Глава iii

На этот раз я проснулся в сером холодном свете занимающегося дня, в час, когда приговоренные встречаются со своими палачами. Надо мной стояла группа мужчин, и я знал, что один из них — Хосутх — Крушитель Черепов.

Он был более высок и худ, чем большинство его сородичей, почти сухопар в сравнении с ними. Благодаря этому его широкие плечи казались чрезмерно огромными. Лицо и тело покрыты шрамами — следами былых битв и схваток. Он был очень смугл и, видимо, стар; впечатляюще мрачное олицетворение мрачного варвара.
Он стоял и, теребя рукоять огромного меча, смотрел на меня. Взор его был мрачен и бесстрастен.
— Мне сказали — ты утверждаешь, что одолел в честной борьбе Логара из Турга, — сказал он наконец, и я не могу передать, насколько глухим и замогильным был его голос.
Я молча лежал и смотрел на него, отчасти поразившись его странному и зловещему виду, а отчасти испытывая ярость, похоже, в те времена владевшую мной постоянно.
— Почему ты не отвечаешь? — прогромыхал он.
— Потому что мне надоело слышать, как меня называют лжецом, — огрызнулся я.
— Зачем ты пришел в Котх?
— Я устал жить в одиночестве среди диких зверей и сделал глупость. Я надеялся встретить человеческие существа, общество которых было бы более приятно, чем окружение леопардов и бабуинов. Надежды оказались напрасными.
Он подергал себя за щетинистые усы.
— Мужчины говорят, что ты дерешься как бешеный леопард. Тхэб говорит, что ты подошел к воротам открыто, не как враг. Мне нравятся храбрые мужчины. Но что нам делать? Если мы тебя отпустим, ты будешь нас ненавидеть из-за случившегося, и ненависть твоя утихнет не скоро.
— А почему бы вам не принять меня в племя? — закинул я удочку.
Он покачал головой.
— Мы не яги, у нас нет рабов.
— Но ведь и я — не раб, — проворчал я. — Позвольте мне жить среди вас как равному. Я буду охотиться и сражаться вместе с вами. Я ничем не хуже любого из твоих воинов.

В этот момент мимо Хосутха протиснулся вперед еще один воин. Не слишком высокий, но широкоплечий и очень массивный, он казался самым крупным из виденных мною в Котхе мужчин. Густая растительность, покрывавшая руки и ноги, была не черного, а необычного рыжего цвета.
— Это тебе придется еще доказать! — проревел он с проклятием. — Хосутх, прикажи снять с него цепи! Воины так расхваливали его силу, что меня чуть не стошнило! Прикажи его освободить и разреши нам побороться!
— Гхор, этот человек ранен, — ответил Хосутх.
— Ну так пусть его лечат, пока раны не заживут, — настойчиво потребовал воин, разведя руки в характерной борцовской манере.
— Смотри, у него, кулаки как молоты, — предупредил другой.
— Дьяволы ада! — проревел Гхор, сверкая глазами и угрожающе размахивая волосатыми руками. — Прими его в племя, Хосутх! Пусть он подвергнется испытанию! И если он выживет — тогда, клянусь Цаком, он будет достоин называться человеком из племени Kотх.
— Довольно, я ухожу. Я подумаю над этим, — сказал Хосутх после долгого размышления.

Итак, на какое-то время все вопросы были улажены. Воины удалились вслед за Хосутхом. Последним уходил Тхэб, в дверях он обернулся и сделал жест, показавшийся мне ободряющим. Видимо, этим странным людям не были чужды полностью чувства симпатии и дружбы.

День прошел без каких-либо событий. Тхэб больше не возвращался. Пищу и питье приносили другие воины, и я позволил им сменить повязку на голове. При более человечном отношении моя первобытная животная ярость подчинилась человеческому рассудку. Но она притаилась у самой поверхности души, готовая при малейшем посягательстве неистово закипеть.
Я больше не видел девушку по имени Эльта, хотя несколько раз до меня доносились легкие шаги за дверью, но была это она или нет — не знаю.

Ближе к вечеру в комнату вошла группа воинов, и мне сообщили, что я должен предстать перед Советом, на котором Хосутх выслушает все доводы и решит мою участь. С удивлением я узнал, что будут выслушаны аргументы и в мою пользу. После моего обещания вести себя смирно они сняли цепь, что приковывала меня к стене, но оставили кандалы на руках и ногах.
Меня ввели в огромный зал, освещенный горевшими белым светом факелами. Какое-либо убранство или мебель отсутствовали, впрочем, как и украшения — ощущалась лишь угнетающая атмосфера, присущая массивным архитектурным стилям.

Мы пересекли несколько залов, одинаково огромных и пустых, с неотделанными стенами и очень высокими потолками, и наконец попали в громадное круглое помещение со сводом в виде купола. У задней стены на прямоугольной платформе стоял трон, на котором во всем своем мрачном великолепии восседал убранный в пятнистую шкуру леопарда Хосутх. Перед ним, занимая три четверти огромного круга, расположилось племя; подобрав под себя ноги, на расстеленных на каменном полу шкурах сидели мужчины, а за ними, на покрытых мехами скамьях, — женщины и дети.

Это была странная публика. В глаза бросался разительный контраст между волосатыми мужчинами и белокожими изящными и грациозными женщинами. Мужчины — в набедренных повязках и сандалиях с охватывающими голень ремешками; у некоторых на массивные плечи были наброшены шкуры пантеры. Женщины, среди которых я разглядел Эльту, одеты были примерно одинаково: туники, едва прикрывающие наготу, перехваченные в талии поясом, и мягкие сандалии; впрочем, некоторые из них пришли босиком. Другой одежды я не видел. Различие между полами прослеживалось вплоть до грудных младенцев. Девочки выглядели спокойными, изящными и симпатичными. Маленькие представители мужского пола еще более походили на обезьян, чем взрослые.

Мне было велено занять место на каменном кубе, располагавшемся спереди и чуть сбоку от платформы. Среди сидящих воинов я отыскал глазами Гхора, беспокойно ворочавшегося по сторонам, непроизвольно поигрывая мощными бицепсами.

Слушание началось сразу, как я занял свое место. Хосутх просто объявил, что он хотел бы выслушать все доводы за и против и назначил человека, должного представлять мои интересы, чему я весьма удивился, но, по-видимому, это была обычная практика здесь. Моим представителем оказался тот самый вождь более низкого ранга, что командовал во время драки в камере; его звали Гучлак — Разъяренный Тигр. Без особого рвения, прихрамывая, он вышел вперед и одарил меня злобным взглядом; на его теле отчетливо виднелись следы нашей встречи.

Он положил свой меч и кинжал на платформу, сидящие впереди воины сделали то же самое. Гучлак свирепо посмотрел на остальных присутствующих, а Хосутх потребовал высказать причины, по которым Исайя Керн — при этом он умудрился переврать мое имя совершенно чудным образом — не должен быть принят в племя.

Причин оказалось множество. Вскочило полдюжины воинов, начавших вопить что есть силы, в то время как Гучлак, следуя долгу, пытался им отвечать. Я ощущал себя заведомо обреченным. Но игра еще не была доведена до конца, по сути как следует она еще и не началась. Сначала Гучлак играл свою роль почти равнодушно, но оппозиция раззадорила его, и он принялся за дело всерьез. Его глаза засверкали, и, оскалившись, он начал орать и реветь, не уступая лучшим своим оппонентам. Судя по доводам, которые он представил, а вернее — прогромыхал, можно было подумать, что мы с ним всю жизнь — лучшие друзья.

Для выдвижения обвинений против меня никто специально назначен не был. Слово мог взять каждый желающий. И если Гучлак одерживал над кем-нибудь верх, то последний присоединял свой голос к голосу Гучлака. Вскоре на моей стороне оказалось уже несколько человек. К рыку моего адвоката присоединились выкрики Тхэба и вопли Гхора, а спустя время на мою защиту встали и другие.

Таких дебатов, не поприсутствовав на них, не смог бы вообразить ни один землянин. Это был сущий бедлам, в котором одновременно звучало от трех до пятисот голосов. Я не представляю, как Хосутх еще что-нибудь разбирал в этом шуме. Он мрачно возвышался над всей неразберихой, словно беспощадное божество над раздираемым бренными страстями человечеством.

Оказалось, что снимать перед началом слушания оружие — исключительно мудрый обычай. Спор часто превращался в язвительные нападки с критикой предков и высмеиванием индивидуальных склонностей. Руки тянулись к пустым поясам, а усы воинственно топорщились. Время от времени над всем этим базаром раздавался зловещий голос Хосутха, и тогда восстанавливалось какое-то подобие порядка.

Мои попытки следовать логике спорящих были тщетны. Оппоненты поднимали вопросы, на первый взгляд совершенно не относящиеся к делу, а в ответ звучали еще более нелогичные опровержения. Авторитеты древности извлекались на свет только для того, чтобы с помощью не менее древних первоисточников была доказана их полная несостоятельность.

Все это усложнялось еще и тем, что спорщики часто запутывались в своих собственных доводах или забывали, на чьей они стороне, и начинали бешено переругиваться друг с другом. Казалось, дебатам не будет конца, как и предела выносливости участников. Наступила полночь, а они все еще продолжали вопить и трясти друг перед другом кулаками с неослабевающей энергией.
Женщины участия в спорах не принимали.

Около полуночи они, прихватив детей, стали выскальзывать из помещения. В конце концов на скамьях осталась сидеть только одна маленькая фигурка. Это была Эльта, что следила (или пыталась следить) за ходом слушания с поразительным интересом.

Сам я давно оставил всякие попытки. Гучлак доблестно удерживал поле битвы, его волосы и борода топорщились от усилий. Гхор почти плакал от ярости и умолял Хрсутха разрешить ему сломать несколько шей. О, неужели он дожил увидеть, как мужчины племени Котх превратились в гадюк и прочих гадин с сердцами стервятников и внутренностями жаб — голосил он, воздевая к небесам огромные ручищи.

Мне казалось, что я в сумасшедшем доме. Спустя какое-то время, несмотря на шум и тот факт, что решался вопрос моей жизни и смерти, я уснул и мирно захрапел на своем кубе, в то время как мужчины из племени Котх исходили яростью, рычали и били себя кулаками в волосатые груди, а странная планета Альмарик неслась по своему пути среди звезд, которым было ни тепло, ни холодно от того, что произойдет с человеком Земли или с любым другим.
Уже светало, когда Тхэб растормошил меня и прокричал в ухо:
— Мы победили! Ты станешь членом племени, если
выйдешь победителем в схватке с Гхором!
— Я сломаю ему хребет! — проворчал я и опять заснул.

Продолжение следует

Перевод И.Бойко | В.Малашин Рисунки А.Штыхина