Эдгар Аллан По, «Ворон» (перевод К. Бальмонт).

Глава третья

Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,

Над старинными томами я склонился в полусне,

Грёзам странным отдавался, - вдруг неясный звук раздался,

Будто кто-то постучался – постучался в дверь ко мне.

«Это, верно, - прошептал я, - гость в полночной тишине,

Гость стучится в дверь ко мне».

Эдгар Аллан По, «Ворон» (перевод К. Бальмонт).

Что-то на крыше.

Нечто большое, шумное и очень, очень раздражающее.

Уильям Блессинг обосновался на четвёртом этаже Балтиморской богадельни[1] в центре города. Поздно ночью, пока он сидел за работой над своей новой новеллой «Объекты тьмы и всё сверкающее» для издательства Кнопф, он впервые услышал странный шум, доносившийся с небольшой крыши.

……стук……

……шкрябанье……

……удар……

«Птица?» – удивился Уильям, оторвав взгляд от клавиатуры. – «Неужели свила там гнедо? Хотя сейчас весенняя пора, великое время нереста для маленьких созданий. Надеюсь, они ничем не больны!»

На самом деле Уильяму нравились птицы, живущие в городе. Малиновки, красные кардиналы, сойки, воробьи, – все они были важны для природы городского ландшафта. Да ради Бога, даже голуби и чайки. Но самой главной проблемой его любимого Балтимора было отсутствие деревьев. В мрачные времена Чармсити, когда крохотные уродливые богадельни строили бок о бок, деревья просто уничтожили, что придало большинству окрестностей вид уныния и дешевизны. По счастливой случайности были проведены программы по возвращению деревьев для этого отравленного района, словно Балтимор и вовсе никогда их не имел. Его огромные парки были наполнены пышными дубами, соснами и кипарисами, – богатство зелени, Мерилендское сокровище, что было так чудовищно разграблено индустриализацией. На самом деле это было благословенной удачей, не только для огромной богадельни 1890 года, что стала бриллиантом городского парка, но и для всей этой окрестности, что теперь была заполнена деревьями, дружелюбными старыми стражами, стоящими во фронте природы против городского упадка.

А затем появились и птицы. Но эти звуки сверху принадлежали какой-то действительно большой птице.

Отложив гранку[2], Блессинг поднял взгляд к потолку.

Топот.

Пархание.

Потрескивание.

Чёрт! Как же это раздражает. Уильям надеялся на приятное утро, да и погода была благоприятной, даруя один из тех великолепных весенних дней с низкой влажностью, нежным ветерком, малым количеством пыльцы и тёплым солнцем, что нежно касалось величественного множества кучерявых, безмятежных облаков на лазурном небе.

Эми была в Воскресной школе, да и этот новый аспирант не должен был появиться раньше полудня. Стивен Кинг отправил посыльного с книгой вниз, надеясь не столько на хороший обзор от коллеги-писателя, но скорее ради «едкой аннотации для освобождения от бремени выпускать слишком много копий с моей уставшей спины». Что ж, это было невозможно, потому что книга – действительно отклонение для Кинга, настоящее и поразительно тонкое, заслуживающее восторженных отзывов, которые Блессинг рассчитывал оспорить на страницах книжных рецензий в Нью-Йорк Таймс. И хуже всего сейчас, эта проклятая страница, тогда как у Блессинга были и другие дела, которыми необходимо было заняться. Но ничто не казалось столь срочным сейчас, как закончит страницу гранки.

На самой вершине этой богадельни, в переоборудованной Уильямом части для работы ещё над новеллой «Чёрная Душа Нисходящего», была построена со своего рода балконом, что соединялся с малой вагранкой в готическом стиле XIX века. Вместе с фронтоном, этот старый уже давно построенный дом, было создано маленькое прекрасное отступление для чаепитий или для распитий пива вместе с друзьями и коллегами Блессинга, с видом на крыши домов Старого Балтимора. В действительности, отсюда можно было увидеть и восхитительные викторианские здания, входящие в лучшую часть Университета Джона Хопкинса, где Уильям был профессором на отделении Английского языка. И в этот прекрасный день он сидел на своём балконе, распивая кенийский кофе, белый со свежим молоком, тостом с мармеладом и держал листы книги, предназначенные для расслабления и полного упоительного погружения в мир Стивена Кинга.

Царапанье.

Бег.

Скрип.

В принципе, Блессинг даже симпатизировал этой птице.

Но, с другой стороны, эта птица создавала весь этот ужасный шум, когда он пытался писать или читать…

Что ж, это меняло дело.

Вздохнув, Уильям встал со стула и направился наверх, туда, где опоясанная лишаем древесина и углы крыши соединялись с корпусом дымохода, что выравнивал вершину крыши. Опираясь о столб, Блессинг вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что же там происходит.

«Должно быть с другой стороны», – подумал он. Уильям не видел даже и намёка на ветку или ежевику, или что-либо, что используют птицы для постройки своих гнёзд в весеннее время. Всё это было довольно весомой причиной, чтобы сдаться и перебраться с балкона вниз, в библиотеку, включить Баха или Шопена и, заключенным в свою музыкальную камеру, продолжать работу. Однако, на следующей недели у него была запланирована вечеринка на этом балконе, что был излюбленным местом его друзей для подобных затей. Блессинг не знал, было ли присутствие птицы на крыше чем-то плохим или же нет, но, безусловно, если это действительно птица, он хотел бы быть в состоянии обсудить это с другими. Помимо высокого интеллекта и обширных знаний в большом разнообразии видом, Уильям Блессинг гордился тем, что касалось его любопытства. Он наслаждался разного рода разговорами о странных явлениях, теоретических и противоречивых, что возбуждают интерес. Без сомнений, Линкольн Холмс будет на вечеринке и, если птица начнет издавать шум, он обязательно спросит, что за вид создания имеет наглость вить гнездо на крыше Уильяма Блессинга. Блессинг же, без детального отчёта, просто не будет Блессингом. И тогда не только его друзья будут беспокоиться, но и его более опасные и завистливые коллеги начнут шептаться за его спиной. «О Боже! Бедный Уилл потерял свою прежнюю хватку».

Блессинг знал птиц. Он мог просто взглянуть на неё, чтобы сказать наверняка, к какому виду она относится. К тому же, если она только приметила место для гнезда, её ещё можно прогнать. Блессинг конечно же не хотел прогонять её от яиц или птенцов, если они конечно там были, но он знал, что пока до этого ещё не дошло, всё будет хорошо.

Несмотря на то, что Уильяму было уже сорок семь лет, он всё ещё был в неплохой физической форме, чтобы легко вскарабкаться через ограду и затем по алюминиевой сточной трубе. Лишай был ещё довольно свежим и рыхлым, но это не стало для него препятствием. Уильям был осторожен, время от времени уклоняясь, чтобы не упасть.

На верхней части крыши, Блессинг перекинул ногу на другую сторону арки и оседлал центральную перекладину, подтягиваясь к стойке. Отсюда перед ним открывался вид на дорогу до Камден Ярдс, где играли Балтимор Ориолес, большое офисное здание и отель в центре города, построенный ещё во времена Балтиморского ренессанса XVII – XVIII веков, – Иннер Харбор. Мэр Шефер сначала вычерпал сырьё, после чего нанял архитектора, чтобы тот придал этому месту лучший вид. Затем приступили к созданию огромного туристического аттракциона и улучшению измученного города. Блессинг видел рестораны Маленькой Италии на востоке, Аквариум и, по другую сторону берега, Научный музей. Как обычно по субботам, множество лодок с веслами медленно перемещались по кругу, в сине-серой воде, ниже матч старого колониального военного корабля США – Созвездие, отреставрированного и отполированного, готового для вспышек Кодока и носящихся по нему детей в теннисных ботинках.

Дул лёгкий бриз с запахом цветущей вишни, жимолости и дёгтя. Блессинг опустил взгляд на улицу. Дом был семидесяти одного фута в высоту, с шестью этажами, включая чердак и крышу. Но пока что этой высоты было недостаточно, чтобы понять, откуда исходил звук, при этом, весьма внушительной, когда смотришь вниз, на твёрдый бетон тротуара.

Внезапно, Блессинг ощутил прилив головокружения, поэтому он присел, чтобы ненароком не сорваться и не упасть. Он сделал глубокий вздох. «Возможно, это было не самой лучшей идеей» – подумал он. О чём он вообще беспокоился? Ведь именно для этого были созданы деньги, чтобы кто-то другой рисковал своей шеей. Всегда можно нанять мастера на все руки, чтобы он поднялся на крышу и осмотрел всё сам, как опытный человек с чувством баланса.

Впрочем, головокружение отступило.

- Что ж, – сказал он сам себе, – раз уж я здесь…

Перед ним возвышался дымоход, прекрасный, старый, из кирпича и с поблекшей оригинальной керамикой, красной дымовой трубой, гордо наклоненной в сторону основания. И как раз с другой его стороны и доносились шелест, топот и царапанье.

Блессинг медленно продвинулся вперед. Если бы ему удалось придвинуться чуть ближе, он смог бы осмотреть пространство вокруг дымохода и увидеть источник шума. Тогда он узнал бы, есть там гнездо или нет. Если нет, и эта птица прилетела, решив усесться на время или только начала строить гнездо, Уильям мог бы напугать её и покончить со всем этим. И ему даже не придётся звать профессионала, а потом он сможет с гордостью рассказать Эми о своем доблестном подвиге.

Уильям добрался до дымохода. Он пах сажей и пеплом. Блессинг всё ещё не мог осмотреть его полностью. Складывалось впечатление, словно эта чёртова птица намеренно скрывалась от него.

Если бы ему только удалось заглянуть за дымоход, птица не смогла бы прятаться и дальше. Или же, он смог бы разглядеть ветки и остальные материалы, что птицы используют для постройки гнёзд. Это всё, что ему было нужно для того, чтобы получить ответ. Затем он вернулся бы вниз и закончил работу над книгой Стивена Кинга, со знанием того, что происходит.

Внезапно в его голове возникли картинки: Стивен видит себя в объективе, всматриваясь в свою жизнь, через чёрную роговую оправу огромных очков.

«Не иди в подвал, Уилл!»

«Я на крыше, чёрт возьми, – рассмеялся Блессинг, сквозь сжатые зубы. – И жизнь не фильм ужасов!»

Используя щели в кирпичной кладке дымохода, он осторожно подтянулся к обратной его стороне.

Он услышал где-то в отдалении, как кто-то идёт по тротуару, шаркая подошвами ботинок.

А затем раздалось три яростных звонка в дверь.

«Чёрт побери!» – чертыхнулся про себя Уильям. – «Кого это ещё принесло?»

Достигнув самого верха, он отвлёкся, схватившись за кирпич и не заметив вовремя как снег, ветер и дождь за несколько лет успели изрядно его разрушить.

Сжав его в руке, Блессинг подтянулся, чтобы восстановить баланс.

Крак.

Ужасно крошась, кирпич разломился надвое.

Оказавшись в подвешенном состоянии, Уильям бешено замахал руками. Он отпустил отломившийся кусок кирпича, что тут же устремился вниз, лязгая по водосточной трубе и стуча о верхнюю часть газового гриля, прежде чем упасть на край заднего двора.

Уильям Блессинг оказался с другой стороны дымохода.

В отчаянии он попытался схватиться за верхнюю часть крыши правой рукой. Неудача. Его тело тяжело ударилось о черепицу и отскочило. И он начал соскальзывать. Единственной его надеждой была непрочная алюминиевая труба, чей закреплённый край смог бы удержать его вес, если он только сможет ухватиться за неё.

Собрав всю свою силу, он подтянулся наверх с ногами. Его рокпорты зацепились за грубую черепицу на нужном уровне, чтобы вызвать трение и на время уберечь от падения.

Вытянув левую руку, Уильям ухватился за край алюминиевого водостока. Его левый рокпорт скользнул по черепице, и он повис, что рывком отдалось в левую руку. Но в последний момент ему всё же удалось избежать падения.

Блессинг вцепился со всей своей силой, почувствовав, как этот рывок вытолкнул из него большую часть воздуха. Ему удалось рвано вдохнуть, когда он подтянулся на правой руке, чтобы ухватиться за другой край. Первая попытка провалилась, но со второй он всё же смог надежно зацепиться за алюминий.

Уильям замер на некоторое время, стараясь выровнять дыхание и восстановить силы. Передохнув, он понял, что сможет использовать свои ноги (спасибо, Господи, за рокпорты – отличную походную обувь. Да!) и джинсы, чтобы продвинуться дальше. А затем он уже сможет покрепче ухватиться за крышу. После чего он начнёт свой путь вниз к балкону – не совсем подготовленный физически, но уверенный в качестве древесной платформы, что до сих пор помогала ему избежать семидесятифутового падения.

Однако, как только Блессинг начал спускаться, рассчитывая, как лучше всего это сделать, он услышал трепет крыльев.

И карканье.

Ошеломлённый, он посмотрел на дымоход.

Из-за него показалась огромная птица, каких Уильям Блессинг никогда ещё не видел в природе.

Сначала он увидел лишь черноту, словно это были отрезанные кем-то кусочки терноты прошлой ночи и спрятанные за дымоходом до настоящего момента. Размах крыльев этой птицы, должно быть, составлял ярд или даже больше, когда она взмахнула ими в направлении Уильяма. Птица стояла в паре дюймов от его пальцев, склонив голову и словно рассматривая его на близком расстоянии.

Ворон.

Блессинг понял, что это был именно ворон, подобно тем, что он видел на Мерилендской ферме или в черте города, где они сидели, взгромоздившись на телефонные провода, сканируя местность на наличие добычи. Но никогда он не встречал таких воронов в центре города.

Смотря на него вблизи, Блессинг заметил, что этот ворон не был полностью чёрным. Его лапы были серыми, когти белыми, а глаза – алыми.

«Кыш! – прикрикнул Уильям. – Давай! Пошел прочь!»

Но вместо того чтобы улететь, ворон осторожно придвинулся, царапая острыми когтями по алюминию.

Раскрыв свой острый клюв, ворон посмотрел на Блессинга и шагнул к его руке.

В переводе «The Crow Quoth The Crow» (Ворон Крик Ворона) (2 глава) принимали участие:

Перевод на русский: Анна Черная (Токи) (https://vk.com/datura69);

Материал на перевод, поиск переводчиков: Максим «Fallen Angel»;

Русская обложка книги, значки глав: Никита Ворожцов (vk.com/id110723198);

Группа перевода книги: (http://vk.com/thecrow_world).

[1] Богадельня – благотворительное заведение для содержания нетрудоспособных лиц (престарелых, немощных, инвалидов, калек и выздоравливающих).

[2] Гранки – статья, уже прошедшая процедуру вёрстки и возвращённая автору для последнего окончательного согласования перед публикацией.