Рак развивается по тем же законам, что чума и холера, историю развития которых я хорошо изучил
Онкологические заболевания, очевидно, такие же вирусные, как и десятки других. Это становится понятным сразу же после первого взгляда на карту заболеваемости — разные формы рака сосредотачиваются в одних и тех же местах. Следовательно, в одинаковых условиях они распространяются одним и тем же агентом (вирусом?), но поражает агент разные, наиболее ослабленные органы у того или иного человека. Форм рака много потому, что много органов в человеческом организме... И тут большой простор и для «открытий», и для диссертаций...
Моя же «диссертация» писалась жирными «раковыми» точками и человеческими трагедиями. С улицы Ивана Бабушкина, дом 3 (всего полкилометра от станции метро «Академическая») звонил отец 37-летнего мужчины, посланного помогать колхозникам под Серпуховым и заработавшего там редкое заболевание миозит — воспаление скелетных мышц, о котором я узнал только из медицинской энциклопедии...
В полкилометре от их дома по улице Кржижановского, 5, пытается бороться с раком щитовидной железы женщина- юрист. В 1987-ом, ничего не зная и не узнав о характере дома (а где узнаешь? Онкологические диагнозы врачи скрывают), она поселилась прямо над местом работы: ее юридическая контора на 1-ом этаже, а квартира — на 3-ем. Итог: с января 1988-го раковый диагноз... Чем закончится борьба? Куда перебираться бедной женщине, попавшей, как кур в ощип, не знает ни она, ни я, потому что ни гласность, ни право на информацию, вытекающие из закона о печати, ни коим образом не распространяются на врачей, стеной стоящих за охрану медицинской тайны, прикрываемой латинизированной абракадаброй в виде миозитов, миом, митозов...
— Здравствуйте, Валерий Евгеньевич, С вами говорит Эдуард Иванович Назаров. Я к вам решил обратиться по поводу ишемии сердца. Надеюсь, вы и ей занимаетесь?
— Здравствуйте, Эдуард Иванович. Если бы вы знали, как приятно поговорить с умным интеллигентным человеком.
— Почему вы так решили?
— По первым репликам. Во-первых, вы представились, чего многие не делают. Во-вторых, просите, а не требуете, в отличие от тех, кто звонит сюда как в службу скорой помощи или какой-нибудь отдел Минздрава, которым они платят налоги и с которых вправе что-то требовать. Ho с них они почему-то ничего не требуют, а требуют от меня — частного лица. В-третьих, звонят сюда в основном раковые больные, поскольку заметка называется «He бойтесь ни рака, ни СПИДа». А про ишемию ни слова, хотя я утверждал и утверждаю, что законы распространения заболеваний для всех одни в принципе — для чумы, холеры, рака и для самоубийств. А следовательно, и одни подходы к лечению. От ишемии ныне страдает почти треть хронических больных земного шара, но вы первый и пока единственный кто позвонил. Эдуард Иванович, где вы живете? С какого времени? Когда вам впервые был поставлен диагноз?
— Ишемию в первый раз мне поставили в 1973 году, а чувствовать себя стал плохо с 72-го. Помните, в то лето пожары вокруг Москвы были, леса горели, торфяники. А мы как раз получили квартиру здесь, в Теплом стане, дом 123, теперь он, кажется, 136-ой. На 4 этаже. С 77-го переехали сюда, тоже Профсоюзная улица, только дом 152, корпус 3, 1 этаж.
— Ну и стали чувствовать себя хуже?
— He знаю... Кажется, да. А почему вы так решили?
— А я смотрю на план Москвы и вижу, что вы переехали ближе к одному из «полюсов Храпова», расположенному как раз в центре Теплого стана. И почему, интересно, его Теплым назвали?.. Полюс этот, очевидно, работает на сердечно-сосудистые заболевания. С улицы Теплый стан еще звонила женщина с бронхиальной астмой. А у вас нет такого плана?
— Кажется покупал, сейчас жена посмотрит... Да, есть.
— Послушайте, Эдуард Иванович. Меня интересует ряд точек рядом с вашим домом. Точнее, их профили: как идет дорога — вверх, вниз... Понятно? Точки эти в центре Теплого стана, рядом с улицей Академика Капицы, Академика Бакулева... Да, еще. С улицы Островитянова, дом 18, корпус 2 звонила онкологическая больная. Мы с ней не сумели найти ее дом на плане. И она что-то не звонит. Может тяжело ей прозвониться. Помогите, пожалуйста. А?
— Хорошо, хорошо. Я все ваши задания выполню.
— И еще, Эдуард Иванович, Где и кем вы работаете?
— Начальником отдела одной научно-исследовательской вычислительной фирмы,,. А что?
— Компьютеры есть? Излучения вредные?
— Компьютеров хватает... А излучения... не знаю.
— Ho на работе-то вы себя лучше чувствуете или хуже?
— По-разному. Был и приступ. Меня даже хотели досрочно на пенсию отправить со второй группой инвалидности. Ho я пока держусь. Вот в командировку собрался...
— Слушайте, вы не очень-то хорохорьтесь. He мальчишествуйте. С сердцем шутки плохи. Когда пойдете по названные мною точкам, будьте предельно внимательны, следите за самочувствием. Если почувствуете себя хуже — тут же уходите. И лучше идите не один, а с кем-нибудь, для страховки. Помните, что любое дело начинается даже не с теории, а с техники безопасности. Да, и чтобы вам многое стало ясно, прочитайте мой очерк в журнале «Народное образование». He обращайте внимание на то, о каких болезнях идет речь — законы природы, повторяю, оказались сходными для всех заболеваний. И для вашей ишемии тоже. Очерк этот написан год назад. Кое-что в нем устарело — теперь, благодаря вашим звонкам и новой информации, я знаю гораздо больше. Ho суть прежняя. В нем, в апреле 1990 года, я предсказывал возвращение чумы в СССР. И она вернулась в июле, августе и ноябре. Может читали в «Известиях» о случаях на Арале, в Гурьевской области, в Москве, а в январе этого года и в Донецке. Честно говоря, я не ожидал, что мои предсказания так скоро сбудутся. Чума - не ишемия. Два-три дня - и все кончено... Уноси готовенького..
У очерка этого, как вы, наверное, догадываетесь, была трудная судьба. Его отклонило полдюжины советских медицинских журналов и международных тоже. Из журнала «Всемирный форум здравоохранения», что в Женеве, редактор Лисберг написал: «Дорогой доктор Храпов, очень интересно, но печатать не будем». И все. Спасибо «Народному образованию». Ho и они утопили очерк непонятным заголовком — «Загадки и отгадки». А правильнее...
ИСТОРИЯ С ЧУМОЙ И ПРИНЦИПИАЛЬНО НОВАЯ МЕДИЦИНА
«Нет ничего практичнее хорошей теории». Этот афоризм я вспоминал, изучая грандиозное влияние эпидемий чумы на ход истории. И многое бы прояснилось, да вот беда: добротной теории эпидемических процессов у медицины не оказалось и к концу XX века.
Думаю, мой вывод достаточно объективен. Я - не специалист, личных пристрастий к той или иной теории не имел. Я искал объяснение фактам, фактам до сих пор загадочным, с которыми встречался в истории VI — XVIII веков. Медицинские книжки ответов не давали и пришлось обратиться к литературе с «других полок», которую почему-то так упорно игнорируют специалисты-медики. Книги по астрономии, гео- и гелиофизике помогли приоткрыть многие завесы. Постепенно у меня сложилась, смею надеяться, достаточно обоснованная теория эпидемических процессов. Ho не только ею хотел бы я поделиться, но и теми выводами, которые из нее следуют и которые окажутся для многих весьма неожиданными.
Новое — это по-новому названное старое?
В настоящее время картина эпидемий, в частности чумы, рисуется довольно просто.
Согласно господствующей ныне теории природных очагов чумные микробы (как и возбудители других эпидемических заболеваний) постоянно (эндемически) существуют в определенных местах среди грызунов (свыше 200 видов), называемых «резервуарами чумы».
С помощью блох, клещей и других «разносчиков» чума передается от одного животного к другому, а в определенные моменты и человеку. «Заболевания людей чумой появляются обычно вслед за эпизоотиями... с разрывом в 10—14 дней» — констатирует Большая медицинская энциклопедия.
В «природных» и «портовых» (крысиных) очагах люди либо через контакты с блохами и грызунами, либо через употребление некоторых из грызунов в пищу заболевают чумой бубонной (восцаление лимфатических желез), которая «может развиться во вторично-легочную и во вторично-септическую» (общее заражение крови — В. X.)
Первично-легочная чума - наиболее смертоносна, летальность от нее (отношение числа умерших к числу заболевших) достигает 100%, возникает в результате заражения от больного бубонной чумой и передается в отличие от последней по воздуху... На ход эпидемий влияет и климат...
Теория эта объясняет многие проявления загадочной болезни, Многие, но не все, Например, почему природные очаги существуют именно в этих местах, а не в каких-либо других? Почему очаги эти то возникают, то исчезают, то снова возникают? И почему, возникнув, начинают расширяться, сужаться, смещаться? Или почему, например, в Шанхае 1908 году было обнаружено 49 чумных крыс, в 1909-ом уже 187, но за два года чумой не заболел ни один человек. В 1911 — 138 чумных крыс, а заболевших людей опять ноль.
Зато в 1924 и 1925 годах, когда ноль обозначал число чумных крыс, заболевания среди людей были 05, с. 99) ...
Или вот такая загадка: на первых и заключительных этапах эпидемий врачи разных стран и народов и в XV веке, и в XX постоянно путали и путают чуму то с тифом, то с холерой, то с туберкулезом.
Так в 1921 году во Владивостоке двое больных (русские) с неопределенным диагнозом 8 и 10 мая были переведены в чумное отделение госпиталя, где имели стопроцентные шансы заразиться окончательно, но они болеть чумой почему-то не стали и через неделю были выписаны.
Подобная же картина повторилась 20 — 25 мая с тремя китайцами (41, с. 14 — 18 и Приложение 1). А вот 5 — 6 июня картина повторилась с точностью до наоборот: состояние больных, которых уже готовили к выписке, вдруг резко ухудшилось, и они умерли 9 и 10 июня, причем чумные палочки то были видны в окуляры микроскопов, то куда-то исчезли, несмотря на многократные пробы. (Cm. илл.).
В январе 1922 года, но уже на другом конце Земли, в Дакаре (Сенегал), подобное повторилось с больным Камара (6, 1927, т. 6, с, 118) последовательно болевшим «бронхопневмонией», «туберкулезом» и чумой. И с микробами происходили странные вещи: то их почти нет, то они в огромном количестве.
Исчезали и появлялись чумные микробы в ноябре-декабре 1911 года и у подопытных мышей и крыс Астраханского противочумного отряда. (7. 1912, № 3).
У каждого открытия есть свои плюсы и минусы.
И открытие в 1894 году чумных палочек не было исключением.
Устремившись к окулярам микроскопов и изучению заболевания лабораторных животных исследователи резко сузили поле своего зрения. Ho для человечества-то важно знать не свойства того или другого микроорганизма, а то, как спасти себя от болезни.
Эта мысль не моя. Еще в 1897 году ее высказал ректор Томского университета А. И. Судаков. (31, с. 72).
Чтобы мысли эти были услышаны, их, видимо, надо повторять чаще, чем раз в сто лет... Ho трудно, трудно осуждать людей за то, что они изучают то, что проще, легче и удобнее изучается. Так было и будет. Вот только играть в слова не стоит.
От изобретения новых терминов смысла прибавляется мало.
Теория природной очаговости в сущности своей повторяет контагионистическую теорию, иными словами, теорию заразы, господствовавшую в медицине и 100, и 200 и 2000 лет назад... Только зараза считалась (и была) невидимой, а теперь на нее можно посмотреть. Однако люди все равно умирают...
Благодаря контагионистической теории появилось дикое изобретение XIY века — карантин, который нынче как «научно» обоснованным насилием для истребления людей не назовешь.
Диким его считал еще французский врач Росси, выкладки которого приводит в своей капитальной монографии 1897 года М. И. Галанин: до учреждения карантинов в 1526 году эпидемии чумы наблюдались во Франции в среднем каждые 52,7 года, после же учреждения — каждые 8,7 года!
Подобные же цифры характерны и для Испании, Италии, Далмации... (11, с. 31).
К этому остается добавить, что карантины существуют поныне.
Международный срок карантина для чумы — 6 дней.
Почему 6, когда известны случаи заболевания и через 10 и через 21 день после контакта с больными? — вопрошал коллег А. И. Судаков, но тщетно... Среднеарифметическую цифру сторонники природной очаговости менять не хотят н через сто лет.
Да что там вопросы столетней давности, когда до сих пор нет ответов на большинство вопросов, поставленных итальянским врачом Салаладино Ферри еще в XV веке.
Вот некоторые из них:
1. Почему чума распространяется не непрерывно, из одного места в соседнее с ним, а скачками: из первого пункта в третий, минуя второй?
2. От чего чума выбирает по преимуществу сырые, низменные и болотистые места?
3. От чего местности, в которых свирепствовала чума, бывают так здоровы после ее прекращения?
4. От чего чума является главным образом тогда, когда после войны или продолжительных неблагоприятных климатических условий ожидается хороший урожай?
5. От чего чума увеличивает производительность половой сферы, деторождаемость (12, с. 135). О вопросах этих сегодня просто «забыли» ...
Сторонниками предотвращения заразы с помощью карантинов ни в XVIII, ни в XX веке не объяснили факта, о котором писал М. И. Галанин: «В 1720 году чума ограничилась одной Марселью, не распространилась на остальные местности Франции, несмотря на массу беглецов, удержать которых было невозможно даже страхом смертной казни».
Более того, когда в конце 1720 года эпидемия временно прекратилась и многие беглецы вернулись в Марсель, то через некоторое время все они заболели и умерли. Невернувшиеся «разносчики» остались живы, так никого и не заразив (И, с. 24).
В том же 1897 году А. И. Судаков приводил «странные» факты другого времени и другой географии. Во время чумы1896 года из Бомбея бежала почти половина жителей, в основном в Калькутту. Ho в Калькутте почему-то никто не заболел, хотя английский врач Симпсон, ассистент знаменитого доктора Коха, с помощью бактериологического анализа находил среди беглецов людей, зараженных чумой...
В конце 1896 года в Калькутту прибыл из Гонконга целый пехотный полк, несколько солдат которого в 1894 году умерли от чумы.
У двух прибывших Симпсон нашел чумные бациллы (31, с. 44), но эпидемия началась в Калькутте только в 1898 году...
Удивляло профессора Судакова, но не его коллег, и другое: распространение чумы не зависит от количества населения. Так, в городе Тана, пригороде Бомбея, с населением в 20 тысяч с 18 декабря 1806 г. по 8 февраля 1897 г. умерло от чумы 630 человек, в городе же Пуна за тот же срок только 390. И это при населении в 100 тысяч. Правда, Пуна находится на 100 с лишним километров дальше от моря...
С морем связаны многие чумные странности.
В том же 1896 году в Лондон неоднократно прибывали из Индии суда с чумными больными, но первые заболевания в Лондоне были зарегистрированы только в 1903 году. Долгое время считалось, а потом считалось снова, что заболеваемость чумой зависит от уровня цивилизации и, в частности, медицины. Ho лондонские случаи чумы 1903 - 07 годов поколебали эту уверенность.
На время...
Мне же, чем больше я вникал в историю эпидемий, тем чаще приходила другая мысль: не чумные эпидемии зависят от уровня цивилизации, а уровень цивилизации, во многом,- от них...
Впрочем, к такому выводу можно было прийти и на полтора века пораньше.
В 1835 году из чумной Александрии было вывезено около 200 000 тюков хлопка, в котором чумные микробы, как известно, сохраняются весьма долго. Суда, многие члены экипажей которых были больны чумой, приплывали в Марсель, Триест, Англию, Ливию... Ho тогда от чумы все эти города и страны никоим образом не пострадали. И это несмотря на то, что Ливию 1835 года по уровню цивилизации трудно сравнивать с Англией того же года.
Эти и другие факты однозначно заставляют нас прийти к выводу, который был сделан еще А. И. Судаковым: от замены понятия «зараза» на «чумные бациллы» (или «вирусы», добавим мы — В. X.) мало что меняется в теории эпидемического процесса. И хотя факт распространения чумы и других заболеваний с помощью микробов оспаривать сегодня было бы смешно, следует помнить, что «всякая теория заразы односторонняя; она никак не обнимает собой совокупности всех явлений» (31, 68). Именно поэтому еще в середине XIX века появилась другая.
Локалистическая теория
Основоположник этой теории немецкий врач Макс фон Петтенкоффер писал:
«Уже в 1869 году в работе о почве и почвенной воде и в их отношении к холере и тифу, я высказывался, что я признаю специфические микроорганизмы за возбудителей этих болезней и именно на тех же основаниях, по которым для спиртного брожения необходимы дрожжевые грибки, но людей опьяняет алкоголь, а не дрожжи. (Очень точное замечание! В. X.)
Далее я показал, что из- за холерного больного так же не может возникнуть эпидемия, как из дрожжей нельзя сделать вина или пива, для того необходимы солод и виноградный сок; не сравнивая человеческое тело с солодом или виноградным соком, тем не менее и для холерного брожения необходимо признать все-таки существование посредствующего члена, что я называю место-временным расположением...» (Цит. по 32, с. 27).
Итак, задолго до теории природной очаговости распространение эпидемий связывалось не только с местом, но и со временем. В этом виделся главный фактор эпидемий. «Мы должны - призывал Петтенкоффер порвать с традицией, будто время занесения холеры совпадает с прибытием холерного больного или вещей, загрязненных им».
Вывод этот надо сказать, и ныне кажется многим абсурдным. За него Петтенкоффер был подвергнут многочисленным насмешкам, вынужден был покаяться, и локалистическам теория была похоронена на многие годы. Ho факты - упрямая вещь. И они продолжали говорить устами тех, кто не спешит примкнуть к общему хору, а стремится осмыслить действительность во всех ее противоречиях и взаимосвязях.
Доктор Г. Глейтсман — главврач Германского военного флота времен первой мировой войны — казалось бы должен быть яростным сторонником контагионистической теории. Ведь на море, на кораблях, если следовать этой теории, почти идеальные условия для развития эпидемий: теснейшее соприкосновение людей, отсутствие должной чистоты на пароходах.
«С другой стороны,— отмечал Г. Глейтсман,— здесь совершенно нет того, что согласно локалистического учения необходимо для возбуждения и развития эпидемий (например, влияния почвы)». Ho изучив в начале 20-х годов данные флотов разных стран, он пришел к выводу, что около 80% всех эпидемических заболеваний проходили в гаванях и только 20% в открытом море... (6, 1927, т. 6, вып. 2, с. 138-139).
Г. Глейтсман сравнивал не только флоты, местопребывание кораблей, но и условия на них и отвечал оппонентам: «Мы наперед предвидим одно возражение: хорошие условия на военных судах препятствуют настоящему развитию эпидемических заражений... Ho это не так.
На транспортных судах, например, тех, которые привозили в Камаран за время с 1889 по 1912 гг. паломников из Мекки, максимальная заболеваемость на 1 пароход (пароход «Деккан», 1890) составляла 6%... И в то же время та английских военных судах в Ост-Индии заболеваемость составляла 27% (крейсер «Редбрест», 1891)... Следовательно, как раз там, где грязь, переполнение и небрежность постоянны и привычны,— холера показывалась меньше... На судах подтверждается локалистическая теория. Заболеваемость меняется в зависимости от курса судна.
Эта зависимость «от курса», т. е. от места и времени развития эпидемии, подтверждается фактами, собранными Г. Глейтсманом, не только для моря, но и для суши.
He только для холеры, но и тифа, оспы, скарлатины, чумы...
И не только больные, животные, но и паразиты, разносчики оказываются ни при чем: «Малярия, как эпидемия, появляется в некоторых местностях (Лейпциг, Дитмаршен, Швеция) и притом в правильных промежутках, несмотря на отсутствие комаров, и пропадает тогда, когда последние появляются...
Во время первой мировой войны платяных вшей и сыпнотифозных больных можно было встретить и на Западном, и на Восточном фронте, но до массовых заболеваний дело дошло только на Восточном...» (Там же, с. 142)
Во время чумных эпидемий в Бенгалии, Бомбее и Пенджабе смертность была массовой, однако провинция Мадрас — подчеркивал Г. Глейтсман — была поражена гораздо меньше, а сам город остался практически нетронутым.
С оспой же наблюдалась сходная картина, но «перевернутая».
Так в тюрьмах провинции Мадрас за 14 лет средняя заболеваемость оспой составляла 3,7%, в то же самое время в тюрьмах провинции Бомбей только 1,4%, в Бенаресе и Уд - 1,7%, а в провинциях Агра и Меерут лишь 0,25%, т. е. в 5,6 раза меньше, чем в Бомбее, и в 14,8 (на полтора порядка) меньше, чем в Мадрасе.
Читатель может быть удивлен: как это автор, начавший вроде бы анализировать эпидемии чумы, вдруг кидается к холере, малярии, оспе.
Разве это одно и тоже?
Может и не одно (хотя какая разница от какой заразы помирать, точнее, от того, как эту заразу назовут), но для теории эпидемического процесса, способной объяснить, как это будет видно дальше, и «исключения», принципиальной разницы нет.
Это понимал еще Н. И. Пирогов: «Тут (в Крыму 1854—-55 гг.—В.X.) я убедился, что эндемически перемежающая лихорадка, малярия и эндемический катар кишечного канала, зависящий от местных условий (преимущественно воды и почвы), составляют так сказать канву других форм болезней. Они легко делаются у пришлого народонаселения повальными болезнями и в военное время служат основанием для различных эпидемий... тогда малярия, дизентерия, тифы, страдания грудных и брюшных органов принимают самые уродливые формы. Тут охотникам до номенклатуры представляется обширное поле деятельности...» (Цит. по 32, 111 — 112).
Оставим пока в стороне насмешки над «охотниками до номенклатуры», обратим внимание в этом свидетельстве на два существенных момента:
1. Перерастание одних видов заболеваний в другие, так что никакой «номенклатуры» не хватает (мы уже обращали на это внимание в связи с чумой);
2. Различная восприимчивость к заболеваниям местного и пришлого населения.
По данным М. И. Галанина, относящимся к Александрийской эпидемии чумы 1835 г., из 100 негров и нубийцев, заразившихся чумой, умирал 81,
из малайцев - 61,
из арабов -55,
греков, евреев, турок - 11 - 14,
из европейцев —5— 7
(11, с. 33) И. Г. Гезер, описавший чуму середины XIV века, отмечал, что в отличие от Англии в Ирландии чумы почти не было. «Меньше всего страдали те, в ком текла чистая ирландская кровь», т. е. чистокровные потомки древних кельтов (12, с. 104). А. И. Судаков так же подчеркивал, что в Гонконге 1894 г. с первого официально зарегистрированного 5 мая заболевания чумой к 19 июня умерло 1925 человек — исключительно китайцы. Только с 11 июня заболело несколько английских солдат.
Эти и другие факты заставляют нас предположить, что качество иммунитета тех или иных народов меняется как за счет естественного отбора на протяжении веков (английское население было пришлым по отношению к кельтскому), так и от какого-то (каких-то) факторов, меняющихся во времени достаточно быстро.
Анализируя в 1923 г. ход чумных эпидемий первых двух десятилетий XX в. в Уральской губернии советский врач А.В.Генке отмечал, что в «1917 и 1919 гг. хотя и были вспышки чумы, но при самых тщательных поисках не удалось найти чумных грызунов ни каких-либо указаний на предшествующую эпизоотию. Если в других случаях и происходили эпизоотии, то трудно сказать, кто кого заражал: грызуны людей или люди грызунов». Подчеркивая, что чума в Уральской губернии никогда не прекращалась, а существовала в легкой форме, А. В. Генке предполагал, что промежутки между крупными эпидемиями «заполняются небольшими вспышками, которые ускользают от медперсонала». «Кроме того,— отмечал он,— киргизы очень часто болеют лимфаденитами, которым приписывают туберкулезное (вспомним случай с больным Камара в Дакаре — В. X.) или сифилитическое происхождение.
Между тем, возможно, что это чумные бубоны, протекающие в легкой форме.
На существование легкой формы чумы в очагах всего мира указывает целый ряд авторов...» (6, 1927, т. 6, вып. I с. 115).
Обратим внимание: легкая чума вдруг почему-то становится «тяжелой», но она же одновременно и враг этой «тяжелой» чумы. Ссылаясь на случаи бациллносительства здоровыми людьми, становящимися иногда источниками эпидемии, А. В. Генке делает вывод: продолжающаяся несколько лет подряд в легкой форме эпидемия в конце-концов приводит к «иммунности оставшегося населения, которое и остается гарантированным от заболевания чумою. Эпидемия прекращается, чтобы вспыхнуть через несколько лет, но уже в другом месте очага, где население еще не иммунизировалось.
Вот в этот действительно свободный от чумы промежуток чумной вирус может сохраняться в грызунах, то для передачи ими заболевания человеку обязательно содействие какого-то неизвестного фактора, без которого, перейдя границу района, грызуны перестают быть носителями чумы.) (Там же, с, 116 Подчеркнуто мною - В. X.».
Итак, и А. В, Генке подводит нас к необходимости поиска неизвестного доминирующего фактора, но фактора, действие которого ограничено во времени и пространстве, но теперь уже без какой бы то ни было связи с почвой.
Неизвестный фактор известен давно.
Неизвестный фактор стал известен, но, подчеркнем, почему-то не для медиков, в 1930г.
В этом году тиражом в 300 экземпляров вышла монография А. Л. Чижевского «Эпидемические катастрофы и периодическая деятельность Солнца» (35). Основные положения этой работы изложены _в посмертной книге Александра Леонидовича «Земное эхо солнечных бурь» (34, 1973). На основе огромного статистического материала Чижевский показал синхронность множества природных процессов в гидро-, лито-, био- и атмосфере с 11-летними циклами солнечной активности. Грозы и ураганы, засухи и геомагнитные бури, миграции и размножаемость насекомых, животных, деторождаемость (вспомним один из вопросов С. Ферри), психические заболевания, преступления в состоянии аффекта, социальные потрясения, а также эпидемии чумы, тифа, холеры, дифтерии, скарлатины, гриппа и многое другое так или иначе связано с активностью Солнца.
Чижевский не только показал зависимость эпидемий от CA, но и поставил целый ряд вопросов, без ответов на которые загадки чумы и других эпидемии разрешить трудно, точнее невозможно. «He увеличивается ли — спрашивал он — в известные эпохи, так или иначе связанные с солнечной активностью, жизнедеятельность определенных микроорганизмов? He уменьшается ли в те же эпохи под влиянием тех или иных причин сопротивляемость организма болезнетворному началу? He происходят ли эти два явления одновременно?» (34, 1-е, 244). Вопросы, как видим, перекликающиеся с наблюдениями А.В. Генке.
«Сплошь да рядом — продолжает Александр Леонидович-мы видим, как типичные сапрофитн, непатогенные в данный момент или чрезвычайно ослабленные в своей вирулентности микробы, под влиянием изменения условий своего питания иразмножения становятся резко патогенными... дремлющее состояние сменяется активным, инфекция с легкостью внедряется в организм, и эпидемия начинается».
Ho решающим условием, считал Чижевский, являются радиации Солнца. «Эти радиации обусловливают собою большинство проявлений жизнедеятельности биосферы как в целом, так и в деталях.
Они активизируют живые организмы и подобно скульптору придают им внешние формы, и формы их влияния во вне».
Идеи Чижевского нашли подтверждение в работах С. Т. Вельховера, доказавшего прямую связь между окраской, токсичностью коринебактерий дифтерии, ростом заболеваемости от них и уровнем CA. Бактерии оказались настолько чуткими к изменениям на Солнце, что на основе изменения окраски коринебактерий С. Т. Вельховером и А. Л. Чижевским был создан биоприбор, позволяющий предсказывать ближайшие изменения в активности Солнца.
К сожалению, репрессии сталинского режима прервали эти очень важные исследования, сделали их выводы малодоступными на долгий срок. Ho выводы А. Л. Чижевского и
С.Т. Вельховера невольно подтверждались и подтверждаются другими исследователями, в частности, описавшими случаи «исчезновения» биполярных палочек чумы.
На приведенных в приложений рисунках мы видим, как в зависимости от уровня солнечной активности, т. е. от интенсивности и качества солнечного ветра и связанной с ним геомагнитной ситуации, меняется форма чумных микробов, переходящих из палочек в кокковые и другие формы и становившиеся «невидимыми» для исследователей.
В 1959 г. выводы Чижевского опять-таки невольно подтвердил Е. E. Пунский, опубликовав графики изменения соотношения микробов разной степени вирулентности во время чумной эпизоотии 1954 - 55 гг. в Средней Азии. Достаточно «подверстать» под эти кривые кривую изменений CA, чтобы убедиться насколько чума синхронна с активностью Солнца
Значение солнечного фактора огромно. Именно он, а не введение тех или иных лекарств, определял течение болезни, в частности, температуру больных. Это можно проследить и по конкретным случаям эпидемии чумы 1910 г. в Одессе, и 1921 г., во Владивостоке, и скарлатины 1927 г. в Москве (Cm. илл.)
Об огромном влиянии солнечной активности на ход эпидемических процессов говорит и тот исторический факт, что на протяжении всей богатой истории чумы в Армении, начиная с IV века, эпидемии были исключительно на южных и юго-западных склонах гор, но никогда на северных или восточных (20), Аналогичная картина наблюдается и в Монголии (26, 119).
И все же А Л. Чижевский был не прав.
Точнее, не был прав полностью.
Между молотом и наковальней – резонанс.
Отстранившись от локалистической теории, рассматривая эпидемические процессы в мировом масштабе и в крупных временных единицах, и А. Л. Чижевский ушел от объяснения причин, по которым чума действует выборочно, местами, «скачками».
И почему, например, вплоть до начала XX века эпидемии чумы прекратились в Англии в 1666 г., в Испании в 1684, во Франции, на юге, в 1721, в Сицилии в 1743?
После 1841 г. эпидемий чумы не было западнее 20° восточной долготы, а после 1876 ш 30е в, д...
Эти и другие факты наталкивают на мысль о том, что фактор солнечной активности является основным, но не единственным в развитии эпидемий.
К этой же мысли подводит нас и тот факт, что все кривые роста заболеваемости и смертности от чумы, холеры и других эпидемических заболеваний представляют собой «опрокинутую параболу», некую резонансную кривую, нo появление эффекта резонанса требует, как минимум, совпадения двух факторов, И таким фактором, помимо уровня CA, является состояние магнитного поля Земли. Как общее, так и локальное, характерное для данной местности. (Cm. илл.).
К сожалению, А. Л, Чижевский не объяснил, почему 35% чумных эпидемий приходятся на минимум CA, а точнее на годы как минимума, так и умеренного уровня CA.
Да он и не мог этого сделать. Уже после его смерти астрофизиками было установлено, что приблизительно за два года до минимума на Солнце возникает так называемое рекуррентное состояние — устойчивая секторная структура слабых магнитных полей, выносимых солнечным ветром в межпланетное пространство и меняющих уровень магнитного поля Земли (28, 48).
Именно рекуррентные возмущения обусловливают 5—6-летний ритм многих природных явлений на Земле (половина 11- летнего солнечного цикла), в том числе, видимо, и 5-6-летний ритм всплесков интенсивности чумных и холерных эпидемии, который отчетливо прослеживается по статистическим данным (3; 15; 26).
На ответственность магнитных полей за развитие тех или иных эпидемий указывают и другие данные.
Так построенные мною кривые летальности от чумы для соседних стран (см. илл.) показывают их совпадение (синхронность) по тенденции (вектору), но не по уровню.
А такая картина возможна лишь в том случае, когда один из факторов (солнечная активность) является общим, а другой (земной магнетизм) хоть и общим, но более вариативным.
Особенно ярко это видно на сопоставлении кривых для Индии и Бирмы, которая повторяет в общих чертах ход кривой для Индии, но с запаздыванием на 1 год.
Или такие факты.
Канадский геолог Я. Крейн помещал живые организмы в искусственное магнитное поле меньшее, чем у Земли.
В результате способность бактерий к размножению уменьшилась в 15 раз!
После пребывания в таком поле нарушались двигательные рефлексы у ленточных червей и моллюсков, снижалась нейромоторная активность у птиц, у мышей нарушался обмен веществ. Более длительное пребывание в таком MII приводило к изменениям в тканях и бесплодию (27, с. 36)...
Вспомним опять пятый вопрос С. Ферри и предположим, что у закономерности, обнаруженной Я. Крейном, есть и обратный ход: с повышением МП Земли
- растет способность бактерий к размножению,
- возрастает нейромоторная активность, плодовитость и т. д.
Это предположение подтверждается и советским микробиологом С. А. Павловичем, изучавшим разнообразные стороны жизнедеятельности 21 вида бактерий и 10 видов актиномицентов в постоянном, переменном и импульсном магнитном поле широкого диапазона от 0,05 мТл до 4,5 Тл.
С. А. Павлович отмечает, что «процесс «омагничивания» изменяет многие видовые признаки микроорганизмов: скорость роста, культуральные, морфологические, антигенные свойства и даже вирулентность, их чувствительность к антибиотикам, фагу, температуре и некоторым другим факторам внешней среды» (37, с. 130).
Именно состоянием МПЗ, уровень которого меняется как во времени (вспомним, кроме 5-6-летних известны вековые и другие ритмы его колебания), так и в пространстве (о чем далее) можно объяснить спасение части марсельцев в 1720 г незаражаемость александрийской чумой ливийцев и лондонцев в 1835, бомбейских жителей Калькутты в 1896—97 гг и т. д.
Или тот факт, что во время эпидемии 1921 г. во Владивостоке страдали от чумы лишь жители прибрежных кварталов, и не были затронуты ею, кроме Круговых улиц, кварталы, расположенные на сопках» (41).
Как и тот факт, что во время эпидемий XIV-XVII вв. чума нередко щадила жителей холмистой местности, а жители верхних этажей болели реже, чем нижних (12). (Иногда, правда, бывало и наоборот. Ho наоборот!.,) Ведь чем выше точка над уровнем моря, тем ниже уровень напряженности МПЗ в ней.
Вероятно, именно поэтому чумой не болеют голуби, кошки, которые также способны благодаря резким вертикальным перемещениям снижать вирулентность микробов, пережидая на высоте неблагоприятные солнечные дни.
В разном уровне напряженности магнитного поля находит объяснение и широко известный факт о том, что чума никогда не распространялась с помощью авиатранспорта и очень редко с помощью железнодорожного. Морской же транспорт является разносчиком чумы не только в силу того, что суда всегда ближе к магнитному диполю, расположенному в центре земного ядра, но и в силу того, что вода обладает высокой способностью к намагничиванию.
Вот почему были правы сторонники локалистической теории, утверждавшие, что осушение болот способствует исчезновению эпидемических заболеваний.
Именно близостью к Земле, к ее магнитному полю объясняется и тот факт, почему суслики, сурки, песчанки, полевки, крысы, живущие в земляных норах, становятся первыми жертвами эпидемий.
И потому для них резонансное сочетание земного магнетизма и солнечной активности наступает несколько раньше, чем для людей.
На 10-14 дней, если следовать Большой медицинской энциклопедии.
Когда же солнечная активность продолжает нарастать (или падать), то вскоре необходимо-резонансное состояние приходит и к чумным микробам, живущим в «дремотном состоянии» внутри людей, и на смену эпизоотиям приходят эпидемии.
Когда же это резонансное состояние не наступает, то мирное сосуществование животных, людей и микробов продолжается,
По современным данным (22; 18; 25) чумные микробы существуют и эволюционируют на Земле не менее 5 миллионов лет, и было бы смешно предполагать, что всех их можно уничтожить с помощью массового уничтожения крыс, сусликов, тарабаганов и других животных, или с помощью санитарной обработки максимально возможных поверхностей.
Ведь достаточно одного случайно уцелевшего микроба, который нередко и в современной микроскоп не воспринимается как чумной, чтобы чума вновь распространилась по всей планете.
Биосфера, в том числе и мир бактерий, и человечество всегда находились и находятся между