Злодейства папы — пытки и казни

Римский народ ликовал, узнав о кончине Пия четвертого: наконец-то умер жестокий тиран! Но не прошло и двух месяцев, как радость сменилась глубоким отчаянием. За короткий промежуток времени новый первосвященник совершил столько злодеяний, что люди с сожалением вспоминали о его чудовищном предшественнике. Никогда еще на апостольском престоле не восседал столь лютый зверь.

После жарких дебатов в конклаве, длившихся месяц, Антонио Гислиери, исполнявший почетные обязанности великого инквизитора, одержал верх над остальными конкурентами и был провозглашен главой церкви под именем Пия пятого.

Родом он был из очень бедной семьи, и его отдали в доминиканский монастырь, где он служил поваренком.

Юный отрок сразу обратил на себя внимание приора: он был изящен, хорош собой и к тому же обладал незаурядным умом. Все говорило за то, что в будущем он завоюет сердца высоких сановников.

В свободные часы приор обучал юношу богословию, и очень скоро ученик вознаградил усердие учителя: он вполне мог дать сто очков вперед лучшим ученикам.

Напичкав своего любимца церковной премудростью и зная его рвение и прочие достоинства, приор устроил юношу на должность инквизитора в Комо, где он, преследуя еретиков, проявил такую ретивость, что скоро прославился на всю Италию.

Вероятно, и сам святой Доминик с нежностью взирал на своего молодого последователя и говорил себе: «Если этот плутишка не остановится, то он переплюнет меня в своих доблестных делах». В Комо установился режим террора. Смерть косила людей как чума, но, в конце концов, терпению пришел конец: влиятельные люди города добились изгнания свирепого инквизитора.

Его направили сначала в Бергамо, где за короткий срок его неумолимая свирепость вызвала настоящее восстание: народ осадил дворец инквизиторов, и ему пришлось бежать.

Достаточно полное представление о кровожадности этого чудовища можно составить по тем инструкциям, которые он давал после своего назначения на должность генерального инспектора трибуналов инквизиции венецианскому инквизитору.

"Дорогой мой брат, — писал он, — ваше преподобие, я уверен, вы всегда будете помнить о том, что власть, которою вы облечены, должна простираться на весь мир. Пусть ваша воля будет бесстрастной, непоколебимой и неумолимой, как божье правосудие, которое вы призваны осуществлять на земле. Дабы всегда помнить о высоком своем назначении, повесьте над вашим трибуналом железное распятие со следующими словами писания:

«Место сие страшно, это врата ада или неба...» Пусть никакие размышления о милосердии духа не собьют вас с того пути, на который вы вступили. Помните, что наш божественный учитель сказал:

«Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч. Ибо я пришел разделить человека с отцом его и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели меня, не достоин меня; и кто любит сына или дочь более, нежели меня, не достоин меня. И кто не берет креста своего и следует за мною, тот не достоин меня».

Пусть эти благочестивые слова послужат основным правилом, определяющим ваше поведение. Пытайте без жалости, терзайте без пощады, убивайте, сжигайте, истребляйте ваших отцов, матерей, братьев, сестер, если окажется, что они не преданы слепо католической, апостольской и римской церкви».

Дальше генеральный инспектор точно указывал штат лиц, необходимый для верховного трибунала (оплачиваемый конфискованным имуществом арестованных): помимо офицеров стражи и агентов, трибунал для успешной работы нуждался в шести испытанных богословах, способных разобраться во всех религиозных вопросах, шести сбирах и двадцати четырех палачах. Двадцать четыре палача на один город! И все они работали без передышки!

«Перед тем как принять кого бы то ни было, — писал он дальше, — и посвятить в наши страшные тайны, неофит должен принести следующую клятву:

«Клянусь всемогущему богу, сыну его Иисусу Христу, апостолам святым Петру и Павлу, святой апостольской церкви, верховному первосвященнику, святейшей инквизиции в Риме и вашему преподобию, здесь присутствующему, в вечной моей покорности церкви и святому трибуналу. Обязуюсь приложить все свои усилия, дабы обнаружить, изобличить и задержать всякого, на кого падет подозрение в ереси. Я обязуюсь защищать до последней капли крови верховного первосвященника и дело святой инквизиции».

А вот, как заканчивалась инструкция генерального инспектора трибуналам инквизиции: «Заведите столько шпионов, сколько вы в состоянии оплатить. Обязуйте их наблюдать за мирянами, а равно и за церковниками и доносить вам обо всех общественных и частных непорядках.

Никогда не ставьте под сомнение их показания, поражайте всех, на кого они вам будут указывать, невинных или виновных, ибо лучше умертвить сто невинных, чем оставить в живых хотя бы одного виновного.

Мы осведомлены о том, что совет десяти является врагом нашей святой инквизиции, ибо мы оспариваем власть, на которую он претендует в отношении церковных дел. Но примите также во внимание те дипломатические отношения, которые связывают вас с некоторыми могущественными домами в Венеции; вам надлежит проявить величайшую осторожность, дабы не усиливать раздражение умов.

Что же касается народа или буржуазии, будьте безжалостны. Хотя бог сам стоит за себя, помните, нам дан в руки меч, чтобы направить его против злонамеренных людей. Без колебания удвойте суровость, если вы увидите рост какого-либо противодействия церкви. Мы вынуждены закрывать глаза на бесчинства знати лишь до тех пор, пока провидение не даст нам необходимых средств, чтобы поразить зло в самом его корне. В отношении же народа и буржуазии будьте беспощадны».

Автор этой выразительной инструкции был назначен великим инквизитором при Павле четвертом. С этого момента трибуналы и палачи работали без передышки. Став папой, тиран продолжал свои кровавые подвиги.

Прежде всего, он решил отомстить за смерть членов рода Караффа — не потому, что питал к ним дружеские чувства, а потому, что они находились в близком родстве с тем приором доминиканского монастыря, который вывел его когда-то в люди. Кроме того, Павел четвертый, содействуя его продвижению, осыпал его величайшими милостями.

Пий пятый отдал распоряжение арестовать судей, приговоривших Караффа к казни, свидетелей, нанятых Пием четвертым, солдат, стражу, палачей, исполнявших приговоры, и предал всех трибуналу инквизиции.

Пощаду получил только иезуит, отравивший кардинала Альфонсо Караффа: общество Игнатия Лойолы к тому времени стало столь могущественным, что помешало розыскам монаха. Всех остальных после страшных пыток сожгли живьём.

На этом Пий пятый не остановился. Террор царил в Риме. На виселицах, на кострах гибли тысячи людей. Людей казнили за совершенные десять лет назад преступления, о которых они не имели понятия. Города были наводнены фискалами, ждущими своей доли в имуществе жертвы или просто жаждущими мщения.

Человек, восстановивший против себя сыщика папы Пия пятого, попадал в застенок, из которого у него был один путь — на костёр. О еретиках же, как бы нелепы ни были обвинения, и говорить нечего.

Казнь матери

В течение шести лет понтификата Пия пятого он занимался только казнями и пытками. Вид крови ему был так же необходим, как простому смертному воздух.

Среди многих историй, свидетельствующих о беспримерной жестокости этого чудовища, особенно выделяется горестный рассказ одного историка конца шестнадцатого — начала семнадцатого века.

Молодую женщину редкой красоты фискалы инквизиции обвинили в том, что она содействовала побегу одной из своих сестёр, примкнувшей к кальвинистам.

Когда несчастную арестовали, она была на последнем месяце беременности. Ее бросили в страшное каменное подземелье, где она преждевременно родила. Несчастная мать, позабыв о страхе и своих страданиях, думала только о ребёнке, которого она произвела на свет. Всю ночь она не спускала его с рук.

Наутро Пий пятый приказал привести её в трибунал, хотя несчастная еле держалась на ногах. Зверь не сжалился над ней. Тщётно молодая женщина валялась у него в ногах и клялась, что о намерениях своей сестры ей стало известно только после оглашения приговора. Ни клятвы, ни слёзы, ни мольбы не тронули каменного сердца.

«Исполняйте свой долг!» — приказал он палачам-монахам.

Трое доминиканцев тотчас набросились на молодую женщину, раздели донага и привязали к дыбе. Руки и ноги кольцами прикрепили к стене, так, что железо врезалось в тело почти до кости. Затем начали пытку водой.

Но не успели в неё влить восьмую воронку, как у женщины изо рта хлынула кровь, и она потеряла сознание.

Папа, воодушевлённый зрелищем, приказал привести жертву в сознание и приложить раскалённую медь к самым чувствительным местам, а ноги подвинуть к огню. Несчастная издавала вопли, которые тронули бы тигра — ведь у тигров нет религии.

Пытка над молодой и красивой женщиной доставляла садисту удовольствие. Заботясь о том, чтобы жертва не умерла сразу, святой отец распорядился отнести обвиняемую в подвал. Она не подавала никаких признаков жизни, лишь изредка слабо стонала. Но как только перед ней раскрылась тяжелая дверь, она ожила, вспомнив о ребенке.

Она попыталась подняться на окровавленных, израненных ногах, но тут же упала. Ей пришлось долго кричать, прежде чем тюремщик вошел к ней. «Дайте ребёнка», — простонала женщина, показав на угол, куда положила тщательно закутанного младенца, перед тем как отправиться на допрос. Тюремщик бросил ребенка на руки матери. Когда она его раскрыла, то убедилась, что младенец мертв: он замерз. Прижав трупик к груди, женщина тут же скончалась.

На следующее утро Пий приказал продолжить допрос и, к великому огорчению, узнал, что страдания женщины кончились.

В тот же день агенты папы выяснили, что обвиняемую оклеветали. Но папа не наказал клеветников, а похвалил за усердие, хотя и снизошёл к жертве, разрешив выдать труп женщины её семье.

Верёвку на шею за слово...

Можно было бы написать целый том о зверствах святейшего отца Пия пятого. Спустя полгода, после того как он взял бразды правления, многие римляне, охваченные страхом, покинули город. Рим превратился в кладбище.

Испуганные кардиналы попытались внушить папе, что суровые меры могут подорвать авторитет церкви. Взбешенный первосвященник прикрикнул на них, и они смолкли. Его исступление росло. Он увеличил число сыщиков, требовал, не ожидая проверки, забирать каждого, на кого падет подозрение.

Доносите — таков был приказ, — пытка вырвет у обвиняемого признание. Гнусные сыщики святого отца в точности выполняли данные им инструкции.

Они стали хозяевами города, грозными правителями, ибо от них зависела жизнь или смерть самого почтенного человека; одного слова было достаточно, чтобы послать на виселицу или на костер.

Известный писатель Аоний Палеарий стал их жертвой, сказав, что инквизиция является кинжалом, клинок которого направлен против сердца всех ученых людей. Пий пятый отправил сбиров в Милан, где жил Палеарий, чтобы арестовать его. Из уважения к его профессии папа засадил его в одно из самых грязных подземелий Ватикана.

Как обычно, писателя подвергли допросу. Надеясь сохранить жизнь, если он будет отрицать свою вину, Палеарий, несмотря на самые жестокие пытки, мужественно отрицал, будто произнес злосчастную фразу. Тогда папа прибегнул к чудовищной уловке.

В перерыве между пытками он пообещал несчастному писателю, что немедленно выпустит его на свободу, если тот подпишет следующее заявление и тем самым признает, что «папа имеет право убивать еретиков, так же как церковь вправе назначать чиновников для исполнения приговоров инквизиции, и верховный первосвященник вправе собственной рукой по примеру поражать мечом своих врагов».

Палеарий имел наивность поверить обещанию Пия пятого и подписать эту бумагу. Но едва он поставил свое имя, как Пий пятый, изменив тон, сообщил ему, что он подписал собственный приговор, ибо признал, что папа вправе убивать еретиков.

Потрясенный вероломством папы и понимая, что просьбы бесполезны, писатель с презрением высказал его святейшеству все, что думал о его коварстве, низости и жестокости.

"На что вы жалуетесь, брат мой, — спросил его лицемерно один из монахов, окружавших папу, в то время как святой отец, задыхаясь от ярости, пронизывал убийственным взглядом свою жертву. — Не вы ли сами признали, что его святейшество вправе убивать еретиков?»

Приговоренный не успел ответить. По знаку папы палачи накинули на шею писателю веревку, прикрепленную блоком к своду, тело несчастного забилось в конвульсиях и вскоре замерло.

Но для отдыха времени не было. Труп Палеария отвязали и тотчас послали за новым обреченным, который занял место ученого на дыбе и на козлах, прежде чем подвергнуться казни. Святой отец не терпел праздности. К тому же обилие арестованных вынуждало действовать быстро, чтобы не загромождать тюрьмы.