Знакомство с Ишимбаем и футболом

Автобус медленно подъезжает к повороту на железнодорожный вокзал города Ишимбая. Душный салон битком набитый запаренными на изнуряющей жаре пассажирами нестерпимо жжет калящим пылом. Длинная дорога утомила так же меня и я, с нетерпением, ждал своей остановки. В последний раз, уточнив у стоящего рядом с дверью мужчины в белой футболке сеточкой, это ли есть тот самый нужный мне поворот на вокзал, я сошел с автобуса, облегченно вздохнул, и внимательно осмотрелся. Торопиться было абсолютно некуда. Солнце висит в зените, на посадках рядом с двумя пересекающимися под тупым углом дорогами ни дуновения ветерка, ни шевеления листочка. Вдоль дорог мощной стеной развесили темно-зеленые кроны высокие тополя, чуть отдаленнее, за посадкой, голубоватой полоской отливают всходы каких-то злаков. Прямо впереди по ходу автобуса перед глазами стоят две высокие колонны, обозначающие, что за ними находится граница города Ишимбая.

Я - молодой шестнадцатилетний парень, в кармане которого, тесно прижимаясь к груди, лежат, неведомо как скопленные родителями, три тысячи рублей денег. Из подробного письма родителей я знал немного: что покупаемый на мое имя дом расположен невдалеке от проезжей части дороги, дом угловой и белого цвета. Белого цвета дом виднелся уже от Уфимского тракта, где я сошел с автобуса. Глубоко вздохнув, я направился в правую сторону. Однако, подойдя ближе, обнаружил, что это всего лишь местный магазин. Пожалковав, что это не мой дом, а государственное здание я двинулся дальше. Магазин находился в просторном, кирпичном доме и такой мне бы вполне подошел.

Все же свой будущий дом я узнал сразу. Белый, неподалеку от проезжей части дороги и на углу невзрачного перекрестка. Спервоначала наружный вид его мне не понравился. Однако при ближайшем рассмотрении мое впечатление переменилось. Дом имел две просторные опрятные жилые комнаты и две такие же аккуратные летние веранды. Поскольку лето только начиналось, летние комнаты выглядели жилыми. Входные двери, безупречно обшитые ровненькими дощечками и ровные, окрашенные коричневой краской полы подчеркивали хороший вкус и высокое мастерство хозяев, а свежевыкрашенные окна, свежевыбеленные потолки и стены придавали комнатам вид чистоплотной городской квартиры.

Бегло осмотрев хозяйство, я прошествовал до сестры Таисии Алексеевны, которая к этому времени проживала в этом же поселке. Они с зятем Николаем переселились сюда еще два года тому назад. Сестра встретила меня приветливо, она уже поджидала моего приезда и, по ходу, одновременно занимаясь приготовлением обеда, коротенько вводила в курс наших семейных дел.

- Ну, здравствуй что ли брательник! – шумно приветствовала она. – Вымахал ты, однако, повзрослел! …Как добрался то, без приключений?

- Ничего, приехал сразу в Ишимбай, …на вашем автобусе, - успокоил я сестру.

- Ты, по видимости, кушать хочешь с дороги. Потерпи немного, сейчас я быстренько сготовлю!

- Тайка, ты объясни хотя бы в двух словах, что за возню вы тут затеяли? Я же толком ничего не понял! – попросил я и присел на деревянную табуретку в переднем углу. Огляделся. Комната значительно проигрывала той, которую я только что осматривал.

- Что смотришь? Не нравятся мои хоромы? – невесело улыбнулась Таиска. Я смолчал. В голландке весело затрещали березовые дрова.

- Тетя Настя поехала к детям в Крым. Нам предложила свою холупу. Мы посоветовались и решились взять. Недорого, а нам лишь бы вырваться с деревни. …А здесь разговоры пошли гулять, что Шмоор дом продавать собрался. Я и предложила родителям, все же, говорю, вместе веселее будет! Тем более, хозяин путный столяр, мужчина деловой, все сам и у нас на глазах отделывал. …Отец сказал: вот Петька паспорт получит, на него и оформим. Такая вот, братец, история!..

Между тем подоспела жаренная картошка. Мы с сестрой сели за стол и с удовольствием пообедали, запивая хрустящую, поджаренную картошку студеным молоком из глубокого колодца. Время как раз подошло обеденное. За обедом она продолжала вводить меня в планы - свои и родителей.

Родители становились престарелыми, и Таисия предложила им коротать дальнейшую жизнь вместе. Они, подумав, согласились. Год копили средства, частью скопив, отчасти заняв, решили оформить покупку на меня. Ведь к тому времени мне исполнилось шестнадцать лет, я имел на руках только что полученный паспорт, родители же вида на жительство не имели. Но по осени надеялись получить. Заодно продать хозяйство и рассч樸⨍㢜죗诙ឳ⯾ﷳۉ汼署ၟꃆ埄딨쁋䙤▊繱虻냹⯴⃱䔲緇뗪㫥␔吗愼뮔䟞ᇆ홶甆럔쓎⇦鐐껃⪺靊濗볟ﴕ䍒㴺饟蹈䖱븷턺킴�僁㾣偵䐦꒤Ⴕᝦᡤ湳�洸�쎹딿顒蟈ᠺ焯ᱻ⋫ᓔﷱ늗蝝ၯࣨ꥗ᢡ̣逡휳╲驓羥喭ퟍ؅좫쑽ſ�쪊뛳ȴ潷꣧䘒퇽᧝ᥣ껶ⓛ瀮鄐঒渃ฑ妯ꨌꗑ갟軜农쐽뭥挜༔ꈡ痾韨쓢凞뉟壍ଜ뗃�㺃ꈹ⛒骓耺ᬭ屼㩸帇ꝫ렐漊⨐░瞉䢽⤃ﱱ뼵栕⍆縂뙶遄춦ﱓ郐閅䀿넣谊쥇⑭䍇拀걒䧬梉퇻ꏒⳓ畝彘纚齶菊銠퇸ꭺ轗숸尠⣔⍡쭮꧚о, ибо вещи у меня напрочь отсутствовали, и фактически я проживал у сестры, лишь по ночам обживая просторные хоромы. Поселок находился неподалеку от нефтеперерабатывающего завода и немалые неудобства доставлял, поначалу, ярко горящий за недалекой старицей заводской факел а, так же приторный, горьковатый запах нефти.

Знакомство с местными ребятами сложилось попросту. Надо думать, они больше меня находились в курсе наших семейных дел. Уже наутро во двор вошли два парня.

- В футбол играешь? – чуть хрипловатым голосом деловито осведомился старший. Я, открыв калитку, встал у них на пути и растерянно опустил руки.

- Нет, в футбол не играю, …немного играю в баскетбол, - скромно ответил я, с огорчением думая: - «Ну что же я не научился играть в футбол!»

- В баскет, говоришь, играл?– окинул меня оценивающим взглядом младший. - Может мы его на ворота поставим? - повернул он голову с темным, волнистым чубчиком к старшему. Тот немного подумал, прихлопывая подошвой левой ноги.

- Подойдешь вечерком на пустырь, посмотрим на твои способности. …Может, в действительности, …может вратарем пойдешь. – И он пространно пояснил мне куда подойти. И, под конец беседы, как показалось, довольно строго проронил: - вечером проверим!

Ребята, повернувшись, вышли. Я посмотрел им вслед. Симпатичные парни в олимпийских трикотажных костюмах и зашнурованных кедах они показались на первый взгляд самодовольными и зажиточными.

Экзамен мне провели довольно строгий. Я, учитывая, что от моего усердия зависит не только спортивная карьера, но и круг будущих друзей, страшно старался. Надо сказать и прилежные многочасовые тренировки в играх с мячом в приютовском спортивном зале, тоже дали определенные плоды. Мяч ловил я довольно ловко и рьяно.

Как впоследствии выяснилось, старшего парня звали Колька Баранов. Он учился в Омском физкультурном институте, специализируясь по спортивным играм, и каникулы использовал для своих тренировок. Местные ребята с удовольствием поддерживали его стремление по организации соревнований. Способных игроков в поселке собралось достаточно для сколачивания не одной футбольной команды.

- Все! …Вратарь теперь есть! – утвердительно промолвил Колька Баранов. Для меня это были самые лестные слова!

- Мы тебя станем ставить в известность по времени начала матчей по всем играм, - сказал на прощанье Колька.

- Да я заходить за ним буду. Ты один пока живешь? – спросил Лешка. Я утвердительно кивнул головой.

- Я вечерком загляну, …сходим в клуб, - пообещал он.

Младший парень оказался Лешкой Небогатовым, с которым впоследствии я тесно сдружился. Родители его также пребывали в преклонном возрасте, а небольшой домик стоял на примыкающей к старице улице. Чрезвычайно способный и активный, Лешка с одинаковым мастерством играл во все спортивные игры, включая бильярд. Непродолжительная дружба с ним дала мощный толчок в моем спортивном и интеллектуальном развитии. Так, не мудрствуя лукаво, без излишней канительной волокиты, я влился в коллектив местных ребят.

Разобраться в сложном конгломерате поселка оказалось труднее чем, в Приютово. Наш поселок состоял из нескольких восьми квартирных домов, десятка бараков и хаотично разбросанных частных, схожих с деревенскими, домиков. Жильё располагалось по обе стороны железной дороги, которая упиралась в деревянный, тридцатых годов постройки вокзал, окруженный кучкой высоких зеленых тополей.

Вершины тополей по осени усыпали тучи горластых и вороватых грачей.

С вокзалом соседствовала автобусная остановка и небольшой красный уголок железнодорожников, который служил, одновременно, клубом для местной молодежи. Один раз в час на вокзал курсировал автобус из города.

Вдоль железной дороги и по периметру забора завода с запада на восток тянулась деревенька Юрматы, еще восточнее, уже в пойме реки Белой процветала крупное зажиточное селение Ирек. Замыкало скопление поселков деревня Куч, уже вблизи территории города Салавата. Молодежь всего конгломерата дружила, не делясь на местечковые кланы. Ребят нашего возраста с избытком хватало на три футбольные команды. Многие только что закончили среднюю школу, находились в расцвете сил и имели много свободного времени. Из них-то и сколачивалась наша сборная, в составе которой в недалеком будущем и мне пришлось защищать футбольную честь поселка.

Надо признать молодежь названных поселений спортом занималась довольно активно. На заливном, ровном как стол лугу, простиравшемся на несколько километров вдоль берега реки Белой, еще предыдущие поколения соорудили примитивное футбольное поле. На нем проводились отборочные игры. Там прошло мое первое боевое крещение.

Одев изрядно поношенный черный свитер и жесткие футбольные бутсы, я с небольшим трепетом в груди занял место в воротах. Тут же ближе к воротам разлеглись местные мальчишки. Уперев руки локтями в землю, и положив на них головы, они настроились на долгое наблюдение футбольных баталий. Сетки известное дело не было, ворота обозначали два высоких столба с перекладиной и соседство готовых к услуге мальчишек, оказалось как нельзя кстати. Мяч уходил далеко за пределы поля и они, вскочив с места, стремглав доставляли его к месту штрафного удара или вбрасывания. Игра шла с переменным успехом. Удар по мячу тугими бутсами послал его далеко за центр площадки. Ахат Сапыков подхватил мяч и ловко обвел невысокого нападающего противника Баяна. На подмогу Баяну, с правого края, подбегал крепко сложенный защитник Расуль и Сапыков вынужден передать мяч на центр поля Рафкату. Откатив мяч, он вразвалку отошел назад. Рафкат набежав от угла штрафной площадки, сильно бьет по воротам. Шуня, в красивом прыжке с падением, берет мяч с неотразимого удара. Рафкат, чертыхнувшись, отходит на свою половину поля. В редкие минуты затишья у моих ворот, я во все глаза наблюдаю за дерзостными бросками вратаря команды противника Шуньки Небогатова и отмечаю про себя некоторые детали его техники.

«Руки корзинкой, ноги подогнуты в коленях, мяч мгновенно прижать к груди!» Учиться приходилось в процессе игры.

- Стоишь на воротах ты неплохо! Скажи только своим ребятам, пусть тебе свитер заменят, …на более приличный! – посоветовала местная красавица Галька Еремина. Она как бы ненароком прошла мимо ворот, окинув меня обворожительным взором красивых серых глаз.

- Ничего стоял! …Молодец! – похвалил в конце игры капитан Колька Баранов.

- Что ты его хвалишь раньше времени! Из-за него я верный гол не забил! – внезапно грубо возмутился Иван Тимофеев. Я не выбросил ему мяч, когда он удачно выбегал к центру поля.

Все лето на поляне в пойме реки Белой шли горячие поединки. Болельщиками выступали игроки резервного состава, наши ровесницы и подрастающее поколение местных огольцов. Мальчишки обычно садились против ворот и горячо обсуждали каждый удачно взятый или неудачно пропущенный мяч. Мне такое соседство сильно импонировало и придавало уверенности. Поощряемый мальчишками, я вскоре с успехом брал многие опасные мячи.

Переговорив с руководством станции, ветеран станционского футбола, уже немолодой холостяк Мидхат Сапыков взялся обеспечить команду формой и допустить к играм на первенство города. Молодежь ликовала! Попасть в основной состав хотелось всем, и отбор заключался в жесткой и принципиальной борьбе при отборочных встречах. Футбольные состязания проводили с ребятами окружающих поселков: левого берега, нефтеперегонного поселка и даже малого Аллагуата. Не всегда наши товарищеские встречи заканчивались по-товарищески. В ответ на полный разгром, молодежь деревни «Малый Аллагуат» бросилась вымещать обиду на нас с палками и камнями. Нашей доблестной команде пришлось спешно ретироваться.

Не снимая футбольных принадлежностей, я нажимаю на педали старенького велосипеда. Сзади слышу тяжелое дыхание догоняющего противника.

«Надо поднажать, - думаю, – ударит ведь!» Но при мощном нажатии на педали старенький велосипед мой, некстати, начинает прокручивать и давать частые сбои, длинный дрын ударяет по спине, одновременно придав толчок для движения.

Оценив мои вратарские способности, Баранов, как признанный всеми капитан, назначил меня бессменным вратарем, обязанности которого я исполнял в течение почти четырех лет, до самой службы в армии. И вот с тех пор объединенная сборная наших поселков все чаще стала громить видавшие виды команды, составленные из маститых игроков различных предприятий на первенствах города.

Пик футбольной славы выпал на август 1964 года. Идет второй тайм решающего матча: «Локомотив» – ГПТУ. Училище сильный соперник и поединок предстоит горячий. Вечерок выдался душным и безветренным, а тут еще на стадионе разгорались жаркие страсти. Неведомо откуда вынырнувший и никому неизвестный «Локомотив», день за днем побеждает одну именитую команду города за другой. Вот его правый крайний Иван Тимофеев вновь проходит к воротам и подает мяч быстро набежавшему левому крайнему Мишке Логинову.

«Не дотянусь», - успевает подумать Мишка и в красивом прыжке с падением на спину, через себя пробивает по воротам. Иван с налета поднимает его и радостно прыгает на шею.

- Гол! …Счет два ноль, - бесстрастно объявляет судья и вскидывает руку. - Мяч на центр поля!.. – подает он пронзительный свисток.

В коллективе противника явный переполох. Сегодня нет их непотопляемого вратаря Валерки Первухина. Он находится на тренировочных сборах города Уфы. Молодая звезда Ишимбайского футбола готовился занять место в сборной Башкирии. Совершенно некстати Первуха к концу первого тайма появился и привычно занимает место в воротах. Удар по воротам Первухина, он как бы с ленцой размеренно берет мяч, берет другой. Поединок медленно поворачивает фортуну на нежелательный исход по отношению к нашей молодой команде. Еще один, два прорыва центрального нападающего Виктора Тимофеева Первухин прерывает спокойным взятием мячей в красивом прыжке, подогнув ноги в коленях и еще раз доказав болельщикам, что слава его в Ишимбае совершенно не без основательна. Натиск на ворота противника слабеет, и игра переходит на мою сторону.

Видя пред собой столь именитого вратаря, я начинаю волноваться и, неожиданно, выпускаю из рук уже взятый мяч. Гол, второй гол… Колька Баранов берет минутку и проводит небольшое совещание, пытаясь меня успокоить. Столпившиеся вокруг ребята ожесточенно ссорятся, я занервничал. Друг мой, Лешка Небогатов ругает меня из последних сил! Я еще более разволновался и матч нами проигран. Потерян верный выигрыш и нам сегодня приходится довольствоваться лишь заслуженным и тоже призовым вторым местом среди футбольных коллективов предприятий города.

Другие развлечения молодежи

Около клуба в том же Иреке постоянно тесной гурьбой кучилось общество молодых людей. Тихими летними вечерами, там шли ожесточенные волейбольные баталии. Схватки проходили красиво и ожесточенно, соперников у победителей всегда хватало: своей очереди терпеливо дожидался резерв из шести, семи полноценных команд. С подветренного торца здания клуба стоял стол для игры в настольный теннис. Ребята со станции подходили группами и, потолкавшись среди болельщиков, становились на поле своей, укомплектованной командой. Мы с Лешкой, поджидая очереди для игры в волейбол, часто коротали время, играя в настольный теннис. Играл он сильно, подкрепляя свои резкие удары восклицаниями – «Т-так тебе!..» После удара, делает два шага вдоль конца стола и, гордо приподняв голову, встает на исходную позицию, приложив левую руку к доске ракетки. Как ни старался, но выигрывал я, попервоначалу, лишь в редких случаях.

Паспорт-то лежал у меня в кармане, но возраст был еще далеко не трудоспособным. В солидные конторы меня не брали, коротко, но категорично бросая – молод еще! Потеряв всякую надежду трудоустроиться самостоятельно, я вынужден был обратиться в комиссию по трудоустройству несовершеннолетних. Была такая при горсовете города. Там без лишней волокиты выдали направление на мебельную фабрику, если быть более точным – в мебельный цех Ишимбайского промкомбината.

«Столярный опыт я имею, легче будет обучаться!» – думаю я, разыскивая мебельный цех.

Я, вероятно, представлял собой довольно любопытное зрелище в то время. Синие брюки – дудочки, черная сатинетовая рубашка и коричневый берет, прощальный подарок последнего друга, соседа по Приютовскому бараку - Генки Толокольникова, выделяли мою одежду ярко и броско. Другого наряда пока не было.

Осмотрев меня и мои документы, мастер, пожилая, тщедушная женщина тетя Шура подвела меня к стоящему в центре мастерской подержанному верстаку. На нем сидел высокий худощавый мужчина и ковырял длинной стамеской отверстие в узком бруске.

- Иван, вот, …принимай ученика! - обратилась она к пожилому столяру Ивану Губачеву.

- Ты что-нибудь делать умеешь? – спросил Губачев, вставая с верстака.

- У него первый разряд, ты проверь его на чем-нибудь простеньком, - посоветовала Шура и пошла восвояси.

- Стиляга что ли? - Иван веселым взглядом долго осматривал мой пестрый наряд. Видимо осмотром остался недоволен: – Давай-ка друг, …принеси сюда одеяние позауряднее.

Работа в столярной мастерской оплачивалась по сдельным расценкам, возиться с учениками считалось делом не благодарным, поэтому дядя Ваня, как я стал называть своего наставника впоследствии, наскоро показав рабочее место и, сунув в руки незатейливый инструмент, сразу же заставил заниматься изготовлением пробного табурета. Пробный табурет, несмотря на имеющийся в кармане документ о присвоении первого разряда, полученный еще в Приютовской школе, я изготовил неважнецкий.

- Ну что ж, братишка, …будем начинать обучение сначала! - успокоил меня дядя Ваня. – Поработаешь месяца три учеником.

- Дядя Ваня, а почему так долго? - расстроено спрашиваю я. Зарплата ученика составляла сорок два рубля, и мне не хотелось их получать аж три месяца!

- Столько времени определяют инструкции по обучению, - ответил Губачев. – Быстрее научишься, держать не будем. - Он взял рубанок и встал к верстаку.

Мой рабочий день на правах несовершеннолетнего заканчивался в пятнадцать часов, я с волнительным благоговением ждал часа, когда смогу вновь попасть на спортивные игры.

«Удар!.. Блок!.. Еще удар…, - высоко выпрыгивая, бьет по тугому мячу, красивый парень Сашка Суханов. Подача слева. Сильный удар крюком Венера Акбердина, почти задевая сетку, мяч резко снижается в трех метрах от неё. Сам Венер уже занял место по центру площадки. Вездесущий Лешка Небогатов в падении на две руки возвращает мяч в игру». - Это проносятся в моем мозгу подробности вчерашнего горячего баталища, пока я шагаю наискосок через поле от дома до деревни Ирек.

Мишка Логинов с отцом и братом складируют в конце огорода сено. Карий мерин, подвернув оглобли, смирно стоит у открытой двери сарая.

- Петька! …Куда торопишься? – громко кричит Мишка, опустив вилы с навильником нанизанной на них соломы.

- Да, …спешу очередь занять! – объясняю я, мне чуточку неловко. Люди заняты трудом, а я уже занимаю черед поиграть в волейбол.

- Ты что!.. Ослеп что ли? – Мишка свободной рукой показывает мне в небо впереди меня. – Разворачивайся быстрее! Под дождь попадешь!..

Задумавшись, я совсем не заметил, что навстречу мне заходит почти в полнеба громадная черная туча. Я остановился в нерешительности и раздумьи: «Куда теперь идти? Матч сегодня видимо не состоится!» Спорить не стал, тем более, что внезапно налетевший мощный порыв холодного ветра моментально вывел меня из раздумья.

«Какая уж игра, - подумал я, - успеть бы добежать хотя бы до Юрматов»!

Я, что есть силы, побежал по Юрматам, испуганно оглядываясь по сторонам. Шквальные порывы ураганного ветра срывали огромные куски шифера с крыш и закручивали их в диком дьявольском танце. Оборванные провода искрили снопами искр, а сорванные с петель калитки и ставни оглушительно хлопали по стенам домов. Животные в страхе метались по дворам, дополняя своим испуганным ревом какофонию жутких звуков. Ужас объял меня! Я бежал, накрыв голову завернутым вверх подолом рубашки. Впереди показалась небольшая избушка стрелочницы, она уже приоткрыла дверь, поджидая меня. Не успел я добежать до приближающейся спасительной будки лишь нескольких метров. Мощная струя воды моментально окатила меня с ног до головы. В раскрытую сердобольной женщиной дверь, я вбежал, будучи промокшим до последней нитки. Так и стоял я, рядом с перепуганной стрелочницей, слушая громовые раскаты и наблюдая в единственное окно блестящие вспышки молний.

Игра не состоялась!

Вскорости, в Ишимбай из Приютово подъехала младшая сестра Анна, и я, уже на правах старожила познакомил её с городом.

Родители мои прибыли только поздней осенью, после снятия урожая на своем деревенском подворье. С приездом родителей в доме появилась кое-какая мебель, и я стал жить в нем непрестанно.

Западную сторону завода окаймляла глубокая старица, каковая своим концом упиралась в асфальтовую дорогу, проходящую по нашей улице. Вода в старице была прозрачной и студеной, в летние месяцы мы с удовольствием купались в ней. Поверхность озера покрывала мелкая рябь, и лишь по краю проходящему вдоль дороги рябь стиралась, сверкая голубизной отраженного неба. Для прыжков в воду использовали деревянные мостки, спрятанные в зарослях высокого камыша, на огороде Лешки Небогатова. К нам с Лешкой присоединился Толик Лепаев и живущий за линией Иван Тимофеевич Лукъянцев. На другой стороне озера у мостков Кондрухиных примащивались наши станционские девушки. Мы, красуясь перед девушками, поочередно прыгали с мостков в воду.

- Ну-ка Петька!.. Прыгни еще раз, …с переворотом! – подзадоривает Шурка Садыкова.

- Лешка, а ты что же не прыгаешь как Петька! – упрекает Лешку с той стороны озера стройная и высокая девушка Лидка Кондрухина.

- А черт его знает, где он научился, - с огорчением отвечает Лешка. Нырнув рыбкой, он быстро переплывает озеро, по пути сорвав букет желтых лилий.

- Возьмите девчата цветы! – бросает им лилии. Зато плавает он классно.

Дом наш примыкал к единственной в поселке асфальтированной дороге. Напротив, лицом к старице располагался ухоженный и зажиточный дом Садыковых. С другой стороны жили три брата Шамсутдиновых. Старший из них Разиль, наш ровесник, но необычайно высокомерный и щеголеватый парень. Он зачастую выдавал себя за Роберта. Мать их подвизалась в торговле, отчего семья считалась зажиточной и Разиль выходил в свет в самых наимоднейших одеждах. Дружбу поддерживал лишь с Витькой Головиным, спортивные игры пренебрегал, они вели себя светски и пижонисто.

По вечерам на асфальте около нашего дома стали прохаживаться девушки. Лешка Небогатов парень привлекательный и коммуникабельный не оставлял без внимания их форсистые прогулки.

- Шаура Фаткуловна! – кричит он соседке, - что же вы все мимо и мимо проходите!

- А что с вас взять! Вы же кроме своего футбола ничего не знаете! – парирует ему Шаура.

- Подойди, хотя бы с новым соседом познакомьтесь! – не отстает Лешка.

- Новый сосед сразу видно, …не то, что вы, балбесы! – как-то выделила меня Шура. Постепенно мы познакомились.

- Садись Шура, прокачу на велосипеде! - предлагаю я как-то соседке.

- Погоди немножко, я зайду переоденусь, - тут же отвечает она согласно, и через некоторое время выходит в темно синих обтягивающих фигуру тренировочных брюках.

Мы до позднего вечера разъезжаемся на велосипеде по автомобильной дороге, по очереди катая друг дружку. Завязалась дружба. Иногда идем с ней на танцы в поселок Ирек. Там под мощный проигрыватель молодежь танцует танец «Чарльстон». Я с Шурой танцую только медленные танго. Постепенно «Чарльстон» сменил более доступный «Твист», который смог освоить и я. Сидя на деревянном клубном кресле, Мишка Логинов растягивает меха баяна и звучно играет, мы танцуем. Мишку сменяет маленький прыщеватый парень по прозвищу «Баян». В кругу, извиваясь всем телом, ломается щеголеватый, плотный парень в брюках с широкими желтыми лампасами - Лерка Кильдияров, или просто «Киля». За открытой дверью в глубине двора мелькают красные огоньки дешевеньких сигарет. Разиль с Витьком стоят особняком, иронично оглядывая танцующих. Присутствие Разиля с Головиным нередко приводило к скандалам, ребята их недолюбливали за высокомерие и постоянно цеплялись к ним.

…Поздней осенью на замерзшей старице намерзает толстый прозрачный лед. Ребята, под руководством Лешки, собравшись на озере, почистят снег, затем устанавливают импровизированные ворота. Готово хоккейное поле. Я кататься на коньках не научился, но ребятам помогал и с глубокой завистью приглядываюсь к крутым виражам, которые нарезает на льду мой друг Лешка на высоких «канадках». А у меня даже «дутышей» нет, учиться не на чем. Попробовал Лешкины, они очень высокие и неустойчивые, для таких коньков требуется необходимая подготовка.

- Раис! …Дай коньки на недельку! – прошу я товарища, Раиса Рахматуллина. Он добродушно дает мне свои «дутыши». Учить меня взялся Лешка.

- Лешка! Давай вечером тренироваться, …чтобы девчата не смеялись! – прошу я друга.

- Ничего не увидят, Шаура давно дома сидит, видишь: свет горит! – успокаивает Лешка.

Факел в вечернее время освещает наш каток, не хуже электрического освещения. Чуть успокоится поселок, выходим мы с Лешкой на скользкий лед, и начинается моё обучение.

- Ты ноги двигай по очереди и в стороны, в то же время, чуть наклоняя! – терпеливо обучает меня Небогатов. Мои ноги уже давно болят в суставах, и я не могу стоять, но Лешка непреклонен и строг.

- Учись, учись, …скоро зима, на каток ходить придется! – смеется он. Я учусь.

- Петька! Ты к чемпионату по фигурному катанию готовишься? –кричит с моста Разиль. Он возвращается из города. Его черные подстриженные усики топорщатся с явной издевкой.

- Не слушай этого пижона! Подумаешь, нашелся указчик... Он сам-то чуть лучше тебя катается! - успокоил меня Лешка.

- Теперь заводи ногу назад и разворачивайся задом. …Ноги разводи в стороны и вновь своди! – я выполняю указания строгого учителя и полегоньку еду задом.

Благодаря терпению своего наставника, к открытию катка на городском стадионе я уже довольно сносно мог раскатывать на низких «дутышах». Сдал коньки своему кредитору я в довольно изношенном состоянии. Поворчал Раис, да простил.

На вечернем стадионе вечерами многолюдно, играет громкая эстрадная музыка и сладкогласно поет Муслим Магомаев. Стройные, обтянутые трикотажными костюмами девушки и ребята, цокая по деревянному настилу лезвиями коньков, непрерывным потоком идут из раздевалки на ледяное поле. Только ощутив под ногами твердый лед, неуклюжие фигуры резко преображаются и гоняются друг за другом, лихо подрезая снопы ледяных брызг от острых лезвий коньков. Выбрав в прокате стадиона подходящий размер, я присев на широкую низкую скамью, туго зашнуровываю высокую шнуровку ботинок. Выхожу на лед. Яркий свет прожекторов слепит в глаза своим многократным отражением от его блестящей поверхности. Навстречу едет Лешка, он, разудало брызнув искрами снега, ловко сворачивает в сторону.

- Догоняй! – слышу я сквозь мелодию музыки его веселый призыв.

- Сейчас, догоню! – обещаю я, и бросаюсь вдогонку. За ним не угнаться. Ударившись грудью о встречную, такую же нерасторопную девушку, я сев на зад потихоньку еду по льду на заснеженных брюках. Девушка отчаянно визжит, а я предпочитаю тренироваться далее, уже прижавшись к бортику и в сторонке от основного потока отдыхающих.

Работа в столярном цехе

Столярная мастерская располагалась в невысоком, приземистом здании невдалеке от нефтеперерабатывающего завода. Проектировалось здание под что-то другое, несколько раз в течение своей продолжительной жизни оно меняло направление деятельности и к моменту моего в нем появления уже состояло из нескольких соединенных меж собой пристроек из шлакоблочного кирпича. С запада и востока эта невзрачная мастерская прикрывалась буйно разросшимися тополями и кленами. В густых зарослях западной стороны ютилась неприметная металлическая беседка, рядом стоял стол для игры в настольный теннис. Вход в мастерскую был обращен на север, сюда же смотрело единственное окно из кабинета мастера. Перед зданием простиралась обширная площадка, покрытая травой, окаймленная с одной стороны старицей реки Белой, с другой к ней примыкал склад тарной ленты. Тарная лента завозилась в цех в пульмановских полувагонах. Безусловно, нас молодежь часто привлекали на неблагодарную и тяжелую работу по её выгрузке.

Мастерская специализировалась на изготовлении этажерок, комодов и фанерных шкафов – гардеробов. По своему дизайну они давным-давно вышли из моды, да еще в нашем неквалифицированном исполнении выглядели ужасно неприглядно, частенько не находили сбыта. Приходилось нам, молодым рабочим, возить свои уродливые изделия по магазинам окрестных деревень. Молодые люди нашей конторы в большинстве своем прошли колонию и другие исправительные учреждения. На добрые предприятия после освобождения их не брали, и комиссия по трудоустройству всех направляла в промкомбинат. Подолгу основная масса не задерживалась, и многие вновь возвращались в зоны, так что коллектив на мебельной фабрике являл собой микроклимат не вполне здоровый. Как только бедная тетя Шура с нами управлялась! Наша молодежь стабильно задерживалась с обеда, прогуливала и халтурила при выполнении работ. Заделанные заготовки шкафов стояли месяцами. Оплата соответствовала выполненной работе, низкая же оплата еще более расслабляла дисциплину.

Зато на теннисном столе далеко после начала рабочего дня утром или после обеда, продолжались яростные поединки. Находившиеся поблизости курильщики из беседки, куражась, подбадривали играющих.

- Ну-ка Петька! …Подай ему в левый угол!.. Глуши! - нервно голосили одни болельщики.

- Эх! …Опять промазал, - огорчались другие.

- Петька! Ты, когда собираешься свой комод сдавать? – спросит меня, бывало, дядя Ваня, засовывая в рот тонкую папироску «Север». – …Эта молодежь совершенно не желает работать! – скажет он сидящему на скамейке степенному столяру Гумару.

- У самого такой осталоп третий месяц сидит. На что только молодежь рассчитывает, - поддерживает извечную тему Гумар.

- Все, дядя Ваня! …Честное слово!.. Вот последнюю партию закончу и буду работать! – говорю я и продолжаю игру.

Бывали, разумеется, и редкие исключения из правил. Неподалеку от моего стоял верстак Виктора Приказчикова. Виктор всего на неполный год старше меня. Рослый парень, он имел бледное и красивое лицо с правильными чертами и белобрысые мягкие волосы. С ребятами от уголовного мира не дружил, работал вполне самостоятельно и аккуратно. Инструмент его, постоянно остро отточенный, сам резал податливое дерево. Изготовленные им комоды завсегда выглядели добротными. По труду он получал и зарплату - около семидесяти рублей в месяц! Он как-то сам тянулся ко мне, и мы постепенно подружились. К моему сожалению, проживал он далековато, в поселке на левом берегу реки Белой, ребята там были драчливыми и дружба наша еле теплилась.

В среде бывших уголовников также встречались вполне трудолюбивые ребята.

Точил заготовки для этажерок и столов вертлявый парень - Иван Шальнев. Как и основная масса нашей молодежи, он только что освободился из зоны, где от звонка до звонка отсидел пять лет. Рубаха парень - компанейский и веселый, он не лез за словом в карман и работал с задорным огоньком. Напевая под нос мелодию какой-нибудь блатной песни, Иван ловко одну за другой отбрасывает в кучу выточенные фигурные заготовки. Быстро провернув загнутый глюч в головке, он, споро установит новую деревянную чурку, и включает станок. Вжик! Вжик!.. – стружки веером разлетаются из-под острого лезвия резца. Залюбуешься! Не работа, сплошной аттракцион. Нормы заданий им перевыполнялись легко и бескорыстно. Я с удовольствием любовался на его красивую работу, ведь такого разухабистого человека я еще ни разу не встречал. Спустя полгода Иван Шальнев внезапно исчез из мастерской.

- Где это у нас Шальнев пропал? - спрашиваем мы у мастера тетя Шуры.

- Где, где! …Сидит ваш Шальнев! - привычно отвечает Шура.

- Как сидит, за что? – удивляюсь я. - …Так залихватски работает!

- Велосипед украл, вот и сидит! – тетя Шура, горестно взмахнув рукой, идет в цех покраски. - Что это вы здесь намалевали? – раздается оттуда её нервозный голос.

Оказалось, что сразу же после освобождения из колонии, Шальнев угнал велосипед и спокойно разъезжал все это время на краденном велосипеде, ездил и на работу. Кражу раскрыли, а Ивана посадили на новый срок.

Нередко Приказчиков, стоя у верстака, подучивает меня секретам мастерства.

- При заточке инструмента точно выдерживай угол, …клей больше суток не держи, - наставляет он. Ограждал он меня и от притязаний местного хулиганья.

К моему вящему стыду и сожалению хорошего столяра из меня, вопреки предсказаниям приютовских преподавателей, почему-то не получилось.

Однако на осеннее пальто я заработал. Пальтецо приобрел, не такое красивое с разрезами по бокам, как у Ивана Тимофеева, а простое светло коричневого, кофейного цвета. Посмотрел на приобретение отец и сказал:

- Все одно, ну, …как солдатская шинель, Петька!

- Ну конечно, у Ваньки лучше, но его ведь шестьдесят восемь рублей стоит, а мое сорок три! – обиделся я.

Зашел как-то в мастерскую начальник цеха.

- Шура, отбери человек шесть ребят покрепче, - бросил он.

- Куда вы их набираете? – со спокойным любопытством спрашивает Шура.

- Поедем на маслобойку. С района поступила автомашина подсолнухов, масло сбить придется, а людей не прислали.

В подобранную шестерку вполне естественно попал и я. Переработать автомашину подсолнечника на растительное масло, показалось делом завлекательным. Работа была новой и могла показаться интересной, к тому же целая автомашина, груженная любимыми семечками, попала в наши мальчишеские руки. Прихватив вещи мы одним духом собрались и двинулись в уже знакомую башкирскую деревню «малый Аллагуват». Единственная в округе маслобойня размещалась в здании более напоминавшем сарай и оказалась закрытой.

Прибывшие с нами руководители, оперативно разыскали хозяина предприятия. Сарай открыли, подмели застарелую пыль, и работа дружно закипела. Дважды пропустим через обдирку подсолнечник и получаем чистейшие зернышки! Можно представить с каким удовольствием мы употребляли зерна, уничтожая их просто горстями, лишь сдувая ненароком прилипавшую шелуху!

Однако процесс изготовления подсолнечного масла оказался длительным и трудоемким. Ошкуренные семечки пр