Глава 5. Эвтаназия Оболваненных Лягушек

Часовой пролетел метра четыре, ударился об пол, подкатился к Энлилю. На ноги не поднялся. Энлиль кивнул. Двое ближайших эльфов подхватили стража под руки, оттащили к стене и прислонили в сидячем положении.

Затем ворота амбара открылись шире, и в помещение вошла команда. В черной лакированной броне, с круглыми щитами за спиной, с луками и изогнутыми короткими секирами.

Я сразу узнал эти секиры – те самые, с шипом на обухе, получекан этакий. Впрочем… Оружие еще ни о чем не говорит.

Их было человек шесть.

И все они были девчонками.

Это было видно, даже несмотря на броню, оружие и короткие татаро-монгольские шлемы.

Они были красивы.

Хотя, может, мне это просто показалось, я, кроме Сирени, девчонок не видел уже сто лет. Поэтому мне они все красивыми казались. Длинные ухоженные волосы, заплетенные в мелкие аккуратные косички. Лица, чересчур бледные, но с тонкими чертами, да и вообще… Девчонку от парня отличишь в любом камуфляже.

Они остановились, и вперед вышла их руководительница. Я руководительниц сразу чувствую. Броня с малиновой насечкой, отсутствие каски, общая начальственность в фигуре и жестах. Уверенность. Двух пистолетов «Тесла-С» не хватает. Ну-ну, посмотрим…

Предводительница шагнула к Сироткину.

– Чем обязаны? – осведомился Сироткин надменно. – Мы вас, кажется, не приглашали…

– Нам и не нужно твое приглашение, – ответила предводительница. – Ваше позорное сборище не имеет никаких полномочий, чтобы нас куда-то приглашать.

– Молодец, Ариэлль! – крикнул Коровин. – Так этих гадов!

Однако. Одна Мэрриэль, другая Ариэлль, башку свернешь, язык сломаешь.

– Помолчи, Коровин, – сказала эта Ариэлль. – С тобой у нас будет отдельный разговор. А ты, Сироткин, постыдился бы!

– А чего мне стыдиться? – Энлиль театрально обратился к амбару. – Не вижу, чего мне стыдиться…

– Ты испортил идею, – сказала Ариэлль. – Я даже по-другому скажу – ты надругался над идеей. Ты и такие, как ты! Разве это эльфы?

Ариэлль презрительно оглядела амбар.

– Это ведь не эльфы. Это сброд какой-то! Бомжи, бродяги, тунеядцы! Оборванцы, лодыри и ничтожества! Разве таким должен быть эльф? Разве доблесть эльфа в том, чтобы месяц не мыться и неделю не чистить зубы? Чтобы жить в шалаше, давить клопов и жрать хвою и желуди? Разве нормальный эльф будет обижать слабых? Разве он будет отнимать еду у гномов? Разве он будет за бутылку лимонада материализовывать оружие криминальным элементам? А ведь вы такие! И он – этот ваш Энлиль, призывает вас к одному – зарасти коростой, обовшиветь и морально разложиться! Скоро вы докатитесь до того, что выйдете на большую дорогу!

– А ты нас не учи! – крикнули из зала. – Учи своих лохушек! И здесь нет больших дорог!

– Сепаратистка! – подхватил Энлиль. – Стиральный порошок! Русалка бесхвостая!

Пассаж про стиральный порошок и русалку имел успех, благородное собрание рассмеялось. Ариэлль не смутилась совершенно.

– Эльф должен быть чистым в помыслах и чистым в быту! – продолжала она. – Эльф должен стремиться улучшить мир! А вы только ухудшаете! Чумазые!

Чумазые эльфы загоготали.

– Пойдя на поводу у шута и политикана, вы утратили человеческое достоинство!

– А мы и не человеки! – крикнули из зала.

– Вас, как я погляжу, бесполезно в чем-то убеждать. Но для проформы предложу – вступайте в ЭОЛ – Эльфийскую Ортодоксальную Лигу, – подлинную хранительницу мирового эльфийского наследия! Не буду вас агитировать, хотите прозябать – прозябайте, хотите загнивать – загнивайте. Хуже другое. Хуже то, что вы пособничаете уничтожению всего вокруг. Ваш начальник с потрохами продался этой сволочи Пендрагону! А вы в курсе, что Пендрагон и его шайка формируют армию?! Армию дураков и подонков! И они хотят, чтобы к каждой роте дураков был приписан эльф! Для материализации припасов и метания молний! Вы хотите быть пендрагонскими холуями?

Хорошо говорила. Я гляжу, тут многие хорошо говорят. Одаренные.

– Вы хотите быть пендрагонскими холуями?

Эльфы не ответили, ответил Сироткин.

– Наглая бабская ложь! – заявил он. – Ни слова правды. Наветы и поклепы! Пропаганда ЭОЛа! Эльфийская Ортодоксальная Лига! Эльфийская Обезмозгленная Лапа! Банда взбесившихся психопаток!

– Я гляжу, разговора у нас не получится, – сказала Ариэль. – Ну, да пусть это останется на вашей совести. Мы здесь для того, чтобы решить более насущную проблему. И сейчас я выступаю не от своего имени… Хотя и от своего тоже…

– Ты уж разберись как-нибудь! – ехидно прокомментировал Сироткин. – А то детский сад какой-то!

– Не перебивай, пожалуйста. Нам нужен Коровин. Видишь ли, он нам кое-что должен…

– Наглая ложь! – вмешался Коровин. – Я этим прачкам ничего не должен!

– Он нам должен, – сказала Ариэлль. – И мы с него взыщем.

– Что значит взыщем?! – возмутился Сироткин. – Взыщем! Сначала мы его как следует прибьем, а потом посмотрим. Дамочка, встаньте в очередь! Мы не собираемся уступать ничего вашей шайке! Даже такой отброс, как Коровин, – и то вам не достанется! И вообще, я не собираюсь с вами торговаться, пошли вон с нашего симпозиума!

– Без Коровина мы не уйдем, – спокойно сказала Ариэлль.

– Маалчать! – заорал Энлиль так пронзительно, что Ариэлль в самом деле замолчала. – Маалчать! Вон отсюда!

Ариэлль отступила под защиту своих соратниц.

– Почтеннейшая публика! – уже спокойнее обратился Энлиль к своим соратникам. – Вот оно – порождение ехидны и ползучего шовинизма!

Энлиль указал пальцем на Ариэлль.

– Где демократия?! – вопросил он. – Где права человека?! В свою жалкую банду эта особа принимает только девчонок! Это раз! Она – махровая закомплексованная глупая женская шовинистка! ЭОЛ! Экспедиция Оборванных Лохушек! Но даже не всех девчонок принимают в эту Экспедицию! Принимают только тех, у кого подходящие уши! Удлиненной формы и чтобы без мочек были! Посмотрите!

Эльфы-мальчики разом поглядели в сторону эльфов-девочек. Девочки чуть-чуть смутились, секиры дрогнули. Я тоже пригляделся к девчонкам. Вернее, к их ушам. Аккуратные, маленькие, без мочек. И в самом деле чуть удлиненные кверху. Красивые уши.

– Это настоящий ушиный расизм! – крикнул Энлиль. – И они еще смеют называться эльфами! Эльфы – самые простые и человечные! Эльфы – эгалитаристы! А вы, мадам, просто хабалка! Элитарные Остроухие Лоботряски!

Зал одобрительно загудел. Ободренный Энлиль продолжал со страстью:

– Это настоящий ушиный фашизм! Ариэлль, ты сама измеряешь своим подружкам длину ушей? С помощью линейки? С помощью штангенциркуля? А может, ты им еще череп измеряешь? Чтобы правильные пропорции были? Ответь!

Но Ариэлль не ответила. Энлиль продолжал обличать:

– А между тем эта, с позволения сказать, эльф в миру была весьма заурядной особой! Я узнал – ее зовут Анька Косолапова! Девушки! За кем вы идете – за Косолаповой!

Ариэлль никак не отреагировала на замечание Оберэльфа.

– А здесь ее мания величия раздулась до неимоверных размеров! Гражданка Косолапова объявила себя единственным ортодоксальным и настоящим эльфом! Навербовала банду таких же неудачниц, как сама, и теперь терроризирует нашу славную страну!

Мне показалось, что они снова забыли про Коровина и теперь можно будет потихоньку уйти.

Но уйти не удалось.

– Эвтаназия Оболваненных Лягушек! – разорялся Сироткин. – Гэбня кровавая! Эзотерическая Обязательная Лоботомия!

Он вообще не на шутку разошелся, так и удар можно схлопотать.

– А ты просто баба! – не удержалась Ариэлль. – Склочная баба! А твой Пендрагон баран!

– Взять их, – подчеркнуто равнодушным голосом велел Энлиль и, подумав минутку, добавил с удовольствием. – И высечь!

Эльфы грозно встали, складывающиеся стульчики щелкнули.

Эльфы-девчонки сомкнулись в кольцо и ощетинились секирами.

Коровин быстренько оглядел амбар – он явно подумал то же, что и я. А я подумал, что лучше момента для отступления не найти – вот-вот враждебные партии сойдутся в смертельной битве, а в ходе смертельной битвы до таких мелочей, как судьба какого-то там Коровина, никому не будет дела.

Но Коровин все испортил. Заверещал, подхватил котел, размахнулся и швырнул посуду в предводителя эльфов.

Котел пролетел через весь амбар и врезался в голову Энлиля Сироткина, родившегося в Вавилоне и являвшегося прямым тезкой шумерского бога. Сироткин взмахнул ногами и завалился за стол.

– Энлиля убили, – сказал кто-то в тишине.

Ариэлль расхохоталась.

– Да он прикидывается! – объявил Коровин. – А если не прикидывается, то тем лучше. Узурпатор… А, поглядите-ка, жив-здоров!

Энлиль приподнялся на локте. На лбу у него багровой синевой наливалась внушительная блямба.

– Бейте! – прохрипел Энлиль. – Бейте эту сволочь! Он привел остроухих! Он с ними заодно! Иуда! Во имя Мэрриэль! Во имя Персиваля! Гасите всех!

– Плевать я на вас хотел! – не унимался Коровин. – На вас и на вашу Мэрриэль! А Персиваль ваш был просто дурак!

Девчонки, однако, почему-то не спешили вступить в битву, Коровин в чем-то просчитался. И эльфы на призыв гасить всех подряд не очень откликнулись, проливать кровь особо не спешили. Мне вообще показалось, что они хотят для начала загасить Коровина, а потом уж заняться своими остроухими конкурентками. Сначала дела, девчонки, однако, подождут.

– Клал я на вас! – громко повторил Коровин. – На всех клал! Все эльфы – говномэны!

– Он кощунствует! – выкрикнул Энлиль. – Мэрриэль отвернется от нас! Персиваль проклянет всех эльфов! Бейте же его! Бейте же кого-нибудь! Озверейте!

Эльфы озверели и, скрипя зубами, направились к Коровину. Вид у них был решительный, я подумал, что синяками в этот раз Коровин не отделается. Убить не убьют, а вот переломы разной степени тяжести организовать вполне могут.

Коровин отступал к стене амбара, эльфы надвигались на него. Энлиль слез с помоста и, покачиваясь, пытался пробраться к Коровину через толпу, намереваясь расправиться с ним собственноручно.

Обстановка накалялась. Я даже подумывал перейти от сценария «Капитан Немо» к сценарию «Супермен», но тут за стенами амбара задудел рожок. Затем еще, в другой стороне и далеко. И еще. И еще. Отовсюду. Энлиль замер с потрясенным лицом. Предводительница девчоночьих эльфов шагнула к Энлилю.

– Сироткин, сложи оружие! – потребовала Ариэлль. – И вы будете отправлены домой. Без излишнего кровопролития. Сложи оружие, вы окружены войсками ЭОЛ! Периметр контролируется!

– Во тебе, хабалка! – Энлиль показал Ариэлль счетверенную фигу. – И тебе и твоей ЭОЛ! Русские не сдаются!

Ариэлль выхватила меч, Энлиль молниеносно выхватил несвойственный сословию эльфов газовый баллончик и пшикнул прямо в глаза нападавшей. Предводительница ортодоксальных эльфов уронила меч, схватилась за глаза. Энлиль подскочил к ней, обхватил за плечи и ударил коленом в живот. Туда, где не было брони.

Кикбоксинг, определил я. Энлиль Сироткин владел приемами кикбоксинга. Во всяком случае, одним приемом. Ариэлль кувыркнулась на пол.

– Смерть остроухим! – заорал Энлиль. – Мочите их, ребята!

Ариэлль попыталась подняться, но Энлиль пнул ее еще разик, для верности.

И тут же остроухие девчонки принялись с поразительной скоростью стрелять из своих коротких луков, так что амбарное пространство мгновенно заполнилось визжащими стрелами и воплями раненых эльфов. Я успел заметить, что стрелы несмертельные, со специальными ограничителями, не позволяющими втыкаться глубже чем на сантиметр. Но мне лично не хотелось, чтобы в мою тушку воткнулся даже сантиметр.

Что оставалось? Я хорошенько размахнулся и запустил сундучком в светильник. Эльфийская лампа лопнула, и стало почти темно. Иглы тусклого света, пробивающиеся сквозь соломенную крышу, не освещали почти ничего. Эльфы загалдели, в темноте замелькали разноцветные молнии, запахло горелым.

– Бейте! – послышался голос Энлиля. – Мочите!

Пошел электрический треск, молнии наполнили амбар, я услышал, как кричат Коровин и еще несколько незнакомых мне эльфов. В плечо воткнулась стрела. Больно и неприятно.

– Не стрелять! – заорал Энлиль. – Солома загорится! Бейте так!

Молнии погасли, в темноте же драка приняла неконтролируемый характер. Эльфы всех мастей и полов, забыв про Коровина, с большим удовольствием лупили друг друга. Кусались, царапались, щипались и лягались. Что-то гремело и лязгало, даже, кажется, взрывалось. Иногда среди вспышек молнии я видел Энлиля Сироткина. Сироткин был вооружен котлом – тем самым, от которого понес урон в виде шишки. Энлиль наносил короткие разящие удары, на лице же у предводителя эльфов было совсем не эльфийское по своей хищности выражение.

Вот тебе и бог ветра.

Коровина видно не было, но за него я особо не волновался – шансов улизнуть в такой суматохе у него было достаточно. Поэтому я решил подождать Коровина снаружи и стал медленно пятиться к выходу.

Сделал три шага – и тут же кто-то набросился на меня со спины. Я треснул придурка затылком в нос. Вражеский нос приятно хрустнул, и меня тут же отпустили. Я пнул еще кого-то, дернул за волосы, выбил чей-то эльфийский зуб, боднул в эльфийскую челюсть, меня треснули по спине чем-то очень похожим на эльфийскую пряжку.

После чего я вылетел на воздух. И тут же пополз в рожь, вернее, в лебеду. Отполз немножко и стал наблюдать.

Крыша амбара все-таки вспыхнула и загорелась вся сразу, большим веселым костром. Эльфы завыли и рванули к выходу. Выломали ворота и вывалились на улицу. Куча помятых волосатых придурков с фингалами и расцарапанными рожами.

Остроухие эльфийки выглядели не лучше. Броня встопорщена, лица раскраснелись и тонкие белила потекли слезами, луки поломаны, косички торчком. Веселые девчонки, живые, мне понравились.

Вся эта орава выскочила из амбара и швыранулась врассыпную. Часть к противоположной стороне амбара, откуда немедленно в небо взлетело несколько пердолетов и даже один махолет с велосипедным приводом. Затем мимо меня проскакал десяток эльфов на конях и штук двенадцать на тачанке, запряженной почему-то верблюдом, которого я как-то раньше не заметил.

Остроухие снова затрубили в рожки, и из лебеды им ответили, на этот раз уже ближе. Эльфийки одурело погрузились в заросли и исчезли.

Предпоследним из амбара выволокся прикованный к гире Гельминт Лидский. Он передвигался как бурлак с картины Репина, впрягшись в свое отягощение и наклонившись вперед. Довольно быстро, кстати, передвигался. Гельминт огляделся и, не сказав последнего «прости», утонул в лебеде.

Последним же, как и полагается вождю, учителю и штандартенфюреру, амбар покинул Энлиль. Энлиль хромал, пурпурная хламида его была разодрана вдоль, лицо расцарапано и покрыто боевой грязью. Былой решимости у Энлиля на лице не наблюдалось. Он потерянно огляделся в поисках лестницы, ведущей на его дирижабль.

И я мгновенно понял, что надо делать. Я выскочил из лебеды и быстрым шагом направился к Энлилю.

– Ты кто? – спросил Энлиль, когда я приблизился на расстояние удара.

– Франциск, – ответил я.

– Какой еще Франциск? – не понял Энлиль. – Из Повезло?

– Ассизский, – сказал я. – Для друзей просто Асси. Песню слышал? По лесу шагал Франциск, собирал цветочки? «Анаболик Бомберс»?

И легонько ударил Энлиля в солнечное сплетение. Легкий супертолчок, безвредно, но очень больно. Этот гад пинался коленом, почему мне нельзя?

Энлиль Сироткин скрючился и свалился на землю. Я оттащил его подальше – так, на всякий случай, чтобы не сгорел. Потом, при случае, допрошу.

Вернулся к амбару. Помещение было заполнено дымом. В дыму носилось огромное количество мелких красных искр от сгоревшей соломы, воздуха почти не было. Опасно. Опасно вот почему. Отравление дымом и угарным газом наступает не постепенно, а сразу. Вот чувак бегает-прыгает, спасая из огня фарфоровых слоников любимой тети, а вот он валяется на полу, наблюдая, как огонь потихоньку поджаривает ему нижние конечности. Так что надо действовать быстро.

– Коровин? Ты где?

Молчание. Я попробовал задержать дыхание и шагнул во мглу. Но тут же запнулся. Вгляделся. Под ногами в полной бессознательности валялась Ариэлль. Подружки забыли вытащить свою начальницу. Девчонки, что с них возьмешь…

Я наклонился и мощным рывком забросил Косолапову на плечо. Интересно, откуда ее Энлиль знает? В Багдаде, что ли, вместе отдыхали? А вообще-то докатился. Спасаю красоток из горящего амбара. Чего там, всегда приятно спасти девчонку, пусть даже такую дуру. К тому же даже во всей своей броне Ариэлль, Аня Косолапова, весила немного. Спасать одно удовольствие. Может, агентство открыть? «Спасаю красавиц оптом и в розницу»…

Я вытащил воительницу на воздух, бережно сгрузил в лебеду. Подумал, что неплохо бы мне получить орден «За отвагу на пожаре». Но разве дадут?

Пожалел себя, пожалел. Бедный Капитан Никто. Вернулся в амбар.

– Коровин! – крикнул я. – Ты где?

Коровин, зараза, не отозвался. Тогда я попробовал по-другому:

– Доминикус! Кошечка! Ты где, Доминикус?!

– Мама, – раздалось откуда-то сбоку. – Мама.

Я упал на пол и пополз на этот страстный кошачий призыв.

Коровин обнаружился у стены. Побит, растоптан, бессознателен. Верный Доминикус сидел рядом. Он пострадал гораздо больше своего хозяина – в пылу сражения бедолаге отрубили хвост.

Я схватил Коровина за шиворот и поволок к выходу.

– Извини… – хрипел Коровин. – Не удержался… Думал, до конца дотерплю… А когда этих гадов увидел… Сердце не выдержало… Скоты… Сволочи…

Коровин кашлял и брызгал слюной, будто прямо здесь решил лыжи сбросить. Но на свежем воздухе эльф-диссидент очухался.

– Сволочи, – повторил он. – Отребье эльфийское, в пруд бы бросились, скоморохи, и те и другие…

– Вставай, Коровин, – сказал я. – Пора сматываться.

– Куда сматываться?

– Туда, – я указал пальцем в небо.

Коровин с трудом поднялся на ноги. И тут же увидел Энлиля.

– Сдох? – спросил он с разочарованием.

– Без сознания.

– Отлично! Сейчас я поговорю с ним как мужчина с му… с мужчиной…

– У нас нет времени, Коровин. Надо отваливать.

– Куда спешить?

– Я же говорю, туда.

– Пару секунд, небеса подождут. Этот гад чуть не откусил мне нос, такое не прощается…

Пришлось этого тоже ударить в живот. В нужную точку. После чего я взял кентавра-любителя за ногу и принялся спасать его тупую бессмысленную жизнь.

Дирижабль был закреплен тяжелым ржавым якорем, зацепленным за бревно. Лестница бесхозно болталась метрах в двух над землей. Я обвязал Коровина веревкой подмышками, засунул себе за пазуху пострадавшего Доминикуса, обрезал якорную веревку. Дирижабль медленно пошел вверх, я подпрыгнул и схватился за ступеньку.

Летательный аппарат быстро набирал скорость – от огня исходил мощный восходящий воздушный поток. Под ногами пролетел горящий амбар. Коровина тащило по земле, как набитый костями мешок, он подпрыгивал на кочках, совсем не по-каскадерски стукаясь позвонками о сыру землю.

– Черт! – ругнулся я.

Забыл Энлиля! Какая ошибка! Нет, Изумрудный Остров вызывает явное торможение в мозгах.

После очередной кочки Коровин очнулся, быстро понял, что к чему, вскочил и побежал за дирижаблем. Еще немного – и его утащило бы в воздух, но судьба уготовала Коровину другую, горшую участь. Его догнал очнувшийся предводитель эльфов Сироткин. Сироткин прыгнул и вцепился в рубище Коровина.

Коровин снова повалился на землю, и их потащило уже вместе. При этом оба умудрялись покрывать друг друга тонкими оскорблениями, лупиться кулаками и даже больше. Вождь Сироткин вцепился в ухо Коровина и, как хороший бультерьер, попытался отгрызть у своего противника эту важную часть тела.

Никогда не думал, что разногласия в среде эльфов могут дойти до такой крайности. Впрочем, мой опыт общения с эльфами был невелик.

Коровин, однако, был тоже не промах, он быстренько нащупал болевую точку на шее врага, надавил. Сироткин заверещал и отпустил ухо. Но тут же боднул Коровина в нос.

Дирижабль поднимался, Коровина и Энлиля Сироткина оторвало от земли. Коровин что-то кричал, лупил Энлиля по щекам, но Энлиль оказался хитрее. Он выхватил нож. Кривой эльфийский кинжал.

Подумать об убийстве я даже не успел – Энлиль быстро взмахнул своим хлеборезом и обрубил веревку.

Эльфы покатились по полю. Они продолжали драться, но я это видел уже плохо, дирижабль начал резко набирать высоту. Я подумал, что, пожалуй, зря я обрезал якорь.

Но вернуть ничего было уже нельзя – замыкая круг вокруг амбара, по полю двигались фигурки в блестящих черных доспехах. С длинными блестящими пиками наперевес.

Эльфийская Ортодоксальная Лига брала ситуацию под контроль.

Глава 6. Гном а-ля натюрель

– Вот так-то лучше.

Сказал я, открыл окно и выкинул на воздух банку с шерстью. С надеждой, что эта банка упадет на какого-нибудь эльфа-мальчика. Или на эльфа-девочку. Или на скопление эльфов. Отскочит от одного, попадет в другого, шлепнет третьего, чудеса ведь случаются. Особенно здесь.

Банка пошла вниз с пробирающим свистом.

Я уселся в кресло-качалку, положил ногу на ногу и предался заслуженному отдыху.

Идея постричь Доминикуса возникла не случайно.

Во-первых, идея эта была продиктована, прежде всего, гигиеническими соображениями. Доминикус неожиданно оброс густой длинной шерстью серо-синего цвета. В разных местах кошачьего тела эта шерсть свалялась в маленькие войлочные колтуны, если глядеть на Доминикуса издали, создавалось впечатление, что кот покрыт мрачными бородавками. Эстетизма мало, режет глаз.

О многочисленных репьях, щепках и подозрительных комочках я уже не говорю.

Во-вторых, Коровин изрядно избаловал кошака своим либеральным воспитанием. Доминикус обнаглел. По его презрительной физиономии я видел, что он не только меня не уважает, но даже больше – считает себя выше меня на лестнице развития разумных существ. Это проявлялось даже в его поведении – стоило мне устроиться на диване, стоило приступить к анализу окружающей обстановки, как откуда ни возьмись появлялся Доминикус. Он укладывался мне под бок и начинал меня вылеживать. Ворочался, шевелился, хрустя хордой, потягивался, неприятно зевал и дышал в мою сторону. Это ворочанье продолжалось бесконечно – до тех пор, пока я не сползал с дивана и не перебирался на пол.

Через пять дней путешествия у меня начала болеть поясница, а в голову стали приходить чрезвычайные мысли.

Кроме того (если уж опять говорить о гигиене), Доминикус, привыкший жить на вольных просторах, совершенно не умел пользоваться туалетом. И очень скоро весь дирижабль провонял крайне неприятным кошачьим запахом. Бороться с запахом было невозможно ни проветриванием, ни влажной уборкой, я страдал. Доминикусу же это амбре совершенно не мешало. Он бродил по дирижаблю, с упорством барсука метил территорию. И был счастлив.

Последней каплей терпения стало обнаружение отходов кошачьей жизнедеятельности прямо на столе. Это был вызов.

Сначала я просто хотел выкинуть Доминикуса за борт. Дешево и сердито. Но потом гуманизм возобладал, и я решил не прибегать к крайним мерам, а просто произвести воспитательную работу.

Об особенностях воспитания кошек я имел весьма скудные представления. Все авторитеты, которых мне удалось вспомнить, в один голос утверждали, что кошек надо приручать лаской. Но на ласку у меня не было ни времени, ни нервных сил. И я решил прибегнуть к силовому варианту воздействия.

Сначала я хорошенько Доминикуса выпорол. Извлек из плетеного кресла длинную хворостину и отходил кошака по бокам. Это не возымело ощутимого действия. Даже напротив. В час сладкой сиесты коварный кот подкрался ко мне на расстояние удара и расцарапал лицо своими зловещими когтями.

Я едва не лишился глаза.

За это я выпорол Доминикуса вторично, уже с большим усердием, уже с большим пристрастием. И понял, что сломить Доминикуса поркой мне не удастся. Упертая тварь. Пришлось подвергнуть его моральному уничтожению.

Морить голодом Доминикуса было бесполезно, кошак имел значительную устойчивость к голоду, продержаться мог не меньше недели, а то и двух.

Можно было Доминикуса топить. Набрать ведро воды и топить, я слышал про такую методу. Хорошее средство воспитания в котах покладистости и дружелюбия. Но тут большой минус. При топлении Доминикус мог оказать ожесточенное сопротивление, и к расцарапанной морде могли вполне добавиться покусанные руки.

Поэтому я выбрал способ, представлявшийся мне наиболее эффективным. В аптечке, заботливо припасенной богом ветра, хранился пузырек с эфиром. Я щедро смочил им кружевной носовой платок Энлиля, дождался, пока кошак отойдет ко сну, быстро прыгнул и обездвижил негодяя. Доминикус несколько раз зевнул и растянулся на столе. На всякий случай я привязал его веревочками к столовым ножкам, на манер подопытных собак термоядерного академика П [20].

После чего достал из комода бритву, мыло и ножницы. Инструменты наточил как следует, мыло натер мелкой стружкой, нагрел воды, приступил к операции.

Ничего страшного, никакой вивисекции. Я не зверь, вырос в культурной обстановке, во всяком случае, сколько себя помню. Поэтому я не стал отрезать Доминикусу ушей, остатков хвоста или каких других принадлежностей кошачьего обихода.

Я его просто побрил.

Хорошо так побрил, с фантазией.

Наголо.

Почти наголо. Не мог отказать себе в удовольствии, выстриг на большой кошачьей голове слово «Дублон».

– Сим ты, кот персидской, русской, английской и еще какой-то породы Доминикус нарекаешься старинным испанским именем Дублон. В этом имени есть что-то… Что-то неоднозначное. Знаешь, я немного ономастик, в именах разбираюсь.

Я с удовольствием щелкнул Доминикуса по лбу. Затем извлек из аптечки пузырек бриллиантовой зелени и выкрасил надпись в зеленый цвет. Для нагнетания художественности.

Пришлось, конечно, постараться, работа была тонкая, но труды того стоили. Доминикус приобрел вид совершенно обалденный. У меня даже возникла мысль проколоть ему уши, но я не нашел подходящих инструментов и от идеи тотального пирсинга пришлось отказаться.

Голый кот имел вид мертвецкий. Я развязал его, устроился поудобнее в кресле-качалке и стал ждать пробуждения.

Пробудившийся Доминикус был страшен, как проголодавшийся Минотавр. Он завыл и аки тигр прянул на меня – видимо, решив унести меня за собой в могилу. Да.

Хорошо, что я запас для этого случая сковородку.

Очнувшись во второй раз, Доминикус повел себя осмотрительнее. Кидаться на меня он не стал, угрюмо скрылся в рубке и выл там всю ночь, распугивая живущих в трюме летучих мышей. Это была лучшая ночь за все время моего путешествия на дирижабле.

А вообще я летел на дирижабле уже почти неделю. Нет, пять дней. В общем, сколько-то. Двигался в северном направлении, поглядывал вниз, но никого не встречал. Да и просторы под дирижаблем разнообразием не отличались. Болота, болота, болота.

Поиски мои пока зашли в тупик, надо было ждать. Коровин же сказал: жди – и дождешься. Я умел ждать. Я всю жизнь ждал. Ждал и еще подожду немного.

Дым я заметил не сразу. Вообще сначала не заметил. Такая небольшая белая струйка, она поднималась над поломанным лесом и растворялась в воздухе на уровне желтых зубочисток, оставшихся от деревьев. Сначала я подумал, что это небольшие бесхозные облачка, тут таких изрядно водилось. Однажды такое облачко забралось даже в мой дирижабль, правда, долго не продержалось, думаю, не выдержало крепкого кошачьего запаха.

Так вот, сначала я решил, что это облако. Потом понял, что не облако. А еще потом, уже приблизившись, увидел, что это дым. Костер. А вокруг него пять существ.

Это были первые существа, что я видел за последние дни. Один раз я, правда, узрел что-то странное, тоже что-то вроде дирижабля, но, как мне показалось, со щупальцами. От этого дирижабля я отрулил. Причем с большим трудом. А потом этот самый дирижабль меня еще преследовал часа полтора. С неясными намерениями.

Больше никого не видал. Страна Мечты оказалась, на удивление, малолюдной. То болото, то вдруг тундра, то буреломный лес, то вообще непонятно что. Пространство. Пространства тут много, японцам тут понравилось бы. Понастроили бы суши-баров, компьютеров с иероглифами понаставили. Хотя нет, японцев не надо. Так что пусть лучше будет пустота. Пустота – это красиво. Одно плохо – в пустоте тяжело ориентироваться. А с компасом тут проблемы. Стрелка то туда, то сюда, а иногда и вообще вертится, не работает компас, короче. Магнитная аномалия. Приходилось идти по солнцу.

Впрочем, скоро я начал подозревать, что с солнцем тут тоже какие-то нелады. В первый день под дирижаблем проплыла гора в форме кольца. В третий день тоже гора в форме кольца. И в четвертый день та же самая гора.

После четвертого дня я начал подозревать, что болтаюсь по кругу. Отчего это происходило, я понять не мог. Разве что оттого, что земля, проплывавшая подо мной, вращалась против часовой стрелки. Если вообще вращалась.

Увидев кольцевую гору в очередной раз, я решил, что пора приземлиться. И продолжить путешествие пешим порядком. Воздух – слишком ненадежная стихия. Эфир, эфир. К тому же газ в баллонах не вечен, рано или поздно приземлиться все равно придется.

Поэтому я и обрадовался дыму. Хоть какая-то разнообразность.

Я переложил рули, и дирижабль стал медленно опускаться вниз, к костру. Существа заметили меня, но виду не подали. Сидели, курили. Когда до земли осталось метров пять, я бросил запасной якорь, а потом лесенку. Медленно, не торопясь, сполз вниз.

– Привет, гуманоиды! – сказал я.

Они на самом деле были гуманоидами – три здоровенные рыжие обезьяны и две здоровенные пегие обезьяны. И те и другие в длинных кожаных халатах нараспашку. Зондеркоманда 10-А. Рядом с ними барахтался джутовый мешок с какой-то живулькой, наверное, с поросенком. Возможно, даже с пекари. Судя по нетерпеливым мордам, эти типы собирались немножко перекусить – в землю был воткнут вертел с ручкой, из большого бочонка капала яблочная брага, на глиняном блюде лежали крупно, очень крупно нарубленные кабачки.

Пятерка разом повернулась в мою сторону.

– Привет, говорю, – повторил я. – Вы с дядюшкой Дуровым случайно не знакомы? Нет? Так я и думал.

– Чо надо? – довольно грубо спросила пегая обезьяна.

– Дело есть, – ответил я. – Мне надо найти одного человека…

Обезьяны дружно расхохотались.

– Что смешного? – спросил я. – Я бы мог вам дать кресло-качалку…

Я изобразил кресло качалку.

– Ты нас оскорбляешь! – рявкнул пегий. – Оскорбляешь!

Пегий вскочил и шагнул ко мне.

– Ты оскорбляешь воинов! – прорычала другая обезьяна, рыжая. – Ты не можешь ничего дать воину! Воин сам может взять все, что захочет!

Рыжий тоже рыкнул и схватился за паскудного вида дубинку, утыканную ржавыми гвоздями.

– Спокойно, Густав, – сказала другая обезьяна, видимо, старшая. – Ты слишком горяч, дружок! И ты, Витольд, тоже успокойся, рано еще. Сначала жрачка, потом дела, так гласит наше правило.

И улыбнулась. Предъявив мне натруженные желтые клыки. И я подумал, что зря, пожалуй, спустился вниз. Надо было оставаться наверху. Сидеть, рулить. Но с другой стороны, время. Лучше побыстрее закончить с миссией. Вернуться назад, всех перестрелять, повесить на стену «Виндзорский замок» [21], сидеть с чашкой горячего шоколада, смотреть на бирюзу. Хорошо.

Хорошо жить.

– Кресло-качалку предлагаешь? – Главная обезьяна потерла волосатый живот. – Посмотрим. Ты давай, покажи товар лицом.

– Лады, – сказал я. – Сразу видно, что ты деловой…

Я полез в дирижабль. Расставаться с качалкой было жалко, но кто владеет информацией, тот владеет миром. Я привязал к ножке качалки веревку и спустил кресло на землю. После чего спустился сам. Прихватил нож, кстати.

Разумные обезьяны тоже даром времени не теряли, раскидали горящие поленья, приготовили угли и теперь собирались насадить на вертел дичь.

Правда, дичью оказался не поросенок, как я предполагал.

Дичью оказалось создание, похожее на уродливого зеленого человечка ростом сантиметров в восемьдесят. Существо было связано тонкой проволокой, рот его варварски заткнули брюквой. Рядом валялась небольшая курточка из березовой коры.

– Завтрак туриста? – спросил я, указав на пленника. – Тунец in only juice? [22]Белки, жиры, вуглеводи?

– Гном а-ля натюрель, – ответила обезьяна. – С брюквой и чесноком.

Интересно. Оказывается, эти ребята были не только разумны, но еще и с юмором.

– Нашпиговать только надо, – сказал мой собеседник и вытащил из-за пояса шпиговальную шпажку. – Густав, ты сало приготовил?

Обезьяна по имени Густав продемонстрировала длинный шмат сала, с одной стороны покрытого густой шерстью. Уж не знаю, откуда это сало вырезали, может быть, со слона.

– Хорошее сало, – Густав тряхнул салом и подмигнул гному.

При виде шпажки гном забился и заизвивался. Я вполне понимал его чувства – шпажка имела вид вполне антисанитарный, ее вряд ли когда-нибудь мыли. И вряд ли какое-нибудь нормальное существо согласилось бы, чтобы его шпиговали подобной шпажкой.

– Из чего кресло связано? – спросила главная обезьяна.

Гном замычал, стараясь привлечь мое внимание.

– Кресло связано из этой… из лозы, – ответил я. – Со склонов Арарата.

– С каких склонов? – не понял Густав.

– С южных, – ответил я. – Из лучшей лозы. Когда садишься в нее, спина просто поет…

– Поет, говоришь…

Главная обезьяна подошла к качалке, нагло в ней устроилась и принялась качаться. Остальные сгрудились вокруг и одобрительно загукали.

Я взглянул на их пленника. Гном. Я представлял себе гномов более человекообразными. Этот же гном был похож, скорее, на лягушку.

Гном начал усиленно мне моргать.

Все, все хотят жить, даже гномы. А может быть, гномы хотят жить особенно сильно.

– Ну, как? – Я повернулся к обезьянам на качалке.

– Ну, не знаю… – Обезьяний вождь принялся теребить свою бороденку. – Ну, может быть…

– Думай, – сказал я. – Мне лететь надо.

– Куда? – спросил Густав.

– На симпозиум, – ответил я.

И повернулся спиной.

Специально повернулся спиной. Проверить. Проверить, что этим гадам на самом деле надо.

И проверил.

Гном замычал, выпучил глаза и задрыгал ногами. Я прыгнул в сторону. Мимо пролетел Густав с огромной дубиной, дубина врубилась в землю, Густав наткнулся на рукоять и с воплем покатился по земле.

– Так я и знал, – сказал я. – Законы гостеприимства вам чужды. Вы поплатитесь за это самым жестоким образом.

Остальная четверка, оскалившись, устремилась ко мне. Я наклонился и рассек ножом проволоку, стягивающую гнома. Не то чтобы в мои задачи входило спасение редких местных видов, просто не люблю, когда одни разумные лопают других разумных. К тому же враг моего врага – мой друг. Во всяком случае, на какое-то время.

Может, этот гном что-то знает?

Гном а-ля натюрель вытащил изо рта брюкву, подхватил курточку и быстро подбежал ко мне.

– Это гоблины! – крикнул он. – Сейчас они нас убьют!

– Гоблины? – переспросил я.

– Гоблины! Они людоеды!

– Ага, – подтвердил главный гоблин. – С брюквой и чесноком!

– In only juice, – захихикал Густав.

Быстро обучаются, нечего говорить.

– Отдай гнома, – сказал главный. – И кресло. И можешь улетать.

– Ага, – Густав захихикал, – ага-ага…

Гоблинское кольцо сжималось. Густав подобрал свою дубину, остальные вооружились длинными железными кольями.

Берта, Дырокол, где вы?

Биться на равных с этой гоблинской бандой я не мог. Шимпанзе сильнее человека в восемь раз, а эти ребята были гораздо крупнее шимпанзе. И реакция в два раза лучше, чем у меня. Вряд ли мне удалось справиться врукопашную даже с одним. Не говоря о пятерых. Но у меня был нож. Конечно, не супербулат, конечно, обычный, нашел в буфете Энлиля. Боевой нож десантника из супербулата остался лежать в бактериально не выдержанном болоте в нескольких сотнях километров отсюда.

– Беги к лестнице, – велел я гному. – Жди меня наверху. Коктейли можешь делать?

– Не могу! Не побегу! – неожиданно воспротивился