Фильмы о гомосексуалистах-трансвеститах

Из всех обвиняемых в унификации современных умов мало что подвергалось такой постоянной и жесткой крити­ке, как масс-медиа. Интеллектуалы Соединенных Штатов

и Европы громят телевидение, в частности, за стандартиза­цию языка, привычек и вкусов. Они представляют его себе огромной газонокосилкой, уничтожающей региональные различия, стирающей последние следы культурного разно­образия. Преуспевающая научная индустрия выдвигает по­добные же обвинения против журналов и фильмов. Хотя в некоторых из этих обвинений есть правда, сами обвините­ли пропускают важные движения во встречном направле­нии, порождающие не стандартизацию, а разнообразие. Телевидение, требующее высоких затрат на производство и обладающее ограниченным числом каналов, все еще по не­обходимости зависит от очень большого количества зрите­лей. Но почти во всех других информационных средствах мы можем проследить уменьшающуюся зависимость от мас­совой аудитории. Везде действует процесс «сегментирова­ния рынка».

Поколение назад американские любители кино не видели почти ничего, кроме голливудских фильмов, нацеленных на завоевание так называемой массовой аудитории. Сегодня в городах по всей стране к этой «основной» кинопродукции до­бавились иностранные фильмы, фильмы по искусству, эроти­ческое кино и целый поток специализированных фильмов «движения», сознательно ориентированных на субмаркеты — для любителей серфинга, мотоциклистов, любителей старых автомобилей и так далее. Продукция кинематографа настоль­ко специализированна, что, например, в Нью-Йорке можно найти кинотеатр, постоянные посетители которого почти ис­ключительно гомосексуалисты, которые смотрят специально снятые для них фильмы, главные герои которых трансвеститы или гомосексуалисты, переодетые в женское платье.

Все это помогает объяснить стремление к маленьким кинотеатрам в Соединенных Штатах и в Европе. Согласно журналу «Экономист», «Времена «Трокадеро» на 4000 мест... прошли... Массовая публика прежних дней, регулярно по­сещавшая кино раз в неделю, совершенно исчезла». Сейчас увеличивается число малых групп зрителей, предпочитаю­щих определенные виды фильмов, и экономика этой инду­стрии поднимается. Так, «Синесента» открыла комплекс из

четырех 150-местных кинотеатров в одном здании в Лондо­не, и другие прокатчики планируют открытие маленьких кинотеатров. И в этом случае развитая технология благо­приятствует разнообразию: развитие малотиражных филь­мов привело к созданию новой дешевой 16-миллиметровой проекционной системы, сделанной для мини-кинотеатров. Они работают без киномеханика, и вместо обычных двух проекторов здесь нужен только один. «Юнайтид Артисте» продает эти «киноавтоматы» на льготных условиях".

Радио тоже, хотя и в большей мере ориентированное на массовый рынок, выказывает некоторые признаки разно­образия. Некоторые американские радиостанции передают только классическую музыку для знатоков, для высокооб­разованных слушателей, другие специализируются на но­востях, а третьи — на рок-музыке. (Рок-станции довольно скоро разделились на еще более мелкие категории: одни адресуются к подростковому рынку, другие к более стар­шей группе, третьи — к неграм.) Существуют также зача­точные попытки создать радиостанции, рассчитанные только на людей одной профессии — скажем, врачей. Можно пред­видеть создание сети вещания для таких специализирован­ных профессиональных групп, как инженеры, бухгалтеры, адвокаты. Далее рынок будет учитывать не только профес­сиональные, но и социоэкономические и психосоциальные факторы¹².

Однако самые неоспоримые признаки дестандартизации мы замечаем в издательском деле. До возникновения теле­видения главным средством стандартизации в большинстве стран были массовые журналы. Принося те же самые вы­мыслы, те же самые статьи и ту же самую рекламу в сотни тысяч, в миллионы домов, они быстро распространяли моды, политические мнения и стили. Как работники радиовеща­ния и создатели фильмов, издатели стремятся получить са­мую большую, всеобщую аудиторию.

Конкуренция телевидения уничтожила ряд больших американских журналов, таких как «Collier's» и «Woman's Home Companion». Те издания массового рынка, которые пережили шок появления телевидения, создали ряд регио-

нальных и сегментированных изданий. В 1959-1969 гг. число американских журналов, предлагавших специализирован­ные издания, возросло со 126 до 235. Таким образом, каж­дый многотиражный журнал в Соединенных Штатах сегодня печатает слегка отличающиеся издания для раз­личных регионов страны (некоторые издатели предлага­ют до 100 вариантов). Специальные издания тоже адресованы профессиональным и другим группам. 80 000 врачей и дан­тистов, получающих «Тайм», каждую неделю берут в руки журнал, несколько отличающийся от издания для учите­лей, который в свою очередь отличается от того, который получают студенты колледжей. Такие «демографические издания» становятся все более специализированными. Ко­ротко говоря, издатели журналов дестандартизируются, раз­нообразя свою продукцию, как производители автомобилей и электробытовых приборов¹³.

Более того, темпы появления новых журналов возросли. Согласно организации «Американских издателей журналов», за последнее десятилетие на месте одного закрывшегося жур­нала появилось четыре новых. Еженедельно в киосках или на почте можно увидеть новые малотиражные журналы, журна­лы, предназначенные для «мини-маркетов» — для любителей серфинга, подводного плавания и людей старшего возраста, для любителей старых автомобилей, владельцев кредитных карточек, лыжников и авиапассажиров. Возникло множество подростковых журналов, и вскоре мы станем свидетелями того, что ни один ученый в массовом обществе не осмелился бы предсказать еще несколько лет назад: возрождения местных еженедельных журналов. Сегодня десятки американских го­родов, таких как Феникс, Филадельфия, Сан-Диего и Атлан­та, гордятся своими толстыми, блестящими, выпускаемыми при мощной поддержке новыми журналами, посвященными исключительно местным или региональным проблемам. Это вряд ли можно считать знаком размывания различий. Пожа­луй, мы получаем более богатую смесь, гораздо больший вы­бор журналов, чем когда-либо ранее. И, как показывает исследование ЮНЕСКО, то же самое происходит и в книго­издании.

Число различных названий книг, выпускаемых ежегод­но, так резко возросло и сейчас настолько велико (более 30 000 в Соединенных Штатах Америки), что одна живущая в при­городе дама жаловалась: «Трудно найти кого-нибудь, кто читает ту же книгу, что и ты. С кем же тогда побеседовать о прочитанном?» Возможно, она преувеличивает, но работ­ники книжных клубов тоже говорят, что с каждым месяцем все труднее выбирать книги, интересующие большое число разных читателей.

Процесс дифференциации средств информации не ог­раничивается лишь коммерческими изданиями. Множится число некоммерческих журналов. «Никогда еще в амери­канской истории не было столько журналов, как сегодня», сообщает «Нью-Йорк тайме бук ревью»*. «Газеты андергра­унда» возникают десятками в городах Америки и Европы¹⁴. Их не менее 200 в Соединенных Штатах, многие из них существуют за счет публикуемой рекламы ведущих произ­водителей звукозаписи. Эти газеты, обращенные главным образом к хиппи, университетским радикалам и любителям рок-музыки, стали реальной силой в формировании мне­ний молодого поколения. От лондонской «IT» до нью-йорк­ской «East Village Other» и «Kudzu», выпускаемой в городе Джексоне, штат Миссисипи, все они помещают много ил­люстраций, зачастую цветных, и набиты рекламой «психо­деликатесов» и службы знакомств. «Газеты андерграунда» даже печатаются в высших учебных заведениях. Наблюдать рост этих стихийных изданий и говорить о «массовой куль­туре» или «стандартизации» — значит закрывать глаза на новую реальность.

Знаменательно, что эта тяга к разнообразию средств информации обусловлена не только богатством, но и, как мы уже видели, новой технологией — теми самыми ма­шинами, которые, как предполагается, должны унифи­цировать нас и уничтожить все следы многообразия. Развитие офсетной печати и ксерографии существенно понизило стоимость малотиражных изданий, понизило до

* Литературно-критическое и библиографическое приложе­ние к воскресному выпуску газеты. — Примеч. пер.

такой степени, что учащиеся высшей школы могут фи­нансировать издание своей андерграундной прессы соб­ственными карманными деньгами (и делают это). Офисные копировальные машины — некоторые их виды продаются всего за 30 долл. — позволяют выпускать на­столько малотиражные издания, что, как говорит Маклюэн, каждый сейчас может стать своим собственным издателем. В Америке, где офисные копировальные ма­шины распространены почти так же, как арифмометры, возможно, каждый уже стал. Резко выросшее число га­зет, которые ежедневно ложатся на письменный стол, яркое свидетельство того, что издание — дело легкое.

В то же время ручные кинокамеры и новое видеообору­дование подобным же образом революционизировали ки­нематограф. Новая технология дала камеру и пленку в руки тысяч студентов и любителей, и андерграундное кино — сырое, кричащее, нарушающее нормы, в высшей степени индивидуальное и специфически местное — расцветает даже больше, чем андерграундная пресса.

Этот технологический прогресс имеет свой аналог в аудиокоммуникациях, где вездесущие магнитофоны позво­ляют каждому стать своим собственным «радиовещателем». Андре Моосманн, главный эксперт по Восточной Европе французского радио и телевидения, сообщает, что в Польше и России широко известны певцы, которые никогда не вы­ступали на радио или по телевидению, их песни и голоса распространяются только через магнитофонные записи. Например, записи песен Булата Окуджавы переходят из рук в руки, каждый слушатель делает собственную запись; этот процесс трудно прекратить либо контролировать. «Песни распространяются быстро, — говорит Моосманн, — если один делает одну запись, а другой две, то скорость распро­странения очень велика»¹⁵.

Радикалы часто сетовали, что средства информации мо­нополизированы немногими лицами. Социолог С. Райт Миллс зашел так далеко, если мне не изменяет память, что призывал работников культуры взять на себя руководство средствами информации. Вряд ли это будет необходимо.

Развитие информационной технологии незаметно и быстро демонополизирует информацию без единого выстрела. Ре­зультат этого — дестандартизация культурной продукции.

Телевидение, возможно, все еще унифицирует вкусы, но другие средства информации уже прошли стадию, когда стандартизация неизбежна. Можно предположить, что ког­да технологический прорыв изменит экономику телевиде­ния путем введения новых каналов и снижения стоимости производства, то и это средство информации тоже станет поставлять различные виды продукции потребителю, нара­щивая многообразие. Такие прорывы уже не на горизонте, а ближе. Изобретение электронной видеозаписи, возмож­ность спутникового вещания прямо на систему кабельного телевидения указывают на заметный рост разнообразия про­грамм. Очевидно, что тенденция к единообразию характер­на лишь для определенной стадии развития любой технологии. Сейчас происходит диалектический процесс, и мы находимся прямо перед скачком к культурному много­образию различных направлений.

Уже недалек день, когда книги, журналы, газеты, филь­мы и другие средства информации, подобно автомобилю «мустанг», будут предлагаться потребителю на основе принципа «сконструируй сам». Так, в середине 60-х го­дов Джозеф Нотон, математик и компьютерный специа­лист Питтсбургского университета, предложил систему, которая бы хранила «портреты потребителя» — данные о его занятиях и интересах — в центральном компьютере. Машины могли бы сканировать газеты, журналы, видео­записи, фильмы и другие материалы, подбирать их по индивидуальным интересам потребителя и немедленно уведомлять его, как только появится что-то, касающееся его. Система соединялась с факсимильными устройства­ми и телепередатчиками, которые могли бы показывать или распечатывать материалы в собственной гостиной пользователя. К 1969 г. японская ежедневная газета «Asahi Shimbun» публично продемонстрировала низкую сто­имость системы «Теленовости», предназначенной для пе­чатания газет на дому, a Matsushita industries (Осака)

показала конкурирующую систему, известную как «TV Fax (H)»¹⁶. Это — первые шаги к газете будущего, в самом деле особой газете, которая предлагает каждому зрителю пред­назначенный для него вариант. Массовая информация при действии подобных систем становится уже не массовой. Мы движемся от единообразия к разнообразию.

Совершенная ерунда — настаивать, видя все это, на том, что машины будущего превратят нас в роботов, украдут нашу индивидуальность, уничтожат культурное многообразие и т. д. и т. п. Примитивное массовое производство действи­тельно вводит некоторое единообразие, однако это не озна­чает, что развитие супериндустриальной техники приведет к таким же последствиям. Дело в том, что само стремление к будущему направлено от стандартизации — от одинако­вых товаров, от единообразного искусства, от образования «массового производства» и массовой культуры. Мы дос­тигли диалектического поворотного пункта в технологичес­ком развитии общества. И технология не ограничит нашу индивидуальность, а послужит увеличению нашего выбора и нашей свободы — по возрастающей.

Окажется ли человек в состоянии совладать с возрос­шим выбором материальных и культурных продуктов — это совершенно другой вопрос. Приходит время, когда выбор — одно из условий свободы индивида — станет настолько сложным, трудным и дорогостоящим, что мо­жет превратиться в свою противоположность. Приходит время, коротко говоря, когда выбор превращается в сверх­выбор, а свобода в несвободу.

Чтобы понять почему, мы должны выйти за рамки ис­следования нашего растущего материального и культурного выбора. Мы должны посмотреть, что происходит с соци­альным выбором.

¹ Эллюль цит. по: [186], с. 77, 80, 93.

² См.: Why I Dislike Western Civilization, Arnold Toynbee // The New York Times Magazine, May 10, 1964.

³ Кеннет Суортц цит. по: Fragmentation of the Mass Market, Kenneth Schwartz // Dun's Review, July, 1962. См.: также More

Sense About Market Segmentation, William H. Reynolds // Harvard Business Review, September — October, 1965.

⁴ Сондерс цитируется в статье Putting a New Face on the Office // Business Week, September 13, 1969, c. 152.

⁵ Слова Явитца цитируются по его статье The Anomie of the "Paper Factory" Worker. Замечания Хейра взяты из его доклада The Horse that Can Save More than a Kingdom. Обе работы напеча­таны в Columbia Journal of World Business, vol. VII, № 3, c. 32, 59.

⁶ Цитата о «мустанге» взята из статьи Anti-technology, Reyner Banham New Society, May 4, 1967, c. 645. См. также: Selling the Golden Calf, Jeremy Bugler, New Society, October 17, 1968, c. 556.

⁷ Маклюэн цит. по: The Future of Education, Marshall McLuhan and George B. Leonard // Look, February 21, 1967, c. 23.

⁸ Данные о литературном многообразии взяты из: [206], с. 83.

⁹ Макхейл цит. по: Education for Real, McHale // World Academy of Art and Science Newsletter, Международный форум, June, 1966, с. З.

¹⁰ О тенденциях к разнообразию в образовании см.: Decen­tralizing Urban School Systems, Mario Fantini and Richard Magat; The Community-Centered School, Preston Wilcox; Alternatives to Urban Public Schools, Kenneth Clark, все в: [115].

¹¹ Лондонские кинотеатры обсуждаются в статье The Smaller the Better // Economist, January 11, 1969, c. 66.

О разнообразии кинематографического репертуара говорится в сообщении Уолтера Рида-мл. (Walter Reade, jr.), ведущего про­катчика, The New York Times, August 10, 1969. Статья заслуживает того, чтобы ее процитировать:

«Посетители кинематографа в этой стране не так однородны и не так искушены, как можно предположить... Эта информация не так широко известна, но многие фильмы предназначены и сделаны исключительно для определенных регионов страны и для определенной аудитории.

Два года назад комедия Дона Нотта «Привидение и мистер Чикен», малобюджетный голливудский фильм, получила в про­кате феноменальную цифру — 2,5 млн. долл. — за пределами Нью-Йорка. Где ее смотрели? На Среднем Западе и на Юге, в регионах «простых людей», которые любят также фильмы о гонках на авто­мобилях и с музыкой в стиле кантри. Другая голливудская студия добилась больших успехов, снимая сериал из пляжной жизни и фильмы о мотоциклистах. Они очень недолго шли в Нью-Йорке,

но не сходили с экранов пригородных кинотеатров для автомоби­листов со зрителями преимущественно моложе 25 лет.

На Западном побережье показывают десятки японских филь­мов, так как там много жителей родом с Востока, а в Нью-Йорке один такой фильм появляется раз в два года... Что поделать с тем, что фильм «Айседора» провалился в Лос-Анджелесе и пользовал­ся успехом здесь? А «Недостойная старая леди»? Этот фильм ус­пешно шел здесь и в Лос-Анджелесе, но не везде».

¹² Интересный эксперимент в проведении радиопередач для небольшой однородной аудитории был осуществлен в Буффало, штат Нью-Йорк, где станция WBFO-FM установила в помеще­нии на первом этаже студию в негритянском гетто. Сами люди, живущие в этом районе, сделали 6-часовую передачу. Они ин­формировали соседей о возможности получить работу, рассказы­вали о негритянской истории и культуре, давали различные медицинские советы.

¹³ Тенденции индустрии журналов обсуждаются в The New York Times, April 17, 1966, April 27, 1969; The Wall Street Journal, August 18, 1964; и в статье Aiming at the Hip в Time, June 2, 1967. См. также: Fat Days for "How-To" Publishers // Business Week, July 30, 1966, и City Magazines are the Talk of the Town // Business Week, February 18, 1967.

¹⁴ Об андерграундной прессе см.: Admen Groove on Underground, Business Week, April 12, 1969.

¹⁵ Моосманн цитируется по интервью с автором.

¹⁶ Нотон цитируется по статье Goodbye to Gutenberg // Newsweek, January 24, 1966; о достижениях японцев сообщается в лондонс­кой The Times, December 12, 1969.

Глава 13. ОБИЛИЕ СУБКУЛЬТУР

В тридцати милях к северу от Нью-Йорка, неподалеку от его башен, автомобилей, от его городских соблазнов, живет молодой таксист, бывший солдат, который с гордос­тью носит на теле 700 хирургических швов. Это швы не от ран, полученных на поле боя, и не последствия автомо-

бильной аварии. Это результат его излюбленного отдыха: состязаний на родео.

Из скромных доходов таксиста этот человек ежегодно тратит более 1200 долл. на содержание собственной лошади в конюшне и тренировки. Время от времени, прицепив к машине трейлер для перевозки лошадей, он проезжает не­многим более ста миль до городка в Филадельфии под на­званием Кау-Таун. Здесь вместе с такими же, как он сам, он участвует в ловле диких лошадей арканом, борьбе с быч­ком, езде на оседланной дикой лошади и других рискован­ных состязаниях, главный приз в которых — периодическое появление в больнице на машине «скорой помощи».

Несмотря на то что Нью-Йорк близко, он не вызывает у этого парня восхищения. Когда мы познакомились, ему было двадцать семь лет, и за всю жизнь он был в Нью-Йорке всего два или три раза. Все его интересы сосредоточены на арене родео, он — член крохотной группы фанатов родео, образующих малоизвестный андерграунд в Соединенных Штатах. Они не профессионалы, которые зарабатывают себе на жизнь, занимаясь этим атавистическим видом спорта. И не простодушные люди, которых пленяют ковбойские са­поги, шляпы, джинсовые куртки и кожаные пояса. Это кро­хотная, но подлинная субкультура, затерянная в огромном и сложном мире наиболее высокоразвитой в технологичес­ком отношении цивилизации в мире.

Этой странной группе отдана не только страсть так­систа, но и его время и деньги. Она оказывает влияние на его семью, его друзей, на его мысли. Она вводит ряд стандартов, по которым он судит себя. Коротко говоря, она дарит ему то, что многие из нас с трудом ищут: само­идентификацию.

Технологически развитые общества, далекие от того, чтобы быть однообразными и монотонными, подобны со­там с весьма колоритными группировками — хиппи и лю­бители старых автомобилей, теософы и фаны «летающих тарелок», аквалангисты и парашютисты, гомосексуалы, ком­пьютерщики, вегетарианцы, спортсмены, занимающиеся бодибилдингом, и «Черные мусульмане».

Сегодня сокрушительные удары супериндустриальной революции буквально раскалывают общество. У нас увели­чивается число этих социальных анклавов, групп и мини-культур почти так же, как число моделей автомобиля. Те же самые дестандартизирующие силы, которые создают боль­ший индивидуальный выбор продуктов и произведений культуры, дестандартизируют и наши социальные структу­ры. Вот почему с кажущейся внезапностью появляются та­кие новые субкультуры, как хиппи. Действительно, мы живем во время «субкультурного взрыва».

Нельзя недооценить важности этого. Поскольку мы все находимся в большой мере под влиянием, наши личности формируются воздействием субкультур, которые мы выби­раем, сознательно или неосознанно, чтобы идентифициро­вать себя. Легко высмеять хиппи или необразованного молодого человека, который готов получить 700 швов на теле в попытке проверить себя и найти себя. Но мы все участники родео или хиппи в одном смысле: мы тоже ищем свою личность, «прикрепляясь» к неформальным культу­рам, сообществам или разного рода группам. И чем больше выбор, тем труднее поиски.

Рост числа субкультур более всего очевиден в мире тру­да. Множество субкультур возникает вокруг профессий. Таким образом, по мере того как общество движется к боль­шей специализации, оно порождает все большее разнооб­разие субкультур.

Научное сообщество, например, делится на все более узкие сегменты. Это накладывается на структуру офици­альных организаций и ассоциаций, число которых быстро увеличивается, специализированные журналы, конферен­ции и встречи. Но эти «явные» тематические различия со­провождаются также «скрытыми». У исследователей раковых заболеваний и астрономов не просто разная работа; они разговаривают на разных языках, стремятся выработать свой тип личности; они думают, одеваются и живут по-разному. (Эти различия настолько очевидны, что зачастую проника­ют в межличностные отношения. Женщина-ученый гово-

рит: «Мой муж — микробиолог, а я физик-теоретик, и у меня возникает вопрос, существуем ли мы друг для друга».)

Ученые одной специальности стремятся держаться вме­сте, образуя тесную маленькую субкультурную «ячейку», к которой они обращаются за одобрением и поддержкой, ко­торая определяет и манеру одеваться, и политические взгля­ды, и стиль жизни.

По мере развития науки появляются новые специаль­ности и соответственно новые неформальные группы. Ко­ротко говоря, специализация порождает субкультуры.

Этот процесс клеточного деления внутри профессии ярко виден в финансах. Уолл-стрит был когда-то относи­тельно однородным сообществом. Один выдающийся со­циолог, наблюдающий финансистов, говорил: «Обычно бывало так — вы приходили сюда из собора Святого Пав­ла, зарабатывали много денег, были членом теннисного клуба, владели домами на Северном побережье, а ваши дочери начинали выходить в свет. Вы добивались всего этого, продавая акции своим бывшим однокашникам». Это, возможно, несколько утрированная картина, но Уолл­стрит был действительно одной большой белой англо-сак­сонской протестантской [WASP] субкультурой, и его члены стремились ходить в те же самые учебные заведе­ния, заниматься теми же видами спорта (теннис, гольф, сквош), посещать те же самые церкви (пресвитерианские и епископальные) и голосовать за ту же партию (респуб­ликанскую).

Если кто-либо до сих пор представляет себе Уолл-стрит так, то, значит, он черпает эти представления из старых романов, а не из новой, быстро меняющейся действитель­ности. Сегодня Уолл-стрит раздроблен, и у молодого чело­века, начинающего заниматься этим бизнесом, есть выбор среди целого ряда конкурирующих субкультурных групп. В банковском деле по инвестициям все еще сохраняются груп­пы прежнего консервативного толка WASP. Еще проводит­ся прежняя консервативная линия в фирмах, о которых говорят: «У них скорее будет черный партнер, чем они най-

мут на работу еврея». Но в части инвестиционного фонда, сравнительно нового специализированного сегмента финан­совой индустрии, встречается множество греческих, еврей­ских и китайских фамилий, есть несколько ведущих брокеров-негров. Здесь весь стиль жизни, подразумеваемое влияние группы совершенно иные. Инвестиционный фонд — это совершенно отдельное племя.

«Не всякому даже хочется оставаться WASP», — пишет один из ведущих финансовых журналистов. Действитель­но, множество молодых, активных финансовых деятелей, если даже они WASP по происхождению, отказываются от классической субкультуры Уолл-стрита и стремятся иден­тифицироваться с одной или несколькими плюралистичес­кими социальными группировками, которыми переполнены каньоны Южного Манхэттена.

По мере того как специализация продолжается, по мере того как исследования захватывают новые области и все больше углубляются в них, по мере того как экономика продолжает создавать новые технологии и службы, коли­чество субкультур будет продолжать увеличиваться. Со­циальные критики, которые яростно выступают против «массового общества» и в то же время обличают «сверхспе­циализацию», занимаются просто болтовней. Специализа­ция означает движение от единообразия.

Несмотря на множество пустых разговоров о нужде в «специалистах общего профиля», мало что свидетельствует о том, что завтрашняя технология сможет обходиться без армии высокообразованных специалистов. Нам требуются все новые и новые виды специального знания, все большее число «мультиспециалистов» (людей, которые обладают глу­бокими знаниями в какой-то области, но могут также рабо­тать и в другой), а не закосневших «моноспециалистов». Но нам будут требоваться все более узкие специалисты по мере усложнения технической базы. По одной этой причине мы должны ожидать возрастания разнообразия и численного роста субкультур в обществе.

МАСТЕРА РАЗВЛЕЧЕНИЙ

Даже если технология освободит в будущем миллионы людей от необходимости работать, мы обнаружим все то же движение к многообразию среди тех, кто будет иметь воз­можность развлекаться. У нас уже есть множество «масте­ров развлечений». Мы быстро увеличиваем не только виды работ, но также и виды развлечений.

Число доступных развлечений, хобби, игр, видов спорта быстро растет, и рост различных субкультур вокруг, напри­мер, серфинга демонстрирует, что по крайней мере для не­которых свободное времяпрепровождение тоже служит основой всего образа жизни. Субкультура серфинга — ука­затель будущего.

«Серфинг уже развился в нечто символическое, что при­дает ему характер тайного братства или религиозного орде­на, — пишет Реми Надо. — Отличительными признаками служат зуб акулы, медаль Св. Христофора или мальтийский крест, которые носят на шее... В течение долгого времени самым распространенным видом транспорта был фордовский «универсал» устаревшей модели с деревянной обшив­кой»¹. Серфингисты с гордостью, как доказательство своей причастности к этому братству, демонстрируют синяки и царапины. Загар de rigeur*. Стрижка определенного фасо­на. Члены этого братства проводят целые часы за обсужде­нием мастерства таких героев этой группы, как Дж. Дж. Мун, его последователи покупают футболки с его портретом, серфинговые доски и становятся членами клуба.

Серфингисты — одна из многих субкультур, основан­ных на развлечениях. Парашютистам, например, имя Дж. Дж. Муна неизвестно, так же как и особые ритуалы и обы­чаи покорителей волн. Зато парашютисты толкуют об ис­кусстве Рода Пэка, который не так давно прыгнул с самолета без парашюта, затем в воздухе взял приготовленный пара­шют у своего товарища, надел его и благополучно призем­лился². У парашютистов свой собственный маленький мир,

* обязателен (фр.).

как и у планеристов, аквалангистов, любителей старинных машин, гонщиков и мотоциклистов. Каждый из этих мир­ков представляет субкультуру, основанную на развлечени­ях, организованную вокруг технического устройства. Поскольку новая технология делает возможными новые виды спорта, мы можем ожидать образования весьма разнообраз­ных новых субкультур, основанных на развлечениях.

Занятия в свободное время будут приобретать все боль­шую важность как основа различий между людьми, по мере того как общество само перейдет от ориентации на труд к большей вовлеченности в отдых. В Соединенных Штатах только с начала века трудовые обязательства сократились по времени на треть³. Это большое высвобождение времени и энергии общества. Когда эти обязательства еще умень­шатся, мы приблизимся к потрясающей специализации раз­влечений, основанной на сложной технологии.

Можно предвидеть создание субкультур, построенных вокруг космической деятельности, голографии, воздей­ствия на мозг, глубоководного погружения, подводного плавания, компьютерных игр и тому подобного. Мы мо­жем даже предугадать создание неких субкультур антисо­циальных развлечений — крепко организованных групп людей, стремящихся разрушить работу общества не ради материальных благ, но ради чистого спортивного жела­ния «разбить систему» — подобный ход событий пред­сказали такие фильмы, как «Даффи» и «Дело Томаса Крауна». Эти группы могут подделывать компьютерные программы правительства или корпораций, запутывать работу почты, перехватывать или давать другие радио- и телевизионные передачи, устраивать детально разработан­ные мистификации, мешать работе на биржевом рынке, фальсифицировать случайные выборки, на которых бази­руются политические или другие списки избирателей, и даже, возможно, совершать хитро задуманные разбои и убийства. Писатель Томас Пинчон в романе «Крик Лота 49» описывает вымышленную андерграундную группу, орга­низовавшую собственную частную почтовую систему и содержавшую ее в течение нескольких поколений⁴. Пи-

сатель-фантаст Роберт Шекли в страшном коротком рас­сказе «Седьмая жертва» пишет о возможности существо­вания в обществе легализованного убийства в среде неких своеобразных игроков, охотящихся друг за другом, за ними в свою очередь тоже ведется охота⁵. Эта рискованная игра позволяет тем, кто опасно агрессивен, освободиться от агрессии в пределах определенных правил.

Как ни странно это звучит, здесь не следует исклю­чать ничего кажущегося невозможным, поскольку сфера развлечений в отличие от сферы труда редко сдерживает­ся какими-либо практическими соображениями. Здесь свободно играет воображение, и человеческий разум мо­жет изобрести невероятное разнообразие развлечений. При достаточном количестве времени и денег, а для не­которых вариантов — и технических навыков — люди будущего будут развлекаться так, как никому раньше и не снилось. Они будут играть в непривычные сексуаль­ные игры. Они будут играть с разумом. Они будут играть с обществом. И в процессе этого, выбирая среди невооб­разимого числа возможностей, они будут создавать суб­культуры и все дальше отстоять друг от друга.

МОЛОДЕЖНОЕ ГЕТТО

Субкультуры множатся, общество раскалывается — в том числе и по возрастным линиям. Мы становимся «специа­листами по возрасту», как по работе или по развлечению. Было время, когда людей делили грубо на детей, «молодых людей» и взрослых. С 40-х годов расплывчатое понятие «мо­лодые люди» стало заменяться более точным понятием teenager, которое охватывало возрастную категорию от 13 до 19 лет. (До окончания Второй мировой войны это слово не было известно в Англии.)

Сегодня это грубое деление на три части явно не отве­чает требованиям, и мы вводим гораздо более точные кате-

гории. В имеющейся сейчас классификации обозначены «pre-teens», или «sub-teens» — возрастная категория между детством и подростковым возрастом. Мы также начинаем встречать обозначение «post-teens» и далее — «молодые суп­руги». Каждый из этих терминов представляет собой язы­ковое признание факта, что мы не можем больше смешивать в кучу всех «молодых людей». Всевозрастающее глубокое разделение ставит границы между возрастными группами. Различия между ними очевидны, и социолог Джон Лофленд из Мичиганского университета прогнозирует, что они могут привести к «конфликтам, равным конфликтам между северянами и южанами, капиталистами и рабочими, им­мигрантами и «аборигенами», суфражистками и мужчина­ми, белыми и неграми»⁶.

В доказательство своего поразительного предположения Лофленд говорит о возникновении того, что он называет «молодежным гетто» — больших сообществ, почти целиком состоящих из студентов колледжей. Как для негритянско­го, так и для молодежного гетто характерны убогое жилье, непомерная квартирная плата, весьма высокая мобильность, беспорядки и конфликты с полицией. Как и негритянское гетто, оно тоже совершенно разнородно, с многими суб­культурами, каждая из которых борется за расширение сферы своего влияния в гетто.

Дети из четко организованных «семей-ячеек», не имея других взрослых героев и ролевых моделей, кроме своих родителей, все больше подпадают под влияние единствен­ных доступных им людей — других детей. Они проводят больше времени друг с другом и становятся более подвер­женными влиянию сверстников, чем когда-либо ранее. Вместо того чтобы поклоняться собственному дядюшке, они поклоняются Бобу Дилану, или Доновану, или кому-либо другому, кого группа сверстников выбирает как модель стиля жизни. Таким образом, мы начинаем создавать не только гетто студентов колледжа, но даже полугетто pre-teen'oв и teenager'oв, каждое со своими особыми клановыми харак­теристиками, собственными увлечениями, модами, героя­ми и злодеями.

Одновременно мы также наблюдаем деление взрослого населения по возрастным линиям. Пригороды населены в большинстве случаев молодыми супружескими парами с маленькими детьми, или парами среднего возраста с под­ростками, или более пожилыми парами, дети которых уже покинули дом. Существуют специальные «сообщества пен­сионеров». «Возможно, настанет день, — предупреждает профессор Лофленд, — когда некоторые города обнаружат, что их политики учитывают при выборах гетто возрастных категорий, подобно тому, как чикагские политики уже дав­но учитывают этнические и расовые анклавы».

Это возникновение субкультур, основанных на возраст­ном делении, можно рассматривать как часть поразительного исторического сдвига в основах социальной дифференциации. Время становится более важным источником различий между людьми, пространство — менее важным.

Теоретик коммуникаций Джеймс У. Кэри из Иллинойсского университета указывает, что «среди первобытных об­ществ и на ранних стадиях истории западных стран относительно малые разрывы в пространстве вели к огром­ным различиям в культуре... Племенные сообщества, отде­ленные сотней миль, могли иметь... совершенно непохожие системы внешней символики, мифов и обычаев». В тех же самых сообществах, однако, существовала «неразрывная связь... поколений... огромные различия между сообщества­ми, но относительно малые различия между поколениями внутри данного сообщества».

Сегодня, продолжает он, пространство «по нарастаю­щей исчезает как различающий фактор». Но хотя в регио­нальных различиях наблюдается некоторое ослабление, Кэри предупреждает: «Не следует полагать, что различия между группами будут уменьшаться... как считают некоторые тео­ретики массового общества». Скорее, указывает Кэри, «ось многообразия переместится от пространственного... к вре­менному или поколенческому измерению»⁷. Таким образом, у нас образовались резкие разрывы между поколениями, и Марио Сэвио подвел этому итог революционным лозунгом: «Не доверяй никому старше тридцати!» Ни в одном из преды-

дущих обществ подобный лозунг не мог бы так скоро стать модным.

Кэри объясняет этот сдвиг от пространственных к вре­менным различиям, ссылаясь на прогресс коммуникацион­ных и транспортных технологий, которые покрывают большие расстояния и, по существу, покоряют простран­ство. Но есть и другой действующий фактор, который легко не заметить: ускорение изменений. По мере роста скорости изменений во внешней среде внутренние различия между молодежью и стариками неизбежно становятся более за­метными. Темп измене<