Прикрепление крестьян перехожих.

Другим путем совершалось прикрепление крестьян перехожих, обра­батывавших свои участки по договору с волостью или владельцами, а также безвытных, обрабатывавших зем­ли по частным условиям с отдельными тяглецами, их подсуседков, половников, казаков, а также бобылей, за­нимавших дворы, но не пахотные участки. Эти катего­рии крестьян de jure могли свободно уходить из волос­тей и частновладельческих вотчин. К ним относились и все крестьяне, не записанные в тягло, братья, племян­ники и другие родственники тяглецов. Относительно крестьян, бравших тягло по условию с волостью или владельцем, судебники установили только правило, что­бы отказ их и уход из волости или села совершался один раз в году, и притом по уплате пожилого, т. е. квартир­ной платы. «А христианам отказыватися из волости и из села в село, — гласил судебник Ивана III, — один срок в году, за неделю до Юрьева дня осеннего и за неделю после Юрьева дня осеннего; дворы пожилые пла­тят в полех за двор рубль, а в лесех полтина». Судебник Ивана IV повторил эту статью и только увеличил размер пошлин на 4 алтына, 2 алтына за пожилое и 2 алтына за повоз. Существенной частью в статьях судебников является определение платы за пожилое. Здесь судебни­ки, по-видимому, только санкционировали и регулиро­вали практику жизни. Но нельзя не признать, что плата эта по тогдашним ценам довольно высока, и могла, сле­довательно, удерживать крестьянина на месте. По иссле­дованиям Ключевского, рубль 1500 года имел покупа­тельную силу, в 100 раз превосходящую силу нынешнего рубля, равную 100 нынешним рублям; рубль первой половины XVI века — 63-83 нынешним рублям, второй половины — 60-74 нынешним рублям.

Не столько правительство, сколько сами землевла­дельцы, старались подольше удерживать за собой крес­тьян и исподволь превращать их в старожильцев, не имеющих права перехода. Обстоятельства благоприят­ствовали этим стремлениям. Перехожие крестьяне в силу своего положения в большинстве случаев не имели ка­питала, с которым могли приняться за хозяйство на новом месте, куда переходили. Они устраивались на новом месте обыкновенно только при помощи подмоги или ссуды от землевладельцев, которую получали день­гами, семенами, скотом, сельскохозяйственными оруди­ями. Такие крестьяне, называвшиеся серебряниками, обыкновенно рядились в крестьянство бессрочно, обя­зываясь при выходе выплатить ссуду. Но при размерах этой ссуды, в 2-3 рубля, при тяжести платежей в пользу государства и оброка в пользу землевладельцев, масса этих серебряников фактически не могла исполнить сво­их обязательств и выйти добровольно от своих владель­цев. Этими ссудами землевладельцы фактически и ста­ли укреплять за собой своих крестьян. Но крестьяне, со своей стороны, стали обходить это препятствие тем, что поряжались во крестьянство к другим владельцам с тем, чтобы они уплачивали их серебро, их долги прежним владельцам. Переход крестьян стал благодаря этому пре­вращаться на практике в перевоз их. Факт этот обнару­живается по источникам уже в XV веке. «И вы бы, — пишет Белозерский князь Михаил Андреевич в 1450 году своим боярам, детям боярским и слугам, — Серебрени­ков и половников, и слободных людей не о Юрьеве дни не отказывали, а отказывали серебреника и половинка о Юрьеве дни, да и серебро заплатить». Во второй полови­не XVI века вывоз крестьян был уже господствующим явлением. По писцовой книге тверских владений князя Симеона Бекбулатовича 1580 г, из 2217 крестьян за пять предшествующих лет ушло 305 человек, т. е. из каж­дых семи человек один (14%). Из них только 53 челове­ка, т. е. 17% из всех ушедших, могли рассчитаться с хозяином и уйти самостоятельно, а большая часть — 188 человек (62%) были вывезены владельцами; осталь­ные ушли без правильного отказа, т. е. выбежали.

Указ 1597 года и его смысл.

Во второй половине XVI века, когда центральные области государства пусте­ли, между землевладельцами должна была обостриться борьба за крестьян. Многие вотчинники и помещики всячески старались не выпускать от себя крестьян. В 1555 году черные общины Псковской земли жалова­лись царю, что дети боярские псковские «крестьян из-за себя не выпускают, а поймав де их мучат и грабят, и в железа куют, и пожилое с них емлют не по судебнику, рублей по 5 или 10». Но чаще всего владельцы стали указывать, что эти крестьяне — их старожильцы, много лет за ними живущие, а потому не имеющие права перехода. Когда тем не менее такие крестьяне уходили к новому владельцу, прежний старался воротить их как беглых судом, предъявляя на них крепости, т. е. раз­личные документы, доказывающие их старожильство. Новые владельцы со своей стороны всячески старались опровергать это. Тяжбы о беглых плодились все больше и больше и задавили судебные учреждения непомерной работой. Это обстоятельство и заставило правительство издать известный указ 1597 года, коим запрещалось воз­буждать иски о возвращении крестьян, бежавших за пять лет до этого указа: «на тех беглых крестьян, в их побеге и на тех помещиков и вотчинников, за кем они выбежав живут, суда не давать и назад их, где кто жил, не вывозити». На этот указ обыкновенно указывали преж­де, да и недавно (например, профессор В. И. Сергеевич), как на свидетельство того, что в 1592 году крестьяне были прикреплены к своим владельцам по закону. Но этому мнению противоречат как факты, так и поздней­шие узаконения начала XVII века. Законный перевоз крестьян продолжался по-прежнему, так что в 1601 году правительство Годунова в интересах большинства воен­но-служилого люда в виде временной меры на один год должно было воспретить особым указом богатым земле­владельцам — боярам, окольничим, большим дворянам, духовенству вывозить крестьян в свои земли. В Москов­ский уезд, в котором владели поместьями почти исклю­чительно служащие высших чинов, запрещено было во­обще перевозить крестьян из других уездов, московским помещикам запрещено было и между собой крестьян «отказывати и возити». Всем же остальным — провин­циальным помещикам, дворянам и детям боярским — разрешено было переводить крестьян, но с тем услови­ем, чтобы с земель одного какого-либо помещика другой не переводил более двух крестьян. Но ограничивая пере­воз, правительство в то же время подтверждало право крестьянского перехода, требуя, чтобы землевладель­цы не удерживали насильно своих крестьян, «от налога и продаж давали им выход». При распространении ука­за 1601 года на 1602 год правительство настоятельно требовало, чтобы помещики «крестьян из-за себя выпус­кали со всеми их животы, безо всякия зацепки, и во крестьянском бы возке промежи всех людей боев и гра­бежей не было и сильно бы дети боярские крестьян за собой не держали и продаж им никоторых не делали». Указ 1606 года вновь подтверждал пятилетнюю давность для иска о беглых крестьянах. Под этим именем разуме­лись крестьяне ушедшие от землевладельцев без выпол­нения своих обязательств по уплате пожилого и повоза, без отказа.

Из других крестьян беглыми могли быть только старожильцы-тяглецы. В грамоте, выданной в 1614 году Иосифо-Волоколамскому монастырю, воеводам предпи­сывается, если монастырь сведает где своих бежавших крестьян, «обыскивать всякими людьми накрепко, ста­ринные ли те Иосифовы вотчины крестьяне», и в таком случае возвращать их монастырю.

Значение писцовых книг в деле прикрепления крес­тьян.

Огромную роль в прикреплении крестьян в XVI веке сыграли переписи, составлявшиеся в интересах подат­ного обложения. Мы видели что, уже в удельную эпоху письменные люди признавались крепкими к своему тяг­лу и не могли перезываться другими владельцами. Пись­менные люди это те, которые были записаны в «данския» книги, заведенные еще татарами. С образованием Московского государства вместо данских книг стали со­ставляться так называемые писцовые книги. Иван III произвел систематическое описание присоединенных зе­мель (главным образом новгородских пятин). Первое большое письмо, т. е. генеральная перепись составлена была в промежуток времени между 1538 и 1547 годами. Но когда окончена была эта перепись, правительством произведена была важная финансовая реформа: подат­ной единицей, сохой, вместо известного количества ра­бочей силы, сделана была определенная площадь распаханной земли. Пришлось поэтому составлять «новое письмо», в основание которого положить меру, т. е. из­мерение земель с оценкой, хотя и грубой, качества зем­ли. Новое письмо, приобретшее таким образом характер кадастра, составлялось целых 30 лет, с 1550 по 1580 год. В отличие от старых «книг письма» новые книги стали называться книгами «письма и меры». В этих книгах описывалась не одна только земля, но и перечислялись тяглецы. Писцовые книги, благодаря этому и получили значение крепостей на крестьян. В исках беглых как черные волости, так и частные лица стали ссылаться на писцовые книги как на доказательства старожильства крестьян.

Крестьянская вечность.

Всеми этими путями кресть­янская масса все более и более прикреплялась к своему крестьянскому состоянию, к тяглу, и в известной мере, и к владельцу. Хотя никаких общих мер прикрепления не издавалось, но рост крестьянского прикрепления шел колоссальными шагами. При действии условий, кото­рые влекли неудержимо крестьянина в неволю, появи­лись договоры крестьян с владельцами, в силу которых крестьяне уже прямо закрепляли себя за владельцами. Так как переход стал фактически невозможным, то кре­стьяне уже начали прямо рядиться с обязательством не выходить от владельца «на сторону и куды-нибудь не рядитца, никуды вон не выйти и впредь жити непод­вижно», и с прибавлением: «а впредь во крестьянстве безвыходно или вечно». Развивая последнее обязатель­ство, крестьянин предоставлял владельцу право отыски­вать его и водворять в свою вотчину и в поместье: «и где нас сыщет, и мы крепки ему в крестьянстве, в его поме­стье на тое деревни, где он нас посадит».