарил Хревне на свадьбу тот самый головной платок, и этот подарок стал
знаменит, потому что никто не был так умудрен опытом или так богат, чтобы видеть
или владеть такой драгоценностью. Сведущие люди утверждали, будто в этот платок
было заткано восемь эйриров золота. Кьяртан был весел на празднестве, развлекал
всех своей беседой и рассказывал о своих путешествиях. На людей произвело
большое впечатление, что беседа велась здесь о больших делах, потому что Кьяртан
в течение долгого времени был при дворе знаменитейшего хёвдинга конунга Олава,
сына Трюггви. Когда празднество кончилось, Кьяртан выбрал дорогие подарки для
Гудмунда и Халля и для других знатных гостей. Отец и сын заслужили большую славу
этим празднеством. Кьяртан и Хревна очень привязались друг к другу.
XLVI
Олав и Освивр оставались в дружбе, хотя между молодыми людьми дружба была
порвана. Этим летом гости должны были приехать к Олаву за полмесяца до начала
зимы. Освивр также созвал гостей на первые зимние ночи. Каждому было предложено
захватить с собой столько людей, сколько он считал соответствующим его
достоинству.
Освивр должен был сначала приехать на пир к Олаву, и в назначенное время он
явился в Хьярдархольт. Вместе с ним поехали также Болли и Гудрун и сыновья
Освивра. На другое утро, когда женщины вместе шли к дверям главного дома, одна
из них спросила, как будут рассаживать женщин на скамьях. В то время как она это
говорила, Гудрун проходила около постели, на которой обычно лежал Кьяртан.
Кьяртан был тут же, и одевался, и набросил на себя пурпурное одеяние. Он сказал
женщине, которая спросила, как будут рассаживать женщин, — потому что никто не
умел отвечать быстрее, чем он:
— Хревна будет сидеть на почетном сиденье, и во всем ее будут чествовать больше
всех, пока я жив.
Но до тех пор на почетном сиденье всегда сидела Гудрун, как в Хьярдархольте, так
и во всех других домах. Гудрун услышала это, посмотрела на Кьяртана и изменилась
в лице, но ничего не ответила.
На другой день Гудрун сказала Хревне, что та должна надеть подаренный ей
головной платок и показать людям лучшую драгоценность, которую когда-либо
привозили в Исландию. Кьяртан был поблизости, и хотя он не стоял рядом с ними,
он слышал, что сказала Гудрун. Он ответил быстрее, чем Хревна:
— Она не наденет на этом празднестве свой платок, потому что мне кажется более
важным, чтобы Хревна владела этой драгоценностью, нежели чтобы гостям было чем
любоваться.
Целую неделю должно было длиться празднество у Олава. На другой день Гудрун
стала тайно просить Хревну, чтобы она показала ей платок. Та ответила, что
покажет. На следующий день Хревна пошла вместе с ней в кладовую, где хранились
драгоценности. Она открыла ларь и вынула оттуда бархатный мешок, а из мешка
вынула платок и показала его Гудрун. Та развернула платок, некоторое время
глядела на него и не сказала ничего, ни хорошего, ни дурного. Затем Хревна снова
спрятала платок, и они вернулись обратно к своим местам. После этого веселье и
забавы пошли своим чередом.
На следующий день, когда приглашенные должны были уезжать, Кьяртан был очень
занят тем, чтобы обеспечить людям свежих коней — тем, кто прибыл издалека, — и
каждого должным образом снарядить в путь. В то время, как Кьяртан был занят
этим, у него не было при себе меча, подарка конунга, хотя вообще он не привык
выпускать его из рук. Затем он пошел к своей постели, где он оставил свой меч,
но меч исчез. Он сейчас же пошел к своему отцу и рассказал ему об этой пропаже.
Олав сказал:
— В этом случае мы должны действовать в величайшей тайне. Я пошлю соглядатаев с
каждым отрядом всадников, которые будут уезжать.
Так он и сделал. Ан Белый должен был ехать с Освивром и его людьми и следить, не
свернет ли кто-либо из них с дороги и не отстанет ли. Они проехали в глубь
страны мимо двора Льярскогар (Леса Реки Лья) и мимо дворов, которые называются
Скогар (Леса), и остановились там в лесу, и спешились. Торольв, сын Освивра,
отошел в сторону от дворов, и несколько человек вместе с ним. Они углубились в
кустарник, в то время как другие оставались около леса.
Ан проводил их до реки Лаксы, которая вытекает из долины Селингсдаль, и сказал,
что хочет повернуть обратно. Торольв ответил, что было бы еще лучше, если бы он
совсем не ездил. В эту ночь выпал снежок, так что можно было видеть следы. Ан
поехал обратно в лес по следу Торольва, и он привел его к топкому месту. Там он
стал шарить рукой и схватился за рукоятку меча. Он решил заручиться свидетелями
и поехал за Торарином в Селингсдальское Междуречье, и тот приехал вместе с Аном,
чтобы вытащить меч. После этого Ан отвез Кьяртану меч. Кьяртан завернул его в
платок и запер в ларь. То место, где Торольв со своими людьми спрятал меч,
называется с тех пор Свердскельда (Мечевая Топь). Об этом не было сказано ни
слова, однако ножны так никогда и не нашлись. Кьяртан с тех пор не ценил уже
свой меч так, как прежде.
Этот поступок очень задел Кьяртана, и он не хотел этого так оставить. Но Олав
сказал:
— Не стоит обижаться. Это была нехорошая шутка с их стороны, но тебе она не
нанесла ущерба. Не дадим другим людям случая посмеяться и не сделаем это поводом
к ссоре с друзьями и родичами.
И после этих речей Олава Кьяртан успокоился. Через некоторое время Олав собрался
в гости в Лаугар на первые зимние ночи и стал уговаривать Кьяртана, чтобы тот
тоже поехал. Кьяртану не хотелось ехать, однако он уступил просьбам отца и
согласился. Хревна тоже должна была поехать и собиралась оставить дома свой
головной платок. Торгерд спросила:
— Когда же ты начнешь носить свою драгоценность, если оставляешь ее лежать в
ларе, отправляясь на празднество?
Хревна отвечала:
— Многие говорят, что я когда-нибудь, может быть, попаду в такое место, где
найду меньше завистников, чем в Лаугаре.
Торгерд сказала:
— Я не слишком верю тем людям, которые раздувают вражду между домами.
И поскольку Торгерд настаивала, Хревна взяла свой головной платок с собой.
Кьяртан не противился этому, когда увидел, что такова воля его матери.
После этого они собрались в путь и вечером прибыли в Лаугар, и их приняли
хорошо. Торгерд и Хревна отдали свои платья на сохранение. И наутро, когда
женщины должны были одеваться, Хревна стала искать свой головной платок, и тут
оказалось, что его нет на месте, на котором он был оставлен. Его везде искали,
но нигде не нашли. Гудрун сказала, что скорее всего головной платок был оставлен
дома, или она небрежно его уложила и он выпал. Хревна рассказала Кьяртану о том,
что платок пропал. Он отвечал ей и сказал, что нелегко уследить за ними, и
просит ее молчать об этом, а затем рассказал своему отцу, что случилось. Олав
отвечал:
— Как и в прошлый раз, я хочу, чтобы ты ничего не предпринимал и оставил это
дело. Я тайно постараюсь все разузнать, потому что намерен сделать все, чтобы ты
и Болли не стали врагами. Худой мир лучше доброй ссоры, — сказал он.
Кьяртан отвечал:
— Легко заметить, отец, что ты желаешь обеим сторонам только добра. Однако я не
знаю, соглашусь ли долго скакать на таком хромом коне и быть посмешищем для
людей из Лаугара.
В тот день, когда люди должны были уезжать с празднества, Кьяртан повел речь и
сказал так:
— Обращаюсь к тебе, родич Болли, и тем самым прошу, чтобы ты отныне поступал с
нами честнее, чем до сих пор. Я не хочу говорить это тайно, потому что многие
уже знают о пропаже кое-чего с нашего двора, причем нам известно, что следы
ведут к вашему двору. Осенью, когда у нас было празднество в Хьярдархольте, был
похищен мой меч. Потом он был найден, но ножны пропали. А теперь снова пропала
вещь, которую можно считать драгоценностью. Я хочу получить обратно и то и
другое.
Болли отвечает:
— Мы не виновны в том, Кьяртан, в чем ты нас обвиняешь. Мы ожидали от тебя
всего, но только не обвинения в воровстве.
Кьяртан говорит:
— Как мне кажется, тут были замешаны люди, за поступки которых ты мог бы
заплатить выкуп, если бы хотел. Больше чем следует задеваете вы нас. Долгое
время мы не отвечали на ваши враждебные поступки. Я заявляю теперь, что дальше
так продолжаться не может.
Тут Гудрун отвечает на его речи и говорит:
— Ты ворошишь потухшие уголья, Кьяртан, которым лучше бы не тлеть. Если бы даже
было так, как ты говоришь, что здесь есть некоторые люди, которые замешаны в
том, что пропал головной платок, то я полагаю, что они взяли то, что им
принадлежит. Предполагайте что угодно о том, куда пропал головной платок, но во
всяком случае, мне думается, будет неплохо, если Хревна больше не сможет
украшать себя этим платком.
После этого они расстались довольно враждебно. Люди из Хьярдархольта поехали
домой. Взаимные приглашения прекратились. Но все оставалось спокойно. О платке с
тех пор ничего не было слышно. Многие считали, что Торольв сжег головной платок
по просьбе Гудрун, своей сестры.
В начале зимы умер Асгейр Отчаянная Голова. Его сыновья получили в наследство
двор и имущество.
XLVII
После зимнего празднества Кьяртан собрал людей. Всех их было шесть десятков
человек. Кьяртан не сказал своему отцу, куда он собирается ехать. Олав об этом и
не спрашивал. Кьяртан взял с собой палатки и припасы. Он отправился в путь и
приехал в Лаугар. Он велел своим людям спешиться и сказал, что некоторые из них
должны стеречь коней, другим же велел расставить палатки.
В то время был обычай, чтобы отхожие места находились снаружи и вдали от жилья.
Так это было и в Лаугаре. Кьяртан велел занять все двери и не давал никому
выходить, и заставил всех людей в течение трех дней отправлять свою нужду внутри
дома. После этого Кьяртан поехал домой, в Хьярдархольт, а каждый из его
спутников к себе домой. Олав был очень рассержен этой поездкой. Торгерд сказала,
что он не должен порицать Кьяртана, и добавила, что люди из Лаугара заслужили
еще больший позор.
Тут Хревна спросила:
— Говорил ли ты, Кьяртан, с кем-либо в Лаугаре?
Он отвечал:
— Ни о чем особенном.
И добавил, что они с Болли перекинулись несколькими словами. Тут Хревна сказала,
и при этом улыбнулась:
— Мне рассказывали как истинную правду, что ты говорил с Гудрун, а также мне
рассказывали, как она была одета, — на ней был мой головной платок, и он был ей
очень к лицу.
Кьяртан отвечал, и при этом густо покраснел, — каждому было видно, как он
рассердился на то, что она смеется по этому поводу.
— Ничего из того, о чем ты рассказываешь, я не видел, Хревна, — сказал Кьяртан.
— Гудрун не нужно надевать на себя головной платок, чтобы быть красивее других
женщин.
Тут Хревна прекратила разговор.
Люди из Лаугара были очень недовольны и полагали, что Кьяртан нанес им большую
обиду, чем если бы убил одного или двух людей. Сыновей Освивра это привело в
неистовство, но Болли старался их успокоить. Гудрун мало говорила об этом, и все
же можно было понять из ее слов, что вряд ли кто принимал это к сердцу больше,
чем она. Между людьми из Лаугара и людьми из Хьярдархольта была теперь открытая
вражда.
Когда прошла зима, Хревна родила ребенка. Это был мальчик, и его назвали Асгейр.

Торарин, бонд из Тунги, объявил, что хочет продать землю в Тунге, отчасти
потому, что у него стало меньше добра, но также потому, что вражда между
Хьярдархольтом и Лаугаром, как он видел, все возрастала. Он был в дружбе и с
теми, и с другими. А Болли хотел купить себе земли, потому что у людей в Лаугаре
было мало земли, но много скота. Болли и Гудрун по совету Освивра поехали в
Тунгу. Они полагали, что им необходимо приобрести в собственность эту соседнюю
землю, и Освивр просил их не отказываться от сделки из-за мелочей. Они повели
речь с Торарином о покупке земли и договорились, сколько она будет стоить, а
также чем следует заплатить, и сделка между ними была заключена. Но на месте не
было достаточно людей, как это требуется по закону, и сделка не была скреплена
свидетелями. После этого Болли и Гудрун уехали домой.
Однако, когда эта весть дошла до Кьяртана, сына Олава, он сейчас же с
одиннадцатью людьми поскакал верхом и ранним утром прибыл в Тунгу. Торарин
дружески его приветствовал и пригласил остаться. Кьяртан сказал, что он вечером
должен возвратиться домой, но на некоторое время все же останется. Торарин
спросил, по какому делу он приехал. Кьяртан отвечал:
— Я приехал, чтобы поговорить с тобой о той сделке, которую ты собираешься
заключить с Болли, потому что я не хочу, чтобы ты продал эту землю Болли и
Гудрун.
Торарин сказал, что ему бы не хотелось от этой сделки отказываться:
— Потому что цена, которую Болли обещал мне за землю, хорошая и будет уплачена
немедленно.
Кьяртан сказал:
— Ты не потерпишь убытка, если даже Болли не купит землю, потому что я заплачу
тебе такую же цену, и вряд ли тебе поможет, если ты будешь противиться моей
воле, потому что всем должно быть ясно, что здесь в округе право решать
принадлежит мне, а я буду больше считаться с пожеланиями других людей, чем людей
из Лаугара.
Торарии отвечал:
— И здесь годится поговорка: слово господина для меня закон. Однако все-таки мне
бы хотелось, чтобы эта сделка с Болли состоялась.
Кьяртан сказал:
— Я не называю такую сделку покупкой земли, раз она не была скреплена
свидетелями. Выбирай одно из двух: либо продай мне сейчас же землю на тех же
условиях, на которых ты договорился с другими, либо живи сам на своей земле.
Торарин предпочел продать свою землю. Для этой сделки сейчас же нашлись
свидетели. Купив землю, Кьяртан поехал домой. Эта весть распространилась по всем
долинам Брейдафьорда. В тот же самый вечер об этом узнали в Лаугаре. Тогда
Гудрун сказала:
— Я полагаю, Болли, что Кьяртан поставил тебя еще в большей мере, чем Торарина,
перед выбором: либо ты оставишь эти места с большим уроном для своей чести, либо
при каждой следующей встрече с ним будешь менее уступчив, чем ты был до сих пор.

Болли ничего не ответил и сразу же после этого разговора ушел. Остаток Великого
поста все оставалось спокойно.
На третий день Пасхи Кьяртан выехал из дому вдвоем с Аном Черным. В тот же день
они приехали в Тунгу. Кьяртан хотел, чтобы Торарии с ним вместе поехал на запад,
в Саурбёр, и выступил там в качестве свидетеля, потому что у Кьяртана было там
много денежных дел. Но Торарии в ту пору уехал на соседний хутор. Кьяртан
оставался там некоторое время и ждал его. В тот же самый день туда явилась
Торхалла Болтливая. Она спросила Кьяртана, куда он намеревается ехать. Он
сказал, что поедет на запад, в Саурбёр. Она спросила:
— Каким путем ты поедешь?
Кьяртан отвечал:
— Я поеду на запад через Селингсдаль, а с запада через Свинадаль (Свиная
Долина).
Она спросила, как долго он будет отсутствовать.
Кьяртан отвечал:
— Похоже на то, что с запада я поеду в четверг.
— Ты можешь оказать мне услугу, — сказала Торхалла. — У меня есть родич в
Хвитадале (Белая Долина), в Саурбёре. Он обещал мне полмарки сукна. Я хочу,
чтобы ты их с него потребовал и привез мне, когда поедешь с запада.
Кьяртан обещал сделать это. Между тем вернулся домой Торарин и стал собираться в
путь вместе с ним. Они поехали на запад через Селингсдальсхейд и к вечеру
прибыли в Холь к своим родичам. Кьяртана встретили хорошо, потому что между ними
была большая дружба.
Торхалла Болтливая вернулась домой, в Лаугар, вечером. Сыновья Освивра спросили
ее, не встретила ли она кого-либо в течение дня. Она отвечала, что встретила
Кьяртана, сына Олава. Они спросили, куда он собирался ехать. Она сказала то, что
знала.
— И никогда у него не было более воинственного вида, — сказала она, — чем
теперь. Неудивительно, что таким людям все по сравнению с ними кажется низким.
И затем Торхалла добавила:
— Нетрудно было мне заметить также, что Кьяртан ни о чем не говорил так охотно,
как о своей покупке земли у Торарина.
Гудрун сказала:
— Легко Кьяртану поступать так дерзко, как ему правится, раз он знает по опыту,
что может позволить себе все, что хочет, и никто не осмелится метнуть в него
копье.
При этих речах Гудрун присутствовал Болли и сыновья Освивра. Оспак и другие
братья мало что ответили на это, но проявили вражду к Кьяртану, как обычно.
Болли сделал вид, будто ничего не слышит, как всегда, когда плохо говорили о
Кьяртане, потому что он в таких случаях обычно молчал или возражал.
XLVIII
Кьяртан оставался до четвертого дня Пасхи в Холе. Там было много забав и
веселья. Ночью после этого Ан стонал во сне, и его разбудили. Его спросили, что
он видел во сне. Он отвечал:
— Ко мне явилась страшная женщина и сорвала меня с постели. В одной руке у нее
был большой нож, а в другой корыто. Она приставила нож к моему животу, вспорола
его, вынула внутренности и вместо них сунула туда хворост. После этого она
вышла.
Кьяртан и другие много смеялись над этим сном и сказали, что теперь они будут
называть его Ан Хворост в Животе. Они схватили его и сказали, что хотят
пощупать, есть ли у него хворост в животе.
Тут Ауд сказала:
— Нехорошо так смеяться над этим. Мой совет — попросить Кьяртана, пусть он либо
останется здесь подольше, либо, если он все же хочет ехать, пусть едет не
вдвоем, как он приехал сюда, а с большим числом людей.
Кьяртан сказал:
— Может статься, что Ан Хворост в Животе покажется вам человеком, каждое слово
которого немало весит, если вы еще несколько дней просидите и проговорите с ним,
считая откровением все, что ему приснилось. Однако я поеду так, как намеревался,
несмотря на этот сон.
Рано утром на пятый день пасхальной недели Кьяртан собрался в путь, и, по совету
Ауд, вместе с ним отправились Торкель Щенок и его брат Кнут. Всего их поехало
двенадцать человек. Кьяртан заехал в Хвитадаль и забрал там долг для Торхаллы
Болтливой, как и обещал ей. Затем он поехал на юг, в Свинадаль.
В Лаугаре, в Селиигсдале, Гудрун рано была на ногах, сейчас же после восхода
солнца. Она пошла туда, где спали ее братья. Она разбудила Оспака. Он сразу же
проснулся, а также и некоторые из других братьев. И когда Оспак узнал свою
сестру, он спросил ее, что ей нужно и почему она так рано на ногах. Ей хочется
знать, ответила Гудрун, что они будут делать в течение дня. Оспак ответил, что
они думали провести этот день спокойно.
— Ведь сейчас мало работы, — сказал он. Гудрун сказала:
— Ваш нрав можно было бы назвать прекрасным, если бы вы были дочерьми
какого-нибудь бонда, так что никому от вас не было бы ни пользы, ни вреда.
Несмотря на все обиды и оскорбления, которые Кьяртан вам нанес, вы спокойно
спите в то время, как он едет мимо вашего двора с одним единственным провожатым.
У таких людей память как у свиней. Я теряю надежду, что вы когда-нибудь нападете
на Кьяртана в его доме, раз вы не осмеливаетесь встретиться с ним сейчас, когда
он проезжает мимо с одним или двумя людьми, а вы сидите дома и ограничиваетесь
громкими словами, хотя вас так много.
Оспак отвечал, что она слишком взволнована, но что на ее слова трудно возразить,
и сейчас же вскочил и стал одеваться, а вместе с ним все остальные братья. После
этого они начали приготовления, чтобы устроить засаду Кьяртану. Тут Гудрун
попросила Болли поехать вместе с ними. Болли отвечал, что ему это не пристало
из-за его родства с Кьяртаном, и напомнил ей, как любовно вырастил его Олав.
Гудрун отвечала:
— Ты говоришь правду, но судьбой тебе отказано делать так, чтобы все это сочли
правильным. Нашей совместной жизни придет конец, если ты не поедешь.
И под влиянием речей Гудрун гаев Болли и вражда его против Кьяртана стали
возрастать, и он быстро вооружился, и теперь их было вместе девять человек. Их
было пять сыновей Освивра — Оспак, Хельги, Вандрад, Торрад и Торольв, шестой был
Болли, седьмой — Гудлауг, сын сестры Освивра, который обещал стать могучим
мужем. Кроме того, там были Одд и Стейн, сыновья Торхаллы Болтливой. Они поехали
в Свинадаль и остановились около ущелья, которое называется Хаврагиль (Козлиное
Ущелье). Там они привязали коней и уселись. Болли весь этот день был молчалив и
лежал наверху, у края ущелья.
Когда Кьяртан со своими спутниками ехал к югу через Мьосюнди (Узкая Теснина) и
долина начала расширяться, Кьяртан сказал, чтобы Торкель и другие повернули
обратно.