Монголо-татарское иго сдерживает развитие церковного призрения, но не разрушает традиции

Киевский опыт официального милосердия не получил широко­го распространения в сопредельных княжествах, да и в самой сто­лице просуществовал недолго. В 1169 г. Андрей Боголюбский за­хватил Киев и подверг его жестокому разгрому, Десятинная церковь и лавра были разграблены и разрушены, а город сожжен. Некогда могучее княжество утратило свое политическое влияние, а его население само оказалось в положении нищих и убогих. Фео­дальные распри, набеги половцев, не прекращающиеся междо­усобные войны, безжалостность отечественных и пришлых сбор­щиков дани делали жизнь Древней Руси суровой, тяжелой и опасной, а для человека с телесным или психическим неду­гом — невыносимой. Монастыри, периодически разоряемые кня­жескими дружинами и кочевниками, не могли предоставлять нуж­дающимся действенную помощь и защиту. «Древнейший, простой до грубости быт народа обозначается тем, что чаша общественного бедствия испивается до дна. В политическом отношении полная покорность врагу и потеря земли, без всякого смягчения уступок переговорами или условиями <...> в виде голода, до истребления всех, кого не сохранит случай до более урожайного года. <.„> Все слабое, физически бесполезное для общества, при недо­статке продовольствия, лишалось права делить жизнь с лицами физически сильными и для общества полезными и должно было уступить им свое место в жизни <...>

Люди делались хуже, говорит летописец. Не было милосердия, не стало сострадания. Брат не жалел брата, отец и мать делались рав­нодушными к судьбе своих детей» [36, с. 4, 18].

Во второй половине XII в. начинается активное освоение севе­ро-восточных земель (Суздаль, Муром, Смоленск, Новгород, Вла­димир, Ярославль, Москва). Нам не удалось обнаружить докумен­тальных свидетельств о новых княжеских попытках устройства приютов и богаделен, времена для подобных дел оказались мало­подходящими. В XIII в. Русь подверглась нападению монголов. Степняки гибельной лавиной пронеслись по славянским землям, безжалостно подавляя всякое сопротивление, не щадя никого. Взяв Суздаль, печалуется летописец: «татары <...> старых мона­хов, и монахинь, и попов, и слепых, и хромых, и горбатых, и боль­ных, и всех людей убили» [19, с. 20]. Однако, подчинив себе рус­ские земли, «монголы, требуя покорности и дани, считая себя вправе жить на счет побежденных, не думали насиловать ни их ве­ры, ни их народности. Напротив, они оказывали какую-то фило­софскую терпимость к вере и приемам жизни побежденных, но по­корных народов» [21, с. 133].

В эпоху золотоордынского ига калеки и убогие не подверга­лись особым преследованиям и притеснениям со стороны кочев­ников, испытывая лишения наравне со всеми. Позволим себе горь­кую шутку: в ситуации тотального бесправия калеки и убогие обрели те же права, что и прочее население страны. Завоевателей интересовала лишь исправная выплата дани, чужая религия не трогала их чувств, не возбуждала агрессии. «Проведя в 50-е гг. XIII в. общую перепись населения русских земель, наладив систе­му сбора дани и определив ее размеры, ордынские правители вско­ре предприняли следующий шаг на пути упрочнения своего вла­дычества. В 60-е гг. XIII в. устанавливается практика выдачи митрополиту особой ханской грамоты, в которой перечислялись льготы, предоставленные церковным людям: освобождение от уплаты ордынской дани, от постоя ордынских отрядов, от уплаты таможенных сборов» [3, с. 20].

Согласно историческим хроникам, ордынцы не разрушали мо­настыри как культовые учреждения. «По Ясе Чингисхана, — пишет Л. Н. Гумилев, — хан не мог вмешиваться в вопросы веры, а свобода совести всегда понималась монголами как личная свобода челове­ка» [9, с. 141]. В очерках этнической истории России Л. Н. Гумилев неоднократно указывает на особенную веротерпимость ордынцев и отсутствие серьезных конфликтов на религиозной почве между степняками и русскими. Более того, «при монгольском владычест­ве, — убежден Н. И. Костомаров, — монастырские волости находи­лись в наиболее благоприятном положении: огражденные ханами, насколько исполнялись ханские повеления, от поборов и разорений, монастыри умножались непрерывно, но с половины XIV в. умноже­ние их является в несравненно большем размере против прежних времен» [21, с. 159-160].

В эпоху монголо-татарского ига монастыри не прекращали своей благотворительной деятельности, напротив, число людей,

находивших под их крышей духовную поддержку, пищу и кров, увеличилось, поскольку в дополнение к ранее существовавшим за два столетия монгольского владычества возникло более 180 новых монастырей. Помощь убогим и калекам оказывалась по преимуще­ству общежительными монастырями.

Выпавшие на страну испытания заставляли народ вниматель­нее вслушиваться в слова духовных наставников. Многие пра­вославные иерархи объясняли обрушившиеся на русские земли беды наказанием за грехи, за несоблюдение христианских за­поведей. Знакомство со «Словом» Серапиона Владимирского (XIII в.) позволяет увидеть, сколь настоятельно авторитетный проповедник призывал соотечественников к милосердию и со­страданию.