Глава 29. Правда о легенде

В разгар боевых действий украинских партизан на коммуникацияхпротивника, в последних числах августа сорок третьего года, Строкач сообщил,что принято решение о переезде в Харьков правительства Украины ипередислокации туда Украинского штаба партизанского движения. -- Поскольку вы руководили минированием объектов в Харькове, вампервому и отправляться туда, -- сказал мне Строкач. -- Организуйте поискимин противника в зданиях, где можно будет разместить правительственныеучреждения, и заодно позаботьтесь о помещении для нас. Сформированная за считанные дни оперативная группа УШПД выехала вХарьков 3 сентября. Ехали на пяти грузовиках. В мое распоряжение Строкачвыделил пикап. Первые следы ожесточенных сражений появились вблизи Орла. Орелпострадал сильно. Иные уголки города нельзя было узнать. Сделали короткуюостановку, чтобы покормить людей, заправить горючим и залить воду врадиаторы. Я воспользовался случаем, принялся расспрашивать местных жителейо том, как жилось в Орле оккупантам. Люди говорили, что вскоре после захватагорода фашистские офицеры, расположившиеся в гостинице "Коммуналь", взлетелина воздух от взрыва какой-то большой мины. Рассказывали, склады и гаражиоккупантов постоянно горели, эшелоны подрывались, патрули погибали отвыстрелов неизвестных лиц, на стенах то и дело появлялись листовки, рассказывающие о положении на фронтах, призывавшие уничтожатьзахватчиков и предателей. По почерку диверсантов я узнал "орловскихпожарников" -- подпольщиков и партизан, подготовленных в здешней "школепожарников" летом и осенью сорок первого года. За Орлом открылись поля сражений на Курской дуге. Мы проезжали их квечеру. Всюду, насколько хватал глаз, залитые, как кровью, багровым светомзаката, среди зигзагов траншей, воронок, провалившихся блиндажей -- навсегдазастывшие "тигры", "пантеры" и "фердинанды" вперемешку с родными нашимитридцатьчетверками... На следующий день прибыли в Харьков. Результаты взрывов радиомин Еще в Москве я думал о том, что ждет меня в городе. И чем ближеподъезжали, тем сильнее становилось волнение. Переживания, связанные сминированием Харькова и его окрестностей, все прежние, давно, казалось бы,забытые тревоги ожили, овладели всем существом... Силуэт города изменился: на фоне заката я не увидел многих фабричныхтруб. Первые разрушенные постройки уже появились в предместье. Разрушенныедома, напрочь выгоревшие коробки зданий попадались и в городе. На улицахзияли воронки. Фонарные столбы и столбы трамвайных линий кое-где валялись наземле, опутанные оборванными проводами. Разбитые тротуары, витрины безстекол, растоптанные скверы, сломанные или обгоревшие деревья -- всеговорило, что бои Здесь шли совсем недавно. И все же многие здания стоялиневредимыми. Это свидетельствовало о стремительном отходе врага, об отходе,на который он не рассчитывал. Наутро я поехал в Харьковский горком, чтобы представиться, сообщить обимеющемся задании и получить помощь партийных и советских органов. Однако попути завернул на улицу Дзержинского. Хотелось своими глазами увидеть, чтостало с особняком, числившимся под номером 17. Улица Дзержинского пострадала не сильно. Лишь на месте памятного посорок первому году особняка зияла огромная продолговатая, наполненная водойяма. Вокруг ямы -- бело-розовые выступы фундамента, нагромождения кирпичныхглыб, сплющенная глыбами легковая машина, обугленные, расплющенные стволыумерших каштанов. В соседнем доме (на эмалированной жестяной табличке сохранился номер15) я нашел свидетельниц случившегося в ночь на 14 ноября сорок первогогода. Это были мать и дочь -- Анна Григорьевна и Валентина ФедосеевнаБеренда. Они рассказали, что после Октябрьских праздников в доме 17поселился фашистский генерал, вроде самый большой вражеский начальник. Анеделю спустя Анна Григорьевна и Валентина Федосеевна проснулись от ужасноготолчка и грома. За окном горело, стучало, словно с неба камни падали, изрухнувшего поставца раскатилась, разлетелась на куски и осколки посуда.Женщины выскочили во двор. Особняк словно сквозь землю провалился. Над темместом, где он стоял, и над садом, в слабом свете начинавшегося пожара,висела туча пыли. Пахло гарью и кислым. На досках забора и на соседскойкрыше что-то темнело. Потом уже увидели: на соседскую крышу закинуло остаткирояля, а на забор клочья обмундирования... Взвыла сирена, примчалисьфашистские мотоциклисты, прикатили грузовики с солдатней, гитлеровцы оцепилибывший особняк, бросились тушить пожар. Потушить-то они потушили, но никогоиз своих, которые в особняке находились, видно, не нашли, хотя рылись вобломках дня два... Это были первые сведения о последствиях взрыва. установленной в доме No17 радиомины. С улицы Дзержинского я добрался до горкома, обо всем там договорился ивыехал в штаб Степного фронта: в ЦК КП(б)У мне поручили найти среди пленныхкого-либо из вражеских саперов, которые принимали участие в минированиигорода. Во фронтовом управлении СМЕРШа имелось немало интересных документов,захваченных при бегстве гитлеровцев из Харькова. Тут я заручился и обещанием помочь в поисках саперов средипленных. Прошло три или четыре дня. Разместившись в двух домах, оперативнаягруппа работала, обследуя здания, предназначенные для правительственныхучреждений Украины, и другие объекты. Мин мы не обнаружили. Сначала этонастораживало, а потом даже удивлять перестало: враг явно не предпринялусилий, чтобы ответить на удар, полученный от советских минеров в сорокпервом году. Не до минирования было фашистским "сверхчеловекам", думалитолько о том, как шкуру спасти! На третий или на четвертый день разыскал посланный из горкома партиитоварищ: звонили из штаба фронта, просили приехать, у них для меня сюрприз! Встреча с немецким "коллегой" "Сюрпризом" оказался немецкий капитан Карл Гейден, служивший в саперныхчастях, прибывший в Харьков с 68-й пехотной дивизией генерал-майора Георгафон Брауна и непосредственно занимавшийся разминированием дома No 17 поулице Дзержинского. В комнату, где я ожидал пленного, ввели долговязого, сухопарогочеловека в измятом кителе без погон и нарукавных нашивок, в растоптанныхсапогах с широкими голенищами. Усталое лицо, рыжеватые, с проседью волосы,рыжеватая щетина на впалых щеках. Я предложил пленному сесть. Он опустился на указанный табурет,скользнул по мне взглядом и опустил глаза на сцепленные руки. Он не знал,конечно, с кем предстоит разговаривать, а может быть, ему уже безразличнобыло, с кем. Я разглядывал вражеского офицера, который два года назад стал волеюсудьбы моим соперником в искусстве минноподрывного дела и от которого двагода назад в очень большой степени зависели не только моя репутация, но имое будущее. Вид, что и говорить, унылый. А ведь два года назад Карл Гейденнаверняка не опускал глаз перед русскими! Два года назад такие как он, входили в Харьков фертами, им сам черт был не брат! Победителем подъехал к Харькову и пятидесятичетырехлетний генерал-майорфон Браун, назначенный начальником гарнизона "второй столицы Украины".Наверное, счастлив был. Еще бы! Фортуна сначала ему долго не улыбалась: впервую мировую войну карьеры не сделал, до тысяча девятьсот тридцатьчетвертого года, до сорока семи лет, тянул служебную лямку в чине майора, илишь с приходом к власти нацистов впереди что-то забрезжило: сначала сделалиподполковником, а в 1939-м, за участие в интервенции в Испании, полковником.И вот теперь, 1 ноября, фюрер присвоил ему звание генерал-лейтенанта, сделалхозяином советского города! Ко-лоссаль! Война вот-вот завершится полнойпобедой, он, Георг фон Браун, останется жив-здоров и сможет, наконец,насладиться плодами триумфа! Надо полагать, в Харькове он останется надолго:в России дел хватит! Необходимо пояснить: не отличаясь полководческими талантами, Георг фонБраун обладал талантом, который ценился гитлеровской кликой особенно высоко:талантом палача. Никто из немецко-фашистских генералов, служивших в 6-йполевой армии, не исполнял так ревностно приказ командующего армией фонРейтенау от 10 октября, как Браун. А в приказе Рейтенау говорилось: "Борьбапротив противника в прифронтовом тылу ведется еще недостаточно серьезно.Вероломных и жестоких партизан и дегенеративных женщин все еще продолжаютбрать в плен. С фанатиками и бродягами, одетыми в полувоенную форму илиполностью в гражданском платье, возятся, как с порядочными солдатами... Еслив тылу армии будут обнаружены партизаны, взявшиеся за оружие, против нихбудут применены жестокие меры. Они будут применяться также по отношению ктой части мужского населения, которая могла бы предотвратитьпредполагавшиеся налеты или вовремя сообщить о них". Выполняя процитированный приказ, фон Браун сначала создал в 68-йпехотной дивизии специальное подразделение для "борьбы с партизанами", а потом и пехотные полкипревратил в карательные. Захват Харькова генерал ознаменовал тем, что набалконах домов главных улиц повесил мужчин и женщин, заподозренных впринадлежности к Коммунистической партии. Днем 28 октября в Харькове подорвался на мине замедленногодействияфашистский генерал-лейтенант артиллерии Вернекер. Мины взрывались и надорогах, и на железнодорожных станциях, и на аэродромах, и в зданиях. Браун неистовствовал, но мины взрывались. Палач побоялся въехать в город, поселился в плохоньком домишке наокраине, где туалета не было, приходилось в непогодь бегать под охраной вдощатый щелястый нужник. Честь и самолюбие "их превосходительства"подвергались унижению и осмеянию, и фон Браун требовал без промедления найтихороший дом, разминировать, устроить там его резиденцию. Немецкие саперы из кожи лезли, разыскивая что-нибудь подходящее ибезопасное. Увы! Куда бы они не сунулись, везде обнаруживались следы работысоветских минеров: и в доме, где жил когда-то Г. И. Петровский, и в других"привлекательных" зданиях Вот только мин не видно было. И это пугало:сообщишь, что особняк разминирован, Браун в него въедет, а там, "русскиеИваны" какую-нибудь пакость и учинят! Поначалу не обнаружили гитлеровцы никаких мин и в доме No 17 на улицеДзержинского. Но хотя они знали, что в этом доме до самого последнего дняобороны Харькова жили члены украинского правительства и Политбюро ЦК КП(б)У,хотя понимали, что в короткие сроки после выезда правительства и Политбюроустановить и надежно замаскировать мощную мину практически было не возможно,осваивать особняк побаивались. Повезло капитану Гейдену. Он разыскал предателя, который поведал, что вдоме No 17 перед оставлением Харькова появлялись военные и что-то делали.Гейден приказал подчиненным методично обследовать дом, разыскать возможнуюмину. В конце концов саперы добрались до подвала, до котельной и до грудыугля в углу. И... разглядели еле приметный загадочный проводок! Гейден был достаточно опытен и осторожен. Он понимал, что если в кучеугля заложена мина, то взорваться она может и при ничтожном сотрясении пола,и при обрыве проводочка, и при малейшем его натяжении. Словом, однонеосторожнее движение, и конец... Для начала капитан приказал обследовать кучу угля миноискателем.Никакого результата. Тогда нашелся смельчак, предложивший выяснить, кудатянется проволочка. Гейден принял предложение. В помощь смельчаку он выделилеще двух солдат и того самого доносчика, который навел его на дом. Всехостальных солдат капитан из особняка удалил и выставил у ворот часовых. Фашистские саперы работали медленно. Видимо, их "смельчак" сообразилнаконец, чем может кончиться начатая авантюра. Во всяком случае, в первыйдень гитлеровцы не докопались. Гейден, решив, что солдаты устали, приказалотложить работу до утра. С утра саперы снова полезли в котельную. И черезтри часа действительно добрались до мины! Ее извлекли к вечеру. Огромную,сложнейшую, с уймой различных дублирующих и подстраховывающих друг другавзрывателей и замыкателей! Торжествующий капитан немедленно поехал на окраину города, в домишкофон Брауна. Начальник харьковского гарнизона выслушал взволнованный рапортсапера, с чувством поблагодарил за службу и распорядился готовиться кпереезду. На следующий день фашистский палач проследовал в бронированном "хорьхе"на улицу Дзержинского. Кроме него, в особняке разместились под надежнойохраной и старшие штабные офицеры 68-й пехотной дивизии. Видимо, все онисчитали, что теперь получили жилище, полностью отвечающее их положению врейхе и боевым заслугам. Вечером 13 ноября капитан Гейден вновь прибыл с докладом к фон Брауну.На этот раз он доложил, что сработал электрохимический замыкатель "русской мины", за которой велосьнаблюдение. Браун, конечно, знал, что в городе взрываются главным образом минызамедленного действия, наверняка не удивило, что в подвале особняканаходилась мина замедленного действия, и он снова похвалил Гейдена. Обитатели улицы Дзержинского рассказывали, что по вечерам генерал Георгфон Браун обязательно прогуливался по саду. Потом возвращался в особняк, ивскоре окна на втором этаже, где он спал, гасли. Так происходило и вечером13 ноября. Только проснуться фашистскому палачу было не суждено... -- Нас сбила с толку мина в куче угля, -- признался капитан Гейден. --разве можно было предположить, что под ней. находится еще одна, куда болееопасная? -- А то, что эта вторая, куда более опасная мина управлялась по радио,вы могли представить? -- Нет, господин полковник. Даже немецкая армия таких мин не имела! -- Вы что же, по-прежнему убеждены, что немецко-фашистская армия былаво всех отношениях оснащенной советской? -- усмехнулся я. Гейден мигнул, сообразил, что выразился крайне неудачно, глуховыговорил: -- Извините, господин полковник. Привычка... Я вспомнил о приказе No98/41 от 8 ноября 1941 года по 516-му пехотному полку 68-й пехотной дивизиигитлеровцев и спросил, руководствуясь какой привычкой немецкое командованиелгало и своим собственным солдатам, и населению Харькова. -- Неужели вы, капитан, и ваше начальство не знали, что легко снимаемыемины были не чем иным, как корпуса мин с балластом? Неужели не знали, чтомины замедленного действия, как правило, остаются необнаруженными, аобнаруженные не могут быть обезврежены и подлежат уничтожению? -- Нет, конечно, мы очень скоро поняли, что находим не настоящие мины,а деревянные чурбаки и корпуса с сюрпризами, -- нехотя признал капитан -- Новерсия о небрежном минировании считалась... как бы лучше выразиться...наиболее удобной... -- В чем это удобство выразилось для вас? -- сы-ронизировал я. Гейден глянул исподлобья; -- Для меня, господин полковник? Понижением в звании, отправкой напередовую и -- вот! Он коснулся рукой поседевших раньше времени волос... Среди харьковчан долгое время ходила легенда о таинственном уничтожениифон Брауна то ли подпольщиками, то ли партизанам. Легенды из ничего нерождаются: партизаны и подпольщики действовали в городе с первого допоследнего дня оккупации, и действовали героически. Украинский штабпартизанского движения поддерживал с ними тесные контакты. Но правда есть правда. И сама заслуживает того, чтобы стать легендой.Легендой о советских ученых и минерах, создавших первые в истории радиомины. Из показаний Гейдена и других пленных, из захваченных вражескихдокументов, из писем и дневников фашистских солдат и офицеров вырисовываласьдостаточно ясная картина действия наших мин в Харькове и Харьковскойобласти. В городе и его окрестностях погибло много автомашин и несколькопоездов, наскочивших на мины. Из 315 МЗД, установленных подразделениями 5-й и 27-й железнодорожныхбригад, противник обнаружил лишь 37, обезвредил 14, а 23 вынужден былподорвать, смирившись с неизбежным в таких случаях разрушением пути. На третьем километре железной дороги Белгород --Волчанок миназамедленного действия взорвалась под эшелоном с войсками. Убитых и раненыхвывозили автомобилями на станции Белгород, Микояновка и Казачья Лопань. На станции Прохоровка двухсоткилограммовый заряд с МЗД взорвался подстоявшим поездом. Снова жертвы. Вблизи станции Томаровка, на участке Готня -- Белгород, очередная МЗДвзорвалась под воинским поездом, проходившем по мосту двойной тягой. Мострухнул, ^орок два вагона и оба паровоза -- за ним. Участок железной дороги вышел из строя на очень длительный срок. Перечислить все мины, взорвавшиеся на железных дорогах и мостах, нехватит страниц... Не смог враг использовать и шоссе Чугуев -- Харьков, где былипоставлены МЗД. Пришлось гитлеровцам строить параллельно шоссе грейдернуюдорогу. Надежды гитлеровцев сразу после захвата города использовать харьковскиеаэродромы, имевшие самые совершенные по тем временам взлетно-посадочныеполосы из бетона, увяли, не успев расцвести. Взрывы МЗД на стоянкахсамолетов, мощных осколочных МЗД на летном поле и в ангарах не позволилиоккупантам пользоваться харьковскими аэродромами вплоть до поздней веснысорок второго года. Узнавая это, я с волнением и благодарностью вспоминал создателейзамечательных радиомин --инженеров В. И. Бекаури и Миткевича, генералаНевского, военинженера Ястребова, воентехника Леонова, молодых харьковскихлейтенантов, командиров железнодорожных бригад Кабанова, Павлова иСтепанова, сержантов Лядова и Шедова, Лебедева и Сергеева, минеров Сахневичаи Кузнецова -- всех, кто готовил грозное минное оружие и смело,самоотверженно работал в Харькове тяжкой осенью сорок первого, превращаягород в ловушку для заклятого врага. Их ратный труд не пропал даром.

Глава 30. Днепр

Разгромив на Курской дуге тридцать отборных фашистских дивизий,советские войска в сентябре рвались к Днепру и Молочной: врагу не даваливозможности превратить Донбасс и Левобережную Украину в пустыню. Мы с нетерпением ожидали прибытия в Харьков Строкача: обстановка моглапотребовать уточнений и даже изменений в оперативном плане усиленияпартизанского движения на Украине, и делать это без Тимофея Амвросиевичабыло бы затруднительно. Строкач прилетел десятого или одиннадцатого сен Я дважды перечитал текст. Он не укладывался в сознание. Центральныйштаб работал всего девять месяцев, оккупанты все еще хозяйничают подЛенинградом, в Белоруссии, на большей части Украины... Колонии мягким движением взял постановление из моих рук: -- Не ломайте голову. Сверху виднее. -- Да, но как же наши отряды?! -- Пока будете выполнять задания фронта, а там решат. Решили быстро. Одиннадцатого числа из Москвы поступила радиограмма:"Ваша школа расформирована полностью. Предлагаем со всеми людьми перейти враспоряжение начальника Украинского штаба -- тов. Строкача. Вам предлагаетсядолжность представителя УШПД^[19] и члена Военного совета Южногофронта. Дела и должность принять от временно исполняющего обязанностипредставителя УШПД майора Перекальского, находящегося в Ростове. Дляознакомления с обстановкой и предстоящей Вашей работой в этом направлении вРостов выедет представитель Украинского штаба. Ваше согласие телеграфируйте. Тимошенко, Соколов, Строкач. 11. 03. 43. No800''. Я телеграфировал в Москву о своем согласии с полученным предложением ичерез два дня вылетел к новому месту службы. С пребыванием на Южном фронте уменя связано немало добрых воспоминаний. Приятно было убедиться, чтопротивник так и не рискнул приблизиться к Ростову через минные поля, чтофашисты даже разминировать их не рискнули. Приятно было встретить моегобывшего помощника майора В. В. Артемьева, служившего в отдельной инженернойбригаде особого назначения, и познакомился с командиром этой бригады,горячим сторонником действий на коммуникациях врага полковнике И. П.Корявко. Остались в памяти встречи с командующим Южным фронтом генералом Ф.И. Толбухиным, вдумчивым, внимательным, требующим, чтобы 19 УШПД -- Украинский штаб партизанского движения. 353 тября, точно не помню. С аэродрома поехали в штаб. Я доложил о работе,проделанной оперативной группой, сообщил, что командующий Воронежскимфронтом Н. Ф. Ватутин ждет звонка Тимофея Амвросиеви-ча. Строкач позвонил вВоенный совет Воронежского фронта, сказал о своем прибытии в Харьков,выслушал командующего и, положив трубку, поднял на нас с Соколовым глаза: -- Завтра ознакомлюсь в штабе фронта с оперативной обстановкой, .выслушаю пожелания членов Военного совета, и доработаем план. Времени вобрез. Надо успеть к четырнадцатому числу. Доработка плана помощи войскам Красной Армии при форсировании Десны,Днепра и Припяти началась на следующий же. день. Этот план предусматривалзахват и удержание партизанами до подхода наших армий двух существующихсевернее Киева переправ через Днепр, двух переправ через Десну, а такжепаромных и недавно построенных противником переправ через эти реки и черезПрипять. Намечалось и создание партизанами плацдармов на западных берегахДесны, Днепра и Припяти, нанесение партизанами ударов с северо-востока изапада в направлении Киева, чтобы способствовать освобождению столицыУкраины. Главная роль отводилась партизанским соединениям и отрядам, находящимсяв партизанской зоне между Десной и Днепром. Учитывались возможности и другихсоединений и отрядов, также державших под контролем многочисленные идостаточно обширные территории в тылу врага. В предстоящих операциях должны были участвовать соединения и отрядычисленностью в 17 000 человек. Предполагалось, что уже на первом этапебоевых действий они смогут выделить для захвата переправ примерно 12 000хорошо вооруженных бойцов, а затем, получив вооружение и боеприпасы, втечение 10-15 суток доведут численность действующих на реках частей до 25000 человек. Партизанам предполагалось выбросить 286 тонн оружия ибоеприпасов, 20 орудий и 100 человек прислуги к ним. Для этого требовалось сделать с 17 по 30 сентября 125 самолето-вылетов Си-47., Предложенный УШПД план Военный совет Воронежского фронта утвердил 15сентября. Уже 17 сентября передовые части советских войск с помощью партизанфорсировали в нескольких местах Десну, а партизанские соединения и отряды,получившие приказ УШПД, двинулись или вышли в указанные им места боевыхдействий. Первые радиограммы с докладами о выполнении приказа начали поступать 19 сентября. Между тем Т. А. Строкачу утром 23 сентября предстояло убыть во главеоперативной группы из пятнадцати человек в расположение Военного советаВоронежского фронта, покинувшего Харьков и двигавшегося за войсками. -- Останетесь за меня. Приказ подписан, -- сказал Строкач. -- В случаечего, действуйте решительно. Но думаю, ничего непредвиденного не произойдет. Непредвиденное в таких случаях происходит непременно. Уже 24 сентября, когда соединение Наумова вело жестокий бой у Майданровки с крупными силами вражеской пехоты,поддержанной танками, поступили радиограммы от B. C. Ушакова, Г. Ф.Покровского и А. Н. Сабурова. Ушаков и Покровский докладывали, что вышли куказанным приказом вражеским переправам, Сабуров же донес непосредственноВоенному совету Воронежского фронта, что не смог преодолеть железную дорогуОвруч -- Мозырь и отступает в исходный район. Наумов, израсходовав боезапас и не получив поддержки со стороны мощнойударной группы Сабурова, также был вынужден отойти на запад от Киева. Таким образом, первоначальный большой успех не был развит, а помочьчем-либо Сабурову и Наумову мы из Харькова не могли. Но этим не кончилось. На помощь десантникам! В первых числах октября, работая в штабном кабинете, я услышал громкиеголоса в приемной. Открылась дверь. Дежурный офицер едва успел произнести:"К вам командующий воздушно-десантными войсками генерал Затевахин", -- какна пороге возник, отодвинул дежурного, решительно вошел в комнату и быстронаправился ко мне очень высокий и очень бледный генерал-лейтенант. Появление в партизанском штабе командующего воздушно-десантнымивойсками само по себе было чрезвычайным событием, а крайне напряженный,взволнованный вид И. И. Затевахина без слов говорил: случилось из ряда вонвыходящее. Я пригласил генерала садиться, дал знак дежурному выйти, но спросить нио чем не успел. Первым заговорил Затевахин: -- Вы замещаете Строкача? -- Да, товарищ генерал. -- Выручайте! Надежда только на партизан! Затевахин сообщил, что 25сентября началась выброска десантов в правобережные районы Черкасскойобласти с целью создать ударную группу советских войск в тылу двух пехотныхи одной танковой дивизии противника западнее так называемого Букринскогоплацдарма. Десантирование в ряде случаев производилось неудачно, многиедесантники оказались в расположении немецко-фашистских войск, часть групппогибла, другие либо ведут тяжелые бои с гитлеровцами, либо рассеялись.Связь с ними утрачена. -- Есть в тех районах партизаны? -- спросил Затевахин. -- Конечно, товарищ генерал. -- А связь с ними держите? -- Держим. -- Можно что-нибудь сделать для наших ребят? Найти и собратьрассеявшиеся группы, поддержать, связаться с ними? -- Все сделаем, что в наших силах, товарищ генерал! Говоря командующему воздушно-десантными войсками, что сделаем всевозможное для выручки десантников, я первым делом подумал о партизанскомотряде "Истребитель" и его командире Д. А. Корши-кове. Отряд сформировалопредставительство УШПД при Военном совете 1-го Украинского (бывшего Воронежского) фронта какраз для выброса на западный берег Днепра. С 26 сентября отряд ожидал командына вылет. Я попросил Затевахина немного подождать, вышел в приемную и осведомилсяу дежурного, где Коршиков. Оказалось, в штабе. -- Вызовите его! Дмитрий Александрович Коршиков, коренастый, спокойный, уверенный всебе, явился минут через пять. Узнав о создавшемся положении, осведомился,когда нужно вылететь. -- Места хорошо знаете? Найдете моих? -- тревожился Затевахин. -- Не беспокойтесь, товарищ генерал, все будет в порядке, -- твердосказал Коршиков. Партизанский отряд "Истребитель" десантировали в нужный район той женочью. И уже на следующий день Коршиков известил, что обнаружил и вывелиз-под вражеского удара подразделение десантников старшего лейтенантаТкачева. Впоследствии Коршиков нашел и присоединил к отряду еще несколькоподразделений воздушно-десантных войск, с которыми успешно действовал в тылуврага до середины ноября. К оказанию помощи воздушным десантникам Украинский штаб партизанскогодвижения немедленно подключил также отряды партизан, действующие вКаневском, Миргородском, Ржищевском и Смелян-ском районах Черкасскойобласти. Выполняя приказ УШПД, партизанский отряд Г. К. Иващенко 9 октябряобъединился с обнаруженными ими группами десантников, отряд Д. Ф. Горячегоподдержал огнем и спас большую группу десантников, окруженных на Мошнянскиххолмах, а отряд К. К. Со-лодченко собрал и включил в свой состав другихпарашютистов. К середине октября партизанские отряды, пополненные десантниками,сосредоточились по приказу УШПД в районе Тагачанского леса. Тут они наголовуразбили посланных против них карателей, а позднее, в ноябре, былипередвинуты ближе к Днепру, помогли войскам Красной Армии захватить важныйплацдарм, облегчили их действия на Кировоградском направлении. Помогли партизаны и тем частям Красной Армии, которые послефорсирования Днепра оказались отрезанными противником от реки. Командирыэтих частей поступили разумно: двинулись на соединение с партизанам.Подразделения двух полков 148-й стрелковой Черниговской дивизии, 8-йстрелковой дивизии и приданные им артдивизионы с помощью партизанскогосоединения Салая вышли в урочище Бовицы -- Кливины, связались оттуда попартизанской рации с командованием 15-го стрелкового корпуса, а затем быливыведены партизанами к Припяти, где и соединились с корпусом.

Глава 31. "Дайте взрывчатку! "

Хотя Сталин и его подручные и уничтожили в тридцатые годы хорошоподготовленные кадры специалистов по ведению боевых действий в тылу врага,хотя и игнорировали ленинские положения о партизанских действиях, нашипартизанские отряды и соединения к лету 1943 года представляли грозную силу,наносили фашистским армиям ощутимые удары. Более того. При умном итщательном планировании партизанских операций, при должном обеспечениипартизан материальными средствами командование Красной Армии уже летом 43-гогода могло отсечь вражеские войска от источников снабжения, поставитьпротивника в катастрофическое положение. Ведь даже при огромных недостаткахв обеспечении взрывчаткой и минами одни только украинские партизаныподорвали во второй половине 43-го года 3143 вражеских поезда, почти в двараза больше, чем за два минувших года войны! Увы, единого плана веденияпартизанской борьбы не существовало, да и разрабатывать его никто несобирался, а минновзрывных средств партизанам доставляли очень мало.Партизаны же требовали взрывчатку постоянно! Особенно настойчив был А. Ф.Федоров. Его тогдашние радиограммы -- настоящий крик души. Он пряморадировал, что нет сил смотреть, как безнаказанно идут к фронту фашистские поезда,и ежедневно требовал тола и мин замедленного действия. Тола и мин! В штабе хорошо понимали Федорова. Подорвать в августе 209 эшелонов, а всентябре всего 28, и лишь потому, что не снабдили взрывчаткой -- тут не точто каждый день, тут каждый час начнешь теребить вышестоящее начальство! А взрывчатки и мин мало сбрасывали и Ковпаку, и Бегме, и Грабчаку, иМельнику, и Наумову... Строкач обращался в ЦК КП(б)У, в военные советы Украинских фронтов, мысвязывались по его указанию с Москвой, с Генеральным штабом, с командованиемВоенно-Воздушных Сил, объясняли, просили, но положение стало выправлятьсялишь к концу октября. Зато едва нам начали выделять больше самолетов, числодиверсий на железных дорогах в тыл к врага выросло: Федоров подорвал воктябре уже 75 эшелонов, а Бегма, Андреев, Кто и Скубко -- 135! Однако мысчитали, что этого мало, настаивали на увеличении числа самолето-вылетов, аэто отнимало силы и время, прежде всего -- время, которого и так-то было вобрез. Разумеется, партизаны сами делали все возможное, чтобы восполнитьдефицит мин и взрывчатки: уменьшали вес заряда в минах, применяли механические способы крушений,выплавляли взрывчатку из неразорвавшихся вражеских бомб и снарядов. Ихизобретательность поражала! Но сильнее всех удивили партизаны A. M.Грабчака, сумевшие без потерь и совершенно неожиданно для врага подорватьжелезнодорожный мост через реку Уборть. Железнодорожная торпеда Произошло так. Несколько попыток партизан подобраться к мостуокончилось неудачей. Мост охраняли четыре дзота, пулеметчики, три полковыхминомета и --батарея зенитных орудий. Открытая местность и высокаяжелезнодорожная насыпь, на которой располагалась охрана, позволяли фашистамвести круговой обстрел. Берега Уборти враг густо заминировал, минные поляобнес колючей проволокой в четыре ряда, а путь при въезде на мост с обеих сторон перекрыл металлическимиворотами. Как говорится, мышь не проскочит. А партизаны проскочили! Разведка Грабчака установила, что дважды в неделю к мосту приезжает надрезине местный фашистский комендант, проверяет, как несут службуподчиненные. Это и натолкнуло на мысль провести неординарную диверсию...Работа шла две недели. Из двух колесных вагонеточных скатов партизанысоорудили платформу дрезины, установили на ней мотор, нагрузили дрезинупятью неразорвавшимися авиабомбами и укрепили среди бомб длинную жердь, чейнижний конец соединили проволокой с чекой взрывателя в подрывном заряде.Коснувшись верхним концом мостового пролета, жердь неминуемо отклонилась бы,и натянувшаяся проволока вырвала бы чеку... Затем на авиабомбы усадили"коменданта" и "моториста" --набитые травой и ветками трофейные вражескиемундиры. К четырем часам 31 октября дрезину-торпеду установили на рельсы вблизидеревни Тепеницы, примерно в километре от моста, завели мотор и подтолкнули. Охрана моста не сделала по приближающейся дрезине-торпеде ни единоговыстрела и не закрыла металлические ворота. Грянул мощнейший взрыв!Несколько раскосов и ветровых связей ближней мостовой фермы, нижние иверхние пояса других ферм были смяты или пробиты. Ошарашенные гитлеровцы открыли бешенный огонь лишь десять минут спустяпосле диверсии. Исключительно для очистки совести или от страха. А для тогочтобы кое-как отремонтировать мост и с великими предосторожностями, медленнопропихнуть к нему очередной состав, им понадобилось целых четверо суток! Оскандалившиеся оккупанты сочинили легенду о некоей сверхсложнойторпеде, доставленной на Уборть якобы "из самой Москвы" и управлявшейся"красными камикадзе" -- советскими офицерами-смертниками, которые-де ипогибли, ворвавшись с "торпедой" на мост... В УШПД мимо изобретения Грабчака не прошли. Собрали небольшуюконференцию по технике, обсудили возможность создания более портативных инадежных торпед для разрушения крупных искусственных сооружений. Группаэнтузиастов во главе с капитаном М. М. Тихомировым вскоре разработалиопытный образец, его испробовали, внесли улучшения и стали изготовлятьторпеды на предприятиях Харькова. В конце ноября на вооружении партизанпоступили первые десять таких устройств; (Современные портативныежелезнодорожные "торпеды", оснащенные реактивным двигателем, умещаются врюкзаке и переносится одним человеком. Прим. ред. А. Э. ) Коль скоро речь пошла о технике, надо обязательно сказать о нашихпоисках в области усовершенствования различных типов МЗД; некоторыевзрыватели при понижении температуры капризничали, давали отклонения всроках замедления, а зимой, в мо-" роз, могли отказать вообще. Мы добивалисьработы взрывателей -- и работы надежной! -- при любых погодных условиях. Крайне напряженной и сложной стала с октября и работа по сохранению инаправлению в глубокий вражеский тыл наиболее боеспособных партизанскихформирований. Сама обстановка обуславливала иногда ведение партизанамибоевых действий в зоне тактического воздействия войск противника, нередко --совместно с частями Красной Армии, и при стремительном продвижении КраснойАрмии немалое число партизанских соединений оказывалось... в нашем тылу. Мыже стремились к тому, чтобы численность партизанских соединений в тылу врагане уменьшалась, а возрастала, чтобы закаленные в боях, обладающие прекраснымопытом партизанской борьбы отряды и соединения сохранялись для дальнейшихдействий. Поэтому, не ограничиваясь приказами по рациям, штаб направлял вомногие соединения своих представителей, добивавшихся, чтобы эти соединения,выполнив задачу по оказанию помощи наступающей Красной Армии, немедленноуходили на запад, в глубокий тыл врага, вели разведку и боевые действия там, а не вблизи линии фронта. ЦК КП(б)У целиком и полностьюподдерживал Украинский штаб партизанского движения в этом вопросе. Вчастности, всех опытных партизан, соединившихся с наступающими войсками, ЦКнаправлял либо снова в глубокий вражеский тыл, либо в школу УШПД дляповышения их боевой квалификации. Однако, несмотря на принятые штабом меры,некоторые отряды и соединения так и не смогли выйти в тыл противника,очутились на освобожденной территории и были расформированы. Часть ихличного состава направили в армию, часть -- на партийную, советскую илихозяйственную работу в освобожденных районах. Вершигора: "Желаю совершить рейд по Германии! " Закончился в октябре и знаменитый карпатский рейд соединения С. А.Ковпака. Самого Ковпака повидать не удалось, но в Харьков приехал П. П.Вершигора. Командуя группой отрядов, он вышел из рейда наиболееорганизованно. На беседу с ним Т. А. Стро-кач меня и пригласил. Четыре месяца назад, в июне, я видел Петра Петровича, слышал отзывы онем Руднева, и у меня сложился вполне законченный образ Вершигоры -- образотчаянно смелого, хитрого, прямо-таки рожденного для приключений человека. Яи рассказов от него ожидал соответствующих. Однако, докладывая Стро-качу орейде, Петр Петрович неожиданно предстал передо мной совсем в ином свете. Яувидел хладнокровного, расчетливого, прекрасно понимающего спецификупартизанской борьбы военачальника. Напомню читателю, что рейд оказался тяжелым. Дойдя до Карпат, партизаныстолкнулись с многократно превосходящими силами противника. Неравные боипришлось вести, не имея опыта боев в горных условиях и удобного снаряжения.Соединение вынуждено было взорвать и бросить тяжелую технику, отрываться отврага, выходить в партизанский край отдельными отрядами и группами... Вершигора случившееся не драматизировал, но и правды не скрывал и своюточку зрения на причины неудач изложил откровенно. Вывод же сделал на первый взгляд неожиданный, но совершенно верный: партизанские рейды следует продолжать, не медля с ними, и совершатьрейды не только по территории Советского Союза, но и за его пределами,вступая во взаимодействие с партизанами Польши, Чехословакии, Болгарии,Румынии и Югославии. Вершигора предложил даже при соответствующих условияхсовершить рейд по самой фашистской Германии! Говорил Петр Петрович громко, живо, доводы приводил убедительные, иСтрокач лишь изредка взглядывал на меня, но собеседнику не возражал. Я жеслушал Вершигору с удовольствием. На следующий день Тимофей Амвросиевич и Вершигора ездили в Военныйсовет 2-го Украинского фронта; по словам Строкача, Вершигора и там настаивална проведении глубоких рейдов. Вскоре стало известно, что Сидор Артемьевич Ковпак по возрасту исостоянию здоровья от командования соединением освобожден, уходит насоветскую работу. Соединению, которым он командовал, присваиваетсянаименование партизанского соединения имени дважды Героя Советского Союза С.А. Ковпака. Командиром соединения назначен П. П. Вершигора. Он готовится кновому рейду.

X x x

В конце ноября штаб передислоцировался в Киев. Ехали машинами. Ночевалив сильно разоренном, полусожженном гитлеровцами Конотопе. Киев выгляделопустевшим, Крещатик и Прорезная лежали в развалинах, на них не осталось ниодного целого здания. Но город моей командирской молодости был наконецосвобожден и начинал новую жизнь!