Проблема исторического прецедента
В некотором смысле, отдельная глава о Деяниях Апостолов излишняя, так как почти все, что было сказано в предыдущей главе, относится также и к Деяниям. Однако, с практической, герменевтической точки зрения Деяния требуют отдельной главы. Причина проста: большинство христиан не читают Деяния так же, как Книгу Судей или 2 Книгу Царств, хотя даже не осознают этого.
Когда мы читаем Ветхий Завет, мы стремимся делать вещи, упомянутые в предыдущей главе – выводить мораль, аллегории, читать между строк и т.п. Мы редко расцениваем эти повествования как образцы христианского поведения или церковной жизни. Даже если мы так относимся к ним – например, выкладываем руно, чтобы узнать волю Божию – мы не делаем точно того же, что делали они. Т.е. мы никогда буквально не кладем руно, чтобы Бог намочил его или высушил. Мы скорее “проверяем руном” Господа по каким-то обстоятельствам. “Если кто-нибудь из Калифорнии позвонит нам на этой неделе, значит, мы будем считать, что это знак, с помощью которого Господь говорит нам, что поездка в Калифорнию – это то, чего Он хочет”. И, пользуясь таким “образом”, мы никогда не задумываемся, что поступок Гедеона был нехорош, ибо он показал неверие в Слово Божие, которое уже было дано ему.
Итак? мы редко думаем об историях Ветхого Завета как о неких библейских прецедентах для нашей собственной жизни. С другой стороны, именно так христиане читают Деяния. Они не только рассказывают нам историю ранней церкви, но и служат нормативной моделью для церкви на все времена. В этом-то случае и заключается наша герменевтическая сложность.
В общем и целом, большая часть евангельского протестантства имеет склад ума “движения восстановления”. Мы постоянно оглядываемся на церковь и христианский опыт первого века либо как на норму, которую нужно восстановить, либо как на идеал, к которому нужно приблизиться. Поэтому мы часто говорим что-нибудь вроде: “Деяние ясно учит нас, что...” Однако, кажется очевидным, что не все “ясные учения”, ясны для всех.
В действительности, именно отсутствие или недостаток герменевтической точности относительно того, чему Деяния пытаются учить, привел к массе различий в церкви. Такие разные вещи, как крещение детей или только взрослых верующих, приходской или епископальный образ правления церкви, необходимость принимать вечерю Господню каждое воскресенье, крещение Святого Духа, сопровождаемое говорением языками, продажа имущества и совместное владение вещами, и даже ритуальные действия со змеями (!) поддерживаются целиком или частично выдержками из Деяний.
Главная цель этой главы – предложить некоторые герменевтические подходы к проблеме библейских прецедентов. Все, что сказано здесь, может быть применимо и ко всем историческим повествованиям в Писании, включая даже некоторый материал в Евангелиях. Однако, сначала нужно сказать несколько вещей о том, как читать и изучать Деяния.
В последующем обсуждении мы часто будем обращаться к намерению или цели Луки в написании Деяний. Нужно подчеркнуть, что мы всегда имеем в виду, что за намерением Луки стоит Святой Дух. Как мы “совершаем наше спасение”, хотя “Бог производит (в нас)” (Флп. 2,12-13), точно так же у Луки были определенные интересы и заботы о написании “его” Деяний. Но мы справедливо полагаем, что за всем этим была контролируемая работа Святого Духа.
Экзегеза Деяний
Хотя Деяния и являются легко читаемой книгой, они трудны для группового изучения Библии. Причина в том, что люди приходят к ней и к ее изучению по самым разным причинам. Некоторых очень интересу.т исторические детали, т.е. что Деяния могут добавить к истории ранней церкви. Интерес других к истории – апологетический, они стремятся доказать правдивость Библии, показывая, что Лука точен как историк. Большинство людей, однако, приходят к книге по чисто религиозным либо благочестивым причинам, желая узнать, какими были ранние христиане и почему они могут вдохновить нас или служить нам образцом.
Интерес, приводящий людей к Деяниям, обуславливает выбор тех мест, которые они читают или изучают. Для человека с благочестивыми интересами, например, речь Гамалиила в Деяниях 5 представляет гораздо меньше интереса, чем обращение Павла в главе 9 или заключение Петра в тюрьму в главе 12. Такое чтение или изучение обычно заставляет людей перепрыгивать через хронологические или исторические вопросы. Когда вы читаете первые 11 глав, например, трудно представить, что то, что Лука включил туда, покрывает отрезок времени 10-15 лет.
Наша задача, следовательно, – помочь вам читать и изучать книгу внимательно, помочь вам взглянуть на нее с точки зрения Луки и задать новые вопросы в процессе чтения.
Деяния как история
Большинство экзегетических предложений, данных в предыдущей главе, верны и для Деяний. Что важно здесь, так это то, что Лука был язычником, боговдохновенное повествование которого является в то же время прекрасным примером эллинистической историографии, историческим трудом, имеющим корни в Фукидиде (ок. 460-400 до н.э.), и расцветшим в эллинистический период (ок. 330 до н.э. – 200 н.э.). Такой вид истории был написан не просто с целью летописи или хроники прошлого, но, скорее, и для того, чтобы вдохновлять и развлекать (т.е. быть хорошим чтением), и для того, чтобы информировать, давать мораль или проводить апологетику.
Два тома Луки (Евангелие от Луки и Деяния Апостолов) великолепно подходят для такого типа истории. Они очень хорошо читаются, и то же время интересы Луки включают в себя больше, чем простое развлечение или информирование читателя. Отметить эти интересы очень важно во время вашего чтения и изучения Деяний. Экзегеза Деяний, таким образом, включает в себя не только чисто исторические вопросы типа “Что случилось?”, но и теологические, такие как “Какова была цель Луки в выборе и оформлении материала таким образом?”.
Вопрос намерений Луки – самый важный и одновременно самый трудный. Он важен из-за своей решающей сущности для нашей герменевтики. Если можно продемонстрировать, что Лука в Деяниях собирался дать образец церкви «на все времена», тогда этот образец становится нормативным, т.е. это то, что Господь ожидает от всех христиан при любых обстоятельствах. Но если намерения Луки были иными, тогда нам нужно задавать герменевтические вопросы по-иному. Однако, обнаружить намерения Луки очень сложно, частично из-за того, что мы не знаем, кто такой был Феофил и почему Лука написал ему, а частично из-за того, что у Луки, похоже, есть очень много самых разных интересов.
Как бы то ни было, из-за значительности цели Луки для герменевтики — особенно важно, чтобы вы держали этот вопрос перед собой во время чтения или изучения на экзегетическом уровне. Это очень похоже на мышление абзацами, как при экзегезе посланий. Но в этом случае мышление выходит за рамки параграфов и абзацев ко всему повествованию и разделам книги.
Наш экзегетический интерес заключается и в “что” и в “почему”. Как мы уже научились, нужно начинать с “что” перед тем, как спросить “почему”.
Первый шаг
Как всегда, сначала нужно прочесть, желательно, всю книгу за один раз. И в процессе чтения учитесь делать наблюдения и задавать вопросы. Проблема с этим заключается в том, что повествование так захватывает, что часто можно просто забыть задавать экзегетические вопросы.
Итак, еще раз, если вам нужно задание, оно будет выглядеть так:
(1) Прочитайте Деяния Апостолов целиком за один или два раза.
(2) Во время чтения отмечайте в уме такие вещи как ключевые люди и места, текущие мотивы (что в действительности интересует Луку?), естественное деление книги.
(3) Теперь вернитесь назад и бегло прочтите, кратко записывая со сносками ваши предыдущие наблюдения.
(4) Задайте себе вопрос: “Почему Лука написал эту Книгу?”.
Поскольку Деяния – одно произведение такого рода в Новом Завете, мы будем здесь более точны в направлении вашего чтения и изучения.
Деяния: общий взгляд
Давайте начнем задавать вопрос “что?” с того, что отметим естественное деление книги, как дает нам его сам Лука. Деяния часто делились на основе интереса Луки к Петру (гл. 1-12) и Павлу (13-28) или по географическому распространению Евангелия (1-7 Иерусалим; 8-10 Самария и Иудея; 11-28 до конца земли). Хотя оба деления и заметны с точки зрения актуального содержания, существует еще один ключ, данный самим Лукой, связывающий все вместе гораздо лучше. Во время чтения отметьте краткие обобщающие утверждения в 6,7; 9,31; 12,24; 16,4 и 19,20. В каждом случае повествование, кажется, останавливается на мгновение перед тем, как вновь пуститься вперед, но уже в другом направлении. На основе этого ключа Деяния можно рассматривать состоящими из шести разделов, которые дают повествованию постоянное движение вперед от иудейской обстановки в Иерусалиме во главе с Петром в направление преимущественно «языческой» церкви, с Павлом в качестве главного действующего лица и, имея Рим – столицу языческого мира – в качестве цели. Как только Павел достигает Рима, где он снова обращается к язычникам, ибо они услышат (28,28), так повествование подходит к концу.
Следует отметить во время чтения, как каждый раздел вносит свой вклад в это “движение”. Попытайтесь своими словами описать каждый раздел, касаясь и его содержания, и его вклада в движение вперед. Что кажется ключом к каждому новому толчку вперед? Вот как мы попытались сделать это:
1,1 – 6,7. Описание первоначальной церкви в Иерусалиме, ее ранних проповедей, общей жизни, распространения и начального противостояния. Отметьте, насколько все проникнуто иудейской атмосферой, включая проповеди, противостояние и тот факт, что ранние верующие продолжали связи с храмом и синагогами. Этот раздел заканчивается повествованием, указывающим на то, что началось разделение между верующими, говорящими по-гречески и по-арамейски.
6,8 – 9,31. Описание первого географического распространения Евангелия, проводимого “эллинистами” (говорящими по-гречески еврейскими христианами) к евреям диаспоры или “почти евреям” (самаритянам и прозелитам). Лука также включает сюда обращение Павла, который был (1) эллинистом, (2) еврейским оппонентом и (3) тем, кто должен был проводить особое языческое распространение, и мученическую смерть Стефана – ключ к первоначальному распространению.
9,32 – 12,24. Описание первого распространения Евангелия среди язычников. Ключ – обращение Корнилия, чья история рассказана дважды. Значение Корнилия в том, что его обращение было прямым деянием Господа, который в этот раз не использовал эллинистов, что вызвало бы сомнения, а Петра, признанного лидера еврейско-христианской миссии. Сюда же включена история церкви в Антиохии, где обращение язычников производится эллинистами целенаправленно.
12,25 – 16,5. Описание первого географического распространения Евангелия среди язычников на языческий мир, с Павлом во главе. Евреи теперь постоянно отрицают Евангелие, потому что оно включает язычников. Церковь встречается на Иерусалимском соборе и не отрицает языческих братьев и сестер, но и не накладывает еврейские религиозные требования на них. Последнее служит ключом к полному распространению на языческий мир.
16,6 – 19,20. Описание дальнейшего, направленного на запад, распространения на языческий мир, теперь уже в Европу. По-прежнему, евреи отрицают, а язычники приветствуют Благую весть.
19,21 – 28,30. Описание событий, подвигших Павла и Благую весть к Риму, с большой долей интереса к суду над Павлом, где он три раза провозглашается невиновным в проступках.
Попробуйте прочитать Деяния по такому плану, с таким чувством “движения” и самим посмотреть, охватывает ли это разделение то, что происходит. Во время чтения вы заметите, что наше описание содержания опускает важный фактор – решающий фактор – а именно: роль Святого Духа во всем этом. Вы заметите, что в каждом ключевом моменте, в каждой личности Святой Дух играет абсолютно ведущую роль. Согласно Луке, все это движение вперед не случилось по воле человека, оно произошло, потому что Бог хотел этого, а Святой Дух сделал это.
Цель Луки
Мы должны быть осторожны, чтобы не перейти плавно от обзора того, что сделал Лука, к легкому и догматическому выражению того, чем была его богодухновенная цель во всем этом. А теперь несколько наблюдений, основанных на том, чего Лука не сделал.
1. Ключ к пониманию Деяний лежит в интересе Луки к этому, организованному Святым Духом движению Благой вести от начала, основанного в Иерусалиме и ориентированного на иудаизм, к становлению его всемирным, направленным в основном на язычников, феноменом. На основе только лишь структуры и содержания любое утверждение, не включающее языческую миссию и роль Святого Духа в этой миссии, наверняка, пропустит главную мысль книги.
2. Этот интерес к “движению” подкрепляется в дальнейшем тем, о чем Лука не говорит нам.
Во-первых, он не интересуется “жизнью”, т.е. биографиями апостолов. Иаков – единственный, о смерти кого мы знаем (12,2). Как только движение к язычникам начинается, Петр уходит из виду, появляясь лишь в гл. 15, где он свидетельствует о языческой миссии.
Во-вторых, Лука мало или совершенно не интересуется организацией церкви и ее политикой. Семь выбранных в гл. 6 не называются диаконами, и они, в любом случае, вскоре покидают Иерусалим. Лука ни разу не говорит нам о том, почему или как произошло, что церковь в Иерусалиме перешла от руководства Петра и апостолов к Иакову, брату Иисуса (12,17; 15,13; 21,18), он также не объясняет, как были организованы местные церкви в смысле их политики или руководства, он только говорит, что “пресвитеры” были “назначены” (14,23).
В-третьих, нет ни одного слова о географическом распространении в какую-либо другую сторону, кроме одной прямой линии из Иерусалима в Рим. Нет упоминания о Крите (Тит. 1,5), Иллирике (Рим. 15,19 – современная Югославия) или о Понте, Каппадокии или Вифинии (1 Пет.1,1), не говоря уже о распространении церкви на восток, в Мессопотамию или на юг, в Египет.
Все это вместе взятое говорит о том, что история церкви сама по себе просто не была причиной написания Лукой Деяний.
3. Кроме того, кажется, что Лука не интересовался стандартизацией вещей, приведением их к единству. Когда он описывает чье-либо обращение, обычно он включает два элемента: крещение в воде и дар Духа. Но они могут идти и в обратном порядке, с рукоположением или без него, с упоминанием языков или без, и почти никогда он не упоминает покаяние, даже после того, что говорит Петр в 2,38-39. Точно так же Лука не говорит и не подразумевает, что языческие церкви вели коммунную жизнь, подобную той в Иерусалиме (2,42-47; 4,32-35). Такие различия, вероятно, означают, что ни один особый пример не дается в качестве модели христианского поведения или церковной жизни.
Но разве это значит, что Лука ничего не пытается передать нам с помощью различных специфических повествований? Необязательно. Истинный вопрос заключается в том, что же Лука пытался сказать своим первым читателям?
4. Тем не менее, мы полагаем, что большую часть Деяний Лука написал в качестве модели. Но модели, скорее, не в каких-то деталях, а в целой картине. Заметив сам способ, на который Господь подвигнул его при создании и рассказе этой истории, кажется, что мы должны рассматривать это триумфальное, радостное, подвигающееся вперед распространение Благой вести, вдохновленное Святым Духом и дающее в результате изменение жизней и местных конгрегаций, как Божью цель для будущей церкви. И именно из-за того, что как раз это является намерением Бога, ничто не может воспрепятствовать этому: ни Синедрион, ни синагога, ни разногласия, ни ограниченность, ни тюрьма, ни заговор. Лука, таким образом, вероятно, хотел, чтобы церковь была похожа на них, но в большем смысле, нежели моделирование себя на основе какого-либо особого примера.
Экзегетический образец
С этим общим взглядом на содержание и предварительным – на намерения, давайте рассмотрим два повествования 6,1-7 и 8,5-25 и отметим все экзегетические вопросы, которые нужно научиться задавать по тексту Деяний
Как всегда, следует начинать с прочтения выбранной части и ее контекста несколько раз. Как и с Посланиями, контекстуальные вопросы, которые вы должны постоянно задавать во время чтения Деяний, – это: «Какова основная мысль повествования или речи? Как она функционирует во всем повествовании Луки? Почему он включил ее сюда?» Обычно вы можете предварительно ответить на эти вопросы после одного или двух внимательных прочтений. Однако, иногда, особенно в Деяниях, вам понадобится прочитать еще и дополнительную литературу, чтобы ответить на вопросы по содержанию, прежде чем вы почувствуете, что находитесь на верном пути.
Давайте начнем с 6,1-7. Как этот раздел функционирует во всей картине? Сразу же можно отметить две вещи.
во-первых, он служит для заключения первой секции, 1,1-6,7;
во-вторых, он служит как бы переходом ко второй секции, 6,8-9,31.
Заметьте, как Лука делает это. Его задача в 1,1-6,7 – дать нам картину как жизни первоначальной общины, так и ее распространение внутри Иерусалима. Это повествование, 6,1-7, включает обе эти черты. Но в нем уже содержится намек на первое напряжение внутри самой общины, напряжения на основе традиционных направлений внутри иудаизма между Иерусалимскими (говорящими по-арамейски) и диаспорскими (говорящими по-гречески) евреями. В церкви это напряжение было преодолено официальным признанием руководства, начавшего появляться среди говорящих по-гречески еврейских христиан.
Мы составили это последнее предложение именно таким образом, потому что в этом месте нужно также проделать дополнительную работу по историческому контексту. С помощью небольших поисков (статьи в библейских словарях о “диаконах” и “еллинистах”, комментарии, такие книги как Дж. Джеремиас “Иерусалим во времена Иисуса”, Филадельфия, Fortress, 1967) вы сможете обнаружить следующие важные факты:
1. Эллинисты были, почти наверняка, говорящими по-гречески евреями, т.е. евреями из диаспоры, живущими в Иерусалиме.
2. Многие из этих эллинистов возвратились в Иерусалим в конце жизни, умерли там и были похоронены у горы Сион. Поскольку они не были уроженцами Иерусалима, их вдовы, когда они умерли, не имели никаких постоянных средств к существованию.
3. Этим вдовам выделялись ежедневные субсидии, что привело к значительному экономическому напряжению в Иерусалимской церкви.
4. Из 6,9 ясно, что эллинисты имели свою собственную греко-говорящую синагогу, членами которой были Стефан и Савл, оба родом из Тарса (расположенного в греко-говорящей Киликии, ст. 9).
5. Свидетельство в Деяниях 6 говорит о том, что ранняя церковь значительно вторглась в синагогу – отметьте упоминание об “их вдовах”, тот факт, что все семеро, избранных для занятия разделения помощи, имеют греческие имена и что интенсивное противостояние исходит из Диаспорской синагоги.
6. Наконец, этих семерых никогда не называли диаконами. Они просто “семеро” (21,8), которые должны заботиться о ежедневных субсидиях для говорящих по-гречески вдов, но они же и проповедники Слова (Стефан, Филипп).
Это значение содержания особенно поможет в следующем. В 6,8-8,1 Лука концентрирует внимание на одном из семерых как на ключевой фигуре в первом распространении вне Иерусалима. Он косвенно говорит нам, что мученическая смерть Стефана имеет именно такой результат (8,1-4). Из этого последнего отрывка вам следует заметить, насколько важна для Божьего плана эта греко-говорящая община христиан в Иерусалиме. Они вынуждены покинуть Иерусалим из-за преследований, но они, так или иначе, не были уроженцами его. Поэтому они просто уходят и несут Слово “по Иудее и Самарии”.
Повествование в 6,1-7, таким образом, не дается нам, чтобы сообщить о первой реорганизации церкви в духовенство и мирян-диаконов. Оно дает нам сцену первого распространения церкви за пределы своей Иерусалимской базы.
Повествование в 8,5-25 – другого рода. Здесь мы имеем действительную историю первого известного распространения ранней церкви. Это повествование особенно важно для нас, так как содержит некоторые экзегетические сложности и часто служило и служит полем битвы в герменевтике.
Как всегда, нам нужно начать с проведения тщательной экзегезы, и вновь нет ничего другого, как читать текст снова и снова, делая наблюдения и заметки. В этом случае, чтобы добраться до сути (“что”) повествования, попробуйте обо всем написать своими собственными словами. Наши суммарные наблюдения заключаются в следующем:
История эта – достаточно пряма. Она рассказывает нам о начальном проповедовании Филиппа в Самарии, которое сопровождалось исцелениями и освобождением от демонов (8,5-7). Многие самаритяне стали христианами, поскольку они поверили и были крещены. Чудеса были столь удивительны, что даже Симон, скандально известный волхователь и черный маг, уверовал (8,9-13). Когда Иерусалимская церковь услышала об этом феномене, они послали Петра и Иоанна, и только тогда самаритяне приняли Духа Святого (8,14-17). Симон теперь захотел стать служителем, купив то, что было у Петра и Иоанна. Петр осудил Симона, но из ответа последнего (8:24) неясно, раскаялся ли он или должен был получить то осуждение, о котором говорил ему Петр (8,20-23).
То, как Лука сплетает свое повествование, ясно говорит о двух интересах: обращение самаритян и случай с Симоном. Экзегетические проблемы этих двух вопросов, в основном, исходят из предварительных знаний и убеждений людей, пытающихся их толковать. Они склонны думать, что так просто не должно случиться. Ибо Павел говорит в послании к Рим. 8, что без Духа нельзя быть христианином, как же получается, что эти верующие еще не получили Духа Святого? А как же Симон? Был ли он истинно верующим, который “отпал” или же он просто притворялся, не имея спасающей веры?
Возможно, настоящая проблема заключается в том, что сам Лука не пытается согласовать все для нас. Трудно слушать такой отрывок без помех со стороны наших прежних предвзятостей, и авторы этой книги при этом не исключены. И, тем не менее, попытаемся услышать его с точки зрения Луки. Что интересует его в этой истории? Как она действует в общем его восприятии?
Что касается обращения самаритян, две вещи кажутся ему значительными:
(1) Миссия в Самарию, которая была первым географическим распространением Благой Вести, проводилась одним из эллинистов отдельно от общей программы апостолов.
(2) Тем не менее, для читателей Луки важно узнать, что эта миссия получила как божественное, так и апостольское одобрение, что подтверждается отсутствием Духа до возложения апостольских рук.
В соответствии с общей целью, Лука хочет показать, что эта миссионерская работа эллинистов не была сектантским движением, хотя и проводилась отдельно от апостольских соборов по поводу роста церкви.
Хотя мы и не можем этого доказать – так как текст не говорит нам ничего, и все это лежит вне интересов Луки – похоже, что то, что удерживалось до прихода Петра и Иоанна, были видимые харизматические свидетельства присутствия Духа. Причины для выдвижения такого мнения следующие:
(1) Все, что говорится о самаритянах до прибытия Петра и Иоанна, также используется в других местах Деяний для описания подлинно христианских переживаний. Таким образом, они, должно быть, действительно начали христианскую жизнь.
(2) В любом другом месте в Деяниях присутствие Духа – как и здесь – жизненно важный элемент в христианской жизни. Как же они могли начать христианскую жизнь без самого важного элемента?
(3) Для Луки в Деяниях присутствие Духа означает силу (1,8; 6,8; 10,38), которая обычно проявляется каким-либо видимым способом. Значит, возможно, это сильное видимое проявление присутствия Духа, не происшедшее в Самарии, Лука и отождествляет с “приходом” или “получением”
Духа.
Роль Симона в этом повествовании столь же сложна. Однако, существует множество внешних свидетельств, что Симон стал широко известным оппонентом ранним христианам. Лука, возможно, включает этот материал, чтобы объяснить слабую связь Симона с христианской общиной и показать своим читателям, что Симон не имел божественного или апостольского одобрения. Последние слова Симона кажутся двусмысленными, только если интересоваться историями раннего обращения. Все повествование Луки, в целом, содержит крайне негативное отношение к Симону. Был ли он на самом деле спасен или нет, не имеет никакого значения для описания. То, что он некоторое время контактировал с церковью, по крайней мере, как исповедующий верующий – это интересно. Но речь Петра, видимо, отражает суждение самого Луки о христианстве Симона – оно было ложным!
Мы допускаем, что экзегеза такого типа, исследующая “что” и “почему” в повествовании Луки, может не обязательно являться вдохновляющей и благочестивой, но убеждены, что она является обязательным первым шагом к правильному восприятию Деяний как Слова Божия. Не обязательно каждое предложение в каждом повествовании или речи пытается сказать нам что-нибудь. Но каждое предложение вносит свой вклад в то, что Господь старается сказать через Деяния. В процессе мы узнаем из отдельных повествований о разнообразии способов и людей, которых использует Бог, чтобы выполнить Свою задачу.
Герменевтика Деяний
Как отмечалось выше, мы рассматриваем здесь один вопрос. Каким образом могут отдельные повествования в Деяниях, или другие библейские повествования, вообще, действовать как примеры для более поздней церкви? И действуют ли они вообще? Другими словами, есть ли в Деяниях Слово, не только описывающее первоначальную церковь, но и служащее нормой для церкви во все времена? Если такое Слово есть, как его найти, или составить принципы, помогающие услышать его? Если же нет, что с концепцией примера? Короче говоря, какую конкретно роль играет исторический прецедент в христианской доктрине или в понимании христианского опыта?
Нужно сразу отметить, что почти все библейские христиане склонны рассматривать прецедент как норматив до той или иной степени. Однако, они часто непоследовательны в этом. С одной стороны, люди расценивают некоторые повествования (и следуют им) как устанавливающие обязательный пример, совершенно пренебрегая другими; с другой стороны, они иногда пытаются сделать один пример обязательным, в то время как в Деяниях существует множество и сложных примеров.
Следующие предложения не даются как абсолют, но, я надеюсь, они помогут вам подойти вплотную к разрешению проблемы герменевтики.
Некоторые общие принципы
Основной герменевтический вопрос здесь заключается в том, действуют ли библейские повествования, описывающие, что произошло в ранней церкви, как нормы для предписывания того, что должно произойти в настоящей церкви. Есть ли в Деяниях примеры, о которых можно точно сказать: “Мы должны сделать это” или просто “Мы можем сделать это”?
Мы предполагаем, что, если Писание не говорит нам открыто, что мы должны что-то сделать, все остальное, о чем говорится или что описывается, не может действовать в нормативном порядке. Для такого предположения есть достаточные причины.
В общем, все доктринальные утверждения, взятые из Писания, делятся на три категории:
(1) Христианская теология (то, во что христиане верят);
(2) Христианская этика (как христианам следует себя вести);
(3) Христианская жизнь (что христиане делают).
Внутри этих категорий можно выделить два уровня утверждений, которые мы назовем первичными и вторичными.
На первичном уровне находятся те утверждения, которые заимствованы из прямых предложений или повелений Писания (т.е. чему Писание желает учить).
На вторичном уровне – утверждения, взятые лишь случайно, по скрытому смыслу или прецеденту.
Например, в категории христианской теологии такие утверждения, как «Бог един», Бог есть любовь, все грешны, Христос умер за наши грехи, спасение благодатью, Иисус Христос – Бог, – взяты из отрывков, где им учат специально и являются, таким образом, первичными. На вторичном уровне находятся утверждения, логически вытекающие из первичных или взятые из Писания по смыслу. Например, факт божественности Христа – первичен, а как Его две природы сосуществуют в единстве – вторично.
Подобные различия можно сделать по отношению к доктрине Писания. То, что оно является Словом Божиим – первично, что имеет вдохновенную природу – вторично. Часто они будут иметь значительное отношение к вере. Их теологическая ценность может быть соотнесена с тем, насколько хорошо они сохраняют ценность первичных утверждений.
Что важно здесь отметить, так это то, что почти все, что христиане берут из Писания как прецедент, относится к третьей категории, христианской жизни, и всегда находится на вторичном уровне. Например то, что вечеря Господня должна проводиться в церкви – утверждение первичного уровня. Сам Иисус заповедует это, Послания и Деяния свидетельствуют об этом. Но частота соблюдений – место, где расходятся христиане – основывается на традиции и прецеденте, она не обязательна. Писание просто ничего не говорит прямо по этому вопросу. Тоже, как мы утверждаем, происходит в вопросе о необходимости крещения (первичный) или о практике христиан “собираться вместе” (первичный) и его частоте или дне недели (вторичный). Опять – таки, мы не хотим сказать, что вторичные утверждения неважны. Например, очень хочется доказать, должны ли христиане собираться для богослужения в субботу или в воскресенье, но в любом случае вы говорите о теологической значимости с точки зрения вашего опыта.
Близко к этому обсуждению находится концепция намеренности. Мы обычно говорим: “Писание учит нас, что...”. Обычно под этим подразумевают, что нечто дается нам “в виде учения” прямыми утверждениями. Проблемы с этим возникают, когда люди приходят к библейской истории. Учат ли нас уже потому, что что-то записано в книгу, даже если записано так, что кажется наиболее подходящим способом?
Это общий принцип герменевтики, что Слово Божие должно быть найдено в цели Писания. Это имеет особенно решающее значение для герменевтики исторических повествований. Одно дело для историка включить событие в повествование, потому что оно служит какой-то цели в его работе, и совсем другое дело для толкователя рассматривать это событие как имеющее обучающую ценность отдельно от намерений историка.
Хотя богодухновенное намерение Луки и может быть для некоторых спорным пунктом, у нас есть гипотеза (основанная на предыдущей экзегезе), что он пытался показать, как церковь стала, в основном, языческим, всемирным феноменом из основанной в Иерусалиме, ориентированной на Иудаизм секты еврейских верующих, и как Святой Дух был прямо ответственен за этот феномен всеобщего спасения, основанного лишь на одной благодати. Постоянный мотив, что ничто не может помешать этому движению вперед церкви, поддерживаемой Святым Духом, заставляет нас думать о том, что Лука хотел, чтобы его читатели расценивали все это как модель своего существования. И тот факт, что Деяния находятся в каноне (т.е. в списке книг, признанных в качестве Священного Писания), еще более приводит нас к мысли, что именно такой церковь и должна была всегда быть: евангельской, радостной, уполномоченной Святым Духом.
А как насчет специфических деталей в повествованиях, которые только будучи взятыми вместе помогают нам увидеть все намерения и замыслы Луки? Имеют ли эти детали ту же учительскую ценность? Мы думаем, что нет, в основном, потому, что большинство таких деталей случайны относительно главной мысли повествования, и детали эти двусмысленны от повествования к повествованию.
Поэтому, когда мы анализировали Деяния 6,1-7, мы увидели, как повествование подействовало во всем общем плане Луки как заключение к его первой главной части, послужившей в то же время для представления эллинистов. Возможно, это тоже было частью его замысла – показать мирное разрешение первого напряжения внутри христианской общины.
Из этого повествования мы могли также случайно узнать и некоторые другие вещи, например, что лучший способ помочь группе меньшинства в церкви – это позволить им иметь своего собственного руководителя, выбранного ими самими. Вообще-то, именно так они и сделали. Должны ли мы делать то же? Не обязательно, так как Лука ничего не говорит об этом, и нет причины полагать, что он подразумевал это, когда записывал повествование. С другой стороны, такая процедура имеет смысл, и почему сопротивляться ей?
Наша точка зрения заключается в следующем: все “колосья”, которые вы подберете из этой истории, случайны для замысла Луки. Это не означает, что все, что случайно – ложно, или что оно не имеет теологической ценности. Это, однако, означает, что Слово Божие для нас в повествовании связано, в основном, с тем, чему оно должно было учить.
На основе этого обсуждения появляются следующие принципы относительно герменевтики исторического повествования:
1. Слово Божие в Деяниях, которое может быть расценено как нормативное для христиан, связано прежде всего с тем, чему данное повествование должно было, по замыслу, научить.
2. То, что является случайным относительно основного замысла повествования, может, в действительности, отражать понимание вещей вдохновленным автором, но не может иметь ту же дидактическую ценность, что и основной замысел повествования. Что нужно учитывать, так это, что то, что является случайным, не должно становиться основным, хотя и может служить дополнительной поддержкой тому, чему нас недвусмысленно учат.
3. Исторический прецедент, чтобы иметь нормативную ценность, должен быть соотнесен с целью написания. Т.е. если можно показать, что целью данного повествования было установить прецедент, тогда он может рассматриваться как норматив. Например, если можно было продемонстрировать на экзегетической основе, что замыслом Луки в Деян. 6,1-7 было дать церкви прецедент для выбора своих руководителей, тогда подобный процесс должен был бы выполняться и в дальнейшем. Но если установление прецедента не являлось замыслом повествования, тогда его ценность как прецедента для более поздних христиан должна рассматриваться соответственно специфическим принципам, предложенным в следующем разделе.
Проблема со всем этим заключается конечно в том, что тогда нам вообще остается очень мало нормативов относительно такой широкой области, как жизнь христиан. Не существует точного учения относительно способа крещения, возраста тех, кто должен быть крещен, указаний насчет особых харизматических феноменов при получении Духа, или относительно частоты вечери, которые можно цитировать. И все это – именно те области, по которым разделяются христиане. В таких случаях люди доказывают, что именно так поступали они (ранние христиане – Прим. перев.), независимо от того, заимствуют ли они такую практику из повествований в Деяниях или из намеков в Посланиях.
В Писании просто не говорится, что крещение должно осуществляться погружением, не говорится, что дети должны быть крещены, что христиане должны креститься в Духе, что подтверждается языками как вторым деянием благодати, и не говорится, что вечерю Господню следует отмечать каждое воскресенье. Что же делать тогда с крещением погружением, например? Что говорит Писание? В этом случае можно вести аргумент из значения самого слова, из одного описания крещения в деяниях схождением “в воду” и “выхождением из воды” (8,38-39) и из аналогии Павла, где крещение сравнивается со смертью, погребением и воскресением (Рим. 6,1-3), что погружение было исходной предпосылкой крещения в ранней церкви. Оно нигде не заповедалось именно так, потому что так предполагалось.
С другой стороны, можно указать