От­сутс­твие ад­ми­нис­тра­тив­ной цен­тра­лиза­ции 18 страница

Ре­ша­ющие раз­ли­чия меж­ду ор­га­низа­ци­ями ти­па тол­пы в XIX в. и мас­со­выми дви­жени­ями XX в. труд­но уло­вить, по­тому что сов­ре­мен­ные то­тали­тар­ные вож­ди нем­но­гим от­ли­ча­ют­ся по сво­ей пси­холо­гии и скла­ду ума от преж­них во­жаков тол­пы, чьи мо­раль­ные нор­мы и по­лити­чес­кие при­емы так по­ходи­ли на нор­мы и при­емы бур­жу­азии. Но ес­ли ин­ди­виду­ализм ха­рак­те­ризо­вал и бур­жу­аз­ную, и ти­пич­ную для тол­пы жиз­ненную ус­та­нов­ку, то­тали­тар­ные дви­жения мог­ли-та­ки с пол­ным пра­вом при­тязать на то, что они бы­ли пер­вы­ми ис­тинно ан­ти­бур­жу­аз­ны­ми пар­ти­ями. Ни­какие из их пред­шес­твен­ни­ков в сти­ле XIX в. – ни Об­щес­тво де­сято­го де­каб­ря, ко­торое по­мог­ло прий­ти к влас­ти Луи На­поле­ону, ни бри­гады мяс­ни­ков в де­ле Дрей­фу­са, ни чер­ные сот­ни в рос­сий­ских пог­ро­мах, ни да­же пан­дви­жения – ни­ког­да не пог­ло­щали сво­их чле­нов до сте­пени пол­ной ут­ра­ты ин­ди­виду­аль­ных при­тяза­ний и чес­то­любия, как и не по­нима­ли, что ор­га­низа­ция мо­жет до­бить­ся по­дав­ле­ния ин­ди­виду­аль­но-лич­но­го са­мосоз­на­ния нав­сегда, а не прос­то на мо­мент кол­лектив­но­го ге­ро­ичес­ко­го дей­ствия.

От­но­шение меж­ду клас­со­вым об­щес­твом при гос­подс­тве бур­жу­азии и мас­са­ми, ко­торые воз­никли из его кру­шения, не то же са­мое, что от­но­шение меж­ду бур­жу­ази­ей и тол­пой, ко­торая бы­ла по­боч­ным про­дук­том ка­пита­лис­ти­чес­ко­го про­из­водс­тва. Мас­сы и тол­па име­ют толь­ко од­ну об­щую ха­рак­те­рис­ти­ку: оба яв­ле­ния на­ходят­ся вне всех со­ци­аль­ных се­тей и нор­маль­но­го по­лити­чес­ко­го пред­ста­витель­ства. Но мас­сы не нас­ле­ду­ют (как это де­ла­ет тол­па хо­тя бы в из­вра­щен­ной фор­ме) нор­мы и жиз­ненные ус­та­нов­ки гос­подс­тву­юще­го клас­са, а от­ра­жа­ют и так или ина­че ко­вер­ка­ют нор­мы и ус­та­нов­ки всех клас­сов по от­но­шению к об­щес­твен­ным де­лам и со­быти­ям. Жиз­ненные стан­дарты мас­со­вого че­лове­ка обус­ловле­ны не толь­ко и да­же не столь­ко оп­ре­делен­ным клас­сом, к ко­торо­му он од­нажды при­над­ле­жал, сколь­ко всеп­ро­ника­ющи­ми вли­яни­ями и убеж­де­ни­ями, ко­торые мол­ча­ливо и ско­пом раз­де­ля­ют­ся все­ми клас­са­ми об­щес­тва в оди­нако­вой ме­ре. <…>

Кру­шение клас­со­вой сис­те­мы ав­то­мати­чес­ки оз­на­чало крах пар­тий­ной сис­те­мы, глав­ным об­ра­зом по­тому, что эти пар­тии, ор­га­низо­ван­ные для за­щиты оп­ре­делен­ных ин­те­ресов, не мог­ли боль­ше пред­став­лять клас­со­вые ин­те­ресы. Про­дол­же­ние их жиз­ни бы­ло в ка­кой-то ме­ре важ­ным для тех чле­нов преж­них клас­сов, кто на­де­ял­ся воп­ре­ки все­му вос­ста­новить свой ста­рый со­ци­аль­ный ста­тус и кто дер­жался вмес­те уже не по­тому, что у них бы­ли об­щие ин­те­ресы, а по­тому, что они рас­счи­тыва­ли их во­зоб­но­вить. Как следс­твие, пар­тии де­лались все бо­лее и бо­лее пси­холо­гич­ны­ми и иде­оло­гич­ны­ми в сво­ей про­паган­де, все бо­лее апо­логе­тичес­ки­ми и нос­таль­ги­чес­ки­ми в сво­их по­лити­чес­ких под­хо­дах. Вдо­бавок они те­ряли, не соз­на­вая это­го, тех пас­сивных сто­рон­ни­ков, ко­торые ни­ког­да не ин­те­ресо­вались по­лити­кой, ибо чувс­тво­вали, что нет пар­тий, пе­кущих­ся об их ин­те­ресах. Так что пер­вым приз­на­ком кру­шения кон­ти­нен­таль­ной пар­тий­ной сис­те­мы бы­ло не де­зер­тирс­тво ста­рых чле­нов пар­тии, а нес­по­соб­ность на­бирать чле­нов из бо­лее мо­лодо­го по­коле­ния и по­теря мол­ча­ливо­го сог­ла­сия и под­дер­жки не­ор­га­низо­ван­ных масс, ко­торые вне­зап­но стрях­ну­ли свою апа­тию и по­тяну­лись ту­да, где уви­дели воз­можность гром­ко за­явить о сво­ем но­вом ожес­то­чен­ном про­тивос­то­янии сис­те­ме.

Па­дение ох­ра­нитель­ных стен меж­ду клас­са­ми прев­ра­тило сон­ные боль­шинс­тва, сто­ящие за все­ми пар­ти­ями, в од­ну гро­мад­ную, не­ор­га­низо­ван­ную, бесс­трук­турную мас­су оз­лоблен­ных ин­ди­видов, не имев­ших ни­чего об­ще­го, кро­ме смут­но­го опа­сения, что на­деж­ды пар­тий­ных де­яте­лей об­ре­чены, что, сле­дова­тель­но, на­ибо­лее ува­жа­емые, вид­ные и пред­ста­витель­ные чле­ны об­щес­тва – бол­ва­ны и все влас­ти, ка­кие ни на есть, не столь­ко зло­наме­рен­ные, сколь­ко оди­нако­во глу­пые и мо­шен­ни­чес­кие. Для за­рож­де­ния этой но­вой ужа­са­ющей от­ри­цатель­ной со­лидар­ности не име­ло боль­шо­го зна­чения, что без­ра­бот­ный не­нави­дел status quo и влас­ти в фор­мах, пред­ла­га­емых со­ци­ал-де­мок­ра­тичес­кой пар­ти­ей, экс­проп­ри­иро­ван­ный мел­кий собс­твен­ник – в фор­мах цен­трист­ской или пра­во­ук­ло­нист­ской пар­тии, а преж­ние чле­ны сред­не­го и выс­ше­го клас­сов – в фор­ме тра­дици­он­ной край­не пра­вой. Чис­ленность этой мас­сы всем не­доволь­ных и от­ча­яв­шихся лю­дей рез­ко под­ско­чила в Гер­ма­нии и Авс­трии пос­ле Пер­вой ми­ровой вой­ны, ког­да ин­фля­ция и без­ра­боти­ца до­бави­ли свое к раз­ру­шитель­ным пос­ледс­тви­ям во­ен­но­го по­раже­ния. Они сос­тавля­ли боль­шую до­лю на­селе­ния во всех го­сударс­твах-пре­ем­ни­ках Авс­тро-Вен­грии и они же под­держи­вали край­ние дви­жения во Фран­ции и Ита­лии пос­ле Вто­рой ми­ровой вой­ны. <…>

Ис­ти­на в том, что мас­сы вы­рос­ли из ос­колков чрез­вы­чай­но ато­мизи­рован­но­го об­щес­тва, кон­ку­рен­тная струк­ту­ра ко­торо­го и со­путс­тву­ющее ей оди­ночес­тво ин­ди­вида сдер­жи­вались лишь его вклю­чен­ностью в класс. Глав­ная чер­та че­лове­ка мас­сы – не жес­то­кость и от­ста­лость, а его изо­ляция и нех­ватка нор­маль­ных со­ци­аль­ных вза­имо­от­но­шений. При пе­рехо­де от клас­со­во раз­де­лен­но­го об­щес­тва на­ци­ональ­но­го го­сударс­тва, где тре­щины за­делы­вались на­ци­она­лис­ти­чес­ки­ми чувс­тва­ми, бы­ло толь­ко ес­тес­твен­ным, что эти мас­сы, бес­по­мощ­ные в ус­ло­ви­ях сво­его но­вого опы­та, на пер­вых по­рах тя­готе­ли к осо­бен­но не­ис­то­вому на­ци­она­лиз­му, ко­торо­му вож­ди масс под­да­лись из чис­то де­маго­гичес­ких со­об­ра­жений, воп­ре­ки собс­твен­ным ин­стинктам и це­лям. <…>

Что то­тали­тар­ные дви­жения за­висе­ли от прос­той бесс­трук­турнос­ти мас­со­вого об­щес­тва мень­ше, чем от осо­бых ус­ло­вий ато­мизи­рован­но­го и ин­ди­виду­али­зиро­ван­но­го сос­то­яния мас­сы, луч­ше все­го уви­деть в срав­не­нии на­циз­ма и боль­ше­виз­ма, ко­торые на­чина­ли в сво­их стра­нах при очень раз­ных об­сто­ятель­ствах. Что­бы прев­ра­тить ре­волю­ци­он­ную дик­та­туру Ле­нина в пол­ностью то­тали­тар­ное прав­ле­ние, Ста­лину спер­ва на­до бы­ло ис­кусс­твен­но соз­дать то ато­мизи­рован­ное об­щес­тво, ко­торое для на­цис­тов в Гер­ма­нии при­гото­вили ис­то­ричес­кие со­бытия. <…>

То­тали­тар­ные дви­жения – это мас­со­вые ор­га­низа­ции ато­мизи­рован­ных, изо­лиро­ван­ных ин­ди­видов. В срав­не­нии со все­ми дру­гими пар­ти­ями и дви­жени­ями их на­ибо­лее бро­са­юща­яся в гла­за чер­та – это тре­бова­ние то­таль­ной, не­ог­ра­ничен­ной, бе­зус­ловной и не­из­менной пре­дан­ности от сво­их чле­нов. Та­кое тре­бова­ние вож­ди то­тали­тар­ных дви­жений выд­ви­га­ют да­же еще до зах­ва­та ими влас­ти. Оно обык­но­вен­но пред­шес­тву­ет то­таль­ной ор­га­низа­ции стра­ны под их ре­аль­ным уп­равле­ни­ем и вы­тека­ет из при­тяза­ния то­тали­тар­ных иде­оло­гий на то, что но­вая ор­га­низа­ция ох­ва­тит в дол­жное вре­мя весь род че­лове­чес­кий. Од­на­ко там, где то­тали­тар­ное прав­ле­ние не бы­ло под­го­тов­ле­но то­тали­тар­ным дви­жени­ем (а это, в от­ли­чие от на­цист­ской Гер­ма­нии, как раз слу­чай Рос­сии), дви­жение дол­жно быть ор­га­низо­вано пос­ле на­чала прав­ле­ния, и ус­ло­вия для его рос­та на­до бы­ло соз­дать ис­кусс­твен­но, что­бы сде­лать то­таль­ную пре­дан­ность – пси­холо­гичес­кую ос­но­ву для то­таль­но­го гос­подс­тва – во­об­ще воз­можной. Та­кой пре­дан­ности мож­но ждать лишь от пол­ностью изо­лиро­ван­ной че­лове­чес­кой осо­би, ко­торая при от­сутс­твии вся­ких дру­гих со­ци­аль­ных при­вязан­ностей – к семье, друзь­ям, сос­лу­жив­цам или да­же прос­то к зна­комым – чер­па­ет чувс­тво проч­ности сво­его мес­та в ми­ре единс­твен­но из сво­ей при­над­лежнос­ти к дви­жению, из сво­его членс­тва в пар­тии.

То­таль­ная пре­дан­ность воз­можна толь­ко тог­да, ког­да идей­ная вер­ность ли­шена вся­кого кон­крет­но­го со­дер­жа­ния, из ко­торо­го мог­ли бы ес­тес­твен­но воз­никнуть пе­реме­ны в умо­нас­тро­ении. <…>

Ни на­ци­онал-со­ци­ализм, ни боль­ше­визм ни­ког­да не про­воз­гла­шали но­вой фор­мы прав­ле­ния и не ут­вер­жда­ли, буд­то с зах­ва­том влас­ти и кон­тро­лем над го­сударс­твен­ной ма­шиной их це­ли дос­тигну­ты. Их идея гос­подс­тва бы­ла чем-то та­ким, че­го ни го­сударс­тво, ни обыч­ный ап­па­рат на­силия ни­ког­да не смо­гут до­бить­ся, но мо­жет толь­ко Дви­жение, под­держи­ва­емое в веч­ном дви­жении, а имен­но дос­тичь пос­то­ян­но­го гос­подс­тва над каж­дым от­дель­ным ин­ди­виду­умом во всех до еди­ной об­ластях жиз­ни. На­силь­ствен­ный зах­ват влас­ти – не цель в се­бе, а лишь средс­тво для це­ли, и зах­ват влас­ти в лю­бой дан­ной стра­не – это толь­ко бла­гоп­ри­ят­ная пе­реход­ная ста­дия, но ни­ког­да не ко­неч­ная цель дви­жения. Прак­ти­чес­кая цель дви­жения – втя­нуть в свою ор­би­ту и ор­га­низо­вать как мож­но боль­ше лю­дей и не да­вать им ус­по­ко­ить­ся. По­лити­чес­кой це­ли, что ста­ла бы ко­неч­ной целью дви­жения, прос­то не су­щес­тву­ет.

Ф.Хай­ек. До­рога к рабс­тву [54]

Влас­ти, уп­равля­ющие эко­номи­чес­кой де­ятель­ностью, бу­дут кон­тро­лиро­вать от­нюдь не толь­ко ма­тери­аль­ные сто­роны жиз­ни. В их ве­дении ока­жет­ся рас­пре­деле­ние ли­мити­рован­ных средств, не­об­хо­димых для дос­ти­жения лю­бых на­ших це­лей. И кем бы ни был этот вер­ховный кон­тро­лер, рас­по­ряжа­ясь средс­тва­ми, он дол­жен бу­дет ре­шать, ка­кие це­ли дос­той­ны осу­щест­вле­ния, а ка­кие нет. В этом и сос­то­ит суть проб­ле­мы. Эко­номи­чес­кий кон­троль не­от­де­лим от кон­тро­ля над всей жизнью лю­дей, ибо, кон­тро­лируя средс­тва, нель­зя не кон­тро­лиро­вать и це­ли. Мо­нополь­ное рас­пре­деле­ние средств зас­та­вит пла­ниру­ющие ин­стан­ции ре­шать и воп­рос о цен­ностях, ус­та­нав­ли­вать, ка­кие из них яв­ля­ют­ся бо­лее вы­соки­ми, а ка­кие – бо­лее низ­ки­ми, а в ко­неч­ном сче­те – оп­ре­делять, ка­кие убеж­де­ния лю­ди дол­жны ис­по­ведо­вать и к че­му они дол­жны стре­мить­ся. Идея цен­тра­лизо­ван­но­го пла­ниро­вания зак­лю­ча­ет­ся в том, что не че­ловек, но об­щес­тво ре­ша­ет эко­номи­чес­кие проб­ле­мы, и, сле­дова­тель­но, об­щес­тво (точ­нее, его пред­ста­вите­ли) су­дит об от­но­ситель­ной цен­ности тех или иных це­лей.

Так на­зыва­емая эко­номи­чес­кая сво­бода, ко­торую обе­ща­ют нам сто­рон­ни­ки пла­ниро­вания, как раз и оз­на­ча­ет, что мы бу­дем из­бавле­ны от тяж­кой обя­зан­ности ре­шать на­ши собс­твен­ные эко­номи­чес­кие проб­ле­мы, а за­од­но и от свя­зан­ной с ни­ми проб­ле­мы вы­бора. Вы­бор бу­дут де­лать за нас дру­гие. И пос­коль­ку в сов­ре­мен­ных ус­ло­ви­ях мы бук­валь­но во всем за­висим от средств, про­из­во­димых дру­гими людь­ми, эко­номи­чес­кое пла­ниро­вание бу­дет ох­ва­тывать прак­ти­чес­ки все сфе­ры на­шей жиз­ни. Вряд ли най­дет­ся что-ни­будь, на­чиная от на­ших эле­мен­тарных нужд и кон­чая на­шими се­мей­ны­ми и дру­жес­ки­ми от­но­шени­ями, от то­го, чем мы за­нима­ем­ся на ра­боте, до то­го, чем за­нима­ем­ся в сво­бод­ное вре­мя, – что не ока­жет­ся так или ина­че под нед­ремлю­щим оком «соз­на­тель­но­го кон­тро­ля». [55]

Власть пла­ниру­ющих ор­га­нов над на­шей час­тной жизнью не бу­дет ос­лабле­на, ес­ли они от­ка­жут­ся от пря­мого кон­тро­ля за на­шим пот­ребле­ни­ем. Воз­можно, в пла­ниру­емом об­щес­тве и бу­дут раз­ра­бота­ны ка­кие-то нор­мы пот­ребле­ния про­дук­тов пи­тания и про­мыш­ленных то­варов, но в прин­ци­пе кон­троль над си­ту­аци­ей оп­ре­деля­ет­ся не эти­ми ме­рами, и мож­но бу­дет пре­дос­та­вить граж­да­нам фор­маль­ное пра­во тра­тить свои до­ходы по сво­ему ус­мотре­нию. Ре­аль­ным ис­точни­ком влас­ти го­сударс­тва над пот­ре­бите­лем яв­ля­ет­ся его кон­троль над про­из­водс­твен­ной сфе­рой.

Сво­бода вы­бора в кон­ку­рен­тном об­щес­тве ос­но­вана на том, что, ес­ли кто-то от­ка­зыва­ет­ся удов­летво­рить на­ши зап­ро­сы, мы мо­жем об­ра­тить­ся к дру­гому. Но стал­ки­ва­ясь с мо­нопо­ли­ей, мы ока­зыва­ем­ся в ее пол­ной влас­ти. А ор­ган, уп­равля­ющий всей эко­номи­кой, бу­дет са­мым круп­ным мо­нопо­лис­том, ко­торо­го толь­ко мож­но се­бе пред­ста­вить. И хо­тя мы, ве­ро­ят­но, не дол­жны бо­ять­ся, что этот ор­ган бу­дет ис­поль­зо­вать свою власть так же, как и мо­нопо­лист-час­тник, т. е. за­дача по­луче­ния мак­си­маль­ной фи­нан­со­вой при­были не бу­дет для не­го ос­новной, все же он бу­дет на­делен аб­со­лют­ным пра­вом ре­шать, что мы смо­жем по­лучать и на ка­ких ус­ло­ви­ях. Он бу­дет не толь­ко ре­шать, ка­кие то­вары и ус­лу­ги ста­нут дос­тупны­ми для нас и в ка­ком ко­личес­тве, но бу­дет так­же осу­щест­влять рас­пре­деле­ние ма­тери­аль­ных благ меж­ду ре­ги­она­ми и со­ци­аль­ны­ми груп­па­ми, имея пол­ную власть для про­веде­ния лю­бой дис­кри­мина­ци­он­ной по­лити­ки. И ес­ли вспом­нить, по­чему боль­шинс­тво лю­дей под­держи­ва­ют пла­ниро­вание, то ста­нет яс­но, что эта власть бу­дет ис­поль­зо­вана для дос­ти­жения оп­ре­делен­ных це­лей, одоб­ря­емых ру­ководс­твом, и пре­сече­ния всех иных ус­трем­ле­ний, им не одоб­ря­емых.

Кон­троль над про­из­водс­твом и це­нами да­ет по­ис­ти­не без­гра­нич­ную власть. В кон­ку­рен­тном об­щес­тве це­на, ко­торую мы пла­тим за вещь, за­висит от слож­но­го ба­лан­са, учи­тыва­юще­го мно­жес­тво дру­гих ве­щей и пот­ребнос­тей. Эта це­на ни­кем соз­на­тель­но не ус­та­нав­ли­ва­ет­ся. И ес­ли ка­кой-то путь удов­летво­рения на­ших пот­ребнос­тей ока­зыва­ет­ся нам не по кар­ма­ну, мы впра­ве ис­про­бовать дру­гие пу­ти. Пре­пятс­твия, ко­торые нам при­ходит­ся при этом пре­одо­левать, воз­ни­ка­ют не по­тому, что кто-то не одоб­ря­ет на­ших на­мере­ний, а по­тому толь­ко, что вещь, не­об­хо­димая нам в дан­ный мо­мент, нуж­на где-то ко­му-то еще. В об­щес­тве с уп­равля­емой эко­номи­кой, где влас­ти осу­щест­вля­ют над­зор за це­лями граж­дан, они, оче­вид­но, бу­дут под­держи­вать од­ни на­мере­ния и пре­пятс­тво­вать осу­щест­вле­нию дру­гих. И то, что мы смо­жем по­лучить, за­висит не от на­ших же­ланий, а от чь­их-то пред­став­ле­ний о том, ка­кими они дол­жны быть. И пос­коль­ку влас­ти смо­гут пре­секать лю­бые по­пыт­ки ук­ло­нить­ся от ди­рек­тивно­го кур­са в про­из­водс­твен­ной сфе­ре, они смо­гут кон­тро­лиро­вать и на­ше пот­ребле­ние так, буд­то мы тра­тим на­ши до­ходы не сво­бод­но, а по раз­на­ряд­ке.

Ги Эр­ме. Ав­то­рита­ризм [56]

«Ав­то­рита­ризм», стро­го го­воря, обоз­на­ча­ет та­кое от­но­шение меж­ду власть иму­щими и ру­ково­димы­ми, ко­торое ос­но­выва­ет­ся в боль­шей сте­пени на си­ле, чем на убеж­де­нии. Рав­ным об­ра­зом, это и та­кие по­лити­чес­кие от­но­шения, при ко­торых по­пол­не­ние ру­ково­дящих кад­ров осу­щест­вля­ет­ся пу­тем ко­оп­та­ции, а не пред­вы­бор­ной кон­ку­рен­тной борь­бы меж­ду кан­ди­дата­ми на от­ветс­твен­ные об­щес­твен­ные дол­жнос­ти. И на­конец, упот­ребле­нию это­го сло­ва со­путс­тву­ет не всег­да точ­ное пред­став­ле­ние о том, что ре­жимы это­го ро­да иг­но­риру­ют ус­та­нов­ленные за­коном про­цеду­ры за­мены и мир­но­го сме­щения их ру­ково­дите­лей, что прек­ра­щение и пе­реда­ча влас­ти в них есть ре­зуль­тат на­силь­ствен­ной кон­фрон­та­ции, а не ин­сти­туци­она­лиза­ции.

Эти эле­мен­ты при­да­ют ав­то­рита­риз­му еще один ат­ри­бут – то, что мы счи­та­ем его не­закон­ным. Од­на­ко не­закон­ность ав­то­ритар­ных пра­вите­лей не обус­ловле­на глав­ным об­ра­зом от­сутс­тви­ем кон­сен-сус­ной под­дер­жки на­рода по от­но­шению к ним. Ибо в ря­де слу­ча­ев не­дос­та­ток кон­сенсу­са не яв­ля­ет­ся столь уж оче­вид­ным, кро­ме то­го, са­мые тяж­кие ти­рании мо­гут быть впол­не одоб­ре­ны пле­бис­ци­том. Так бы­ло в гит­ле­ров­ской Гер­ма­нии в 1933 г., а бли­же к на­шим дням – в Ира­не при а­ятол­ле Хо­мей­ни. Это не ме­ша­ет ав­то­рита­риз­му сох­ра­нять свой не­закон­ный ха­рак­тер, ес­ли не­закон­ность по­нимать ско­рее в ин­теллек­ту­аль­ном, чем в со­ци­оло­гичес­ком пла­не и со­от­но­сить ее со все­ми куль­тур­ны­ми нор­ма­ми, пре­об­ла­да­ющи­ми на За­паде. Ав­то­ритар­ные ре­жимы не­закон­ны по­тому, что они не соб­лю­да­ют на­ши, ос­но­ван­ные на так на­зыва­емых об­ще­чело­вечес­ких цен­ностях пра­вила и за­коны в том, что ка­са­ет­ся прис­во­ения, об­ла­дания, прак­ти­чес­ко­го осу­щест­вле­ния и пе­реда­чи по­лити­чес­кой влас­ти. Их не­закон­ность про­яв­ля­ет­ся в их дей­стви­ях по от­но­шению к ру­ково­димым ими лю­дям и к их меж­ду­народ­ным пар­тне­рам.

Та­кое пред­став­ле­ние поз­во­ля­ет од­ним уче­ным (нап­ри­мер, Б. Крик) от­но­сить ав­то­рита­ризм в об­ласть «ан­ти­поли­тики» как не­поз­на­ва­емое и ос­корби­тель­ное для по­лито­лога яв­ле­ние, а дру­гим, бо­лее ис­ку­шен­ным, счи­тать ав­то­рита­ризм не сов­сем яс­ным про­яв­ле­ни­ем ха­рак­те­ра та­ких пра­витель­ств, ко­торые они лич­но осуж­да­ют, но не ре­ша­ют­ся от­нести к аб­со­лют­но то­тали­тар­ным… Не луч­ше ли бы­ло бы во из­бе­жание по­доб­ной субъ­ек­тивнос­ти вер­нуть­ся к ста­рому по­нятию «дик­та­тура», ко­торое име­ет по край­ней ме­ре то дос­то­инс­тво, что про­яс­ня­ет проб­ле­му «ле­гити­мации»?

Сов­ре­мен­ная «дик­та­тура» со­от­но­сит­ся не столь­ко с од­но­имен­ным рим­ским яв­ле­ни­ем, сколь­ко с им­пе­ратор­ским, цар­ским ав­то­рита­риз­мом – преж­де все­го с древ­негре­чес­кой ти­рани­ей, где власть дес­по­та обес­пе­чива­лась си­лой и не­соб­лю­дени­ем за­конов. Вмес­те с тем яс­но, что сов­ре­мен­ный ав­то­рита­ризм вы­ходит за пре­делы ка­нонов ан­тичной ти­рании. С од­ной сто­роны, он за­час­тую выс­тавля­ет в смеш­ном ви­де ту оза­бочен­ность за­кон­ностью, ко­торую про­яв­ля­ет дик­та­тура рим­ско­го тол­ка. Из­вес­тно, что не все дик­та­туры на­шего вре­мени ус­та­нови­лись с по­мощью го­сударс­твен­но­го пе­рево­рота, что не­кото­рым уда­ет­ся прий­ти на сме­ну пред­ста­витель­но­му пра­витель­ству без чрез­мерно­го поп­ра­ния бук­вы кон­сти­туции, как, нап­ри­мер, в слу­чае с на­цист­ским ре­жимом. Се­год­ня во­об­ще ред­ко встре­ча­ют­ся та­кие ав­то­ритар­ные ре­жимы, ко­торые бы не пред­став­ля­ли се­бя в ка­чес­тве бор­цов за оз­до­ров­ле­ние де­мок­ра­тии или за стро­ите­лей де­мок­ра­тии…

Все сог­ла­ша­ют­ся на том, что к сов­ре­мен­ной по­лити­чес­кой ре­аль­нос­ти бо­лее при­меним тер­мин «ав­то­рита­ризм», чем дик­та­тура или ти­рания. При­меним да­же к та­кой дей­стви­тель­нос­ти, ког­да го­сударс­твен­ная власть сос­ре­дото­чена в ру­ках тех ин­ди­видов или групп, ко­торые в пер­вую оче­редь оза­боче­ны тем, что­бы из­ба­вить свою по­лити­чес­кую судь­бу от рис­ка кон­ку­рен­тной борь­бы, кон­тро­лиро­вать ко­торую от на­чала и до кон­ца не­воз­можно. Воз­можно, это и сос­тавля­ет оп­ре­деле­ние фе­номе­на «ав­то­рита­ризм».

От­каз ид­ти на риск, свя­зан­ный с до­пус­ком оп­по­зиции на «по­лити­чес­кий ры­нок», ха­рак­те­рен не толь­ко для ав­то­рита­риз­ма. Он при­сущ то­тали­тар­ным сис­те­мам и тем бо­лее пра­витель­ствам «треть­его ми­ра», где эта оп­по­зиция нас­толь­ко не­замет­на, что ее бес­по­лез­но ис­кать. Боль­ше сму­ща­ет дру­гое – от­каз от от­кры­того со­рев­но­вания ле­жит на со­вес­ти и са­мих де­мок­ра­тичес­ких ре­жимов, по край­ней ме­ре на их ран­ней, оли­гар­хи­чес­кой ста­дии, по­рой – как, нап­ри­мер, в Ла­тин­ской Аме­рике – и не пре­одо­лен­ной. Сле­дова­тель­но, при­мени­тель­но к ав­то­рита­риз­му это – весь­ма не­чет­кий кри­терий. И тем не ме­нее этот кри­терий да­ет воз­можность выч­ле­нить ав­то­рита­ризм из всех дру­гих форм влас­ти. По край­ней ме­ре, за­дачу про­веде­ния гра­ницы меж­ду де­мок­ра­ти­ями и ав­то­ритар­ны­ми ре­жима­ми лег­че ре­шать на уров­не изу­чения дей­ствия прин­ци­па кон­ку­рен­ции при на­боре кад­ров ру­ково­дяще­го сос­та­ва.

Ве­дущие по­лито­логи об­ра­ща­ют вни­мание на сок­ра­щение чис­леннос­ти и воз­раста­ние мо­щи ру­ково­дяще­го сос­та­ва. Кро­ме то­го, они предъ­яв­ля­ют к де­мок­ра­тии тре­бова­ние ис­поль­зо­вать та­кие про­цеду­ры, ког­да, как пи­шет Хан­тин­гтон, «ли­деры из­би­ра­ют­ся в рам­ках вы­боров на кон­ку­рен­тной ос­но­ве». Ис­хо­дя из это­го, Хан­тин­гто­ну яс­но, что «ав­то­ритар­ные сис­те­мы – это сис­те­мы не­демок­ра­тич­ные». Во вся­ком слу­чае, по­лито­логи счи­та­ют, что де­мок­ра­тия тре­бу­ет рав­но­го из­би­ратель­но­го пра­ва для всех, ре­аль­но­го учас­тия и «прос­ве­щен­но­го по­нима­ния» со сто­роны из­би­рате­лей и вы­несе­ния на их одоб­ре­ние воп­ро­сов в яс­ных, без под­во­хов, фор­му­лиров­ках. Дей­стви­тель­но, тре­бовать та­кого от ав­то­рита­риз­ма – это слиш­ком мно­го.

Од­на­ко гра­ница меж­ду то­тали­тариз­мом и ав­то­рита­риз­мом еще не­замет­нее, чем меж­ду де­мок­ра­ти­ей и ав­то­рита­риз­мом. Глав­ная труд­ность в том, что по­лито­логи при­меня­ют к по­лити­чес­ким сис­те­мам ди­хото­мию в ду­хе Хан­тин­гто­на и Да­ля, ко­торая есть уп­ро­щение, не име­ющее ни­чего об­ще­го с дей­стви­тель­ностью. При та­ком под­хо­де два спо­соба прав­ле­ния – де­мок­ра­тия и то­тали­таризм пред­став­ля­ют со­бой абс­тра­гиро­ван­ные про­тиво­полож­ности. Ис­хо­дя из это­го, ав­то­ритар­ная власть пред­став­ля­ет­ся ос­та­точ­ной ка­тего­ри­ей – ре­зуль­та­том нез­ре­лос­ти де­мок­ра­тии или то­тали­тар­ным пе­рерож­де­ни­ем, в то вре­мя как в дей­стви­тель­нос­ти она яв­ля­ет­ся на­ибо­лее рас­простра­нен­ной по­лити­чес­кой фор­мой в ми­ре с не­запа­мят­ных вре­мен. Этот факт не ме­ша­ет Р. Аро­ну или Е. Вят­ру пос­ту­лиро­вать, что меж­ду ав­то­ритар­ны­ми ре­жима­ми, близ­ки­ми к де­мок­ра­тии, и те­ми, что тя­готе­ют к то­тали­тариз­му, су­щес­тву­ет лишь раз­ни­ца в сте­пени ли­бераль­ной тер­пи­мос­ти или ге­гемо­нист­ско­го кон­тро­ля. <…>

…Важ­но ус­та­новить ви­довые раз­ли­чия меж­ду ав­то­рита­риз­мом и то­тали­тариз­мом, при этом сле­ду­ет из­бе­гать оце­ноч­ных суж­де­ний и не при­менять по­нятие «то­тали­тар­ный» как бран­ное сло­во, а «ав­то­ритар­ный» – как мень­шее в срав­не­нии с ним зло. В бо­лее ана­лити­чес­ком клю­че раз­ли­чия меж­ду той и дру­гой по­лити­чес­кой фор­мой пос­ле­дова­тель­но ус­та­нав­ли­ва­ют­ся в за­виси­мос­ти от их от­но­шения к об­щес­тву и эти­ки, на ко­торой оно ба­зиру­ет­ся.

Глав­ное рас­хожде­ние меж­ду то­тали­тар­ной и ав­то­ритар­ной сис­те­мами зак­лю­ча­ет­ся не в том, при­меня­ют ли они ин­тенсив­ный по­лицей­ский тер­рор или нет. Бы­ва­ют тер­ро­рис­ти­чес­кие то­тали­тар­ные сис­те­мы (нап­ри­мер, на­цист­ская Гер­ма­ния или Рос­сия при Ста­лине) и срав­ни­тель­но бе­зобид­ные то­тали­тар­ные сис­те­мы (нап­ри­мер, Вен­грия). Не­кото­рые ав­то­ритар­ные сис­те­мы мо­гут ис­поль­зо­вать сис­те­мати­чес­кое на­силие (фран­кизм на­чаль­но­го пе­ри­ода или гва­темаль­ская дик­та­тура в на­ши дни), в то вре­мя как дру­гие ис­поль­зу­ют реп­рессии в ми­нималь­ном объ­еме (фран­кизм в пос­ледний пе­ри­од и ре­жим в Бра­зилии 70-х гг.). Не мо­жет слу­жить дос­та­точ­ным кри­тери­ем и од­но­пар­тий­ность, ко­торая при­суща и то­тали­тар­ным, и ав­то­ритар­ным ре­жимам.

Ре­ша­ющее раз­ли­чие на­ходит­ся на дру­гих уров­нях. Для ав­то­рита­риз­ма в за­пад­ных мо­делях об­щес­тва ха­рак­терно сох­ра­нение диф­фе­рен­ци­рован­ных от­но­шений с го­сударс­твом и об­щес­твом. То­тали­тар­ное го­сударс­тво, на­обо­рот, иг­но­риру­ет эти от­но­шения в сво­ем стрем­ле­нии к ге­гемо­нист­ско­му «пре­одо­лению» клас­со­вых барь­еров. То­тали­таризм от­верга­ет плю­рализм, ко­торый он ста­ра­ет­ся ус­тра­нить из со­ци­аль­ной дей­стви­тель­нос­ти раз­ны­ми спо­соба­ми – от убеж­де­ния до кро­воп­ро­лития, вклю­чая глав­ный эле­мент: лик­ви­дацию час­тно­го спо­соба про­из­водс­тва. По­лито­лог X. Линц рас­смат­ри­ва­ет бур­жу­аз­но-ка­пита­лис­ти­чес­кий ав­то­рита­ризм как силь­ное го­сударс­тво, за­думан­ное как га­рант со­ци­аль­но­го, эко­номи­чес­ко­го, а воз­можно и иде­оло­гичес­ко­го и по­лити­чес­ко­го плю­рализ­ма. Са­мо его по­яв­ле­ние обус­ловле­но, по мне­нию Лин­ца, этим плю­рализ­мом. Бо­лее то­го, ав­то­рита­ризм ин­тегри­ру­ет плю­рализм в свою по­лити­чес­кую прак­ти­ку, ста­вя ог­ра­ниче­ния лишь яв­но ре­волю­ци­он­ным те­чени­ям или тем, что спо­соб­ны пос­та­вить под уг­ро­зу бур­жу­аз­ный плю­рализм. Для это­го он при­бега­ет ли­бо к гло­баль­но­му, ли­бо к из­би­ратель­но­му зап­ре­щению пар­тий и проф­со­юзов.

Ес­ли еди­нолич­ный или кол­лектив­ный дик­та­тор или по­тен­ци­аль­ный тер­рор при­сущи как ав­то­рита­риз­му, так и то­тали­тариз­му, то «ог­ра­ничен­ный плю­рализм» та­кого ро­да при­сущ толь­ко ав­то­ритар­ным ре­жимам. В све­те это­го, поль­зу­ясь по­няти­ем, вве­ден­ным Ж. Ле­ка и Б. Жо­бером, мож­но счи­тать, что «по­лити­чес­кая се­лек­ция» яв­ля­ет­ся: 1) в де­мок­ра­ти­ях – пол­ной, в си­лу ре­ляти­вист­ской ин­тер­пре­тации ма­жори­тар­но­го прин­ци­па; 2) при ав­то­ритар­ных ре­жимах – час­тичной и про­из­воль­ной; 3) в то­тали­тар­ных сис­те­мах – ну­левой в си­лу аб­со­лют­но­го пре­уве­личе­ния ма­жори­тар­но­го прин­ци­па.

Вто­рое раз­ли­чие от­но­сит­ся к иде­оло­гии, а точ­нее к «иде­оло­гичес­кой мо­били­зации» – ак­тивной под­дер­жке. Ав­то­рита­ризм, в си­лу при­сущей ему ди­нами­ки, дол­жен тер­пи­мо от­но­сить­ся к су­щес­тво­ванию иных (по­мимо го­сударс­тва и единс­твен­ной пар­тии) фак­то­ров со­ци­али­зации и при этом пы­тать­ся все же обес­пе­чить свое вли­яние. За­то то­тали­таризм не име­ет ни­чего об­ще­го с ли­бераль­ным дес­по­тиз­мом. По сво­ей при­роде он приз­ван лик­ви­диро­вать как со­ци­аль­ный, так и иде­оло­гичес­кий плю­рализм во имя объ­еди­нитель­ной идеи, воп­ло­ща­емой на ба­зе мо­нополь­но­го пред­ста­витель­ства на­рода и куль­ту­ры. Ес­ли ав­то­рита­ризм по­дав­ля­ет сво­бод­ную сти­хию «по­лити­чес­ко­го рын­ка», но не ос­па­рива­ет в прин­ци­пе пра­ва на ав­то­ном­ное раз­но­об­разное са­мовы­раже­ние об­щес­тва, то то­тали­таризм ста­вит пе­ред со­бой за­дачу лик­ви­диро­вать ав­то­номию вплоть до ее дви­жущих сил, вклю­чая ос­та­точ­ные, нап­ри­мер ре­лиги­оз­ные, про­яв­ле­ния, ко­торые, сог­ласно его ло­гике, об­ре­чены на от­ми­рание. По­это­му в из­вес­тном смыс­ле Со­вет­ский Со­юз сле­ду­ет счи­тать то­тали­тар­ным ре­жимом, в то вре­мя как гит­ле­ров­ская Гер­ма­ния та­ковым счи­тать­ся не мо­жет в си­лу то­го, что в ней бы­ла сох­ра­нена от­но­ситель­но не­зави­симая от го­сударс­тва эко­номи­чес­кая, кон­фесси­ональ­ная и ин­теллек­ту­аль­ная ин­фраструк­ту­ра.

«То­тали­тар­ный син­дром», по сло­вам за­пад­но­гер­ман­ско­го по­лито­лога X. Арендт, это при­сущая ев­ро­пей­цам с XVIII в. ре­ак­ция на ин­ди­виду­ализм. Ины­ми сло­вами, это по­боч­ный эф­фект за­пад­но­ев­ро­пей­ской сис­те­мы цен­ностей, в со­от­ветс­твии с ко­торой «об­раз жиз­ни и ми­ровоз­зре­ние, пол­ностью со­ри­ен­ти­рован­ные или на ус­пех, или на по­раже­ние ин­ди­вида в без­жа­лос­тной кон­ку­рен­ции», обус­ло­вили взгляд на граж­дан­скую от­ветс­твен­ность как на «пус­тую тра­ту вре­мени и сил». X. Арендт де­ла­ет вы­вод, что та­кая бур­жу­аз­ная по­зиция очень удоб­на для дик­та­туры, ког­да «пос­ланный про­виде­ни­ем» че­ловек бе­рет на се­бя бре­мя от­ветс­твен­ности за уп­равле­ние го­сударс­твен­ны­ми де­лами. Прав­да, Арендт опи­сыва­ет ме­ханизм ав­то­рита­риз­ма, а не то­тали­тариз­ма, при ко­тором граж­да­не ухо­дят от ин­ди­виду­ализ­ма и об­ра­зу­ют, по ее сло­вам, «еди­ную бес­формен­ную мас­су рас­сержен­ных ин­ди­видов». В этом ее рас­сужде­нии за­мет­но приз­на­ние от­но­ситель­но­го пре­иму­щес­тва ав­то­рита­риз­ма, ко­торый «пред­по­лага­ет ог­ра­ниче­ние сво­боды, но не пол­ную ее от­ме­ну», За­то X. Арендт не­до­оце­нива­ет мно­го­об­ра­зие ав­то­ритар­ной по­лити­ки, ко­торая, прав­да, во всех сво­их про­яв­ле­ни­ях име­ет од­но об­щее – по­пыт­ку скрыть клас­со­вую борь­бу, ко­торая для де­мок­ра­тии яв­ля­ет­ся сос­тавной частью, а в то­тали­тар­ных сис­те­мах объ­яв­ля­ет­ся бес­пред­метной.

Ав­то­рита­ризм не оз­на­ча­ет во­люн­та­рист­ско­го от­ри­цания ин­сти­туци­она­лизи­рован­ной влас­ти. Как по­казал по­лито­лог Ф. Шмит­тер, «ав­то­ритар­ные ре­жимы не яв­ля­ют­ся ни про­из­воль­ны­ми, ни пос­то­ян­но ме­ня­ющи­мися»; им обыч­но со­от­ветс­тву­ет ма­нипу­лиру­емое из цен­тра рав­но­весие меж­ду рав­ноправ­ны­ми «ин­сти­туци­он­ны­ми и­ерар­хи­ями», та­кими как ад­ми­нис­тра­ция, цер­ковь, де­ловые кру­ги и т. д.

По­пулист­ские ре­жимы ха­рак­те­ризу­ют­ся пре­уве­личе­ни­ем прин­ци­па «на­род­но­го». Та­кие по­лито­логи, как И­онес­ку и осо­бен­но Гел­лнер, рас­смат­ри­вали по­пулизм как ав­то­ритар­ную стра­тегию кон­тро­ля над мас­са­ми, ис­поль­зу­емую в ус­ло­ви­ях «ли­бераль­ной эк­зо­тики» Ла­тин­ской Аме­рики.

Во вся­ком слу­чае, по­пулист­ская стра­тегия есть ре­зуль­тат раз­ра­ботан­но­го в вер­хах во­люн­та­рист­ско­го пла­на кон­тро­ля над тре­бова­ни­ями о все­об­щем го­лосо­вании, ко­торые при­нима­ют­ся под дав­ле­ни­ем со­бытий, а не в си­лу убеж­де­ний ру­ководс­тва. Ма­нипу­лиро­вание с пле­бис­ци­том яв­ля­ет­ся инс­тру­мен­том ос­лабле­ния аг­рессив­ности на­рода, че­го ав­то­рита­риз­му не уда­ет­ся до­бить­ся с по­мощью из­би­ратель­но­го цен­за или «час­тно­го ку­мовс­тва».

По­пулизм в Ла­тин­ской Аме­рике вы­рос на поч­ве ис­ка­жений в эко­номи­чес­ком раз­ви­тии по срав­не­нию с Ев­ро­пой и Се­вер­ной Аме­рикой. От­ста­вание Ла­тин­ской Аме­рики соз­да­вало все­об­щее ощу­щение не­самос­то­ятель­нос­ти и от­ча­яния. Имен­но это пи­тало иде­оло­гию всех ви­дов по­пулиз­ма и поз­во­лило ему, об­ли­ча­юще­му за­пад­ный им­пе­ри­ализм с на­ци­она­лис­ти­чес­ких по­зиций, пред­стать в ка­чес­тве аль­тер­на­тивы уче­нию о клас­со­вой борь­бе в каж­дой из стран Ла­тин­ской Аме­рики.

Обыч­но оп­ре­деле­ния, да­ва­емые по­пулиз­му, яв­ля­ют­ся обоб­ще­ни­ем ха­рак­те­рис­тик, ко­торые ему да­ют са­ми по­пулис­ты. Так, нап­ри­мер, Вар­гас счи­тал по­пулист­ско­го вож­дя «от­цом бед­ня­ков», ха­риз­ма­тичес­ким вож­дем, ко­торо­му не нуж­ны пос­редни­ки меж­ду ним и на­родом. По­лито­лог Ши­ле, од­ним из пер­вых про­ана­лизи­ровав­ший фе­номен по­пулиз­ма, по­нимал его как вы­раже­ние вож­дем на­род­ной во­ли и как зак­лю­чение одоб­ренно­го боль­шинс­твом пря­мого до­говоpa меж­ду го­рячо лю­бимым дик­та­тором и ак­тивно де­монс­три­ру­ющим под­дер­жку на­родом. Так же по­нима­ет это и Джи­но Джер­ма­ни, ко­торый обоз­на­ча­ет по­пулизм как «тре­бова­ние рав­нопра­вия на ос­но­ве раз­но­вид­ности ав­то­рита­риз­ма». Од­на­ко Джер­ма­ни вы­яв­ля­ет и од­ну глу­бокую ха­рак­те­рис­ти­ку по­пулиз­ма. Име­ет­ся в ви­ду та лов­кость, с ко­торой по­пулис­ты вов­ле­ка­ют ра­зоча­рован­ные под­та­сован­ны­ми вы­бора­ми мас­сы в ме­нее абс­трак­тную, чем вы­боры, по­лити­чес­кую иг­ру: учас­тие в по­лити­чес­кой жиз­ни с по­мощью мас­со­вых ма­нифес­та­ций и по­выше­ние са­мосоз­на­ния на­рода пе­ред ли­цом кос­мо­поли­тичес­ко­го им­пе­ри­ализ­ма.