Неделя двадцать первая 11 страница

-После катаракты Мукуро плохо видит на правый глааз. С тех пор носит очень сильные линзы на нём.

-Меня бесит его причёска.

Отступив, идёт за руль.

-А меня бесите Вы, - прошептал, садясь в машину. Слова заглушила захлопнувшаяся дверца.

По дороге назад учитель включил какую-то песню. Как сообщает приборная панель - «Pearl Jam – Animal». Тихо подпевает. Машина едет быстрее, а музыка становится чуть громче. На повороте бьюсь головой об стекло.

-Пристегнись, недомерок.

Я и забыл. Быстро пристёгиваюсь.

По прошествии десяти минут уже были перед дверью.

Отобедав в полной тишине, мне выдали задания. Химик постоянно молчал и кидался ножами, злобно шишикая и валяясь на диване. В конце концов, меня это достало.

-Бел-семпай, перестаньте.

-Даже не подумаю, ши-ши, - в шапке ещё два ножа.

-Почему?

-Потому, - ещё нож.

-Семпай, ну, что Вы как мааленький?

-Сам ты маленький, - стилет летит с такой скоростью, что шапка спадает с моей головы.

-Почему Вы не можете спокойно рассказаать?

-Тогда почему я должен тебе что-либо рассказывать, а ты о всяких своих Мукуро умалчиваешь?

В его голосе было столько злобы, недовольства и ревности, что мне это дико льстило:

–Представим ситуаацию. У Вас аллергия на арахис. Мы с Вами куда-нибудь пошли, и Вы, забыв про аллергию, заказали бы блюдо с араахисом. А я, зная об этом, смог бы предотвратить Вашу смерть.

-В таком случае ты бы сам скормил мне таз арахиса.

-Вполне возмоожно, - сказал, скопировав мимику и тон Мукуро.

Бельфегор со всей злости кинул в меня нож. Боязливо уклонился. Стилет же достиг стены и вонзился в неё по самую рукоять. Мне бы было больно.

-Какой же ты мерзкий, ненавижу тебя.

-И Мукуро?

-И его тоже.

-Ревнуете?

-Бесишь! – кидает ещё десяток.

Я еле успел вскочить и отбежать в сторону.

-Вы ужасно чёрствый, злой и жестокий человек. Не удивлюсь, если всю жизнь Вы проведёте в одиночестве.

Он хотел что-то возразить, но предел злости был превышен намного. Подлетев, сильно ударил меня по лицу.

-Заткнись, - крайне медленно произнёс учитель.

Щека горела самым что ни на есть адским пламенем. Сразу пришло на ум, что у Бельфегора всегда холодные руки.

-Наверняка, мать Вас в детстве часто била. Полагаю, было за что.

-А вот тебя в пору пороть сейчас. Уж больно язык длинный.

-Не такой длинный, как Ваш член.

-Ши-ши-ши, - наклонился ниже. - Понравились ощущения внутри?

Ответить мне нечего.

Отведя взгляд:

-Пожалуй, мне пора домоой.

-Я тоже так думаю.

Больше я на него не смотрел.

С каких пор это для меня настолько колкой темой? Язык проглотил, будто в начале года у доски химию рассказываю. Да нет. Словно опять надо мной издеваются в детдоме.

Быстро собравшись, пошёл в прихожую. Напыщенный ублюдок. Так, сейчас без пятнадцати пять, а мне ещё уроки делать. Кажется, что-то задавали учить. Не помню.

Открыл дверь, делаю шаг через порог:

-До свидания.

До дома добирался пешком.

Спустя десять минут моего пребывания в квартире вернулись родители. Поболтали о выходных, потом я сделал уроки.

А вот ночью заснуть не получалось. Во-первых, долго прокручивал в голове прошедший день, во-вторых, было чувство бескрайней пустоты.

Неделя тринадцатая

21.11.2011 - 27.11.2011

Понедельник, двадцать первое ноября.

Наутро я был жутко уставшим и невыспавшимся.

Родители встали рано, но вели себя тихо. Мне же хотелось послать всех и вся подальше.

На физкультуре мы подтягивались, и я был дико удивлён, когда выполнил на 5 больше обычного.

-Так, - физрук что-то отмечает в журнале. – У вас сегодня замер на четвёртом уроке. Рост и вес желательно занести в дневники. Да и группу крови тоже.

Вот блин. Половина географии впустую будет.

На итальянском языке смотрел в окно. Рассматривал небо, облака, щурился от редких лучей блёклого солнца. Ник весь урок громко чавкал жвачкой и играл в телефон. Это раздражало. Затем пошли на ту же географию. Отпускали по двое. Где-то на середине урока наступила наша с Ником очередь.

Мы не спеша спустились на первый этаж, прошли к медкабинету. Всё это время Николас что-то беспробудно болтал.

Стучусь:

-Можно войтии?

-Да, заходите.

В дальней комнате мелькнула медсестра, видимо, с кем-то возится. Заходим. И что же предстаёт моим глазам? На доисторических огромных весах стоит семпай в носках в бело-жёлтую полоску. На нём бежевый джемпер и чёрные джинсы – сочетается всё довольно неплохо. Прокручиваю кольцо на пальце.

Женщина что-то делает с весами, изучающе смотрит и записывает, огласив:

-Семьдесят.

Как и говорил. Может, он на диете сидит? Потом его провожают к ростомеру. Встаёт, на голову, прижимая волосы, ему опускают небольшую палку.

-Метр восемьдесят, - опять записывает. – Группу крови свою знаете?

-Да, - надевает кеды.

Потом химик меня всё-таки заметил и одарил крайне кровожадной улыбкой. Скотина полосатая. Ещё ведь и помнит, что повздорили.

-Бельфегор, - взывает к нему медсестра. – Группу крови-то назовите.

-Да четвёртая отрицательная, в карте всё написано.

-Вы нам её так и не принесли.

-Ну, принесу, значит.

-Я это от Вас с лета слышу.

-Я чего только с лета не слышу.

-Свободны, - резко захлопывая журнал, изрекает дама.

-Ши-ши-ши, - как ёмко.

И семпай ушёл.

-А разве замер не только для ученикоов? – разуваемся.

-Для всей школы. А вам, как выпускному классу, обязательно. Вставай сюда.

Встаю на весы.

-Как зовут? – роется на столе.

-Фран Айроне, одиннадцатый «В».

-Всё, нашла, - подходит. – Так. Пятьдесят, - записывает. – Питайся лучше.

Потом мне измерили рост.

-Метр шестьдесят семь.

Надо же, подрос.

-Группа крови?

-Третья положиительная.

Далее был друг. Рост у него - сто семьдесят два, вес – шестьдесят два. И первая положительная. Вернулись на урок.

Какой я дистрофик. Кожа да кости. «Ты такой хлюпик». Он был прав.

Звонок.

-Фран, ты химию сделал?

-То задание в тетраади?

-Угу, - одноклассница кивает.

-Ну, даа. Только не уверен, правильно ли.

В кои-то веки не я списываю химию, а у меня.

Перемена прошла быстро. Вскоре мы уже сидели на своих местах и внимали учителю.

-Сейчас все закроют свои тетради и отложат их на край стола, - стоит с мелом в руке химик. – Я напишу на доске уравнения реакции из домашнего задания, а кто-то выйдет к доске и продолжит мои записи.

Пишет, пишет, пишет. Потом долго раздумывает, рассматривая учащихся.

-Ты, - тыкает мелом на меня. – К доске.

На слегка ватных ногах поднялся на кафедру. Да, с этого ракурса всё прекрасно видно. Беру из его руки мел.

-Давай, докажи мне, что у тебя ещё не все мозги отсохли.

Я судорожно пытался вспомнить, что и как было в тетради. Всё.

-И ставлю тебе тройку, тупица. Чуть ли не «два».

-Почемуу?

-Да потому, - выхватывает мелок. – Есть осадок и от этого стоит плясать. Здесь ты неправильно уравнял, не шесть, а двенадцать, - попутно исправляет. – Если бы ты это смешивал, то умер бы без замедления. Сядь, труп.

Как ты меня раздражаешь. Сел на место.

-Вам пора бы уже запомнить и понять, что химия – это очень скрупулёзный предмет.

В конце урока сдали тетради. Надеюсь, хоть за это «четыре» поставит.

Затем мы вяло отсидели историю и разошлись по домам.

Остаток дня был таким же, как история. Никаким. Зато я снял кольцо с тремя шестёрками и положил на тумбу, планируя больше не надевать.

Вторник, двадцать второе ноября.

Первое, что я сделал с утра – надел кольцо. Знаю, знаю, просто забыл.

В школе Николаса не было. Значит, прогуливает.

-Привет, - подсаживается Агата. Развернув стул, за парту перед моей села Августа.

-Привеет, - достал учебник.

-Как у тебя дела? – заговорчески говорит брюнетка, подпирая голову рукой.

-Ну, нормально.

-А нам кажется, ты врёшь, - Августа хитро улыбнулась.

-Неет.

-Ты же явно с ним поругался.

-С кем «с ним»? – не понимаю.

-Ну, с химиком. Вы же вроде как друзья теперь хорошие. Он не огрызается почти, не орёт. На тебя особенно.

-Да? – я очень удивился.

-Конечно! Будто сам не заметил, - говорили они вполне серьёзно.

-Лапшу на уши вешаете?

-Нет, - Агата округлила глаза. – Мы, правда, волнуемся. Ты хороший парень, да и друг неплохой, как нам кажется. Честно, тебя считают в классе потенциальным мужем, - перешла на шёпот.

-То есть?

-Ну, умный, если скажешь что-то, то вполне в тему, симпатичный, только низковат. А так всё отлично.

-Глуупости какие-то.

-Как знаешь, - пожала плечами блондинка.

Начался урок.

Я ни разу не понял. Что ещё за «потенциальный муж»? Идиотки. Друзья, блин, хорошие. Ага, очень. Злюсь. Да что эти напыщенные дуры вообще понимают. Бесят.

Тупой вторник.

Среда, двадцать третье ноября.

Среда была почти точно такой же, как вторник. Только с семпаем столкнулся раза два. Улыбался крайне широко и злобно. Скотина.

Четверг, двадцать четвёртое ноября.

Смотрю в потолок своей комнаты. Сажусь, свешиваю ноги. Подхожу к окну, прикладываю ладонь к стеклу, оставляя отпечаток. Промозгло. Сегодня, похоже, совсем холодно.

Надев синий свитер, отправился в школу.

Привычная суматоха: кто-то списывает, кто-то делает домашнее задание, кто-то отдыхает. Ник слушал музыку, сидя за партой.

-Привеет, - пожимаем руки.

-Утро доброе.

Математик дал нам самостоятельную работу, рассадив просто абсолютно всех. Ещё и так подгадал, что списать не получится ни в коем разе. В конце урока объявил оценки.

-Айроне - двойка, - кладёт мою тетрадь на стол. – Вот были же вполне себе оценки, шёл на твёрдую четвёрку, а тут всё портишь. Я не знаю, как ты будешь сдавать математику, да и вообще все вы. На дополнительных человека два-три сидит. Нет, ну вот что это за дела? Это же никуда не годится!

До звонка слушали его гневную тираду. Пение прошло мирно.

На перемене пошли в столовую, в буфет. Николас покупал себе пирожок с вишнёвой начинкой. В дверях я в кого-то случайно врезался, потому что отвлёкся.

-Смотри перед собой, когда ходишь, тупица.

-Извините.

Мы испепеляли друг друга взглядом. Но когда химик зашишикал, у меня мурашки по телу пробежали. Было в этом что-то демоническое. Друг буквально за шкирку потащил меня к кабинету.

Сейчас обществознание. Весь урок я крутил кольцо на пальце и пытался думать. Не получалось. География прошла спокойно. Мистер Корнилю вызвал меня к доске, и я получил «четыре». Потом делали практическую работу по физике.

Пришло время химии. Может, прогулять? Хотя меня легко найдут. Плохая идея.

После звонка.

-Тетради ваши все проверил. Ты, - кивает на отличницу за первой партой. – Раздай.

У меня четвёрка с минусом.

-Сейчас мы напишем лабораторную работу.

Класс начал шуметь. Никто не согласен с заявлением.

-Меня не волнует, что у вас была практическая по физике, - говорит громко и гневно. – А ещё я не понимаю, что Сопрано делает слева от Айроне? Быстро пересел!

Ник отсел. Химик прошёл по рядам, раскладывая по столам тетради для предстоящей работы. Вернулся на кафедру.

-Записываем число, тему, а затем слушаем меня.

Записали, слушаем. Семпай говорил что-то про органические соединения. Потом раздал нам реактивы. Да, запас явно пополнился. Всё смешивали, записывали уравнение реакции и результат.

За пять минут до конца урока сдали тетради.

-Я не помню, какой вы там параграф проходите, поэтому просто читайте следующий.

Зельда тянет руку.

-Ну?

-Вы готовитесь к урокам или половина происходит наугад?

-Ты хоть понимаешь, что ляпаешь?

-Ой, я как-то не подумала…

-Только я имею право не думать.

Звонок. Блин, сейчас дополнительный будет. Кабинет постепенно опустел. Остались только мы вдвоём.

-Идём.

Прошла всего неделя, а такое впечатление будто месяц. Заходим в лаборантскую, подходим к столу.

-Периодическую систему учишь?

-Даа, - на самом деле я её немного забросил.

-Решай это.

Передо мной на стол легла нормальная такая пачка тестов. Но это уже другие. Они сложнее. Учитель отошёл куда-то назад. Надел халат, перчатки, стал разливать по баночкам и колбам кислоты, прочее, серу сыпать. Короче говоря, подготавливал реактивы.

Минут через двадцать он вновь обратил внимание на меня.

-Ну, как проходит работа? Ши-ши-ши, - склоняется надо мной.

-Сложнее, чем обычно.

-Неудивительно.

Учитель пожал плечами. Снял всё и пошёл к выходу из лаборантской. Я вернулся к работе.

-Жаба, - говорит химик срывающимся голосом.

-Семпай? – я настороженно повернулся.

-Жаба.

Он замер перед дверным проёмом в странной позе и не двигался. Дверь открыта. Громко судорожно дышал через рот. Что с ним? Рука тянется в мою сторону.

-Жаба, - начинает срываться на истерику.

-Бел-семпаай, что с Вами?

Я подошёл и взял его за протянутую руку. Крепко сжал мою ладонь. Блондина потряхивало.

-Бел-семпай, успокоойтесь.

-Убери…

-Что?

-Убери это.

Он смотрел на что-то, не отрываясь. Всё ещё держа семпая за руку, я стал всматриваться в воздух. Хотя, это было необязательно. В дверном проёме на паутине висел довольно немаленький белый паук с длинными лапками. Достаёт паутину из тельца и мнёт всеми конечностями. Зрелище не из приятнейших, но и не такое мерзкое. Я его глазки даже отсюда вижу.

-Спокойствие. Это только пауук, - и я на него подул.

Паутина заколыхалась от потока воздуха, а паук раскачивается, опускаясь ниже. Тут учитель начал оседать на пол и упал бы, если бы я вовремя его не подхватил.

Он попытался за меня удержаться:

-Что-то мне плохо…

-Семпаай?

Паниковать начал я. Бельфегор вяло обхватил меня руками и уткнулся лицом в плечо. Его ноги еле держат. Тяжело. Когда дотащил химика до кресла и усадил, заметил, что из носа у него начала идти кровь. Я пошарил по полкам в поисках аптечки, нашёл какую-то. Быстро закинул её на стол. Что же делать. Что же делать. А вдруг он умрёт? Достал баночку нашатырного спирта и поднёс к его лицу. Резко вскидывает голову.

-Что ты творишь? – учитель закашлялся.

-Семпай, Вы не умрёте.

-Жаба, ты чего? – всё ещё кривит лицо.

-Я думал, Вы сейчас коньки отбросите.

-У меня только голова немного закружилась.

-Ага, немного. И кровь водопадом из носа пошла.

-Так, а вот это уже плохо.

Провёл ладонью под носом. На пальцы не смотрит.

-Убери.

-Паука? – вопросительно изогнул бровь.

-Кровь убери, недоумок!

-Но Вы же уже пришли в себя.

-И? – злится.

-Саами можете.

-Если не хочешь склеить свои ласты, то делай, как я говорю.

-Лаадно.

Я тут за него волнуюсь, переживаю, жизнь спасаю, а он огрызается. Благодарность, да. Промыл неблагодарному лицо и напихал ваты в нос. Выглядит довольно забавно.

-Чего ухмыляешься? – гнусавит.

-Ничегоо, - убрал аптечку.

-Ты ничего не видел. Ничего не слышал. И вообще ничего не происходило. Ты понял?

-Поонял, - киваю. – Вы так боитесь пауков?

-Я не боюсь пауков.

-Я заметил.

-Ты ничего не заметил!

-А если серьёёзно? Вы же помните про пример с арахисом. Он сейчас вполне уместен.

-И ты будешь на своём родном болоте отлавливать таз пауков, чтобы мне показать?

-Неет, - помотал головой. – Вы должны со мной поделиться переживаниями. Почему Вы боитесь пауков?

Я чувствую себя каким-то психоаналитиком-соблазнителем. Не знаю, почему.

-Я не боюсь пауков.

-Врёёте. Я только что виде..

-Ничего ты не видел!

-Успокойтесь, - взял его за запястья. Пока говорил, он начал активно жестикулировать. – Вам вату надо поменять.

-Меняй. Но мне не показывай.

-Крови тоже боитесь? – меняю.

-Крови – нет. Это уже из другой оперы.

-Тогда чтоо же? – иду к корзине, чтобы выкинуть.

-У меня от вида собственной крови крыша едет.

-И?

-И я могу ненароком убить кого-то.

Вата из моих рук буквально выпала.

-То есть, это как болезнь?

-Да.

-И это так серьёзно?

-Вполне.

-Психическое заболевание?

-Ну, типа да.

-И как же протекает весь этот процесс?

-Меня очень возбуждает вид собственной крови. Когда я её вижу, впадаю в какую-то крайнюю степень эйфории, - разговорился. – Будто в мозгу что-то щёлкает. Я не всегда могу себя контролировать в этот момент. Вообще, кровь сама по себе очень привлекательна.

Я достал вату из королевского носа. Она уже не нужна. Выкинул. Киваю, дабы продолжал.

-Её цвет, запах, консистенция – она так и манит. Всё, абсолютно всё окрашивается в ярко-алый оттенок, - смотрит на свои руки. Готов поклясться, что зрачки у него сейчас как у наркомана со стажем. Поднимает голову. – Она одурманивает. Как опиум.

-Пробовали?

-Нет. Но сравнение неплохое, - шмыгает носом. – Если я вижу чью-то кровь, то просто чувствую прилив сил, возбуждения, энергии. Не так сильно будоражит сознание. Но эффект, безусловно, есть. Помню в детстве, - детство? Мне стало странно. – Я как-то навернулся и сильно разодрал ногу. Шрам до сих пор есть. Только теперь маленький. Так вот, вижу, кровь идёт. Причём смачно, хорошо так полилась. И я начинаю смеяться. Заливисто, звонко, истерично. А остановиться не могу, - в голосе плавает отчаяние. – Я продолжаю смотреть, три минуты, пять. Кровь уже остановилась. Но я понимаю, что мне нравится. Кровь, её вид, цвет. В тот день я убил кошку и выпотрошил трёх собак, имея при себе всего один нож. У меня было такое дикое состояние, что я носился повсюду. В озере, в поле, в лесу, в кустах. Потом у меня чуть ли не заражение крови было. И это всего в пять лет.

Учитель замолчал. Запал, похоже, кончился.

-Сейчас, - а, нет. – Сейчас мне уже легче себя контролировать. С возрастом появились самообладание, контроль над духом и плотью. Теперь жить легче.

Я буквально чувствовал прострацию, парящую в воздухе. Его немой взгляд, поток мыслей в голове. Страшный человек. Кажется, он уже и забыл о моём присутствии.

-А пауки… Что-то типа детской травмы. Понимаешь, наверное.

-Агаа.

После паузы:

-Ну и на кой чёрт я тебе всё это рассказал?

Вот и вернулся прежний Бельфегор. Никакой прострации.

-Мерзкая жаба. Ты слишком располагаешь.

-Что? – у меня даже глаза слегка округлились.

-Не забивай себе голову, - встаёт с кресла. Чуть пошатнулся.

Я сразу подскочил.

-Да успокойся ты, не умираю я.

Я почему-то припомнил то внезапное волнение, которое только что испытал.

-Эй, ты меня хоть каплю слушаешь?

-Я задуумался.

-О том, где найти таз пауков?

-Нет.

-Повторяю, продолжаешь учить периодическую систему. Как дойдёшь до пятой «В» - начну спрашивать пройденное.

-Лаадно.

-На сегодня свободен.

-Уже? – да седьмой урок только кончится же.

-Я себя не наилучшим образом чувствую.

-Вам плохо?

-Давай кровь носом пойдёт у тебя, и мы посмотрим на ощущения? Нет, не хочешь?

-Нет, семпай, - закатываю глаза.

-Вот и отлично. Проваливай.

-До свидаания.

-Хотя нет. Стой, - хватает за рукав. – Каково твоё отношение к искусству?

-Искусству?

-Да.

-Ну, мне нраавится очень.

-Рисовать любишь?

-Люблю.

-Хорошо. Иди.

К чему это вообще всё было? И откуда догадался? Боится пауков, а от вида собственной крови впадает в экстаз. Детская травма и психическое заболевание. Тупая прелесть.

Дома всё ещё был под аффектом. Сделал уроки, поучил химию и лёг спать.

Пятница, двадцать пятое ноября.

Как назло, снился семпай.

Нет. Снился не семпай. Снился непосредственно Принц Бельфегор.

В высоких сапогах, с подобающей мантией, в рубашке и с атрибутом королевской власти на голове. Он широко улыбался, а на короне играли лучики света, отливая чуть ли не всеми цветами радуги. На среднем пальце красный перстень, на котором что-то написано или нарисовано. Но я не могу разглядеть. Он медленно разворачивается и идёт к выходу из замка.

В его руках появляются лук и стрелы. Целится в самую глубину чисто-голубого неба и отпускает тетиву. Ветер развевает волосы Бельфегора, стрела летит. Летит высоко-высоко, но потом начинает падать вниз.

Резко, быстро, стремительно.

Она впивается в рыхлую землю и ещё немного оседает вниз. Болото. Мухи, стелющиеся кусты клюквы, редкие деревья. Бельфегор пробирается сквозь густой лес, дальше, в чащу. Затем набредает на болото и видит свою стрелу. Он упорно идёт вперёд, по колено завязая в земле. У его стрелы сидит лягушка. Даже не лягушка, а именно жаба.

Она большая, мерзкая и протяжно квакает, давясь собственными звуками.

Принца забавляет существо. Он забывает о том, что почва поглощает его миллиметр за миллиметром, что он сейчас навеки завязнет в этой дыре. Вырывает стрелу и берёт жабу в ладони. Это существо настолько несуразное, что он нервно смеётся своим шипящим смехом. И, тяжело выдыхнув, целует.

Стрела превращается в нож, мантия спадает, исчезая, из величественной короны появляется второсортная диадема, похожая на детскую, вместо рубашки полосатый джемпер, а сапоги становятся белыми и на шнуровке. Всё, казалось бы, как и должно быть. Но жаба не спешит менять свой облик. Она остаётся болотно-зелёной, в пупырышках, с четырьмя лапами и пустым взглядом.

Блондин продолжает стоять с жабой в руках.

Болото пропадает и на его месте образуется луг, залитый солнечным светом. По небу мерно плывут облака. Девственно-белые облака на чисто-голубом небе. Поднимается ветер, и чёлка Его Величества развевается милыми кудряшками. А глаза полны надежд. Жаба смотрит в них и громко квакает. Но не так, как раньше. Она тянет свои склизкие лапки к лицу наследника престола. Тот целует её ещё раз. Может, не особо заметно, но жабий взгляд стал яснее и лучезарно-зелёного цвета. Бельфегор положил её в траву. Из того места стало что-то вырастать. Оно становилось всё выше и выше, постепенно возвышаясь над землёй.

Я не увидел лицо жабы. Я видел её лишь со спины.

Жаба протянула принцу свою худую руку. А он потянулся к ней. Она оказалась невысокая, с довольно широкими плечами и фигурой, сужающейся к талии. Голая, с болотными волосами до подбородка и кожей хвойного цвета.

Прежде чем найти свою принцессу, придётся перецеловать множество лягушек.

-У тебя будильник десять минут назад прозвенел. Вставай, лентяй.

Я тяжело открываю глаза.

Принц. Что за принц? А где поляна? А жаба?

Меня осеняет. Сон! Надо посмотреть значение сна.

Быстро вскакиваю и роюсь на полке в поиске сонника. Так, нашёл. Только вот что именно смотреть? «Сказки» в оглавлении нет. Зато есть «принц». Страница триста девяносто девять.

Прик, прил, прим, прин.

Принц. «Если снится принц – это добрый знак, сулящий счастье в любви, чувство взаимности». Весь интерес сразу отпал, ибо я ни в кого не влюблён. Пустой сон про человека ни о чём. Очередные глупости.

Резко закрываю книгу.

Суббота, двадцать шестое ноября.

Погода стояла даже чуть тёплая. Туманно. С немалым удовольствием отметил про себя, что сегодня в школу не идти.

Встав с кровати, пошёл на кухню. На столе опять лежит записка, в которой говорится, что родители уехали на виллу. Давно я деда не видел. Яичницу себе на завтрак пересолил. Из-за нехватки времени пришлось смириться и съесть.

Быстро добрался на автобусе, прошёл пешком десять минут.

Как обычно, ровно в двенадцать стучу в дверь.

-Ты? – учитель весь в чём-то белом и запыхавшийся. В муке, что ли.

-Семпай?

-Меня не волнует, где, но мотаешься ещё где-то час.

Он хватает меня за плечи, разворачивает и выпихивает с крыльца, слегка пнув ногой в поясницу. Ничего не понимаю. Простояв в ступоре около минуты, сдвинулся с места. Я пошёл дальше, разглядывая соседние дома. Красиво. В общей массе сделал несколько кругов по трём-четырём улицам.

К двадцати минутам первого возвращаюсь назад. Опять стучусь. Жду минуту. В прихожей слышится шорох. Дверь открывается. Меня встречает семпай, одетый в чёрные джинсы, такой же тонкий галстук, белую не заправленную рубашку. Волосы у него стали короче – постригся.

-Семпай, Вы чего сегодня так выырядились?

-А догадок у тебя нет?

-Вас наконец уволили?

-Ши-ши, нет, - нервно улыбнулся. – Радуйся, тебе сегодня везёт как утопленнику.

Мы проходим дальше, в гостиную. Взрывается хлопушка, разлетаясь по комнате яркими бумажками.

-С Днём Рождения! – изрекает кто-то высоким мужским голосом.

Я стою в ступоре, сдвинув брови на переносице. Сегодня же двадцать шестое. Блин, вспоминал же недавно. Но откуда знает семпай, и кто, вообще, эти люди?

-Ой! Ты такой милашка! - ко мне подлетает тот же дядька, обнимая и тиская. Причёска у него до ужаса чудаковатая – длинная зелёная чёлка и оранжевый ирокез.

-Врай, Лу. Не трогай мальчишку.

Позади стоял Скуало. Я точно запомнил патлатого. Стойте. Луссурия - это вот это?

-Господи, идиоты, - учитель стукает себя по лбу. – Теперь по порядку. Это Луссурия.

Мужчина делает реверанс, потряхивая своим цветастым боа:

-Можешь называть меня «Лу».

-М, понятно, - коротко кивнул.

-Это Скуало, - химик указывает на белобрысого. – Тебе доводилось говорить с ним по телефону.

-Рад знакомству, - он протягивает мне руку для рукопожатия. Оно у него крепкое.

-Ну, когда мы друг друга узнали поближе, можно и за стол идти, - Луссурия отворачивается, но снова его лицо возвращается к нам. – Ой, я забыл: Франни же не наливать? Или наливать? А если наливать, то сколько? И если не наливать, то сколько можно подливать втихомолку?

-Семпай? – смотрю на учителя.

-Посмотрим.

От волнения я начал крутить кольцо на пальце. То есть, они здесь, чтобы отпраздновать мой день рождения? Немыслимо. Что же будет дальше?

-Так, усаживайтесь, усаживайтесь, - Луссурия суетится по всей кухне, рассаживая нас. – Мой подарок будет первым!

Подарок? Он быстро возвращается в гостиную.

-Забыл спросить, что у него? – Бельфегор дёргает Скуало за локоть.

-Я и сам пока не в курсе. Ты же спрашивал у него? – кивает на меня.

-Ну, да. Но всё равно не могу представить, что Лу притащил из Франции. Он же в Париж ездил?

-Неделя Моды же.

-Становится интересно.

Возвращается. В руках держит конверты.

-Франни, - начинает толкать речь. – Мы с тобой не так давно знакомы, но я заведомо знаю, что ты хороший сладкий мальчик, - тянется через учителя ко мне, тиская за щёку. – Поэтому надеюсь, что угадал с подарком. Вот, держи.

Передаёт конверт мне. За ним следует другой. В первом пятнадцать тысяч евро, во втором – два билета в Лувр. Щедро.

-Луссурия, Вам не стоило так…

-Нет, что ты, что ты! У тебя же день рождения. Это тебе на карманные расходы, - пятнадцать тысяч только на карманные? – А с Лувром... Я примерно через месяц дополню свой подарок.

-Лувр?

Блондин хватает конверт, в котором билеты. Смотрит.

-Они же откровенно дохера стоят!

-Ну и что? – мужчина присаживается. – Мне приятно, что подрастающее поколение ещё заинтересованно в искусстве. Это же замечательно! – хлопнул в ладоши. Обращается ко мне: - У тебя есть любимый художник?

-Марк Раайден. И Дали ничего.

-О, Сальвадор, - говорит мечтательным голосом. – Пирожки же!

Резко вскакивает и несётся к духовке.

-Так, теперь подарю я.

Скуало достаёт свой кошелёк, а оттуда выуживает какую-то карточку. Протягивает мне.

-Это пятидесятипроцентная скидка на сеть магазинов по всей Италии. Наверняка знаешь: там огромный ассортимент книг и товаров для художников. Тоже пришёл к выводу, что должно понравиться. Она уже оформлена на тебя. Пользуйся.

Я в немом изумлении смотрел на небольшую пластиковую карточку в руках. Это же самый дорогой магазин с кисточками, в котором я бывал. Цены занебесные.

-Спасиибо.

-А ты? – Скуало выжидающе смотрит на химика, сидящего справа от меня.

-Потом подарю.

-Что это хоть?

-Не скажу.

-Врай, Бел, что за детский сад? – негодует.

-Сам ты детский сад, - злобно прыснул. – Я свой подарю потом.

-Вот и пирожки! – Луссурия ставит большую тарелку на стол.

-Сейчас тор…

-Да подожди ты! Лучше помоги мне.

Семпай и Лу уходят в другой конец кухни, где за ширмой что-то стояло.