Не всё так гладко в моём государстве

На следующий день, узнав о приезде Ивана, к ним явилась с дочерью Надей Светлана, жена Анатолия Дмитриевича. Уже с порога она набросилась на него, обнимая, а потом долго держала его руку, словно, не веря, что он действительно был перед ней.

Иван, держа её руку в своей руке, говорил:

-Светлана Фёдоровна, я действительно дома, но мне не терпится узнать, что стало с Анатолием Дмитриевичем. Где он находится, что он писал вам в письмах, скоро ли вернётся домой?

В беседу вступилась Надежда Петровна:

-Ваня, дай Светлане пройти в комнату, там и поговорите.

-Правда, Светлана, извините. Просто не терпится узнать об Анатолии. Милости просим к нам,- сказал Иван и обратился к стоящей рядом её дочери:

-А это Наденька, как выросла. Просто красавицей стала.

В это время из своей комнаты вышел Серёжа, который, увидев Надю, сказал:

-Надя, иди ко мне,- и увёл в её свою комнату.

Надежда Петровна обняла Светлану и проводила её из прихожей в гостиную, где усадила за стол и со словами «сейчас будем чай пить», пошла на кухню.

Иван шёл вслед за ними и сел напротив Светланы.

Он вновь задал свой вопрос:

-Светлана Фёдоровна, так что же известно об Анатолии?

Та ответила, что по совету Надежды Петровны давно уже отправила прошение о его реабилитации, но пока ясности по поводу его возвращения домой не имеет и ждёт решения из Москвы.

-Последний раз он написал мне письмо месяц назад. Понять, в каком месте он находится, было сложно. Писал он о какой-то плотине и широкой реке, о лазарете, из которого его уже выписали, о хорошей погоде. Чувствует моя душа, что состояние его здоровья плохое. Переживаю за него очень. Я думала, что вы там где-нибудь в заключении встретитесь, но…

Иван, не дождавшись продолжения её слов, сказал:

-Мне до сих пор непонятно, за что нас взяли, какое преступление мы с ним совершили. Находясь в Большом доме, куда меня поначалу поместили, я искал его там. Надеялся увидеть. Пытался спрашивать у других заключённых, но они так были запуганы следователями, что отворачивались от меня. Так я ничего о нём и не узнал.

-Хотелось бы, чтобы он вернулся домой реабилитированным и здоровым,- задумчиво сказала Светлана.

В это время Надежда Петровна принесла чай. Она стала разливать его по чашкам, при этом говоря:

-Мы с Серёжей не можем нарадоваться тому, что Ванечка вернулся к нам. Это такое счастье. Будем с нетерпением ждать и твоего, Светочка, Анатолия. Я уверена, что он скоро вернётся.

Иван, увидев, что по щекам Светланы закапали слёзы, подошёл к ней, обнял за плечи и сказал:

-Светочка, не плачь, я уверен, что самые трудные дни уже позади. Он скоро вернётся.

Светлана, смахнув слезу со своей щеки, неожиданно приподняла плечи, улыбнулась и уверенно сказала:

-Ваня, я хочу слушать тебя, рассказывай нам о своих злоключениях. Хорошо, что ты не сломлен обстоятельствами и достойно встречаешь новую жизнь.

Вступилась и Надежда Петровна, которая тоже присела к столу, сказав:

-Наш Ваня вернулся из ссылки настоящим мужчиной и мне отрадно это признать.

Неожиданно она огляделась и, посмотрев в сторону комнаты своего внука, громко сказала:

-А где наши молодые люди? Серёжа и Наденька, идите к нам пить чай.

Дверь отворилась.

-Идите к нам, дорогие наши дети, будем слушать другое время. Иван, не томи нас, нам интересно знать всё, что с тобой происходило в далёких сибирских землях,- сказала Светлана.

Надежда Петровна и Серёжа сели с Иваном рядом, словно желая поддержать и защитить его. Надя села рядом со своей мамой. Все они внимательно смотрели на Ивана, который от их пристального внимания к нему не знал, с чего начать свой разговор. Ему не хотелось излагать грустные мысли, которые как назло лезли ему в голову. Но как-то само собой получилось, что он начал говорить именно об этом, о первом в своей жизни ощущении насилия, когда люди, исполняя чей-то бессмысленный приказ доставить его к следователю, разговаривали с ним тычками оружия.

Он хорошо помнил и то, как на лифте подняли его на высокий этаж и по длинному коридору доставили в комнату к следователю, как тот грубо требовал от него признания в преступлениях, которых он не совершал.

-Как страшно в первый раз оказаться в положении бесправного человека, представляя себе ту возможную камеру пыток, где жестокие следователи выбивают нужные им сведения,- сказал Иван.

Немного подумав, он продолжил:

-Там в Большом доме я впервые узнал, как могут меняться люди под воздействием угроз и боязни усугубить свою судьбу. Эти провокационные вопросы следователя и мысли о том, не нанесут ли ответы на них вред ему самому и его друзьям, особенно тогда меня беспокоили. Пережить эти минуты было не просто. Я очень сильно чувствовал, как нескончаемо в закрытом тюремном помещении тянется время, превращённое в жуткое ощущение томления.

Увидев, как внимательно устремили на него свои взоры дорогие ему люди, и, видя в них самых заинтересованных собеседников, Ивану захотелось не рассказывать им о своей ссылке в Сибирь, а повести их за собой по необъятной стране, в те края, где были великие реки, непроходимая тайга, удивительные по красоте горы. Ему захотелось познакомить их с вновь обретёнными своими мудрыми друзьями, с новыми городами и посёлками, возводимыми в тайге заключёнными.

Картинки его недавней, но прошлой жизни рисовались ему уже не только своей трагической стороной, но больше той, из которой он вынес много мудрого опыта.

Он стал рассказывать, как он плыл на теплоходе по великой сибирской реке, а перед ним мелькали необъятные пространства русской земли, холодной и величественной, среди которой и ему был за колючей проволокой отведён маленький клочок земли.

Чем больше он говорил, тем ярче и красочнее рисовались картины в его голове, отчего мимика лица постоянно менялась, становясь в зависимости от отрицательных или положительных впечатлений то суровой, то открытой, то задумчивой.

-Там мне встретилось много хороших друзей, хотя и поставленных в жёсткие и не приспособленные для нормальной жизни условия, но живших своими рассказами и разными представлениями о мире. Там человек рождался заново в своих мыслях и делах. Мы учились друг у друга выживать,- сказал Иван в конце своего рассказа.

Они ещё долго разговаривали в этот день. Иван от Светланы узнал о возвращении домой Фёдора Андреевича, который просил как можно быстрее связаться с ним, и чему он очень обрадовался.

После ухода Светланы и Наденьки Иван сразу же позвонил Фёдору Андреевичу:

-Фёдор Андреевич, здравствуйте, это Иван.

В трубке он услышал хриплый голос своего челябинского наставника:

-Здравствуй, Иван. С возвращением домой, мы тебя очень ждали.

Договорились о встрече на следующий день. Иван отправился к Фёдору Андреевичу с Серёжей, который по пути рассказывал отцу об изменениях, произошедших в городе за время его отсутствия. С особой гордостью он говорил о построенной под реками и каналами подземной железной дороге.

Отцу стало приятно не от того, что он узнал что-то новое, а от того, что сын интересовался этим новым.

-Значит, он взрослеет и развивается в правильном направлении,- подумал Иван про себя.

Выйдя из троллейбуса, они прошли пешком почти весь Суворовский проспект. Иван вспомнил свою последнюю прогулку с Анатолием Дмитриевичем.

-Это был прекрасный человек, который очень любил свой город. На этом проспекте состоялась наша с ним последняя перед арестом встреча,- сказал Иван.

Он рассказал сыну о проведённой в Ленинграде Всесоюзной ярмарки товаров, в работе которой они принимали участие, о задержке пустых вагонов, необходимых для отправки товаров, с которых и начались все его злоключения.

-Я помню, как переживал Анатолий Дмитриевич столь незаслуженную оценку нашей тогда работы. Поглощённые мыслями, не видя людей, идущих рядом, мы прошли почти весь проспект и расстались поздно вечером,- возбуждённо говорил Иван.

Вскоре они подошли к дому. Серёжа уверенно поднялся на второй этаж и нажал кнопку звонка. Иван понял, что эта квартира для Серёжи уже была хорошо знакома.

Дверь распахнулась. За ней показалась миниатюрная фигура улыбающейся Наденьки.

-Здравствуйте, дядя Ваня, Серёжа, заходите, пожалуйста, мы вас очень ждём,- сказала она и, посмотрев куда-то в коридор, громко крикнула своим звонким голосом:

- Мама, дедушка, выходите, встречайте гостей.

Пропустив Ивана в прихожую, она, взяв Серёжу за руку, удалилась вместе с ним за дверь одной из комнат.

Первой вышла Светлана, бросившись обнимать Ивана, приговаривая:

-Ванечка, ну, здравствуй, давно тебя ждём. Папа, Фёдор Андреевич, выходи скорее встречать дорогого гостя.

Наконец, появился Фёдор Андреевич. Иван для себя отметил, что он значительно пополнел.

Тот, подойдя к Ивану и обняв его, сказал:

-Здравствуй, мой дорогой друг. Мне так приятно, что ты жив и здоров,- и, взяв его под руку, повёл в комнату, где накрывала стол Ольга Ивановна.

-Оля, гости прибыли,- сказал он.

Ольга Ивановна, отойдя от стола, подошла к Ивану, и, поцеловав его в щёку, сказала:

-Дорогой Иван, теперь мы уже в Ленинграде имеем возможность вас принять. Очень рады вашему у нас появлению.

Подошла и Светлана, сказав:

-Ваня, а твой Серёжа дружит с нашей Наденькой и часто у нас бывает, чему мы очень рады.

Она позвала их:

-Наденька и Серёжа, идите к столу. Мы вас ждём.

Через несколько минут они явились, оживлённо о чём-то разговаривая.

-Присаживайтесь, дети наши,- сказала Ольга Ивановна. Будем обедать.

Усевшись за стол, молодые люди всё ещё не могли успокоиться, подавая друг другу жестами рук знаки.

-О чём это вы так спорите?- спросила Светлана.

Наденька прояснила ситуацию:

-Вот, мама, скажи, какой тип мужчины предпочтителен в сегодняшнем мире, Онегина или Ленского? Кто из нас прав? Серёжа утверждает, что Онегина, а я считаю, что Ленского, которого неоправданно убили на дуэли.

Ольга Ивановна остановила их разговор словами:

-Наденька, за обедом спорить не полагается, кушайте, пожалуйста. После поговорим.

Вопрос Нади неожиданно остро коснулся Ивана, почувствовавший себя тем Ленским, которого подстрелили на дуэли, но говорить об этом вслух он не стал.

За столом на несколько минут установилась обеденная тишина. И всё же трудно было удержаться от застольной беседы, которую начал Фёдор Андреевич, спросив:

-Ваня, вспоминаешь ли ты Танкодром?

Иван ответил:

-Конечно, вспоминаю, ведь он научил меня преодолевать трудности и свёл с вами, Фёдор Андреевич, таким целеустремлённым и верным своей идее человеком. Вы научили меня быть дисциплинированным, и я помню тот первый день нашего знакомства, когда пришёл к вам на приём.

После обеда беседа с Фёдором Андреевичем продолжилась сама собой на диване. Хотелось так много сказать, ведь после их расставания произошло много событий.

Дети, продолжая спорить, ушли в свою комнату, женщины стали убирать со стола, а потом тоже разошлись по своим делам.

Ивану было интересно узнать причину отъезда Фёдора Андреевича из Челябинска, ведь он был почти уверен в том, что это случилось из-за Анатолия.

Об этом он и спросил хозяина квартиры.

-Понимаешь, Иван, я не имел права уезжать из Челябинска, хотя это рано или поздно должно было случиться: во-первых, этого хотела моя жена, во-вторых, мой преклонный возраст требовал смены поколений. Вот только замены мне всё не находилось. Директор долго не хотел отпускать, зная, что на меня можно было всегда положиться,- начал он свой разговор.

В это время заглянула Светлана, спросив:

-Не помешаю вашей беседе?

Фёдор Андреевич и Иван дружно ответили «нет» и разговор продолжился.

-Но тут появилась и третья причина: пришло письмо на имя директора, он мне его показывал, где было написано, что я являюсь родственником «врага народа» и что меня немедленно нужно было уволить. Прочитав этот донос, я принял решение сам написать заявление об уходе с должности. Ты же знаешь, что я, как коммунист, считал своим долгом служить государству верно и до конца, но, когда государство этого не захотело, мне нужно было принимать решение. Благодаря директору, который не поверил в эту писанину, меня не оставили без пенсии. Вот уже два года я живу здесь и за это время много передумал.

Он посмотрел на Светлану, слушавшую их разговор, и продолжил:

-Видя, как страдает моя дорогая доченька, лишившись своего мужа,- он специально заговорил громче,- я понял, что не всё так гладко в моём государстве.

Иван сказал:

- Я так и подумал, что всему виной это придуманное кем-то понятие «враг народа», к которому мы с Анатолием Дмитриевичем имеем отношение. И кто придумал наклеивать такие ярлыки на честных людей?

Фёдор Андреевич подумал и произнёс:

-Да, Ваня, страшно подумать, что народ верил в эти чудовищные обвинения. Теперь всё стало понятно: людей, честно служивших стране и Ленинграду, оболгали.

Иван, неожиданно обратившись к Светлане, спросил:

-Светлана Фёдоровна, а вы рассудили спор молодых? Так какой же тип мужчины, Онегина или Ленского, является ныне героем нашего времени?

Светлана ответила, что дети сами разберутся в этом, но Иван, вспомнив мелькнувшую за столом мысль, сказал:

-Может вам покажется это смешно, но моё нынешнее состояние очень схоже с состоянием Ленского. Я ещё не могу отойти от недавних событий в моей жизни. Ведь мало того, что я маялся по Сибири, так и жена меня не дождалась.

-А что случилось, ведь вы так любили друг друга?- спросила Светлана.

-Да вот, «врага народа» испугалась. После смерти Ростислава Викторовича, как она объяснялась мне, её на работе заставили отречься от меня, чтобы не навредить сыну и ей самой. Она оставила меня, выйдя замуж за партийного работника. Получается, что я дважды оболган, и сын Ванечка меня при встрече в Златоусте даже не узнал. Ему и фамилию сменили, и папой он называл чужого мужчину,- ответил Иван.

Фёдор Андреевич на это сказал так:

-Не похоже это на Машеньку, но, оказывается, страх, поселившийся в душе женщины, может изменить её до неузнаваемости.

В это время вошла Ольга Ивановна, и Фёдор Андреевич, переведя взгляд на неё, продолжил:

-Вот моя Оля предана мне, и пока она была в Ленинграде, я, работая на Танкодроме, о личной жизни почти не думал. Сила государственной мощи довлела надо мной и день, и ночь и, казалось, что я превращаюсь в машину, думая только над выполнением плана. Работа, работа, работа… И день, и ночь только о ней и думал. Часто во сне и сейчас я вижу эти мелькающие серьёзные лица ответственных работников, да танки и трактора. Теперь я обычный человек, но прошлое не даёт успокоиться.

Иван спросил:

-Фёдор Андреевич, а рядом с вами тогда были верные друзья?

На что, тот ответил:

-Работа требовала никому не доверять, а с подчинённых строго спрашивать.

Ольга Ивановна, посмотрев на Ивана, спросила:

-Ваня, а куда вас забросила судьба? Как вы всё это вынесли?

Иван стал рассказывать о себе, начиная с момента своего ареста, но Ольга Ивановна вдруг остановила его словами:

-Ваня, подожди минутку,- и вышла из комнаты.

Через минуту вернулась, держа за руку Наденьку, за которой следовал и Серёжа.

Она продолжила:

-Пусть дети наши тоже послушают нас и набираются ума.

Иван посмотрел на них и сказал:

-Да они уже слушали мой рассказ. Правда, разве обо всём расскажешь... Ну, что же, слушайте, только никому и никогда не советую оказаться там, где был я. Если человек слаб духом, то лагерные условия жизни могут убить в нём всё человеческое и живое.

Особое внимание в своём рассказе он уделил встрече с сибирским учёным Енисеем Петровичем Красноярским, сказав:

- Мне очень повезло. Я встретил человека, ставшего мне другом и спасшим меня от лишних потрясений. Это он послал обо мне первую весточку моей маме, ведь переписка со мной была запрещена. Многое он сделал и позже: по его просьбе меня перевели в бригадиры строителей, вместе с бригадой таких же заключённых, как и я, мы впервые прошли по ещё не хоженой тайге, наметив путь для строительства узкоколейной железной дороги, считая себя первооткрывателями тайги. Мы построили много новых домов в строящемся городе среди тайги на берегу Енисея. Но особенно я ценю Енисея за его научный подвиг. Уже после освобождения из лагеря он пригласил меня к себе домой, подарив написанную им книгу «Мораль уголовного мира». В ней он описал страшный основанный на жестокой и безнравственной морали уголовный мир бандитов, насильников и воров. Мне до встречи с учёным даже и в голову не приходило, что где-то рядом со мной в других лагерях, которых по берегам реки сотнями рассредоточилось по тайге, бурлила другая страшная нечеловеческая жизнь. Это он спас меня от того, чтобы я не оказался в том мире жутких нравов. Кем бы я тогда предстал бы перед вами, неудобно даже подумать? Изучая историю Сибири, ему пришлось посетить многие тюрьмы и лагеря, в которых обосновались и утвердились этакие продукты индустриального ландшафта, мозги которых лишены дальнейшего развития. Это был блатной мир, состоящий из таких типов, как паханы, кодла и других из их ближайшего окружения, а также совсем бесправных уголовников, волей судьбы, опущенных на самое дно жизни. В их душах, в мыслях, откровениях, криках и стонах поселилось состояние вечной растерянности и надорванности, потому что зона травмировала их до основания. Сотни тысяч таких людей рассредоточены по Сибири. Меня до сих пор сотрясает мысль о том, что я мог быть вовлечён в этот мир и перенять их привычки и поступки. Тогда перед вами уже сидел бы некий другой человек, с которым вы вряд ли захотели иметь дружеские отношения. Знайте, что в тюрьме оказаться очень легко, а вот, как не стать заключённым в нашей стране, мы не знаем.

Этот монолог Ивана нарушил Фёдор Андреевич, он сказал:

-Иван, я уверен, что ты никогда не оказался бы в том мире, потому что мысли твои честны. Хочется верить, что и дети наши будут следовать нашим нравственным принципам.

Иван продолжил:

-Енисей Петрович изучил и круг других людей, которые искали иного для себя спасения от серости и будничности сибирской жизни. Их он называл столбистами. Они значительную часть жизни проводили среди скал - столбов, расположенных вблизи города Красноярска. Это были необычные люди, взбиравшиеся на скалы. Вначале я не понимал их занятий, но позже они мне даже понравились. Однажды, стоя на высоте, я увидел красоту огромного и непостижимого до конца пространства, поняв, как мелочно всё внизу. Я подумал тогда о том, что может действительно людям иногда следует забираться на высоту, чтобы увидеть свой горизонт, а за ним и новый мир, новые лучшие отношения между людьми. Мне тогда показалось, что с высоты яснее можно осознать всю суетность этой жизни, укрепить внутреннее «я», услышать своё сердце, ум, душу. Я тогда почувствовал, что это состояние помогает освободиться от проблем, засевших глубоко в подсознании, вытащить оттуда внутреннюю энергию отрицания, чтобы потом внизу разобраться со своей смутной душой, сохранить её равновесие, раскрепостить в себе человека, воспитать силу духа.

Надя, до этого молчавшая, спросила?

-Дядя Ваня, вы хороший человек, только не пойму я, за что же вас и папу отправили в лагеря?

-Наденька, дорогая, да ни за что,- ответил Иван и рассказал о беседе между друзьями её отца, происходившей семь лет тому назад в комнате, в которой они теперь находились. Он утверждал, что и сам Анатолий и его друзья были настоящими ленинградцами, честными в своих помыслах и делах. И беседа их была направлена на желание сделать Ленинград лучшим городом в стране, а также на то, чтобы провести наилучшим образом намечавшуюся тогда Всероссийскую ярмарку.

-Дети наши должны знать, сколь жестоко поступили с вами и с другими руководителями Ленинграда московские власти,- сказал Фёдор Андреевич.

Светлана, посмотрев на Ивана и своего отца, с волнением в голосе произнесла:

-Теперь я ещё больше понимаю то, что мой муж ни в чём не виновен.

Иван, выждав минутку, пока Светлана успокоится, продолжил излагать свои мысли:

-Мне хочется вам ещё сказать вот о чём. Как видите, я вернулся домой. Вернётся и Анатолий. Вот только в наших душах навечно поселилось сомнение. Да вы и сами, Фёдор Андреевич, об этом сказали. Всё ли так гладко в нашем государстве? В общении с Енисеем Петровичем я вынес одну очень печальную мысль. Миллионы бесправных людей, заточённые в сибирские лагеря, после освобождения понесут в свободный мир укоренившиеся в их сознании безнравственные откровения и дела. Не поселится ли это состояние растерянности и надорванности в будущей жизни самого общества и государства? Ведь эти люди могут затянуть в свою среду миллионы простых людей. Эти размышления не дают мне покоя, и очень хочется следовать мыслям, переданным мне одним мудрым человеком Владимиром Петровичем Демидовым, руководителем геологической экспедиции из Златоуста, с которым я познакомился на Урале. Он был расположен ко мне, как и я к нему. Интересно, что и родился он, как и я, на Крюковом канале в Петербурге ещё до революции.

Иван рассказал, как Владимир Петрович подарил ему книгу воспоминаний, а потом отправил ему своё последнее письмо с наставлениями.

Посмотрев на Серёжу и Надю, Иван решил, что наставления его учителя из Златоуста могут послужить и им, только начинающим свою жизнь, поэтому прямо обратился к ним со словами:

-Всё, что писал он мне, может послужить мудрыми советами всем людям, а особенно детям. Наденька и Серёжа, его книга – это воспоминание о жизни предков, жизни трудной, но достойной того, чтобы оставить в памяти людей те старые традиции и поступки, которым следовали родичи Владимира Петровича. Эта книга хранится у нас дома, поэтому советую её вам прочитать. Его письма состоят из мудрых советов, которые мне очень помогли выдержать недавние лагерные испытания.

Он советовал, чтобы мы выбирали путь осмысленной свободы, постоянно познавая самого себя и требуя строгого испытания совести, действия смирений, отсекающих душевные страсти: раздражительность, надменность и тщеславия характера. Он настаивал идти путём терпения в мыслях, в словах и в делах.

Продолжил разговор Фёдор Андреевич:

-Послушай, Ваня, ты нас призываешь заглянуть вглубь себя самого. Сейчас я стал простым и свободным человеком, однако, свободен ли я от тех старых привычек, которыми наделила меня моя бывшая должность? Скорее нет, чем да. Ведь они формировались десятилетиями с самой молодости. Мне хотелось трудиться и идти по карьерной лестнице всё выше и выше: от рабочего – к бригадиру, от бригадира - к начальнику цеха, от начальника цеха - ещё выше. И вот, теперь, рассуждая и пытаясь понять самого себя, я прихожу к необычному для себя выводу: переходя от более низшей ступеньки власти к высшей я терял нравственную устойчивость простого человека. Я мысленно представляю себе чиновника, достигшего больших, чем я, высот. Ведь он, отрываясь от простоты отношений с людьми, спуститься на грешную землю уже не может. Он начинает служить некой государственной машине, постепенно забывая о конкретном человеке. Когда я работал на Танкодроме, надо мной присутствовала великая сила ответственности. Этой силой был государственный план по выпуску танков и страх его не выполнить и быть наказанным по всей строгости военного времени, а может и силы отдельной чьей-то власти. Я всегда считал, что для человека обязательно нужна сверхсила. Теперь же ты, Ваня, мне предлагаешь в себе самом отыскать ту силу, которая могла бы остановить каждого человека от необдуманных поступков.

Иван ответил:

-Да, эта сила сдерживания самого себя от безумства человеческих страстей. Она равнозначна силе совести, как жизненной необходимости существования общества. Такая сила руководствуется принципами, не позволяющими наносить вред другому человеку или существу. Чтобы у человека выработалась нравственная совесть необходимо укреплять и утверждать в себе мысли и чувства, волю и правила поведения, вызывающих боль и стыд за свои неправильные поступки.

-Да, только создать себя очень не просто. Невольно иногда задаёшь сам себе вопрос: каково живётся совестливому человеку в нашем обществе? Насколько часто приходится совершать поступки против совести? Ваня, твой пример, говорит о многом. Страшно, когда облачённые властью люди поступают против совести,- ответил на это Фёдор Андреевич.

-Но ведь должен же быть какой-то высший суд? А может неизвестная нам высшая совесть уже действует? Ведь меня же реабилитировали. Думаю, что скоро реабилитация ждёт и Анатолия. Наших же палачей - судей тоже ведь наказали. Не знаю, как это произошло, но время всё расставило по своим местам. Может это и есть высший судья и высшая совесть, а?- не унимался Иван.

-Да, Ваня, возможно и есть этот высший суд. Вот только время не всегда работает на нас. Есть такая пословица: злой не видит, что является злом. Она очень точная. Где найти ту силу, способную остановить это безумие?- вторил ему Фёдор Андреевич.

-И всё же каждый человек должен создавать свою высокую духовность, то есть ту атмосферу, в которой будут происходить его практические действия,- настойчиво утверждал Иван.

Долго ещё продолжался разговор: о прошедшей войне и павших на фронтах воинов, имена которых так и остались лежать в земле неизвестными. Каждому из них хотелось высказаться, потому что накопленная тяжесть душевного груза требовала своего прояснения.

Глава 17

Жизнь продолжается…

Первые дни жизни в семье Иван посвятил Серёже и своей маме. Он старался восполнить ту любовь, которая столько лет проходила мимо него. Он исполнял все желания Надежды Петровны, которая в свою очередь тоже делала всё, чтобы сын чувствовал её любовь к нему.

Лето выдалось тёплым и солнечным, хотелось как можно больше погрузить себя в домашние хлопоты, тем более что мама давно строила планы по улучшению домашнего уюта. Иван обнаружил, что некоторые двери давно уже расшатались и скрипели, на окнах стёкла ещё со времён блокады имели сколы, обои никто не менял ещё с довоенных времён. Нужен был и ремонт пола. Все дружно почти целый месяц занимались этими делами.

Летом все вместе побывали и на могиле Николая Петровича, отца Ивана, которая к удивлению была аккуратно убрана. Сохранилась даже табличка с его именем, установленная когда-то Иваном. Надежда Петровна сказала, что они с внуком каждую весну навещали место его захоронения.

В один из дней Надежда Петровна напомнила сыну, чтобы Иван сводил Серёжу в геологический музей, желая вызвать интерес внука к профессии геолога. Ведь когда – то давно они совершили с ним поход в Горный музей, оказавшийся для него судьбоносным. Сын беспрекословно последовал за отцом в музей, но особого интереса к экспонатам не проявил, заявив, что профессия геолога его не увлекала. У него были другие планы: они вместе с Надей собирались поступать в университет.

Иван понял, что на него сильное влияние оказала Светлана, мама Нади, журналистка по профессии.

Шёл уже второй месяц его пребывания в городе, и нужно было подумать о работе, для чего Иван отправился в геологический институт.

В отделе кадров ему предложили должность геолога, однако, учитывая его прежнюю там работу, пообещали в будущем повышение по службе. Иван, соскучившись по профессии, с радостью согласился.

Уже на следующий день он с интересом принялся изучать новую для него научную тему: исследование залежей меловых отложений в зонах земли.

Пришлось включиться в серьёзную теоретическую работу по изучению и обобщению научных трудов, созданных учёными по этой теме, необходимо было практически научиться использовать специальные методы геологических исследований. Конечной целью этой работы являлось составление различных по объёму и качеству промышленных карт меловых отложений по территории страны.

Работа требовала от него большого напряжения сил и времени, поэтому, уходя на работу утром, он, как правило, приходил домой поздно вечером.

Проходило лето, наступала осень. Надежда Петровна готовила Серёжу в десятый класс: ходила с внуком покупать одежду и обувь, следила за наличием учебников, следила за состоянием его здоровья.

Она привыкла заботиться о нём, поэтому делала всё сама, не отвлекая Ивана от его работы.

Однако, Иван понимал, что теперь забота о сыне должна лежать и на нём, поэтому вместе с ним ходил в школу, где познакомился с учителями и некоторыми учениками.

Когда начались занятия в школе, Серёжа неожиданно объявил, что решил перейти учиться в другую школу, где училась Надя.

Оказалось, что они об этом договорились ещё летом, считая, что им вместе будет легче готовиться к экзаменам.

Больше всего волновалась Надежда Петровна, потому что ей было труднее контролировать учёбу внука. По этому поводу Иван позвонил Светлане, обещавшая заботиться о них сама.

Вскоре с её помощью документы Серёжи перешли в ведение новой школы, над которой она же от имени газеты, где она работала, взяла шефство. Почти каждый день женщины созванивались по телефону, советуясь друг с другом по вопросам воспитания и обсуждая все мелочи школьной жизни. Надежда Петровна за первое учебное полугодие и сама несколько раз побывала в школе, имея беседу с классным руководителем, которая хорошо отозвалась о её внуке.

Пришло письмо из Златоуста от Ксении Григорьевны и Екатерины Петровны, которое они писали вместе на одном листке, но излагали свои мысли каждая по отдельности. Ксения Григорьевна скорбела о Ростиславе Викторовиче, а Екатерина Петровна вспомнила о своём брате Владимире Петровиче.

В конце письма были несколько строк, написанных рукой сына Ванечки. Его слова о том, что он «любит своего папу и бабушку Надю и хочет приехать в Ленинград», подтолкнули Ивана к давним воспоминаниям.

Перед ним пронеслись картинки того времени, когда ничто не омрачало их отношения с женой и сыном. Он вспомнил Ванечку совсем маленьким, ещё грудным, увиденным им в Златоусте. Как трепетно тогда отец впервые брал сына на руки, боясь уронить. Тут же вспомнилась его последняя с ним встреча, когда Ваня не узнал его и, как тогда показалось, он так и не признал в нём отца.

Иван ответил на это письмо своим письмом, где коротко рассказал о себе и о готовности принять в Ленинграде своего сына.

В январе месяце в связи с увеличением численности штатных единиц в отделе, Ивана назначили начальником отдела.

Работы прибавилось, но ему это даже нравилось. Геологи, работавшие с ним, были ребята молодые, их энергия и желание превращать мысли в реальность вселяла у Ивана уверенность в успехе работы отдела.

Всё бы ничего, но заболела Надежда Петровна. Всю зиму она чувствовала себя плохо, испытывая слабость и головные боли. Блокадные напряжённые и голодные дни отразились на её здоровье. Кроме того, заботы о внуке, работа, преклонный возраст и многолетние переживания о судьбе сына делали своё разрушительное дело.

Вторая половина мая и весь июнь были напряжёнными: две семьи переживали за молодых людей, которым предстояло сдавать экзамены по окончании средней школы.

Серёжа и Надя сделали всё, чтобы были успешно сданы экзамены, и в конце июня месяца на выпускном вечере их детям были торжественно вручены аттестаты об окончании средней школы.

К этому дню все готовились заранее: Ивану купили новый светлый костюм, а Наде сшили новое голубое платье. На вечер были приглашены не только ученики, но и их родители. Надежда Петровна, узнав, что приглашают и её, очень волновалась. Она так радовалась успехам своего внука, что захотела выступить на торжественном собрании, сказать благодарственные слова в адрес школы, но вновь так разволновалась, что сильно подскочило давление, отчего пришлось принять таблетки. Выступления не получилось, однако, оставшись на вечерний школьный бал, с удовольствием следила, как в вихре танца кружились Серёжа и Надя.

Дома она делилась с сыном и внуком своими впечатлениями, расхвалив школу, которая устроила такой замечательный вечер. Конечно, особенно ей понравилось то, что и Серёжа, и Наденька получили аттестаты зрелости с отличием и что их и их родителей хвалили учителя. Она относила это и к себе, потому что дороже её внука и сына для неё ничего не существовало.

Обращаясь к Серёже, она вдруг сказала:

-Серёженька, весь вечер я любовалась, как красиво вы с Наденькой кружили свой танец. Где ты так хорошо научился танцевать?

Серёжа засмущался и ответил, что это учителя учили ребят танцевать вальс.

Иван подтвердил слова мамы, сказав:

-Да, хорош был в своём светлом костюме мой сын, а голубое платье очень сочетались с голубыми глазами Нади.

На следующий день Светлана Фёдоровна пригласила Надежду Петровну, Ивана и Серёжу к себе домой, где они тоже обсуждали выпускной вечер. Светлана хвалила Серёжу, а Надежда Петровна и Иван расписывали живописными красками образ Нади. Все сошлись на том, что они были хороши собой.

Весь июль месяц родители вновь переживали за них. Теперь им предстояли сдавать экзамены в университет.

Надежда Петровна и Светлана каждый день во время сдачи экзаменов стояли перед зданием филологического факультета на Университетской набережной во всеоружии с сумками, в которых лежали книги и продукты. Позже к ним присоединялся и Иван, на несколько часов времени отпрашивавшийся со своей работы.

В эти часы Надежда Петровна забывала про все болезни, она думала о своём внуке, желая помочь ему.

Когда все экзамены были сданы и фамилии Серёжи и Нади оказались в списке студентов, родители вновь собрались у Светланы, чтобы отметить это радостное событие.

Надежда Петровна пригласила и свою сестру Катю, которая также гордилась своим племянником.

Сидя за столом и, по очереди поздравляя молодых людей с поступлением в университет, все вспоминали и свои годы учёбы. Надежда Петровна вспомнила свою учёбу на курсах медсестёр. Тогда вместе со своей младшей сестрёнкой Катей они пережили смерть своих родителей, оставшись круглыми сиротами. Не имея никакой материальной поддержки, она не только училась, но и работала, вырастив сестру, создав свою семью и родив Ивана. Сейчас же она желала своему дорогому внуку успехов, как в будущей учёбе, так и в жизни. Она понимала, что первый серьёзный шаг в жизнь он уже сделал, и ей хотелось, чтобы он стал таким же трудолюбивым и милосердным в жизни, как она сама. Наде она тоже желала того же.

Светлана рассказала о своей учёбе. Оказалось, что поступлением в университет она обязана своему дедушке, Андрею Николаевичу, который работал учителем физики и иногда посылал статьи в разные газеты. Именно он попросил её, школьницу, написать первую статью об учителях своей школы. Статья была опубликована, а внучка для него навсегда стала «журналисточкой». Не думала она тогда, что эта шутка превратится в профессию.

Фёдор Андреевич тоже вспомнил свой Политехнический институт, в котором учился. Его профессия оказалась настолько востребованной, что его сразу пригласили на Кировский завод.

Иван рассказал о своей студенческой жизни, о роли отца Ивана Петровича, но особенно о роли мамы Надежды Петровны, которая привела его к этому институту.

В августе месяце у Ивана наступали отпускные дни, и он ещё не решил, как их провести. Надежда Петровна, вспомнив, что недавно получила письмо от Татьяны Лемешевой, приглашавшей её приехать в Почеп, предложила Ивану поехать туда, подумав, что он должен отдохнуть и развеять свои мысли. Сама же она, испытывая недомогание, от поездки отказалась, предложив взять с собой Серёжу, который неоднократно напоминал ей о своём желании поехать и навестить могилу своей мамы. Иван и сам хотел взять с собой сына.

Часть седьмая

Поездка в Почеп

Сердце к сердцу тропу имеет

Глава 18

У Татьяны

За день до поездки все члены семьи ходили на рынок за подарками для Татьяны и её детей, которые брали на себя труд следить за домом Ивана.

Чемодан был забит полностью не только подарками, но и угощениями, едой, одеждой разных видов. Серёж