Июня 1903 г. с.усть-камчатск

Хроника забытой войны

В 1903 году, накануне русско-японской войны, камчатский окружной врач Владимир Николаевич Тюшов, выпускник Дерптского университета, автор известной книги "По западному берегу Камчатки", человек разносторонних знаний и дарований, написал еще одну исследовательскую работу, оставшуюся неизвестной для широкого круга не только простых читателей, но и специалистов. Этот уникальный документ хранится в г.Томске.

"В 1896 г. впервые появились на Камчатском полуострове японцы, завезенные Русским Товариществом котиковых промыслов в устье р.Камчатки для лова чавычи.

Специальный засольщик, крестьянин Зубков, нанятый названным Товариществом для засола уловленной японцами и купленной у местных жителей рыбы, оказался недостаточно знаком со своей специальностью, вследствии чего уже в следующем году Товарищество, потерпев убытки, хотя и продолжало неудачные опыты с засолом чавычи, параллельно с этим начало солить другие виды лососей японским способом.

Для этого весной 1897 года было взято на восточном побережье несколько рыболовных участков, на которых и занялись ловом рыбы японские рыбаки.

Нет ни малейшего сомнения в том, что вернувшиеся обратно на родину японцы еще осенью 1896 года, как люди в отношении рыболовства опытные, сообщили о рыбных богатствах Камчатки и о прибыльности занятия в этой стране рыболовством, тем более, что полная безопасность в отношении лова не только в море, но и в самих реках полуострова была для всякого японца более чем очевидна, потому что побережье страны как в те времена, так и теперь (в 1903 г. - С.В.) было и продолжает быть без всякой действительной охраны, если не считать таковой одно русское военное судно, крейсирующее каждое лето только у Командорских островов и вовсе не охраняющее камчатских берегов. Единственный раз за все время крейсирования в этих водах транспорт "Якут" прошел в Охотское море в 1901 году, но и то без всякого результата. Поэтому немудрено, что японцы, совершенно ознакомившись с действительным беззащитным положением Камчатки в смысле охраны ее богатств от хищников, несмотря на весь риск плавания в этих водах, в 1898 году появились как на западном, так и на восточном берегу Камчатки в таком значительном множестве, что суда Русского Товарищества, несмотря на дальность расстояния их прохождения от камчатских берегов, то и дело имели случай видеть хищнические японские шхуны.

В 1898 же году было учреждено при Приамурском генерал-губернаторе особое управление государственными имуществами, в ведение коего вошла и рыбная промышленность.

Еще в 1897 году, летом, было предложено по поручению генерал-губернатора С.М.Духовского д.ст.с. В.П.Маргаритовым окружному начальнику высказаться ввиду появившегося на Камчатке рыбного промысла и дальнейшего его развития, желательно или нет присутствие в стране особого лица, которому принадлежали бы надзор и изучение промысловой деятельности. Ответ был отрицательный.

Быв одно время назначен заведующим рыбными промыслами, в Хабаровске, я лично, зная рыбные богатства камчатского побережья и полную беззащитность его от хищничества и более чем очевидное стремление японцев воспользоваться тем и другим, просил управляющего государственными имуществами д.ст.с. М.С.Веденского о назначении меня на то же место заведующего в Камчатку, но просьба моя не была уважена по словам г.Веденского потому, что Камчатке нельзя было ожидать развития рыбопромышленности.

Время меня оправдало гораздо даже скорее, чем я ожидал.

Летом же 1898 года вышеупомянутый Зубков, уволенный с места засольщика Товариществом, хлопочет об отдаче ему для рыбной ловли почти всего восточного побережья Камчатки. В то же время японцы обращаются с прошением об отдаче им в арендное пользование рыболовных участков, как по восточному, так и по западному побережью для постройки рыбообделочных заводов с обязательством даже устройства рыборазводных садков. Получив отказ от управления государственными имуществами как не имеющие вовсе права занятия промыслом по смыслу временных правил о промышленности, японцы, пользуясь подставленными лицами, как Зубков, Крупенин, Новограбленов и др., начинают хищнический промысел во многих речках Камчатки. Под предлогом скупа рыбы у местных жителей японцы заходят в Камчатку и др. реки, где и производят улов своими рабочими.

С 1899 г. начался хищнический промысел рыбы японцами по всему побережью Камчатки, и население ее начинает справедливо уже жаловаться на оскудение рек рыбою вследствие перегораживания их в устьях японскими сетями.

Количество рыболовных участков, выбранных на чье-либо русское имя, значительно возрастает, причем и численность на этих участках японцев достигает до двух тысяч человек.

Имея в виду, что японцы сходят на берег с ружьями, понятно то опасение, явившееся как у жителей, так и администрации, что Камчатка при малейшем поводе окажется фактически занятой вооруженной японской силой.

В 1900 году в Камчатку пришла шхуна "Сторож" с заведующим промыслами г.Домашневым. Несмотря на то, что только небольшая часть восточного побережья Камчатки была посещена "Сторожем", что "Сторож" был не весь сезон рыбного промысла, г.Домашнев заметил и остановил незаконный, чисто хищнический, промысел рыбы в нескольких местах; между прочим, и в реке Камчатке, где имеет свое местоприбывание Усть-Камчатский Частный командир, лицо административное, г.Домашневым были заарестованы две хищнические японские шхуны, не прикрывавшиеся вовсе никаким подставленным именем.

Этот опыт "Сторожа", казалось, был совершенно достаточен и вполне убедителен в настоятельной необходимости и в крайней своевременности иметь здесь сторожевое быстроходное судно и особую промысловую администрацию, тем не менее и на этот раз Камчатка осталась предоставленной на полное разграбление ее хощниками, японцами, которые в следующем 1901 году появились у берегов в такой численности, что по свидетельству судового экипажа парохода "Котик", на котором в тот раз находился для осмотра западного побережья и Окружной начальник г.Ошкурков, море на расстоянии мили от берега носило множество тел уснувшей горбуши, выкинутой японцами из сетей в море за ненадобностью.

Горбуша самый низкий сорт лососей, всегда выбрасывается (японцами), если есть в изобилии какой-либо другой лосось.

Желая остановить хищнический промысел двух японских шхун, замеченных в реке Облуковиной, окружной начальник хотел было конфисковать как уловленную и засоленную рыбу, так и сами шхуны, но капитаны шхун, напоив и вооружив своих рабочих и команды, не только отказались исполнять требование начальника, но и грозились убить двух русских из Петропавловска, которые в качестве японских же приказчиков оставались на берегу среди японцев и которые спаслись на "Котик" в одном белье, оставив во власти японцев и заработанные деньги, и все свои вещи.

Этот факт открытого сопротивления русским властям и на русской территории, факт нашего, обидного для России, бессилия, был занесен в шканечную книгу "Котика" и передан мне, как таковой, капитан этого судна г.Щербининым. (Этот факт отмечен и в донесении русского консула в Хакодате своему начальству, причем г.Геденштром заявляет, со слов японцев, проникших и в японскую печать, что в ст. сов. Ошкуркова японцы стреляли.)

Впрочем, о нем знал и "Якут" (военный транспорт. - С.В.), но никто и ничего не предпринимал, а японцы, погрузивши ценную добычу, благополучно и неспеша вышли из р.Облуковиной с полным грузом.

К сожалению, не в одной только Облуковиной происходил и происходит безданный и безпошлинный лов рыбы хищниками, но и во многих других реках и речках полуострова, как о том замечено выше.

После сказанного обидного инцидента с начальником для меня не было никакого сомнения в том, что в Японии весть о столь явном перевесе японцев над русским в Камчатке возымеет свое действие, а не пройдет молчанием, как у нас, и что в следующем же году японские шхуны появятся еще в большем числе, чем прежде, если наше Правительство не примет безотлагательно каких-либо решительных мер к обеспечению камчатских побережий. Мое ожидание рациональной постановки дела охраны, не исполнилось ни в 902, ни в текущем 903 годе. Камчатка по-прежнему остается без всякой деятельной охраны, брошенная на беспощадное разграбления ея богатств японцами с несчастным населением, обреченным тем самым на быстрое вымирание.

Вред от какого положения вещей на Камчатском полуострове для России мне представляется слишком очевидным, чтобы нужно было говорить об этом подробно. Уже и теперь от прежнего "неисчерпаемого" богатства Камчатки рыбою остаются воспоминания: каждый год оказывается недоход то в той, то в другой реке. Убежденный в том, что рыба, в большинстве случаев, возвращается в ту реку, в которой вывелась, что она поднимается из моря по достижении ею половой зрелости, т.е. приблизительно через три-четыре года, я не имею надобности быть пророком, чтобы сказать, что в недалеком будущем и камчадалам, подобно айнам Сахалина, придется ловить рыбу для собственного пропитания в открытом море. В прямой зависимости от обеднения рек рыбою находится и обеднение данной местности зверем, как-то: медведем, лисицею, волком, росомахою и даже, по всей вероятности, соболем, так как все эти животные питаются в летнее время, отчасти и зимою, главным образом, рыбою, добываемою ими в верховьях рек.

Зверь в настоящее время, по выражению местных жителей, "уходит". Так, зверь ушел с р.Жупановой, когда начался в ее устье рыбный промысел Русским Товариществом, а затем японцами, считавшейся до того одной из самых "звериных" рек полуострова.

Известно также, что засоленная рыба, оставленная по той или иной причине на берегу до следующей навигации, является отравою для зверей, пожирающих ее в осеннее и зимнее время года.

Так, жители селений по низовью Камчатки неоднократно находили палых медведей, лисиц и волков возле бунтов соленой рыбы на устье реки Камчатки и в бухте Столбовой, где рыба оставалась не взятой Русским Товариществом по причине штормовой погоды в течение двух зим.

То же явление падежа зверей от употребления соленой рыбы замечено и на западном берегу полуострова, в некоторых местностях которого, будто бы, вывелись лисицы. Рыба оставлялась японцами за невозможностью погрузить на шхуны всего добытого количества.

Одновременно с уничтожением зверя, которое ведет к обеднению камчатского населения, громадный вред наносится японцами ввозом и бесконтрольным сбытом населению дешевого спирта в плату за упромышленную жителями же для японцев рыбу.

Уследить за тайною продажею спирта также нет никакой возможности, как и уничтожить хищнический промысел рыбы, и таким образом население обречено на спаивание и на обеднение вследствие расхищения рыбы и уничтожения пушного зверя.

Еще немного лет, и Россия будет иметь в Камчатке, вместо страны, одаренной щедро естественными богатствами, - пять тысяч голодного населения, если еще до этого не удастся японцам вполне овладеть Камчаткою, приобщив ее к своим владениям.

Что японцы питают эту мысль, мне кажется, доказывает не только их современное положение, заставляющее волей-неволей искать места, куда бы удалить избыток островного населения, не только их прогрессирующая в Камчатке рыбопромышленность, но и те факты их систематического изучения Камчатки, которые известны местной администрации.

За короткое, сравнительно, время их появления на полуострове из среды рабочих-рыбаков начали оставаться отдельные личности то в том, то в другом береговом селении Камчатки, мотивируя свое желание остаться здесь, не ехать обратно в Японию первоначально тем, что в Камчатке лучше.

В числе оставшихся было немало интеллигентных японцев, присутствие которых среди и в качестве чернорабочих уже одно само по себе наводит на некоторые размышления.

Один из японцев, числившийся чернорабочим при постройке консервного жиротукового завода в Тарьинской бухте Камчатским торгово-промышленным обществом оказался прекрасно знающим дело инженером, поехавшим на Камчатку, будто бы, с целью практического ознакомления с ведением некоторых работ. Между прочим, японец этот занимался, как и многие другие из числа рабочих, фотографированием окрестностей Петропавловска.

Одним из матросов на шхуне "Бобрик", зимовавшей в 902\903 году в устье реки Камчатки, оказался по словам капитана шхуны г.Яновского, лейтенантом японского флота, из известной в Японии древней аристократической фамилии. В Петропавловске летом 1900 года жили два молодых японца, правительственные таможенные, как говорили, чиновники, которые помимо ведения своих записей, много занимались фотографированием.

Ныне зимой, 902\903 г., проживал какой-то японец из числа плотников при постройке больничного дома, называл себя доктором, и с открытием навигации куда-то бесследно исчез.

По западному берегу также оставались японцы в некоторых селениях. Так ,в Большерецке прожил зиму какой-то японец, называвший себя доктором, и уехал обратно на шхуне в Японию, о которой, не зная, что это за личность, действительно ли доктор или военный агент, так хлопотал окружной начальник Ошкурков, как о полезном для Камчатки деятеле.

По частным слухам из Нагасак (от японцев): все эти гг. доктора, инженеры и т.п. - военные агенты, командируемые сюда для съемки планов и т.д.

Что капитаны японских судов, посещающих Камчатку, производят съемку и промеры глубины, - факт общеизвестный. Я лично знал японца, лейтенанта флота, участвовавшего в японско-китайской войне, который, служа на пароходе "Сетсуйо-мару", зафрахтованном Русским Товариществом котиковых промыслов, первый (года за два до Гека) посетил на названном судне Моржовую бухту и произвел съемку и промер. Знаю это потому, что я сам был в то время на пароходе.

Что японцы за пребывание свое у берегов Камчатки делают дело, доказывает и то, что морские карты Камчатки у них гораздо точнее имеющихся у русских и что последние нередко при плавании в этих водах руководствуются, к стыду своему, японскими картами.

Одним словом, японцы начинают проникаться сознанием своей силы в Камчатке и чувствуют себя здесь хозяевами настолько, что какой-нибудь японец-матрос, подвыпивши, не задумывается кинуться с ножом на капитана-русского, не в потере сознания, но напротив, мотивируя свое нападение тем, что теперь уже должна быть война России с Японией и поэтому японцам следует убивать всякого русского. Такой случай был в Петропавловске в ночь с 18 на 19 июня н.г. на шхуне "Бобрик".

Только тем, что японцы сознают свое превосходство, и можно, мне кажется, объяснить такое явление, как заход шхун в камчатские реки для лова рыбы без каких бы то ни было разрешительных документов, даже в устье Камчатки, пункт, в котором находится несколько человек казаков камчатской команды.

России не должно быть безвестным, что на ближайшем к Камчатке острове Шумшу японцы имеют, приблизительно с 95 года, военно-морской пост под командою лейтенанта флота, посещаемый ежемесячно крейсером. Говорят (слух из Нагасак), что на Шумшу и на Парамушире имеется по батарее и что названный лейтенант провел целую зиму на Камчатке под видом доктора.

…Все вышесказанное, правда далеко не полное, по моему крайнему разумению, приводит к одному заключению, что наступило уже время, настало давно, чтобы решить, оставить ли Камчатку с Россией или передать ее Японии, кто здесь хозяева - русские или японцы, или эта страна до сих пор не принадлежит никому, и как те, так и другие являются в ней только хищниками. Прожив десять лет в Камчатке, большую часть времени в разъездах и в непосредственном соприкосновении с населением, изучив его, смею думать, сколько возможно, смело заявляю, что камчатское население чувствует себя здесь теперь как брошенный на произвол судьбы ребенок, потерявший всякую надежду на свое спасение. Оно не знает, есть ли у него родные и кто они, русские или японцы, и к кому обращаться в своих нуждах.

За 200-летнее владение Камчаткою мы, русские, научили аборигенов этой страны только бояться нас - культуртрегеров, как хищников. В самом деле, что мы сделали для Камчатки за этот весьма значительный период, вполне достаточный, чтобы судить о результатах нашего управления страной?

Мы ее обезлюдили, занеся оспу, сифилис и пр., мы уничтожили, как только умели, пушного зверя, силою отбирая его у населения. Где морские бобры и кошлаки, и кто теперь знает о них, которых добывалось по всей Авачинской бухте, в острожке Шипунском, Кроноцком и мн. др., где соболи, которые на памяти еще немногих, считались не штуками, а сороками?

Хищничали все, кто мог, не исключая и представителей русской администрации, на долю которой перепадала всегда львиная часть. Население было беспомощно и безответно.

…За последнее время русские хищники, инстинктивно чувствуя приближение конца хищения, напрягают все усилия извлечь от страны и населения все возможное, давно забыв о существовании на свете справедливости, попирая все законы и нимало не заботясь о гибельных последствиях своих антирусских разбойничьих усилий.

Слишком узкие эгоисты, чтобы заботиться об интересах государственных, хищники к позору своему и стыду России, как предатели, прикрываясь своим русским именем, ведут за собою в Камчатку целые флотилии японских судов для открытого разграбления этой страны, дожившей да несомненного, хотя и неясного, кризиса.

… Изложенное, полагаю, заслуживает серьезного внимания, если, конечно, вопрос о фактическом владении Камчаткою, а следовательно, Охотским и Гижигинским краем, для Российского государства еа безразличен.

12 июля 1903. ТЮШОВ".
(ЦГА ДВ РСФСР, ф.1005, оп.1,д.8, л.34-43).

Эти материалы были переданы новому начальнику Петропавловского уезда, прибывшему на место умершего в январе 1903 года Ошкуркова, коллежскому ассесору А. П.Сильницкому. Но прежде чем перейти к рассказу о защите Камчатки и ее природных богатств, я хотел бы дополнить эту работу доктора Тюшова.

Его коллега, доктор Н. В.Слюнин, в книге "Охотско-Камчатский край" сообщает интересные подробности начала этой войны за владение промысловыми богатствами полуострова: "Когда в июне 1897 года прибывшие в устье реки Камчатки японцы закинули свой большой невод, то оказалось, что 50 человек не могли его вытащит: он набит был рыбой, и, чтобы спасти рыболовную снасть, японцы отпустили один конец, чтобы отпустить рыбу, и только тогда могли подтащить ее к берегу, но и при таких условиях они поймали около 6 тыс. экземпляров - количество, буквально поразившее рыбаков" (СПб. Т.1 С.547).

Тот год - 1897 - был историческим. Во-первых, Россия отмечала 200-летие присоединения Камчатки к империи. Специально по этому случаю на полуостров были отправлены винтовки нового образца - берданы, и камчатская казачья команда под присмотром специально присланного старшего унтер-офицера Максима Ивановича Сотникова начала обучаться обращению с ними. Во-вторых, - как покажет время, и первое, и второе события неотделимы друг от друга - Русское Товарищество котиковых промыслов именно в этот год отказалось от своей первоначальной задумки - посолки чавычи по методу посолки архангельской семги (бочковой посол) и перешло на японский способ бара (сухой посол). В 1902 году дальневосточный журналист Антон Петрович Сильницкий в своей книге "Поездки в северные округи Приморской области" (Камчатка как округ входила в Приморскую область Приамурского генерал-губернаторства) подробно описал это технологическое новшество: "Способ этот состоит в том, что рыбу, только что пойманную, потрошат, пластуют, складывают рядами на циновку, обильно пересыпают каждый ряд сухой солью, а затем покрывают известное количество рядов такой рыбы простой циновкой и оставляют затем рыбу на произвол судьбы до того времени, когда ее можно будет везти в Японию. Рыба не портится и охотно покупается на японских рынках, и даже по высокой цене".

Если в 1896 году Русское Товарищество заготовило в устье реки Камчатки 87 бочек чавычи общим весом 1218 пудов, то на следующий год Товарищество продало в Японии уже 8 тысяч пудов и получило ощутимую прибыль от нового вида деятельности. В результате этого Русское Товарищество котиковых промыслов в 1897 году преобразуется в Камчатское торгово-промышленное общество.

В 1898 году общество продает в Японию 30 831 пуд соленой лососины. В 1899 году вывезено уже 114 684 пуда.

В 1900 году, если сравнивать с 1896 годом, уловы возросли уже в 150 раз. Окрыленные успехом, предприниматели - Гринвальд, Савич, Прозоров, Лепешкин - приступают в 1899 году к строительству в бухте Тарья Авачинской губы рыбоконсервного завода мощностью 40 тысяч банок в сутки и тукового завода.

Зашевелились и частые предприниматели. Но, увы, здесь совершенно прав Тюшов - в той войне за рыбные промыслы, что началась в 1896 году, эти русские подданные выступали на стороне врагов России. А.П.Сильницкий в своей книге разделяет самые худшие опасения Тюшова: "Все предприниматели, как оказалось впоследствии, не имели ровно никаких капиталов, и всякий из них рассчитывал извлечь выгоду из своего русского имени".

Каким же образом?

Откроем отчет за 1900 год заведующего рыбными промыслами Приморской области Н.Домашнева:

"В настоящем году рыбным промыслом на Камчатке занимались следующие лица: Русское Товарищество котиковых промыслов, владивостокский купец Бринер, крестьянин Вологодской губернии Зубков и шкипер дальнего плавания Кахтин.

… в большинстве случаев и само дело ведется на японские капиталы: как мне передавали в Хакодате, под именем Бринера действует обширная компания, которая называется, кажется, в переводе на русский язык, - "Северное рыболовное общество", и одним из главных участников которой состоит г.Саито, ранее с успехом оперировавший в Николаевске, мне самому случалось видеть в Хакодате вывеску: "Бринер, Саито и Ко".

Рыбопромышленник Зубков сам передавал мне, что он, не располагая большим капиталом, мог оборудовать лишь небольшое количество промысловых участков, но когда он, получив весною прошлого года разрешение производить промысел иностранными рабочими, прибыл в Хакодате, то японцы сами открыли ему кредит на весьма выгодных условиях для оборудования возможно большего числа промысловых участков. Насколько я мог понять, компания капиталистов, предложившая свои услуги Зубкову, выговорила себе около половины чистой прибыли".

Обеспокоенные ситуацией, сложившейся на Камчатке (в 1900 г. здесь работало уже 1500 японских рыбаков, в 1901 г. на 27 рыбалках Камчатского торгово-промышленного общества было 600 японцев, а одним из приказчиков - Сечи Гундзи, о котором у нас большой разговор впереди; на 14 рыбалках Зубкова насчитывалось 462 японских рыбака...), правительство вводит "Временные правила для производства в территориальных водах Приамурского генерал-губернаторства морского промысла". Эти правила предусматривали штраф в размере 100 рублей за каждого иностранного рабочего. Правила категорически запрещали японцам (ранее это было в отдельных случаях разрешено) промысел рыбы в русских дальневосточных водах.

Это был сокрушительный удар по… русской рыбной промышленности. В итоге в 1903 году было арендовано на Камчатке всего 8 промысловых участков. Закрылись Тарьинские рыбоконсервный и туковый заводы.

А как отреагировали на Временные правила японцы?

Экспорт соленой лососины из камчатских территориальных вод достиг в эти годы 430000 пудов и сравнялся с экспортом наиболее развитого в это время Николаевского (на Амуре) промыслового района.

Ежегодный браконьерский вылов возрастает впоследствии до 100 000 центнеров. Промысел в камчатских водах в 1900 году ведут 16 паровых и 30 парусных японских шхун, в последующие годы их численность увеличивается в 2-3 раза.

В 1903 году Приамурское управление государственными имуществами вводит на Камчатке должность надзирателя за рыболовными промыслами. Им стал Максим Иванович Сотников - один на все заподнокамчатское побережье.

В тот же год канонерская лодка "Манджур", крейсировавшая вдоль восточного побережья, задержала браконьерскую японскую шхуну "Явата-мару" в Авачинской бухте - у Красного Яра, то есть в непосредственной близости от Петропавловска-Камчатского. Таким образом, японцы уведомляли, что война прекращала быть тайной и становилась явной. Нашим же героям - Владимиру Николаевичу Тюшеву, Антону Петровичу Сильницкому, Максиму Ивановичу Сотникову - предстоит сыграть в этих событиях не последнюю роль.

Тюшов в эти годы будет по-прежнему окружным врачом, Сильницкий - редактор "Приамурских ведомостей" - будет назначен начальником Петропавловского уезда. А тобольчанин Максим Иванович Сотников, старший унтер-офицер 2-й роты 10-го Восточно-Сибирского линейного батальон, а будет, как вы помните, командирован на Камчатку для обучения казаков обращению с винтовками Бердана. Здесь он выйдет в отставку, женится на дочери мильковского священника Александре Иринарховне Малаховой и станет надзирателем за рыболовными промыслами. Ему и выпадет по должности начать боевые действия задолго до того, как официальная бумага об объявлении войны дойдет до Камчатки.

июня 1903 г. с.Усть-Камчатск

АКТ

…прибыв сего числа с тремя казаками на вошедшую сегодня же в реку Камчатку японскую шхуну "Кинсей-мару" осмотрели судовые документы, между которыми нашли удостоверения о зафрахтовании этой шхуны, одной из них данное крестьянином А.Т.Зубковым для отвоза в Усть-Камчатск: соли, товаров и рыболовных принадлежностей и обратно соленой рыбы, а другое, выданное крестьянином Томской губернии Федором и переводчиком японцем Мизутане подана декларация грузов, в коей объяснено, что кроме показанных в декларации товаров спиртных напитков на шхуне не имеется… Найдено закрытых шесть банок спирта, и в четырех ящиках 48 бутылок коньяку; затем - наверху, на палубе, мною, Сотниковым, открыто помещение водяной цистерны, в которой в самом отверстии сверху стояло ведро с водою, по вынутии ведра в цистерне оказалось: пять концов невода - 69 саж., а внизу, под неводом - 5 банок спирта…"

Июня с.Усть-Камчатск

АКТ

Явясь сего числа в 9 час. утра в мою квартиру, крестьянин Александр Тихонов Зубков, в присутствии Усть-Камчатского частного командира Савинского, Главного Доверенного Камчатского торгово-промышленного общества Брюггена и двух казаков Ив. Савинского и Белоногова, подойдя ко мне к столу во время служебных обязанностей с криком и настойчиво требовал от меня на каком основании я конфисковал на японской шхуне "Кинсей-Мару" 11 бан. спирта, 4 ящика коньяку и невода, я при тех же лицах попросил Зубкова внимательно выслушать содержание акта, составленного мною вместе с Усть-Камчатским частным командиром Савинским 22-го числа сего июня по поводу конфискованных вышепоименованных предметов, после чего Зубков, наколачивая свою грудь, в комнате громко кричал "ты не имеешь право конфисковать мой спирт и невода", причем выругал меня самой площадной бранью "сволочь, дурак, грабитель японцев, которых не имеешь права обирать". На неоднократные мои предложения Зубкову оставить ругань, причем заметил ему, что об этом оскорблении мною будет донесено г.Петропавловскому Уездному Начальнику".

Зубков не отреагировал на предостережения Сотникова. Он плевать хотел и на наздирателя, и на начальника - за его собственной спиной были силы посолиднее камчатских администраторов. И еще через три года, уже после окончания русско-японской войны, Сотников снова напишет в своем рапорте: "…оскорбления, которые я от Зубкова терплю при моей обязанности 3-й год, а если бы где-либо попадая ему в компании японцев на их шхунах, то я вполне уверен, мог бы быть избитым и выброшен за борт".

Бессилен был помочь Сотникову и новый начальник Петропавловского уезда. Впрочем, судите сами. Вот его собственная исповедь: