Правда и ложь о новой технологии
Решение компании J. Lyons amp; Company о создании первого бизнес-компьютера в 1947 году стало одной из величайших инноваций в области экономики, триумфом управленческой дальновидности и изобретательности. Это решение оказалось совершенно оправданным. Благодаря ему компания смогла автоматизировать трудоемкие бизнес-процессы задолго до того, как это сделали конкуренты. Однако, несмотря на огромную мощность и высокую скорость вычислений, компьютер LEO не спас Lyons. До Второй мировой войны принадлежавшие компании кафе и кондитерские бьыи неотъемлемым элементом жизни английского общества. Однако вкусы и образ жизни потребителей изменились, и эти заведения постепенно утратили популярность. Создание компьютера принесло Lyons огромную выгоду, но, как позднее вспоминал один из сотрудников компании, он «не смог предотвратить снижения популярности кафе, а вслед за тем и прибыльности»[154]. В 1978 году компания была куплена пивоваренным заводом и прекратила свое существование.
В интервью сотрудникам Лондонского музея науки Джон Симмонс (John Simmons), который руководил Lyons во время разработки и создания компьютера LEO, вспоминал о тех надеждах, которые компания возлагала на компьютеризацию. Он говорил: «Мы мечтали о некой чудесной машине, в которую можно было бы вложить лист бумаги, а потом нажать кнопку и получить ответы на любые вопросы. Все это было так наивно…»[155]. Мечты, может быть, и были наивными, но компания Lyons была не первым и не последним мечтателем. Трудно противостоять чарам технологии, и прежде всего быстро развивающейся инфраструктурной технологии. Лишь спустя много времени оказалось, что надежды, возлагавшиеся на компьютеры, были напрасными.
Появление любой новой инфраструктурной технологии знаменует собой разрыв с прошлым и поощряет спекуляции на тему будущего. Оно создает интеллектуальный вакуум, в котором достаточно места для игры воображения, свободного от старых правил и опыта. «Футуристы» красочно описывают технологический рай (или, реже, ад), и каждое новое видение будущего становится основанием для еще более смелых предположений. Пресса, жадная до сенсаций (в том числе и чисто умозрительных), спешит раструбить о каждой новой теории, слепо доверяя даже самым фантастическим заявлениям. Вскоре все общество оказывается охваченным возбуждением и опьяненным мечтой об обновлении. В своей книге «Электрификация Америки» (Electrifying America) историк Дэвид Най (David Nye) так описывает это явление и его неизбежные последствия:
«Сначала американцы верили предсказаниям популярной прессы о том, что электричество избавит их от тяжелого труда. «…» Вера в нелепые предсказания об „электрическом будущем" была неотъемлемой частью восприятия обществом новой технологии. Американцы считали, что электричество избавит их от необходимости тратить время на сон, будет использоваться для лечения, похудания, развития интеллекта, борьбы с загрязнением окружающей среды, выполнения домашней работы и т. д. Но сбылись лишь немногие предсказания любителей и экспертов, от Эдисона до технократов. В действительности электрификация лишь в незначительной степени оправдала завышенные ожидания»[156].
Хотя информационные технологии не столь революционны, как электричество, они могут служить ярким примером этого явления, кульминацией которого стала «лихорадка тысячелетия» 1990-х годов, когда все грезили «цифровой утопией». Метафизики интернета с почти религиозным рвением обещали избавить людей от бремени и тленных физических тел и ввести их в новый, сияющий ослепительной чистотой мир киберпространства. Когда идея виртуальной экономики завладела воображением руководителей компаний и инвесторов, предчувствие надвигающейся революции быстро охватило деловой мир. Авторам книги «Приложения-убийцы выходят на свободу» (Unleashing the Killer App) в 1998 году удалось точно выразить дух времени, назвав интернет «первичным бульоном», в котором зарождается совершенно новый деловой мир. Они уверяли, что переход в этот мир будет не таким уж и болезненным: «Поскольку корпорации сами являются плодом воображения, научиться ведению бизнеса в виртуальном пространстве будет сравнительно нетрудно»[157].
После того как лопнул «мыльный пузырь» интернета, такие экстравагантные заявления стали звучать реже. Однако и сегодня многие хотят видеть в ИТ революционную, все преображающую силу. Как пишет обозреватель газеты Toronto Globe and Mail, хотя значение интернета, может быть, падает, однако «поднимается новая волна, которую можно назвать Гипернет»[158]. Business Week пишет о «глобальной цифровой нервной системе, влияние которой может оказаться беспредельным»[159]. Группа консультантов по ИТ утверждает, что новые чудесные программы для «управления бизнес-процессами» позволят руководителям компаний менять форму организаций, несколько раз щелкнув компьютерной мышью[160]. Отделить фантазии о реальности по-прежнему нелегко.
Поэтому в заключение нам представляется уместным вернуться назад и постараться оценить реальное влияние ИТ не только на бизнес, но и на общество в целом. К сожалению, это проще сказать, чем сделать. Хотя так называемая компьютерная революция продолжается уже 50 лет, составить точное мнение о характере и диапазоне ее влияния по-прежнему трудно. Привело ли развитие ИТ к серьезным трансформациям? Приведет ли оно к ним в будущем? Пока мы не можем ответить на эти вопросы со всей определенностью. Единственное, что можно сделать,- это понять, что мы знаем и чего не знаем, и смотреть вперед с любопытством, смешанным одновременно со скепсисом и смирением.
Конечно, масштабы распространения ИТ потрясают. Компьютеры проникли всюду и, видимо, делают почти все. Они упростили вычисления и облегчили доступ к огромным объемам информации. Подключенная к интернету техника изменила способы связи, сбора информации и даже процесс совершения покупок и других повседневных действий. Использование вычислительных возможностей компьютеров позволило компаниям автоматизировать великое множество задач, ранее выполнявшихся вручную, ускорить многие операции и в некоторых случаях значительно снизить затраты. Но можно ли сказать, что ИТ в корне изменили наш образ жизни и работы? Ответить на этот вопрос нелегко. Смог бы человек, живущий, например, в 1930-е годы, понять происходящее, окажись он вдруг в нашем времени? Смог бы. Основные структуры, учреждения, повседневная общественная и экономическая жизнь, включая организационные формы бизнеса и бизнес-процессы, изменились не столь кардинально, как нам иногда хочется думать. Мы по-прежнему остаемся детьми второй промышленной революции.
Разумеется, по сравнению с теми революционными социальными и экономическими изменениями, которые принесли с собой новые технологии конца XIX века (не только железнодорожный транспорт, телеграф, телефон и электричество, но и двигатель внутреннего сгорания, холодильник, кондиционер, фотография и домашний водопровод), технологические преобразования конца XX века выглядят скромно. Они являются скорее продолжением прошлого, а не разрывом с ним. Представить себе жизнь без достижений XIX века невозможно. Об информационных технологиях этого сказать нельзя. Спросите себя, без чего вам легче было бы обойтись - без компьютера или без туалета, без выхода в интернет или без электрической лампочки?[161]
Даже та роль, которую ИТ играют в повышении эффективности, остается спорной. В течение первых сорока лет масштабного распространения этих технологий динамика роста производительности в США не изменилась, что побудило экономиста Роберта Солоу (Robert Solow) произнести в 1987 году свою знаменитую фразу: «Компьютеры повлияли на все, кроме показателей производительности»[162]. Неожиданный рост производительности, ее взлет в конце 1990-х, казалось, решил «парадокс производительности» Солоу. Стало ясно, что ИТ могут способствовать росту объема промышленного производства без соответствующего увеличения объема потребления ресурсов. Были опубликованы новые научные исследования, убедительно показывающие связь между компьютеризацией и производительностью. Так, в феврале 2000 года в докладе двух экономистов, подготовленном для Федеральной резервной системы США, утверждалось, что хотя применение компьютеров «почти не повлияло» на рост производительности в начале 1990-х, «это влияние проявилось во второй половине десятилетия». Исследователи пришли к выводу, что «информационные технологии были ключевым фактором, обеспечившим рост производительности»[163].
В своем выступлении 6 марта 2000 года обычно осторожный председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспен (Alan Greenspan) открыто связал «возобновление роста производительности» с «революцией в информационных технологиях». Затем он констатировал то, что тогда казалось очевидным:
«В конце концов, преимущества новых технологий могут быть реализованы только в том случае, если они превращаются в капиталовложения, повышающие стоимость компании. Эти инвестиции могут считаться оправданными, если ожидаемая норма прибыли превышает цену капитала. Технологические синергии создали новые возможности для эффективных капиталовложений, а высокая стоимость акций и падение цен на высокотехнологичное оборудование снизили цену капитала. В результате наблюдается взрывной рост расходов на высокотехнологичное оборудование и программное обеспечение, способствующее значительному росту основного капитала в течение последних пяти лет. Продолжающийся бум капитальных затрат свидетельствует о том, что компаниям все еще удается находить высокоприбыльные и эффективные инвестиционные альтернативы. Пока я не вижу причин, по которым эти возможности должны в скором времени иссякнуть»[164].
Как оказалось, полное энтузиазма заявление Грин-спена было сделано в тот момент, когда рост курсов акций на рынке совпал с бумом расходов на ИТ. Более того, как стало ясно впоследствии, многие инвестиции в ИТ 1990-х годов не принесли ожидаемой прибыли - многое из того, что было закуплено компаниями, теперь вообще не используется. Это не означает, что быстрый рост основного капитала ИТ вообще не принесет положительных результатов для экономики в целом, то есть не приведет к увеличению общей производительности и повышению уровня жизни. На самом деле весьма вероятно, что продолжающийся быстрый рост производительности в США в начале XXI века в немалой степени обусловлен инвестициями в ИТ, сделанными в 1990-е годы, которые позволили компаниям наращивать производство при меньшей численности занятых сотрудников[165].
И все-таки вопрос о том, как и насколько ИТ влияют на производительность, остается открытым. Часто спрашивают, почему в некоторых странах и отраслях, вложивших огромные средства в ИТ, наблюдается заметный рост производительности, а в других - нет? Компания McKinsey Global Institute тщательно проанализировала сравнительную динамку роста производительности в 1990-е годы. Исследования показали, что рост имел место лишь в нескольких секторах, и в первую очередь в производстве компьютеров и связанных с ним отраслях. Исследователи из McKinsey установили, что в период с 1993 по 2000 год 36% роста производительности обеспечивали три сектора, связанные с ИТ,- производство полупроводников, сборка компьютеров и телекоммуникации, хотя их доля в ВВП США составляла всего 8%. Другие три отрасли (розничная торговля, оптовая торговля и операции с ценными бумагами), доля которых в ВВП составляла 24%, обеспечивали 40% роста. Таким образом, шесть отраслей, доля которых в ВВП США составляла 32%, обеспечивали 76% роста производительности американской экономики. Во всех других отраслях наблюдался незначительный или отрицательный рост.
По данным McKinsey, в шести отраслях экономики, в которых наблюдался особенно быстрый рост производительности, ИТ были лишь «одним из многих факторов этого роста». Хотя, разумеется, новаторское использование ИТ имело большое значение, главным фактором роста было просто обострение конкуренции, которое вынуждало менеджеров искать различные пути повышения эффективности компаний[166]. Самым неожиданным выводом McKinsey стало, пожалуй, то, что интернет привел к существенному росту производительности лишь в одной отрасли. Что же это за отрасль? Парадоксально, но это биржевые операции с ценными бумагами. Эта отрасль росла за счет операций в режиме реального времени - той самой инновации, которая стала символом цифровых преимуществ нашего времени[167].
Эрик Бринйолфссон и Лорин Хитт в своих капитальных трудах, посвященных влиянию ИТ на рост производительности, также подчеркивали значение связанных инвестиций. Они показали, что для того чтобы использование ИТ привело к существенному повышению производительности компании, обычно требуется немало времени. Кроме того, рост производительности зависит не только от самих технологий, но и от соответствующих инноваций в области процессов и организации. Они считают, что на самом деле «связанные инвестиции в организационный капитал «…» могут в десять раз превышать непосредственные вложения в компьютеры»[168]. Экономисты все больше склоняются к мнению, что в некоторых отраслях ИТ могут существенно или даже радикально увеличить производительность, но это возможно только при условии более широких изменений в области деловой практики, конкуренции и государственного регулирования. Без этого технологии остаются инертными.
Чрезвычайно важно определить, какое влияние ИТ оказывают на производительность. Это поможет экономистам и политикам более точно прогнозировать экономическую ситуацию в будущем, послужит ориентиром для государственного регулирования в области объемов и направлений инвестиций, нацеленных на стимулирование расширения национальной и региональной ИТ-инфраструктуры. Однако кроме вопроса о влиянии ИТ на производительность, существуют и другие вопросы, многие из которых пока не привлекли достаточного внимания.
Как и вложения в предшествующие инфраструктурные технологии, колоссальные инвестиции в ИТ привели к тому, что экономисты называют «углублением капитала», то есть к замене людей машинами. Попросту говоря, ту работу, которую раньше делали люди, сегодня выполняют компьютеры. Когда наблюдается стабильный экономический рост, то есть когда производство продукции растет быстрее, чем производительность, от этой замены выигрывают не только отдельные компании, но и экономика в целом, а значит, и все общество. Коммерческий сектор становится все более эффективным, уволенные работники быстро находят новые рабочие места, и общий уровень жизни растет.
Однако если темпы роста производительности опережают темпы роста экономики, возможна совершенно иная и куда менее привлекательная динамика экономического развития. Количество рабочих мест будет уменьшаться, безработица - расти, предложение может превысить спрос, цены - упасть, а разрыв между богатыми и бедными - увеличиться. Следует отметить, что признаки всех этих явлений недавно можно было наблюдать в экономике США. Вывод о том, что резкий рост производительности за счет инвестиций в ИТ может иметь как положительные, так и отрицательные последствия, может оказаться чересчур поспешным (не следует забывать о высокой способности американской экономики к восстановлению), но и сбрасывать такую возможность со счетов не стоит.
К тому же если взглянуть на вторую половину XIX века, нетрудно обнаружить один весьма неприятный прецедент. В 1870-е годы мир также столкнулся с последствиями роста расходов, обусловленного новой технологией. Быстрое распространение железных дорог, морских перевозок и телеграфной связи создало возможности для развития свободной мировой торговли и повлекло за собой масштабные капитальные затраты. Сочетание таких факторов, как быстрый рост производства, увеличение производительности, обострение конкуренции и появление избыточных производственных мощностей, привело к падению цен, которое продолжалась почти 30 лет и на которое не повлиял продолжающийся рост мировой экономики. В Великобритании, ведущей экономической державе того времени, общий уровень цен упал на 40%[169]. В США в период с 1867 по 1897 год цены на большинство товаров постоянно снижались.
Пророчество репортера Mechanics Magazine о дешевизне всех товаров сбылось, но падение цен привело и к другим, более серьезным последствиям, которые он не мог себе и представить. Вместе с ценами упала и прибыль, а это негативно отразилось на предприятиях. С нарастанием экономических трудностей умерла и характерная для середины XIX века вера в безграничные возможности экономики. Рабочих увольняли, фермеры и неквалифицированные рабочие бунтовали, а государства вновь начали возводить торговые барьеры. Как выразился историк Д. С. Ленде (D. S. Landes), «оптимистический взгляд в будущее и вера в неограниченные возможности прогресса сменились неуверенностью и предчувствием конца»[170].
Конечно, сегодня мир значительно изменился. Мы понимаем динамику мировой экономики лучше, чем наши предшественники в XIX веке. У нас есть более совершенные механизмы, позволяющие следить за экономикой и торговлей. История редко повторяется. Тем не менее не следует забывать о том, что последствия внедрения новой инфраструктурной технологии могут оказаться сложными и не всегда предсказуемыми. Нельзя благодушно взирать на усиливающуюся угрозу падения цен, перенесение рабочих мест для квалифицированных технических специалистов в страны с дешевой рабочей силой и разрушение традиционных конкурентных преимуществ. Информационные технологии меняют не все, но они меняют многое. Одни изменения - к лучшему, другие - к худшему. Но и те, и другие нуждаются в дальнейшем тщательном и объективном анализе.
[1]
[2]
[3]
[4]
[5]
[6]
[7]
[8]
[9]
[10]
[11]
[12]
[13]
[14]
[15]
[16]
[17]
[18]
[19]
[20]
[21]
[22]
[23]
[24]
[25]
[26]
[27]
[28]
[29]
[30]
[31]
[32]
[33]
[34]
[35]
[36]
[37]
[38]
[39]
[40]
[41]
[42]
[43]
[44]
[45]
[46]
[47]
[48]
[49]
[50]
[51]
[52]
[53]
[54]
[55]
[56]
[57]
[58]
[59]
[60]
[61]
[62]
[63]
[64]
[65]
[66]
[67]
[68]
[69]
[70]
[71]
[72]
[73]
[74]
[75]
[76]
[77]
[78]
[79]
[80]
[81]
[82]
[83]
[84]
[85]
[86]
[87]
[88]
[89]
[90]
[91]
[92]
[93]
[94]
[95]
[96]
[97]
[98]
[99]
[100]
[101]
[102]
[103]
[104]
[105]
[106]
[107]
[108]
[109]
[110]
[111]
[112]
[113]
[114]
[115]
[116]
[117]
[118]
[119]
[120]
[121]
[122]
[123]
[124]
[125]
[126]
[127]
[128]
[129]
[130]
[131]
[132]
[133]
[134]
[135]
[136]
[137]
[138]
[139]
[140]
[141]
[142]
[143]
[144]
[145]
[146]
[147]
[148]
[149]
[150]
[151]
[152]
[153]
[154]
[155]
[156]
[157]
[158]
[159]
[160]
[161]
[162]
[163]
[164]
[165]
[166]
[167]
[168]
[169]
[170]