Страх божий и любовь к богу в повседневной жизни: спиритуалистический принцип в межчеловеческих отношениях
Во второй половине §15 перед рабби Шмуэлем Хасидом встает серьезный вопрос: как применить спиритуалистический принцип в области социальной этики? Речь идет о заповедях, устанавливающих между людьми отношения, в которых один человек делает что-то на благо другим. Возникает вопрос, каким может быть критерий оценки исполнения таких заповедей? В распоряжении рабби Шмуэля было три возможности:
· Следовать традиционной классификации “малых” и “великих” заповедей
· Следовать спиритуалистическому принципу, оценивающему заповеди согласно вложенному в их исполнение духовному усилию
· Следовать спиритуалистическому принципу, ориентируясь при этом не на того, кто совершает заповедь, а на того, кто получает благо.
Иллюстрация 3
10 Заповедей: Моисей спускается с Горы Синай и передает Скрижали Завета Аарону и старейшинам Сынов Израилевых, находящимся у подножия горы. Деталь из иллюминированной рукописи Регенсбургского Пятикнижия, Южная Германия, ок. 1300. Музей Израиля, Иерусалим.
Рабби Шмуэль избирает третью возможность, то есть он продолжает придерживаться спиритуалистического принципа, но применяет его не к тому, кто совершает заповедь, а к тому, в отношении кого заповедь совершается. Тот, кто делает добро своему ближнему, должен приложить усилия, чтобы его благодеяние было тому в радость. Так, помогая бедному, нужно сделать это так, чтобы тот не испытывал стыда, ведь заслуга дающего измеряется радостью и удовольствием, которое он приносит ближнему.
Можно сказать, что и здесь задействован спиритуалистический принцип в его исходной форме: то, что определяет религиозно-этическую ценность благодеяния – это усилия, которые человек прилагает, чтобы его деяние не оскорбило ближнего, а, напротив, принесло ему радость. Как говорится об этом в Книге хасидов:«Например, если дать человеку множество мелких монет, ему будет стыдно взять их. Если же сказать ему – “отобедай со мной сегодня”, не будет ему стыдно, и заслуга и награда за это будут велики». Лучше пригласить бедняка разделить с тобой трапезу, чем давать ему деньги и заставлять его испытывать стыд.
Из этого следует, что не само действие служит мерой религиозной значимости поступка, а влияние, оказанное этим поступком на других людей.
❒ Вопрос 15
Может ли, по Вашему мнению, один человек судить о религиозном достоинстве другого? Может ли внешнее поведение служить надежным индикатором нравственных достижений человека? ❑
ИСПЫТАНИЕ И ОСВЯЩЕНИЕ ИМЕНИ
Историческое значение описанной выше этико-религиозной доктрины прояснится в свете той роли, которую она играла в осмыслении главного религиозного вызова эпохи – испытания выбором между отступничеством и смертью во Имя Божье, вызова, перед лицом которого стояло еврейство Германии. Моральная дилемма станет более очевидной, если рассматривать ситуацию, когда необходимость выбора еще не стала неотвратимой и человек может решить, подвергать ли себя подобному испытанию. Такая ситуация описана, например, в §251 Книги хасидов:
§251
В одном городе было два ученика мудрецов1. А гои тогда убивали евреев за то, что те не хотели отрекаться от веры. Эти два юноши спрятались в убежище, о котором неевреи не знали. Ночью им представилась возможность бежать оттуда. Один из них сказал: «Я выйду из убежища, чтобы убили меня ради освящения Имени, и так, сделав один шаг, я вступлю в рай. Ведь рабби Ханина бен Терадион проповедовал публично и был сожжен». Товарищ же его сказал: «Если найдут меня, я пойду на смерть, но сам – не выйду к ним. Ведь о Ханине бен Терадионе сказали: “удивительно, что его еще не сожгли вместе со свитком Торы”. А рабби Йеуда бен Бава совершил рукоположение2 между двух городов, чтобы об этом не стало известно❋Согласно рассказу, приведенному в Талмуде. См. Санедрин 14а.3 . И еще, чтобы не был забыт закон.
Иллюстрация 4
Евреев сжигают на костре – распространенное зрелище в средневековой Европе. Гравюра на дереве из хроники (Liber Chronicorum), напечатанной в Нюрнберге в 1493.
В этом рассказе четко обозначена главная моральная дилемма, перед которой стоял автор Книги хасидов. Два ученика, спрятавшихся в укрытии, оказались перед выбором, который обнажает самую суть религиозно-этической проблематики. Если вершина религиозной жизни – это смерть ради освящения Имени Бога, то два ученика оказались сейчас перед возможностью взойти на эту вершину. Этой возможности они могут лишиться, если продолжат скрываться в пещере. Первый ученик, собирающийся выйти из укрытия, ссылается на приводимый в Талмуде рассказ о рабби Ханине бен Терадионе, который не побоялся изучать и преподавать Тору публично во времена гонений, и который был за это сожжен римлянами, поместившими свиток Торы ему на грудь в момент сожжения. Вот этот рассказ из Талмуда:
Авода Зара 18а
Учили мудрецы: когда заболел рабби Йоси бен Кисма, пришел рабби Ханина бен Терадион навестить его. Сказал тот ему: «Ханина, брат мой! Тебе известно, что народ этот❋Т.е. римляне. поставлен на царство небесами, ведь они разрушили Его Храм и предали огню Его чертог, и умертвили праведников Его и истребили знатных Его, и при этом они существуют до сих пор. Я же слышал о тебе, что ты [в это самое время] сидишь и занимаешься Торой, и собираешь многолюдные собрания, положив свиток Торы себе на колени». Ответил он ему: «Небеса смилостивятся!» Сказал ему: «Я говорю тебе обоснованные вещи, а ты мне отвечаешь: “Небеса смилостивятся!” Я удивлюсь, если не сожгут тебя и свиток Торы в огне!»… Рассказывают, что прошло немного времени, и скончался рабби Йоси бен Кисма. Все знатные Рима пришли хоронить его, и оплакивали его великим плачем. Когда же возвращались оттуда, встретили рабби Ханину бен Терадиона, который сидел и занимался Торой, и собирал многолюдные собрания, держа свиток Торы у себя на коленях. Его взяли, обернули свитком Торы, обложили вязанками хвороста и подожгли их. И принесли губки из шерсти, окунули их в воду и положили ему на сердце, чтобы не отлетела быстро его душа. Сказала ему дочь его: «Отец! Как же мне видеть тебя в таком состоянии!» Сказал он ей: «если бы я горел один, мне было бы тяжело. Ныне же, когда горю и я, и свиток Торы вместе со мной, Тот, Кто взыщет за обиду Торы, взыщет и за мою обиду».
Согласно рабби Йеуде Хасиду, мученичество рабби Ханины служит высшим образцом религиозного свершения. Тем не менее рабби Йеуда отдает себе отчет в опасностях, связанных с выбором этого пути, в особенности когда это выражается в книге, предназначенной для широкой публики, и в том числе для людей, незнакомых автору. Из-за подобной рекомендации может получиться так, что автор введет людей в грех. Под влиянием его слов многие могут отдать себя в руки крестоносцев, однако в последний момент, когда инстинкт самосохранения возобладает в них, отказаться от мученичества и предпочесть отказаться от своей веры. Выходит, что евреи, которые могли бы спастись, спрятавшись от крестоносцев, попадут в их руки и отрекутся от веры. Вместе с тем рабби Йеуда Хасид не может прямо отвергнуть тот путь жизни, который он считает истинным. Возможно, именно по этой причине его рассуждения не завершаются однозначным выводом, хотя преобладающий мотив заключительного пассажа – предостережение об опасности пути рабби Ханины, а никак не поддержка его.
Поскольку рабби Йеуда не завершает свой рассказ (приведенный в §251) однозначным выводом, возникает вопрос, какие практические выводы все-таки можно из него сделать? Должен ли человек идти сам навстречу предельному испытанию, стремиться к ситуации, когда перед ним останутся только две возможности – высочайший подвиг или глубочайшее падение? Или, может быть, лучше скрыться в убежище, выбрав средний путь, который не предоставляет возможности для великого свершения, но и не угрожает глубочайшим падением?
В этом вопросе следует различать личные взгляды автора и то, что он позволяет себе писать. Его личные воззрения, скорее всего, находили свое выражение в наставлениях, которые он давал слушателям, когда был лично знаком с ними и сам мог предвидеть их поведение. С другой стороны, в книге, предназначенной для широкой публики, ему приходилось соблюдать особую осторожность и воздерживаться от осуждения среднего пути.
1 Ивр. талмид хахам – букв.: ученик мудреца, мудрый ученик – талмудический термин, обозначает мудреца, ученого, человека, сведущего в Торе, в особенности, в Устной Торе.
2 Семиха, глаг. существ. от ивр. самах – букв.: класть, помещать – термин, подразумевающий традиционную церемонию присвоения звания раввина, авторитета и сведущего в Торе. Центральным элементом церемонии является рукоположение, когда на голову назначаемого в раввины ученика учитель кладет обе свои руки. Образцом этого символического жеста служит описанное в Торе назначение Иисуса Навина предводителем еврейского народа перед кончиной Моисея. Моисею заповедано положить руку на голову преемника «ибо по его приказанию будут выступать и по его приказанию возвращаться он и Сыны Израилевы с ним...». Моисей, исполняя повеление, кладет на голову Иисусу Навину не одну, а обе свои руки. (См. Чис 27: 15-23). Прим. науч. ред.
3 Согласно Талмуду, рабби Йеуда бен Бава поступил так, чтобы не навлечь беду на один из городов, поскольку римляне как правило разрушали город, ближайший к тому месту, где совершалось рукоположение.