Глава III. Направление на восток 4 страница

При получении офицерских званий члены императорской семьи должны были давать две присяги Императору: первая - клятва члена императорской семьи, вторая - обычная воинская.

Церемония принятия присяги состоялась в Чудовом монастыре Кремля в присутствии Императора, его двора и представителей иностранных королевских родов. Я стоял под штандартом Гвардейского Флотского экипажа, который держал красивый старшина, а справа от меня стоял офицер флота.

Когда гости разъехались и жизнь вошла в прежнее русло, я поехал с отцом на Нижегородскую ярмарку -российский центр торговли.

Нижний Новгород пришел на смену своему древнерусскому тезке - городу-республике Великому Новгороду - и стал играть важнейшую роль в торговой жизни России. Могущество Великого Новгорода было подорвано Иваном IV Грозным, он же покончил с процветающей восточной торговлей в Казани, татарском городе на Волге, который был самым северным аванпостом ислама. Монополия татар в торговле перешла к Нижнему Новгороду. Этот город знаменит еще и тем, что там родился национальный герой России - Минин, который в период хаоса междуцарствия в начале XVII столетия возглавил национальное восстание против польского нашествия.

Бытует мнение, что Россия не знала среднего сословия. Однако это предположение ошибочно. Средним классом страны были торговцы - от мелких лавочников до крупных купеческих династий.

В Москве, а затем и в Нижнем я познакомился с русским купечеством. В обоих городах нас принимали с большим размахом. Купцы произвели на меня впечатление высококультурных и вполне европейских людей. Среди них особенно выделялся член знаменитой московской купеческой династии Савва Морозов.

Благодаря нижегородским купцам мы отлично провели время и, как правило, по утрам испытывали "чувство недомогания".

Отец хотел, чтобы я получил представление о служебных обязанностях армейского офицера, и потому летом 1896 года меня зачислили в пехотный стрелковый полк императорской семьи.

Наш лагерь стоял в Красном Селе, русском Альдершоте[28]. Мне, как и другим офицерам, выделили маленький бревенчатый домик, подобный тому, что мы с матерью занимали в 80-е годы, во время посещения военного лагеря в Царском.

В то лето в Красном я с удовольствием посещал великолепные представления - комедии и балеты с участием актеров императорских театров. В технике сценического перевоплощения русским актерам нет равных, в их игре нет ни малейшего следа фальши. Я думаю, это происходит оттого, что они даже не подозревают, что делают нечто сверхъестественное: они живут в своих ролях, какими бы те ни были, с успехом создавая ощущение реальной жизни на сцене.

Отец считал, что мое воспитание не будет полным, если я не познакомлюсь с достопримечательностями Европы, и поэтому он решил отправить меня в Италию.
Осенью богатого на события 1896 года я вместе с друзьями - Мишей Кантакузеном и Ушаковым - отправился в поездку по Италии. Мы не теряли времени и осмотрели все, что заслуживало малейшего внимания - от озер на севере до Сицилии.

Зимний сезон 1896 года был самым блестящим из тех, которые только можно себе представить. Молодая императорская чета устраивала массу приемов - балы и вечеринки шли беспрерывной чередой.

Зимой 1896 года я был зачислен в первую роту Ее Величества и начал службу в Морской гвардии. Я прослужил в ней двадцать лет, вплоть до революции, а в 1916 году последний Император назначил меня командиром Гвардейского Флотского экипажа.

Глава III. Направление на восток

Ранней весной 1897 года мы с братом Борисом отправились в Канны.

У меня есть особая причина упомянуть об этой поездке на юг Франции, потому что именно в тот раз я впервые встретился с королевой Викторией. Она остановилась в знаменитом отеле „Симьез" в Ницце.

Мы зашли в гости к дяде Альфреду, герцогу Эдинбургскому, в его Шато Фаброн[29], и он предложил нам пойти с ним на прием к королеве-матери. Нужно сказать, что дядя Альфред очень гордился своими русскими родственниками и любил представлять их членам английской королевской семьи.

Мы были на обеде у королевы Виктории, и эта женщина покорила нас своим добродушием. В ней было нечто особенное, то, что уже при первой встрече позволяет распознать сильную личность. Насколько я помню, среди присутствовавших на обеде была и принцесса Беатриса Баттенбергская в сопровождении своего неизменного слуги-индуса. Пожалуй, это все, что осталось в моей памяти о первой встрече с королевой.

Вернувшись на родину, я поступил служить на корабль „Россия". Несмотря на то что это судно уже было введено в строй, оно все еще находилось во власти инженеров и рабочих. Меня весьма обрадовало назначение на этот новый корабль, поскольку он был последним пополнением нашего флота и последним словом в кораблестроении того времени.

Это судно, построенное на российских судоверфях российскими инженерами, послужило прототипом многих прославленных кораблей, как в нашей стране, так и за границей, которые являлись лишь усовершенствованными копиями этой модели. Кроме того, именно на „России" мне предстояло приобрести опыт морского офицера.

Благодаря удачному сочетанию быстроходности, тяжелого вооружения и дальнего радиуса действия, этот корабль считался уникальным творением своего времени.
Поскольку соединения российского флота дислоцировались на значительных расстояниях друг от друга - Балтика, Тихий океан, Черное море, нам были необходимы корабли дальнего радиуса действия. Исходя из этого конструкторы снабдили „Россию" необычайно вместительными бункерами, которые идеально вписывались в организм корабля и ни в коей мере не мешали его основному предназначению. В этом и заключался секрет его успеха.

Кроме того, „Россия" была вооружена восьми и шестидюймовыми орудиями, оснащена двумя отличными реверсивными двигателями и котлами типа Бель-Вилль. Имелся на ней и вспомогательный двигатель поменьше, от которого было мало толку, если не считать, что он служил бессменной темой для наших острот в кают-компании. Однажды кто-то в шутку предложил убрать этот аппендикс, а на освободившемся месте устроить плавательный бассейн. На борту военных кораблей каждый дюйм дорог, поэтому впоследствии стали обходиться без вспомогательных двигателей.

„Россия" была очень комфортабельным судном. Полагаю, что это был первый военный корабль с холодильником для мяса и с аппаратом для изготовления льда. К тому же собственная пекарня каждое утро снабжала нас свежим хлебом.
„Россия" произвела большое впечатление в мире, и я думаю, что корабли „Террибл" и „Пауэфул" („Грозный" и „Могучий") были ответом Великобритании на ее появление.

С утра до вечера на палубах и во внутренних помещениях корабля стоял страшный шум. Непрекращающиеся стук, грохот и лязг вперемешку с дребезжанием пневматических дрелей и клацающими ударами стали о сталь создавали впечатление, что на судно выпустили целый легион дьяволов. Маляры, инженеры и рабочие поторапливали друг друга. Они спешили закончить отделочные работы, так как „России" предстояло стать нашим эмиссаром на бриллиантовом юбилее королевы Виктории.

Все для меня было новым - и корабль, и команда, а потому понадобилось некоторое время, чтобы освоиться в этой обстановке. Командир корабля, о котором я расскажу позднее, подобрал офицерский состав и команду из числа лучших представителей нашего флота.

Наконец все было готово, и мы отправились в наше первое плавание - в Англию. Благополучно миновав Ютландию, мы зашли в Девенпорт, где корабль заново покрасили, чтобы на смотре в Спитхеде он выглядел как с иголочки.

Спустя несколько дней по прибытии я отправился в Лондон и на время юбилейных торжеств остановился в „Кларенс Хоул" вместе с дядей Альфредом и тетей Марией. С ними была их дочь Виктория Мелита - впоследствии великая герцогиня Гессенская, которой предстояло стать моей женой, - сын, кузен Альфред, и мой дядя, Великий князь Сергей, с красавицей женой, великой герцогиней Елизаветой, сестрой покойной Императрицы. Мои комнаты находились на одном этаже с апартаментами кузена Альфреда. Мы оба увлекались музыкой, и я частенько играл на старинном пианино, которое стояло в его гостиной.

Юбилейная процессия к собору Святого Павла поразила меня своей величественностью. Она во многом напомнила мне процессию во время коронации в Москве, хотя, пожалуй, эта церемония была даже более масштабной.

Как обычно, в процессии принимало участие великое множество иностранной знати. Ослепительные парадные одежды, среди которых выделялись экзотические наряды индийских принцев, вереница великолепных экипажей и величественная кавалькада - все свидетельствовало о могуществе Британской империи в период ее наивысшего расцвета.

Погода как нельзя лучше соответствовала этому грандиозному событию. Многотысячные толпы народа собрались вдоль дороги, по которой ослепительное шествие направлялось к Сити. Гром приветствий производил ошеломляющее впечатление.

К сожалению, сильный приступ сенной лихорадки - недуг, которому я был подвержен всю жизнь, - помешал мне насладиться праздником сполна. Мне приходилось нелегко, потому что в одной руке я держал поводья, а в другой - носовой платок.

Кавалькаду возглавлял король Эдуард VII, в то время принц Уэльский.

За юбилеем последовала непрерывная череда вечеров и балов. На мой взгляд, большие придворные балы в Букингемском дворце были несколько скучны и чересчур помпезны, но они запомнились мне на всю жизнь, потому что туда съезжались первые красавицы Великобритании. Сейчас я могу припомнить лишь герцогиню Сатерлендскую, с которой я танцевал, - она была старше меня, но я был сражен ее великолепием, - а также леди Дадли и леди де Грей, которые олицетворяли идеал английской красавицы.

Множество выдающихся личностей, которых я встречал на этих блестящих вечерах, - цвет общества конца прошлого века - произвели на меня незабываемое впечатление. На всех официальных и неофициальных светских приемах я с упоением танцевал и развлекался.

Когда пришло время для представления иностранных гостей королеве, дядя Альфред подвел меня к ней со словами: „Позвольте представить вам моего юного племянника, который служит на русском броненосце". Королева сказала мне несколько добрых слов и помню, что мне пришлось очень низко склониться, потому что она сидела на низком стуле и была очень миниатюрной. И я вновь убедился в том, что в этой маленькой женщине было нечто особенное, присущее только сильной и цельной личности.

Во время этого визита в Англию мне не удалось как следует познакомиться ни с Лондоном, ни со всей страной, за исключением Аскота, куда я ездил вместе с королевской семьей: непрекращавшиеся светские приемы поглощали все мое время.

Летом Адмиралтейство намеревалось отправить „Россию" в пробное плавание на Дальний Восток. Предстояло много работы, чтобы привести корабль в надлежащее состояние.

Достигнув берегов Голландии, мы попали в густой туман. Видимость была настолько слабой, что казалось, будто мы очутились внутри какой-то горы из ваты. Туман настойчиво обволакивал судно, проникая повсюду и покрывая все своей липкой влагой. Тем не менее очень медленно, но верно мы продвигались вперед. Вдруг, словно с неба, раздался звук треснувшего дерева. Не возникало сомнений, что мы с чем-то столкнулись, но с чем именно - сказать было невозможно. Звук исчез, потонув в тумане, так же внезапно, как появился. Корабль дал задний ход и стал на якорь.

Вокруг не было ничего, кроме тумана и моря, о присутствии которого оставалось лишь догадываться, поскольку его не было видно. Казалось, что корабль парит в воздухе.

Когда туман наконец рассеялся, мы зашли в ближайший порт Веймюйден, чтобы выяснить, чего мы лишились во время загадочного столкновения. Оказалось, что мы принесли в жертву лишь мачты и рангоут. Полагаю, что местные власти были чрезвычайно удивлены, если не сказать встревожены, когда огромный русский броненосец внезапно возник перед ними как гром среди ясного неба.

В остальном на пути домой не произошло никаких происшествий. „Россия" вела себя во всех отношениях безукоризненно.

Этот корабль явился достойным подтверждением искусства русских инженеров, которые спроектировали и построили его. За „Россией" последовали еще более совершенные - красивые и величавые - корабли типа „Громобоя".

По прибытии в Кронштадт нам предстояло много работы: тщательный осмотр корабля, текущий ремонт и регулировка, а также загрузка боеприпасов и провианта. Кроме того, мы должны были детально ознакомиться со всем, что имело к нам хотя бы малейшее отношение. Уму непостижимо, чего только не требуется такому большому кораблю для дальнего плавания! Во время загрузки он напоминает настоящий Ноев ковчег, наполняющийся всевозможными предметами - снарядами и мылом, углем и картошкой.

В последний вечер перед выходом в море мы вместе с моим другом Кубе нанесли прощальные визиты в столице. Это был веселый вечер, наполненный очарованием молодости и ожиданием неизвестного, - ведь нам предстояло пуститься в странствия к неведомым широтам, в плавание за многие тысячи миль - к морям Востока.

Мы успели на последний поезд в Ораниенбаум, а оттуда на маленьком пароходике добрались до Кронштадта.

На следующий день „Россия" отдала швартовы и направилась к Тихому океану, на Дальний Восток.

Нашим первым портом захода был Портсмут. Насколько я помню, там мы провели около десяти дней. Несколько адмиралов и старших офицеров Королевских ВМС Великобритании нанесли нам визиты, а затем принимали нас в своей кают-компании на берегу, где мне впервые довелось попробовать виски.
Должно быть, мы привлекали внимание публики, ее допускали на борт „России" в определенные часы. Интересно, какое впечатление мы производили на этих людей? Говорят, что однажды между российским адмиралом и британским адмиралом, который командовал объединенной англо-русской эскадрой, разбившей турецкий флот в сражении при Наварине, возник спор по поводу выхода в море в понедельник, и британский адмирал сказал: „Русские - странный и дикий народ, они суеверны и отсталы. Они отказываются выходить в море в понедельник, хотя каждый знает, что несчастливый день - пятница".

Пока мы стояли в Портсмуте, я получил увольнение на берег и не упустил возможности навестить дядю Альфреда в Лондоне. Я побыл с ним всего один день и умчался в Париж, где в то время жили мои родители. Отец часто гостил во Франции, и его там знали лучше, чем любого другого члена императорской семьи, а возможно, даже лучше, чем какую-либо другую иностранную королевскую особу. Он был членом многих и даже самых элитарных обществ этой страны.

В Париже я провел несколько дней с родителями, повидался с друзьями, а затем вновь вернулся на корабль.

Далее мы проследовали в Виго - очень мрачный и малопривлекательный порт загрузки угля на северо-западной оконечности Испании.

Там стояли корабли Британского атлантического флота. На борту флагмана, который, насколько я помню, назывался „Ройял Соверен", находился принц Луи Баттенбергский. В то время он был капитаном этого судна, и мы с командиром „России" зашли навестить его.

Принц извинился перед нами, в чем не было никакой необходимости, за то, что принимает нас в рабочей одежде, поскольку „Ройял Соверен", как и остальные корабли флота, в тот момент загружался углем. На нем были морские ботинки и старая униформа, а шея была обмотана шарфом. Помню, как он повернулся к нам и сказал: „Извините, что я вынужден принимать вас в такой суматохе, но сами видите - мы загружаемся".

Меня покорил этот видный красивый моряк. Как я слышал, впоследствии его признали лучшим и самым талантливым офицером королевского флота. Он сочетал в себе черты истинного английского джентльмена со скрупулезностью немца. Позднее моя мама рассказывала, что я тоже произвел на него хорошее впечатление. Как оказалось, принц Баттенбергский написал ей письмо, в котором было много добрых слов в мой адрес...

Существовало две причины, по которым мы, равно как и команда, не сходили на берег. Во-первых, портовые служащие предостерегли нас, что местность заражена болезнетворными бациллами, а во-вторых, мы не хотели, чтобы наши матросы встречались с английскими, поскольку в таких маленьких портах, как Виго, подобные встречи обычно заканчивались кровавыми драками из-за местных синьорит.

Однообразная, но непродолжительная работа по загрузке угля с удовольствием прерывалась на время посещения британскими офицерами нашей кают-компании.
Мы вышли из Виго и радовались, глядя, как это мрачное и дикое побережье скрывается за горизонтом.

Мы взяли курс на юг, к африканскому побережью. В Алжире у меня возникло странное ощущение, которое приходит к каждому при первой встрече с Востоком. Восток настиг нас внезапно, подобно легкому дуновению ветра, напоенного ароматом приторно благоухающих пряностей. Мне показалось, что Алжир никоим образом не отличается от любого приморского городка южной Франции, но все же в его пряном дыхании таилось множество отличий, та бездна, что разверзлась между Востоком и Западом. Это действительно два мира, которые, несмотря на внешнее сходство, разделены навечно.

Из Алжира мы направились на Мальту, в древности именовавшуюся Мелитой. Это родина моей жены, и ее второе христианское имя - Мелита - происходит от названия этого острова.

Как богата событиями история Мальты! На этом небольшом острове можно увидеть бесподобные про изведения культуры доисторических времен, творения финикийцев, греков и римлян; он был свидетелем соперничества мальтийских рыцарей со смуглыми корсарами Берберийского побережья. Позднее англичане боролись с французами за право обладания этим островом. Причина этих исторических событий стала мне абсолютно ясна, когда я увидел великолепную гавань, поистине неприступное место, сотворенное таким самой природой. Не знаю, остается ли оно по-прежнему столь безопасным в наши дни авиации.

На Мальте мы очень весело проводили время в обществе офицеров средиземноморского флота: обменивались визитами, ходили в оперу и на танцы. Помню, что нас поразили щегольские парадные костюмы офицеров британской армии и флота, а также элегантные наряды, в которых их дамы появлялись в свете. На нашем флоте ничего подобного не было - никаких кителей для кают-компании, и по сравнению с англичанами мы выглядели бедновато.

Наша соотечественница мадемуазель Райлова пела в опере. Она исполняла главную партию в „Аиде".

„Россия" стояла на Мальте дней пять или шесть, и однажды британский адмирал - командующий Средиземноморской эскадрой - нанес нам официальный визит.

Нашему командиру нужно было пополнить кое-какие припасы, кажется краски, и он спросил, не может ли адмирал снабдить нас необходимым. Тот оказался настолько любезен и добр, что дал нам все, что мы попросили.

На Мальте я стал свидетелем необыкновенного явления природы, показавшегося мне чрезвычайно странным. Позднее, когда я был на Кавказе, мне пришлось пережить нечто подобное, но к тому времени я ничего похожего никогда не видел.

Только я ступил на борт одного из наших катеров и мы направились к „России", не ожидая ничего дурного от моря, хотя оно и норовисто, как вдруг неизвестно откуда на нас обрушился сильный ветер - свирепый и порывистый. Создавалось впечатление, что этот ветер был намеренно направлен на нас каким-то местным злым духом, чтобы воспрепятствовать нашему продвижению вперед. Находиться в гавани становилось все более опасно, и нам стоило больших трудов добраться до „России" в целости и сохранности. Происшедшее показалось мне довольно жутким и необъяснимым, поскольку стихия разбушевалась на фоне абсолютно ясного неба.

Позднее мое удивление по поводу этой странной загадки природы рассеялось, так как мне сказали, что подобное явление на Мальте не редкость. Однако я до сих пор не могу найти объяснения этому диковинному шквалу. Неудивительно, что Апостол Павел потерпел кораблекрушение у берегов этого необыкновенного острова[30].
В те дни часть нашего флота находилась в Средиземноморье и базировалась в Греции и на Крите. Туда и направилась „Россия", покинув Мальту.

Мы встретились с российскими кораблями на Крите, и адмирал инспектировал наш броненосец в заливе Суда. Как я уже говорил, „Россия" была самым современным кораблем нашего флота, а потому вызывала особый интерес у адмирала и всей эскадры.

Королева Греции Ольга была дочерью дедушкиного брата Константина, который, как уже упоминалось, был генерал-адмиралом российского флота. Как адмиральская дочь, тетя Ольга проявляла живейший интеpec ко всему, что касалось наших кораблей, и когда какой-либо из них появлялся близ берегов Греции, она спешила встретить его подобно Ифигении в изгнании.

Покинув родину в возрасте шестнадцати лет, она уехала в чужеземную страну, однако Россия всю жизнь оставалась для нее идеалом. Тетя Ольга опекала наших моряков, как мать, принимала их в своем дворце в Афинах и, в то время как ее старая русская горничная подавала чай, часами болтала с ними и одаривала их разного рода вещицами.

Вскоре после нашего прибытия в Пирей королева Ольга вместе со своими сыновьями пришла на корабль. Она не ограничилась одним визитом, а навещала нас часто и засиживалась так долго, что мы терялись, не зная, что делать. Для королевы российские корабли были единственным связующим звеном с родиной.

Я посетил Афины. Этот город поразил меня беспорядком и неухоженностью, совершенно не достойными его имени. И лишь Акрополь, возвышавшийся над Афинами, как печальный и древний свидетель былой славы Эллады, радовал глаз. Однако с тех пор все изменилось. Впрочем, мне очень понравились прелестные лесистые ландшафты Греции.

Я навестил своих родственников в загородной королевской резиденции Татоу - прелестное местечко, окрестности которого как нельзя лучше соответствуют нашему представлению о Греции.

В Петергофе есть парк, известный под названием Александрия. Там расположен „Коттедж", в котором любил останавливаться дядя Саша. Живя воспоминаниями своего детства, тетя Ольга построила точно такой же коттедж на территории своей усадьбы.

На борту „России" был отличный оркестр, и мы решили дать бал для королевской семьи и высшего света Греции. Успех превзошел наши ожидания. Мы стали местными знаменитостями, и наш отъезд из Пирея вызвал всеобщее сожаление.

Рассекая воды Эгейского моря, мы прошли мимо островов Греции, прославленных легендами и выдающимися историческими личностями, и направили свой путь к прозаичному Порт-Саиду и Суэцкому каналу.

В Порт-Саиде мы провели несколько дней, и это позволило мне ненадолго съездить в Каир и осмотреть пирамиды Гизы. Восхождение на огромную пирамиду в жару оказалось довольно изнурительным. Мне удалось проникнуть и в ее таинственное нутро. Хранят ли пирамиды какие-то эзотерические тайны, известные их строителям, или своим появлением они обязаны одному лишь холодному математическому расчету - не знаю. Но, так или иначе, они стоят, и в них гораздо больше загадочного, чем в знаменитом сфинксе - полузвере-получеловеке - олицетворении двойственной сущности природы. Время скрыло raison d'etre - причину, по которой высший разум создал эти творения в камне.

У меня было мало времени на знакомство с тем, что еще таила в себе эта необыкновенная земля, потому что нам приходилось нести вахты.

Водоизмещение „России" составляло 12 тысяч тонн - пустяк по сравнению с современными линкорами, но в те дни она считалась большим кораблем среди судов своего типа, а потому лоцман и экипаж должны были проявить все свое мастерство, чтобы благополучно провести ее по Каналу. Я полагаю, хотя и не до конца уверен в этом, что „Россия" была самым крупным кораблем из тех, что в те годы проходили по Каналу. Мы двигались под своим паром, и все прошло без сучка без задоринки.

Корпус нашего корабля был выкрашен в черный цвет, и те несчастные, чьи каюты располагались по правому борту, изнывали от жары.

Вскоре мы очутились в тропиках, с их феноменальной жарой и внезапной кромешной тьмой, которая опускается на полыхающий закат, с их ночным небосводом, усеянным множеством ярких звезд, которые горят во внушающем благоговение безбрежном пространстве. То небо было самым красноречивым из существующих в природе подтверждений того, что окружающий нас мир бесконечен.

А еще там были летающие рыбки - обитатели тропических морей, которые неведомо по какой причине нападали на иллюминаторы и бились, шлепнувшись на чей-нибудь письменный стол.

Для загрузки угля мы зашли в Аден - выжженное мертвое место, жить в котором можно лишь обладая настоящим мужеством. Помню, что я спускался на берег посмотреть на водохранилище, построенное в этом палящем аду.

Мы шли по Индийскому океану, и, миновав Цейлон, направились в Сингапур, где и остановились на несколько дней.

Мы с Кубе сошли на берег, чтобы познакомиться с ночной жизнью города. Это стоило сделать, чтобы лучше понять Восток. Ночная жизнь Сингапура, как и всех портов Востока, носила в полном смысле слова сомнительный характер. Сам же тропический город был отлично спроектирован и производил благоприятное впечатление, более того, мне пришло на ум, что он великолепно подходит для создания военно-морской базы.

Мое первое впечатление от тропиков - это пряный аромат благовоний, который преследует на каждом шагу.

Русский консул отвез нас на материк, в Джахор. Там я впервые попробовал кэрри, вкус которого мне весьма понравился.

Наш курс лежал в Порт-Артур.

Пришло время упомянуть о причинах, приведших к оккупации Порт-Артура и к злополучному конфликту между Японией и Россией, в котором я принимал участие в качестве посредника, о чем мне представится случай рассказать позднее.

В течение некоторого времени Китай находился в состоянии распада, и великие державы воспользовались возможностью извлечь выгоду из этой ситуации.
Япония с тревогой следила за происходящим и решила: что бы ни случилось, но она не позволит себе оказаться пешкой в руках великих держав в их борьбе за превосходство на Дальнем Востоке и не подпадет под их господство, как Китай.
Япония начала лихорадочно готовиться к встрече с возрастающей опасностью, которая угрожала и ей, она приспосабливалась к стандартам Запада, позволившим великим державам с такой легкостью установить свое влияние над Поднебесной империей. Чрезвычайно предусмотрительно, не оставляя ничего на волю случая Япония систематично проводила процесс ассимиляции. Государственные деятели Японии превосходно понимали, что отнюдь не достаточно довольствоваться возведением дамбы, чтобы спрятаться от нарастающего прилива с Запада. Лучшим способом защиты они считали нападение.

Опередив всех, Япония вступила в войну с Китаем и, с безукоризненной точностью проведя эту блестящую кампанию, поставила в тупик великие державы, с которыми теперь она стала на равных влиять на ситуацию в Китае.

Япония не ограничилась этой победой и продолжала идти запланированным курсом, который, как она полагала, приведет к тому, что она станет могущественной силой на Дальнем Востоке. Такова была ее цель.

Для осуществления этого честолюбивого плана, Япония была вынуждена рано или поздно вступить в конфликт с великими державами и в первую очередь с Россией, для которой Дальний Восток тоже был предметом притязаний. Начиная с XVI века Россия не прекращала экспансию на Восток. Это движение было спонтанным и вполне естественным и, учитывая географическое положение России, превратило ее в великую евразийскую державу.

Сибирская железная дорога, соединявшая наши дальневосточные территории с европейской частью России, наша военно-морская база во Владивостоке, наши возрастающие интересы в Маньчжурии - все это вводило Японию в состояние нервного напряжения, которое в конце прошлого века достигло кульминации из-за Кореи. Политика России в отношении Кореи оставляла желать лучшего. Она была крайне неуклюжа и вызвала ряд прискорбных инцидентов весьма провокационного характера, которые в конечном итоге привели к войне 1904-1905 годов.

Как известно, в течение зимних месяцев Владивосток скован льдами, и поскольку Россия начала распространять свое влияние на Маньчжурию, возникла необходимость найти более подходящую военно-морскую базу, которая бы располагалась ближе к нашему новому полю деятельности. Выбирая такой порт, следовало проявить большую осторожность, чтобы не усугубить атмосферу враждебности и нетерпимости, царившую в Японии.

На побережье Кореи есть идеальная гавань - Мазампо. Небольшие островки, окружающие эту гавань, превращают ее в неприступную военно-морскую базу. Эта защищенная самой природой якорная стоянка могла бы вместить все флоты мира. Однако Корея только именовалась империей, на самом деле на протяжении многих лет она находилась под властью Японии. Поскольку Мазампо контролировал японские воды, оккупация этой гавани Россией неминуемо привела бы к войне с Японией, а к таковой мы были совершенно не готовы. По этой причине, а также в противовес германской оккупации Вейхайвея, был избран Порт-Артур.

Однако это помогло рассеять опасения Японии лишь на очень короткое время и так или иначе задело ее самолюбие, ведь Порт-Артур был завоеван Японией у Китая в 1894 году. Великие державы, среди которых была и Россия, вынудили Японию возвратить Порт-Артур Китаю, а последний уступил его нам. Эта сделка была по меньшей мере неблагоразумной, потому как она разозлила Японию.

Из этого рассказа следует, что к тому времени, когда „Россия" подошла к Порт-Артуру, отношения между двумя дальневосточными державами были крайне напряжены. Впоследствии именно эта ситуация привела к тому, что я нанес официальный визит императору Муцухито.