Он, возможно, вредит самому себе, но он никому больше не вредит. Возможно, он — дурак, но не грешник.

Всегда старайтесь думать о том, приносите ли вы ко­му-нибудь вред. Если вы никому не вредите, и, если вы немного осознанны в "никому", вы тоже будете включены — если вы никому не вредите, включая вас самих, все хо­рошо. Тогда вы можете делать свое дело.

Саньяса для меня это не нечто серьезное. На самом деле, это прямо противоположное: это прыжок в несерьез­ность. Серьезно вы жили много жизней. Чего вы достигли? Весь мир учит вас быть серьезными, выполнять свой долг, блюсти мораль, быть тем и этим. Я учу вас радости; я учу вас быть веселыми. Я учу вас, что вы не должны приносить никому вреда, вот и все.

Но эго это проблема. Если вы воспринимаете жизнь как радость и празднуете ее как веселье, тогда ваше эго исчезнет. Эго может существовать только тогда, когда вы серьезны. Если вы подобны ребенку, тогда эго исчезает. Поэтому вы выглядите высокомерно, вы ходите, задрав го­лову; вы делаете нечто серьезное, чего никто другой не де­лает: вы пытаетесь помочь всему миру и изменить его. Вы перекладываете на свои плечи тяжесть всего мира. Все аморальны; только вы моральны. И все грешат; только вы исполнены добродетели. Тогда эго чувствует себя очень хорошо.

В настроении празднования, эго не может существо­вать. Если празднование становится самим вашим клима­том существования, эго исчезнет. Как вы можете поддерживать свое эго, смеясь, танцуя, наслаждаясь? — это трудно. Вы можете поддерживать свое эго, когда вы делаете сиршасану, стоите на своей голове, или принимаете трудные, глупые позы. Тогда вы можете поддерживать эго: вы — великие йоги! Или, сидя в храме или в церкви вме­сте со всеми остальными мертвыми телами вокруг вас, вы можете чувствовать себя очень, очень большими, велики­ми, сверхчеловеками.

Помните, моя саньяса не для такого типа людей, но они приходят. Нет ничего плохого в том, что они прихо­дят. Либо они изменятся, либо они должны будут уйти. Вам не нужно о них беспокоиться. Я уверяю вас в том, что я не серьезен.

Я искренен, но не серьезен, а искренность это со­вершенно иное качество. Серьезность это болезнь эго, а искренность это качество сердца. Быть искренним значит быть правдивым, не серьезным. Быть искренним — это, значит, быть подлинным. Все, что вы делаете, вы делаете от всего сердца. Все, что вы делаете, вы делаете не как долг, но как любовь. Саньяса это не долг, это ваша лю­бовь. Если вы совершаете прыжок, вы совершаете его из любви, из своей подлинности. Если вы будете искренними по отношению к этому, но не серьезными... Серьезность это тоска, искренность это веселье. Искренний человек все­гда весел. Только фальшивый человек становится груст­ным, потому что он попадает в беду. Если вы фальшивы, каждая фальшь будет вести вас в другую фальшь. Если вы зависите ото лжи, вы будете зависеть от еще большей лжи. Постепенно, вокруг вас соберется толпа лжецов. Вы задох­нетесь от своего собственного фальшивого лица: тогда вы становитесь грустными. Тогда жизнь кажется бедой. Тогда вы не можете наслаждаться ею, потому что вы разрушаете всю ее красоту. За исключением вашего фальшивого ума в существовании нет ничего уродливого; все прекрасно.

Будьте искренними, будьте подлинными и правди­выми, и все, что вы делаете, делайте это, исходя из любви. Иначе, не делайте этого. Если вы хотите быть саньясином, будьте, исходя из любви. Иначе, не совершайте прыжка — подождите, пусть наступит подходящий момент. Не при­нимайте это всерьез. Это ничто; это не имеет ничего общего с серьезностью. Для меня, серьезность это болезнь, болезнь посредственного ума, который потерпел неудачу в жизни. И он потерпел неудачу, потому что он посредстве­нен. Саньяса должна быть кульминацией вашей зрелости: неудач, успеха, всего, что вы повидали и пережили и вы­росли, благодаря этому. Теперь вы понимаете больше, и когда вы понимаете больше, вы можете наслаждаться больше.

Иисус религиозен; христиане нет. Иисус может быть веселым; христиане, они не могут. В церкви вы должны делать очень серьезное лицо, мрачное. Почему? потому что крест стал символом религии. Крест не должен быть сим­волом; смерть не должна вас интересовать. Религиозный человек живет так глубоко, что ему неведома смерть: у не­го не остается энергии, чтобы узнать смерть; нет никого, кто может знать смерть. Когда вы живете жизнью так глу­боко, смерть исчезает. Смерть существует только в том случае, если вы живете на поверхности. Когда вы живете глубоко, даже смерть становится жизнью. Когда вы живете на поверхности, даже жизнь становится смертью. Крест не должен быть символом.

В Индии мы никогда не делали символов, подобных кресту. У нас есть такие символы, как флейта Кришны или танец Шивы. Если вы хотите понять, как должно расти религиозное сознание, тогда попытайтесь понять Кришну. Он весел, празднует, танцует. Он любит жизнь, с флейтой в своих губах и песней. Христос, в действительности, был таким человеком как Кришна. На самом деле, само слово Христос происходит от Кришны. Иисус его имя: Иисус Кришна, Иисус Христос. У Кришны есть много форм. В Бенгалии, в Индии, у него есть форма, которая называется Христо. Из Христо, на греческом, это слово стало Христос, и отсюда оно происходит и становится Христом. Иисус, должно быть, был таким же человеком, как и Кришна, но христиане говорят, что он никогда не смеялся. Это кажется абсурдным. Если Иисус не может смеяться, тогда, кто может смеяться? Они нарисовали его таким серьезным. Он, должно быть, смеялся! На самом деле, он любил женщин, вино: это была проблема; вот почему иудеи распяли его. Он любил женщину, Марию Магдалену и других, а Мария Магдалена была проституткой. Он, должно быть, был редким человеком, очень редким религиозным человеком. Он любил поесть; он всегда наслаждался пирами. И есть вместе с Иисусом, должно быть, было чем-то из другого мира.

Случилось следующее: Христос умер на кресте. То­гда, говорят, что через три дня он воскрес — это очень прекрасная история. Он воскрес: Мария Магдалена первой увидела его. Почему? — потому что только глаза любяще­го могут понять воскрешение, потому что глаза любящего могут видеть внутреннее, бессмертное. Мужчины-после­дователи прошли мимо Иисуса, который стоял здесь, и они не увидели. Символ прекрасен: только любовь может ви­деть внутреннее бессмертие. И когда Мария Магдалена пришла в город и сказала людям, они думали, что она со­шла с ума. Кто поверит женщине? — люди говорят, что любовь безумна, любовь слепа — никто не поверит. Даже апостолы, самые близкие ученики Иисуса, даже они рас­смеялись и сказали: "Ты что, сошла с ума? Мы поверим только тогда, когда увидим".

И тогда случилось так, что два ученика, шли в дру­гой город, и Иисус пошел вслед за ними, беседуя с ними, а они говорили о распятии Иисуса и о том, что произошло. Они были очень обеспокоены, а Иисус шел вместе с ними и разговаривал, и они не узнали его. Затем они достигли города. Они пригласили незнакомца поесть вместе с ними, и когда Иисус разломил хлеб, тогда, внезапно, они узнали его, потому что никто не мог разломить хлеб таким обра­зом — только Иисус.

Эту историю я полюбил необычайно. Они беседовали и не смогли узнать его; они прошли несколько миль вместе и не смогли узнать, но сам жест, которым Иисус разламы­вал хлеб, внезапно... потому что они никогда не знали ни­какого человека, который бы разламывал хлеб с таким радостным настроением, праздновал трапезу — они нико­гда не знали никакого человека. Внезапно, они узнали его и сказали: "Почему ты не сказал, что ты воскресший Ии­сус?" Этот жест...

А христиане говорят, что этот человек никогда не смеялся. Христиане совершенно разрушили Иисуса, иска­зили, и если он когда-нибудь вернется назад — и я боюсь, что он не придет, потому что эти христиане — они не пус­тят его в церкви.

Та же самая картина окружает и меня. Если я уйду, серьезные люди опасны. Они могут возобладать, потому что они находятся в постоянном поиске возможности взять все в свои руки. Они могут стать моими преемниками, и они все разрушат. Поэтому помните следующее: даже не­вежественная личность может стать моим последователем, но такой человек не сможет смеяться и праздновать. Даже если кто-то претендует на то, что он просветленный, про­сто посмотрите на его лицо: если он серьезен, он не будет для меня последователем! Пусть это будет критерием: по­дойдет даже дурак, но он должен быть способным смеять­ся и радоваться, и праздновать жизнь. Но серьезные люди всегда ищут власти. Люди, которые могут смеяться, не беспокоятся о власти — это проблема. Жизнь хороша, за­чем беспокоиться о том, чтобы стать священником? Про­стые люди счастливы в своей простоте, их не волнует политика.

Тот час же, когда просветленный человек исчезает из тела, люди, которые серьезны, начинают бороться за то, чтобы стать последователями. И они всегда разрушают, потому что они неправильные люди, но неправильные люди всегда амбициозны. Только правильные люди не амби­циозны, жизнь дает им так много, они не нуждаются в ам­биции стать последователем или священником, стать этим и тем. Жизнь так прекрасна, что они не просят о большем. Но люди, которые не наслаждаются, испытывают наслаж­дение от власти; люди, которые потеряли любовь, испыты­вают наслаждение от престижа; люди, которые каким-то образом утратили празднование жизни и танец, хотели бы стать священниками — более властными, контролирующи­ми людей. Берегитесь их; они всегда были разрушителями, отравителями. Они разрушили Будду, они разрушили Христа, они разрушили Мухаммеда. Они всегда где-то ря­дом, и от них очень трудно избавиться, потому что они так серьезны здесь... вы не можете избавиться от них.

Но я заверяю вас, что я всегда за счастье, радость, жизнь танца и песни, наслаждения, потому что для меня это единственная молитва. Когда вы счастливы, переполне­ны счастьем, существует молитва. И другой молитвы не существует. Существование слушает только ваш экзистен­циальный ответ, а не вашу вербальную связь. Что вы гово­рите, не имеет значения; что вы есть... Если вы действи­тельно чувствуете, что Бог есть, тогда празднуйте. Тогда нет смысла в том, чтобы упускать единственный момент. Танцуйте, если вы чувствуете, что Бог есть, вместе со всем своим существом, потому что только тогда, когда вы тан­цуете и поете, и вы счастливы — или даже если вы сидите в молчании — сам климат вашего бытия приносит такой по­кой, глубокую удовлетворенность жизнью. Это молитва; вы выражаете благодарность. Ваша благодарность это ваша молитва. Серьезные люди? — Я никогда не слышал, чтобы серьезные люди, когда-либо входили на небеса. Они не мо­гут.

Однажды случилось так, что грешник умер и достиг небес. Святой умер в тот же самый день, и посланники стали забирать его в ад. Святой сказал: "Подождите! Что-то произошло неправильно. Возьмите этого грешника, я хорошо знаю его! Я медитировал и молится Богу по два­дцать четыре часа в день, и меня забирают в ад? Я хотел бы спросить самого Бога. Что это такое? Разве это спра­ведливо?" Поэтому, когда его привели к самому Богу, че­ловек выразил недовольство и сказал:

— Это просто невероятно! — что этот грешник... Я хорошо его знаю; он был моим соседом. Он никогда не молился; он ни единого разу не произнес твоего имени, а я молился двадцать четыре часа в сутки... Даже в своем сне я продолжал повторять: "Рам, Рам, Рам" — и что проис­ходит?

Говорят, что Бог ответил:

— Потому что ты убил меня своим скучным постоян­ным "Рам". Ты почти убил меня, и я не хотел бы иметь тебя поблизости. Только подумай, двадцать четыре часа! Ты не дал мне ни одной секунды отдыха. Этот человек хо­роший. По крайней мере, он никогда не беспокоил меня, и я знаю, что он никогда не молился, потому что вся его жизнь была молитвой. Он кажется грешником тебе, потому что ты думаешь, что, просто произнося словесную чепуху, ты вершишь добродетель. Он жил и жил счастливо. Воз­можно, он не был всегда хорошим, но он всегда был сча­стливым и всегда был блаженным. Возможно, он оши­бался, потому что человеку свойственно ошибаться, но он не был эгоистом. Он никогда не молился, но из глубочай­шей сути его бытия всегда исходила благодарность. Он наслаждался жизнью и благодарил за нее.

Помните: серьезные люди все в аду; дьявол любит серьезность очень сильно. Небеса не похожи на церковь, но если бы это было так, тогда бы никто, если он не лишен здравого смысла, никогда бы не пошел на небеса. Тогда лучше было бы отправиться в ад. Небеса это жизнь, жизнь многогранна.

Иисус говорит своим ученикам: "Придите ко мне, и я дам вам жизнь изобильную". Небеса это поэзия, посто­янная песня, как текущая река, постоянно празднование без перерыва. Когда вы здесь со мною, помните, вы всегда будете упускать меня, если вы серьезны, потому что не бу­дет контакта. Только тогда, когда вы счастливы, вы можете быть возле меня. Благодаря счастью, воздвигается мост. Благодаря серьезности, все мосты рушатся; вы становитесь подобно острову недоступными.

Четвертый вопрос:

Иногда я чувствую осознанность, а иногда нет. Осознанность, кажется, пульсирует. Ис­чезнет ли эта пульсация медленно, или это произойдет внезапно?

Все в жизни есть ритм. Вы счастливы, но затем, вы не­счастливы. Ночь и день, лето и зима; жизнь есть ритм между двумя противоположностями. Когда вы пытае­тесь стать осознанными, здесь будет тот же самый ритм: иногда вы осознанны, а иногда нет. Поэтому не создавайте проблем, а вы такие специа­листы по созданию проблем, что можете высосать проблему из пальца. И существуют люди, которые будут снабжать вас ответами. На неправильную проблему всегда находятся неправильные ответы. И тогда она может продолжаться бесконечно; тогда неправильный ответ снова создает вопро­сы. С самого начала вы должны осознавать, что не следует создавать неправильных проблем. Иначе, вся жизнь будет постоянно течь в неверном направлении. Всегда пытайтесь понять, что не нужно создавать проблем. Все пульсирует в ритме, и когда я говорю все, я имею в виду все. Любовь, и затем ненависть; осознанность, и затем неосознанность. Не создавайте проблем: наслаждайтесь и тем и другим.

Когда вы осознанны, наслаждайтесь осознанностью, и, когда вы неосознанны, наслаждайтесь неосознанностью — нет ничего плохого, потому что неосознанность это как отдых. Иначе, осознанность станет напряжением. Если вы бодрствуете двадцать четыре часа в сутки, сколько дней, вы думаете, вы сможете прожить? Без еды человек может жить три месяца; без сна, в течение трех недель он сойдет с ума, и будет пытаться покончить жизнь самоубийством. Днем вы бдительны; ночью вы расслабляетесь, и расслаб­ление помогает вам в течение дня снова быть более бди­тельным, свежим. Энергии прошли через период отдыха; утром они снова более живые.

То же самое произойдет и в медитации: несколько мгновений вы совершенно осознанны, находитесь на вер­шине; несколько мгновений вы в долине, отдыхаете — осознанность исчезла, вы забыли. Но что в этом плохого? Это просто. Благодаря неосознанности снова возникнет осознанность, свежая, молодая, и это будет продолжаться. И если вы можете наслаждаться и тем и другим, вы станете третьим, именно это и нужно понять. Если вы можете на­слаждаться и тем и другим, вы ни то, ни это — ни осознанность, ни неосознанность, вы тот, кто наслаждается обеими. Входит нечто из запредельного. На самом деле, это на­стоящее свидетельствование. Вы наслаждаетесь счастьем — что плохого в том, что счастье ушло, и вы стали грустны­ми? Что плохого в грусти? Наслаждайтесь ею. И если вы стали способными наслаждаться грустью, тогда вы ни то, ни это.

И я говорю вам: если вы наслаждаетесь, грусть обла­дает своей собственной красотой. Счастье немного поверх­ностно; грусть очень глубока, в ней есть глубина. Человек, который никогда не был грустным, будет поверхностным, только на поверхности. Грусть похожа на темную ночь — очень глубокую. Тьма обладает молчанием для этого, и грустью тоже. Счастье пузырится; в нем есть звук. Оно похоже на реку в горах; создается звук. Но в горах река никогда не может быть глубокой. Она всегда мелка. Когда река выходит на равнину, она становится глубокой, но звук прекращается. Она движется так, как будто бы не движется. Грусть обладает глубиной.

Зачем создавать проблему? Когда вы счастливы, будьте счастливыми, наслаждайтесь этим. Не отождеств­ляйтесь с этим. Когда я говорю, быть счастливым, я под­разумеваю наслаждаться этим. Пусть это будет климатом, который будет перемещаться и меняться. Пусть счастье будет климатом вокруг вас. Наслаждайтесь им, и затем приходит грусть... наслаждайтесь также и ею. Я учу вас наслаждению, во что бы то ни было. Сидите в молчании и наслаждайтесь молчанием, и, внезапно, молчание больше не грусть; оно стало молчанием умиротворенного момента, самой красотой, в этом нет ничего плохого.

И тогда происходит высшая алхимия, точка в кото­рой вы внезапно понимаете, что вы ни то, ни это, ни счастье, ни грусть. Вы наблюдатель — вы наблюдаете вершины, вы наблюдаете долины; вы ни то, ни это. Если эта точка дос­тигнута, вы можете постоянно праздновать все. Вы празд­нуете жизнь и смерть. Вы празднуете счастье и несчастье. Вы празднуете все. Тогда вы не отождествляетесь ни с ка­кой полярностью. Обе полярность стали доступными для вас, и вы можете двигаться от одной к другой с легкостью. Вы стали подобными жидкости, вы течете. Тогда вы можете использовать обе, и они обе могут помочь вашему росту.

Помните это: не создавайте проблем. Попытайтесь понять ситуацию, попытайтесь понять полярность жизни. Летом жарко, зимой холодно — так, где же проблема? Зи­мой наслаждайтесь холодом, летом наслаждайтесь жарой. Летом наслаждайтесь солнцем; ночью наслаждайтесь звездами и тьмой, днем наслаждайтесь солнцем и светом. Вы делаете наслаждение постоянным, что бы ни происходило. Вопреки этому, вы постоянно наслаждаетесь. Попытайтесь, и, внезапно, все трансформируется и преобразится.

Пятый вопрос:

Довольно часто вы говорите, что, если вы не можете любить, тогда медитация приведет вас к любви, и если вы не можете медитировать, тогда любовь приведет вас к медита­ции. Кажется, что вы меняете свое мнение.

Я ничего не меняю. Вы можете изменить нечто, только если у вас это есть; как вы можете изменить что-то, если у вас этого нет? И никогда не пытайтесь сравнивать два момента, потому что каждый момент уникален сам по себе. Да, иногда мне нравится зима, а иногда мне нравится лето, но я никогда не менял своего мнения — у меня его нет. Вот как это получается: вы задаете вопрос, у меня нет на него готового ответа. Вы задаете вопрос, и я отвечаю. Я не думаю, увязывается ли это с моими предыдущими выска­зываниями или нет. Я не живу в прошлом и не думаю о будущем — если я что-то говорю, смогу ли я в будущем сказать то же самое? Нет, нет ни прошлого, ни будущего.

Прямо сейчас вы задаете вопрос, и все, что происхо­дит, происходит сейчас. Я откликаюсь. Это просто отклик, это не ответ. На следующий день вы снова зададите тот же самый вопрос, но мой отклик не будет прежним. Я не могу с этим ничего поделать. У меня нет готовых ответов. Я по­добен зеркалу: всякое лицо, которое вы привносите, оно отражает. Если вы злы, оно отражает злость, если вы сча­стливы, оно отражает счастье. Вы не можете сказать зерка­лу: "Что случилось? Вчера я был здесь, и ты отражало злое лицо; а сегодня я тоже здесь, но ты отражаешь счаст­ливое лицо. Что с тобой произошло? Ты изменило свое мнение?" У зеркала нет мнения; зеркало просто отражает вас.

Ваш вопрос более важен, чем мой ответ. На самом деле, ваш вопрос создает во мне ответ. Половина поставля­ется вами, другая половина это просто эхо. Следовательно, это зависит — это будет зависеть от вас, это будет зависеть от деревьев, которые окружают вас, это будет зависеть от здешнего климата, это будет зависеть от существования в его тотальности. Вы задаете вопрос, а я — ничто, просто средство — как если бы целое отвечало вам. Все, что вам нужно, ответ приходит к вам. И не пытайтесь сравнивать, иначе у вас возникнут проблемы. Никогда не пытайтесь сравнивать. Когда вы чувствуете, что что-то подходит вам, вы просто следуете этому, делаете это. И если вы делаете это, вы сможете понять все, что придет впоследствии. То, что вы делаете, поможет, сравнение не поможет. Если вы постоянно сравниваете, вы просто сойдете с ума. Каждый момент я постоянно что-то говорю. Впоследствии, когда я проговорю всю мою жизнь, те, кто будут изучать это, и те, кто будут пытаться определить, что я имел в виду, просто сойдут с ума; они не смогут. Потому сейчас именно так и происходит... Они — философы; я не философ. У них есть определенное представление, которое они могут навя­зать вам; они постоянно настаивают на одной и той же идее снова и снова. У них есть нечто, что бы они хотели вну­шить вам. Они хотели бы обусловить ваш ум определенной философией. Они учат вас чему-то.