Широкая рабочая конференция в Воронеже

Учитывая распространение слухов, власти предприня­ли соответствующие меры. Архиепископа Петра стали вызывать на допросы в ОГПУ. Держался он при этих визи­тах спокойно и сдержанно. Входя в кабинет следователя, он оглядывался по сторонам, как бы надеясь увидеть икону, но ее, естественно, там не было. Затем он крестился на правый

угол, кланялся в пояс и только после этого начинал разговор со следователем. Служащие ОГПУ при появлении Владыки невольно обнажали головы.

В дни Успенского поста Владыка каждый день служил акафист Успению Божией Матери, а после него совершался крестный ход вокруг храма Алексиевского монастыря. В сло­жившейся ситуации Архиепископ Петр надеялся только на помощь Божию по заступничеству Пресвятой Богородицы. Как отмечает пророк: „Готово сердце его уповати на Господа, утвердися сердце его, не убоится, дондеже воззрит на враги своя" (Пс. 16,8).

Осенью 1926 г. в Церкви был поднят вопрос о выборах Па­триарха путем опроса (так называемые тайные выборы). Не­которые архиереи подписали тайные бюллетени, в том числе и преосвященный Григорий (Козлов), Епископ Печерский, викарий Нижегородской епархии. За это он был сослан на Соловки. Но были и такие, которые сказали, что по этому во­просу „пришлют свое мнение особо". Среди них были Архие­пископ Воронежский Петр (Зверев) и Епископы Рязанский Борис (Соколов) и Рыбинский Серафим (Симичев).

В конце 1926 г., в связи с ожидаемым съездом обновлен­цев, ОГПУ проводило обыски у православных архиереев. На­род всеми силами старался защищать своего Владыку, и ког­да его стали часто вызывать в милицию, православные стали особенно настороженными. В момент опасности ареста Вла­дыки они сразу же собирались в большом количестве.

Однажды, вернувшись из церкви, Архиепископ Петр увидел у дверей своей квартиры милиционеров, которые вошли вслед за ним и, предъявив ордер, приступили к обыску. Пока шел обыск, у дверей квартиры собралась огромная толпа верующих. После обыска заместитель начальника отделения милиции предло­жил архиерею проследовать с ним для допроса. Владыка Петр указал на собравшийся перед домом народ и предупредил, что могут быть неприятности. Заместитель начальника ответил, что как бы то ни было, но у него приказ доставить Архиепи­скопа Петра в отделение милиции, и он должен его исполнить.

А чтобы не было неприятностей в результате столкновения на­рода с милицией, предложил, чтобы Архиепископ пошел сам в отделение милиции через некоторый промежуток времени по­сле того, как они уйдут. Так Владыка и сделал.

Когда Архиепископ Петр вышел из дома, его встретила толпа числом около трехсот человек, которая пошла вслед за ним и остановилась у входа в милицию. В само здание вошли только несколько человек, которые решительно прошли в ка­бинет начальника отделения милиции, собираясь присутство­вать во время допроса Архиепископа Петра. Они потребовали ответа, по какой причине задержан архиерей, а также потре­бовали, чтобы допрос проходил в их присутствии. Начальник отделения отказался выполнить их требования и приказал им немедленно покинуть помещение. Когда рабочие вышли на улицу, они, обратившись к народу, сказали, что Владыку хотят арестовать. Но милиция не имеет права вызывать Архиеписко­па для допроса, а должна его допрашивать у него дома. Люди на улице заволновались. Вышедшие из здания милиционеры попытались разогнать толпу силой, но безуспешно. Отовсюду слышались крики, стоны, плач, но люди не расходились. На­чальник отделения, видя, что ничто не помогает, пригрозил Архиепископу, что если беспорядок не прекратится, он вызо­вет конную милицию и разгонит верующих.

— Да вы выйдите к народу и скажите ему, что со мной ни­чего не случится, и люди успокоятся и разойдутся, — посо­ветовал Архиепископ.

— Нет, вы сами идите и скажите, — ответил начальник.

Владыка Петр вышел к народу и попытался его успокоить,

но люди закричали, чтобы начальник сам вышел к ним и дал слово, что Архиепископ не будет арестован. Тот вышел и пообещал им это, но люди не уходили, требуя освобождения Владыки. Начальник отделения милиции отдал распоряже­ние задержать людей, наиболее близких к Архиепископу, и в первую очередь тех, кто входил к нему в кабинет. Милицио­неры бросились в толпу, но люди сопротивлялись, окружая плотным кольцом того, кого милиционеры пытались схва­

тить. С большим трудом удалось им арестовать несколько че­ловек. Арест произвел на людей удручающее впечатление, и некоторые стали расходиться. В довершение был вызван кон­ный наряд милиции, чтобы разогнать оставшихся. Но часть народа все-таки осталась в стороне ждать выхода Владыки из милиции. И когда он наконец вышел, они пошли следом за ним, сопровождая его до самого дома.

29 октября 1926 г. Архиепископ был вызван в Воронежское ОГПУ. Там ему показали телеграмму, в которой говорилось, что его вызывает к себе в Москву Тучков для совещания по церковным вопросам с Митрополитами Сергием (Страгородским) и Агафангелом (Преображенским). После возвращения домой Владыка встретил у дома и в самой квартире большое количество людей. Он сообщил им о причине вызова его в ОГПУ. Кто-то из присутствовавших посоветовал послать к Тучкову в Москву делегатов, чтобы просить об отсрочке вы­зова Архиепископа и вообще узнать, зачем его вызывают и в чем состоит его дело. А пока решили просить начальника местного ОГПУ об отсрочке поездки, чтобы рабочие могли за это время оформить отпуска для поездки в Москву. На сле­дующий день Владыку снова вызвали в ОГПУ, и на этот раз он сказал его сотрудникам:

— Вы сами идете против народа, сами раздражаете его и волнуете; я с вами, чекистами, разговаривать больше не буду, разговаривайте сами с народом и вывертывайтесь, как хотите.

Когда 30 октября Архиепископа Петра пригласили в очеред­ной раз в милицию, прошел слух, что рабочие не дадут осуще­ствить над Владыкой „никакого насилия со стороны власти, за­щищая такового до последней капли крови“ (из рапорта началь­ника милиции Пустовалова от 30/Х-26 г.). В тот же день к Ар­хиепископу Петру пришли представители рабочих и сообщили, что они выезжают в Москву для переговоров с Тучковым, а также отправляют делегацию на партийную рабочую конференцию,

которая будет проходить в Москве 27 ноября. Они найдут там председателя Воронежского исполкома Шарова и попросят его, чтобы он в свою очередь переговорил с Тучковым.

Приехав в Москву, рабочие отправились в Дом Советов, где разыскали воронежских делегатов. Воронежскими делегата­ми на XV Партконференции были Охлопов, Авель, Коробцев и Шаров — председатель Воронежского исполкома, — которо­го и попросили заступиться за Архиепископа Петра. Шаров выслушал их молча, но на одном из последующих заседаний конференции зачитал телеграмму верующих:

„Москва. Президиуму XV Всесоюзной конференции. Че­рез местное Воронежское ОГПУ Тучков требует выезда в Мо­скву единственного избранного народом православного Ар­хиепископа Петра Зверева. Православных в Воронежской гу­бернии 99%, исключительно рабочих и крестьян. Вызов Ар­хиепископа волнует верующих рабочих, особенно вследствие распространяемых обновленцами слухов о высылке нашего Архиепископа. Для прекращения волнения верующих рабо­чих и народа запросите Тучкова о причинах вызова Архиепи­скопа. Заключив договор с Архиепископом при его избрании и поручившись зорко следить за его работой, считаем своим долгом знать причины и цель его вызова. Для выяснения во­проса о прекращении волнений затребуйте выезда в Москву делегации верующих рабочих железной дороги. Отвечайте. Воронеж. Терновая церковь — рабочим". Телеграмму под­писали Атаманов, Хренов, Рубан, Хлебников, Сироштан, Бе­резовский, Горожанкин, Немахов, Полковников и Сукачев. Другую телеграмму передали Тучкову. Но телеграмма вы­звала противоположное действие.

Телеграмму Шаров прочитал с соответствующими ком­ментариями. Он исказил смысл телеграммы: вместо того, что в Воронежской области из числа верующих православных 99% рабочих и крестьян, было сказано, что 99% рабочих в Во­ронеже верующие и выступил с нападками на Архиеписко­

па; он сказал: „Петр Зверев — это духовное лицо, которое под флагом религии может вести и ведет рабочих не туда, куда надо". По прочтении телеграммы некоторые из делегатов вскочили с мест и стали кричать: „Таких людей клеймить!.."

Делегаты XV Партконференции направили открытое письмо воронежским рабочим в адрес широкой рабочей кон­ференции. В этом письме они откровенно очернили Архиепи­скопа Петра.

„Получив телеграмму о Петре Звереве, мы, делегаты от Воронежской губернии на XV партийной конференции, зная, что епископ Воронежский Петр Зверев в прошлом являлся активным слугой царского правительства по своему проис­хождению, воспитанию и всей своей работе был тесно связан с царскими придворными кругами,

— что Петр Зверев в своей общественно-политической деятельности был выразителем черносотенных, погромных и монархических организаций,

— зная, что Петр Зверев опозорил себя в тяжелые годы го­лода во время изъятия церковных ценностей сокрытием их от голодающих рабочих и крестьян,

— что он при Советской власти подвергался репрессиям за контрреволюционную деятельность, читали эту телеграмму, посланную якобы от имени воронежских рабочих, с чувством глубокого удивления и недоумения.

Мы спрашиваем воронежских рабочих:

1) правда ли, что 99% воронежских рабочих являются при­служниками и защитниками верного слуги царя и капитали­стического строя, черносотенца и монархиста Петра Зверева и считают его своим «единственным избранным»;

2) правда ли, что воронежские рабочие уполномочили го­ворить от имени воронежских рабочих тех, кто подписал эту телеграмму;

3) правда ли, что 99% воронежских рабочих «волнуются» по поводу вызова в Москву того самого Петра Зверева, кото­рый в 21-22 годах пытался затянуть петлю голода на шее ра­бочих и крестьян".

Так был оклеветан и очернен перед рабочими Архиепископ Петр. Именно председатель Воронежского Губисполкома Ша­ров был ярым обвинителем Архиепископа Петра. На широкой конференции рабочих в Воронеже враги Церкви постарались дать такой ход событиям, чтобы убедить рабочих, что действия Архиепископа Петра носят контрреволюционный характер. Они отметили: „Петр Зверев и сейчас пытается спровоцировать ра­бочих. Такому лицу не место в Воронежской губернии..." В за­ключение на конференции была принята резолюция, в которой отмечалось: „Конференция требует немедленного изолирова­ния и удаления из Воронежской губернии Петра Зверева".

Таким образом, рабочие были обмануты через представле­ние несоответствующих действительности фактов негативной характеристики Владыки Петра. Его представили как политиче­ского деятеля, хотя сам Владыка говорил всем, что он только мо­литвенник, что он подписал договор не заниматься политикой и твердо сохраняет этот договор. Арестованный Цыков на допросе сказал, что в действиях Архиепископа Петра не было ничего та­кого, что давало бы повод подозревать его в политике.

На конференции также было принято решение:

„Исключить девять человек, подписавших телеграмму, из профсоюзов и удалить их с производства. Обсудить вопрос об их деятельности и предать суду. Провести показательный процесс!

Предать суду Петра Зверева!..

Сообщить ЦК партии, что телеграмма — подлог, а не мнение рабочих Воронежа.

И, наконец, немедленно арестовать Архиепископа Петра Зверева".

Еще в Твери Владыка Петр призывал духовенство быть „абсолютно аполитичным и все свои силы и способности по­свящать исключительно церковной деятельности". Он при­зывал всех „не только не агитировать против..., но... прекра­щать всякую попытку злостных агитаторов против изъятия

церковных ценностей на нужды голодающих". За это об­ращение и спокойное проведение в жизнь декрета Епископу Петру выразили благодарность через печать.

На конференции решили опубликовать в печати теле­грамму, отправленную в Москву на XV Всесоюзную парт­конференцию „с освещением личности Петра Зверева и его контрреволюционной деятельности, чтобы показать, как ре­лигия в руках врагов рабочего класса служит средством для одурачивания и обмана трудящихся и подчинения их руко­водству и влиянию своих классовых врагов".

Также было принято решение провести широкую разъяс­нительную кампанию среди рабочих. Для этого всем Уполит- просветам и Волполитпросветам, Правлениям, профисполко- мам, клубам и ячейкам „Союза Безбожников" Воронежской гу­бернии было подготовлено и направлено „Письмо № 11“ „О по­становке антирелигиозной пропаганды в политпросветучреж- дениях". В этом письме были напечатаны рекомендации, как проводить антирелигиозную агитацию, в т.ч. увязку работы клубов, изб-читален, кружков с ячейками „Союза Безбожни­ков"; оживление такой работы в праздники Пасхи и Крещения; проведение лекций, докладов, концертов с антирелигиозной тематикой; проведение агитсудов; создание художественного антирелигиозного репертуара; освещение роли женщин до и после революции. Предлагалось провести работу в плане „ре­жима экономии", дабы отвлечь пожертвование крестьянами и рабочими денег на храмы, предложив свободные деньги вкла­дывать в кредитные товарищества, в сберкассы и пр. Согласно этому письму были разработаны мероприятия по антирелиги­озной борьбе на 1926-1927 гг. Кроме того, было рекомендовано чтение в сельских избах-читальнях книги Ярославского „Би­блия для верующих и неверующих". Было создано 17 антире­лигиозных ячеек с общим числом членов в них 450 человек, из них женщин —121 человек и мужчин — 329 человек.

Арест и обвинительное заключение

Сообщение об этих событиях было опубликовано 28 ноя­бря 1926 г. в газете „Воронежская коммуна". Это был пер­вый день Рождественского поста и Архиепископ Петр служил литургию. Предчувствуя близкий арест, он был печален. В ту же ночь к нему явились сотрудники ОГПУ для произведения обыска и ареста. Когда они начали стучать в дверь квартиры, келейник Архиепископа покрепче запер дверь и не пускал их до тех пор, пока Владыка с помощью архимандрита Иннокен­тия не сжег все бумаги, которые могли принести вред тем, кто писал их. И только потом открыли дверь. Милиция вошла и приступила к обыску.

После обыска Архиепископ Петр был арестован и достав­лен в ОГПУ. Утром весть об аресте архиерея разнеслась по го­роду, и многие направились к зданию тюрьмы, чтобы узнать о судьбе Владыки. Они заглядывали в окна здания ОГПУ, пытаясь увидеть там арестованного архиерея. Но увидели его только вечером, когда стража вывела Владыку из здания и посадила в автомобиль, чтобы везти на вокзал. Верующие бросились к вокзалу, но сотрудники ОГПУ оцепили его и не пропустили никого на перрон, пока не отошел поезд с аресто­ванным Архиепископом. Чтобы избежать каких-либо волне­ний со стороны народа, милиция заранее выставила по всему городу заслоны.

По прибытии в Москву Архиепископ был заключен во вну­треннюю тюрьму ОГПУ на Лубянке. 30 ноября был вызван к следователю. Следствие вел уполномоченный 6-го отделения СО ОГПУ Казанский. Во время следствия у Владыки Петра была изъята перламутровая панагия, и это очень беспокоило его. В это время одна верующая девушка Мурочка познако­милась с работником Московского ГПУ Рапопортом, и через него удалось вернуть Владыке панагию.

Архимандрит Иннокентий попытался через священника Михайлова сообщить Митрополиту Нижегородскому Сергию

об аресте Архиепископа Петра. Но у него ничего не получи­лось. Через три дня были арестованы ближайшие помощни­ки Архиепископа Сироштан В.Е., Немахов И.М., Цыков С.А., Атаманов П.Т., Москалев Д.К., Пушкин Г.И., а затем и осталь­ные. Архимандрит Иннокентий был арестован 17 декабря. В Воронеже всем было предъявлено обвинение по ст.119 УК, а Владыке по ст.73 „за распространение слухов, имеющих це­лью вызвать недоверие к Советской власти и дискредитиро­вать власть". Но в Москве следователь ОГПУ Казанский А.В. предъявил всем обвинение по ст.58/6. Все, кроме Архиеписко­па Петра, содержались в Бутырке.

Помимо Архиепископа Петра и проходивших с ним по одному делу рабочих, были арестованы архимандрит Некта­рий (Бенедиктов) и протоиерей Иоанн Вениаминов, сослу­жившие Владыке Петру в храме Покровского женского мона­стыря. Но на них было заведено отдельное дело.

При заполнении анкеты Архиепископ Петр, как обычно, в графе о родственниках никого не упомянул. Впоследствии следователь ОГПУ Казанский обвинил его в сокрытии фак­та существования брата Арсения Константиновича Зверева. И Владыка сознался, что у него действительно есть брат Ар­сений в Москве и сестра Варвара, но где она живет он не зна­ет: „где-то под Москвой, кажется, в Люблине". Он объяснил умалчивание об этом тем, что с „братом и вообще родными не имел никакого общения с 9 лет, т.к. с того же времени не жил дома". Таким образом Архиепископ Петр пытался от­вести от брата всякое подозрение и сохранить от возможного преследования его и его семью.

Казанский, допрашивая Владыку, задал ему вопрос об охране, состоявшей при Владыке. Архиепископ объяснил, что охрану предложили сами верующие ввиду угроз, высказан­ных в анонимных письмах с требованием передачи 500 руб. денег. Но не только угрозы беспокоили Архиепископа Петра,

были произведены также и покушения: в него несколько раз „на улице и с колокольни городской церкви кидали камнями [кафедральный собор был в руках обновленцев], прислали... банку варенья с битым стеклом".

Следователем был задан вопрос по поводу распоряжения о „внешней церковной охране" и „усиления ее". Владыка объ­яснил, что верующие жаловались на имеющиеся в последнее время случаи кражи церковного имущества, и он напомнил людям об их ответственности за сохранность этого имуще­ства, как это было до революции, когда такая ответствен­ность лежала на епископах и духовенстве, теперь же ответ­ственными были те, на кого оформлялся договор передачи имущества в аренду.

Во время следствия Казанский все время стремился под­вести политическую подоплеку действиям православных активистов. То, что люди пытались добиться законного по­ложения Воронежской епархии, признания ее правящего архиерея, пытались найти компромисс в отношениях между Советской властью и духовным руководителем, вменялось им в антисоветские демонстрации, в которых принимали участие не только церковники, но и другие жители города Воронежа. Сам того не сознавая, следователь оставил нам до­кументальное свидетельство популярности Владыки Петра среди огромной массы рабочих и крестьян. Так, в своем по­становлении он указывает, что „участников этих демонстра­ций, кроме церквей, поставлял базар", куда крестьяне со всей губернии привозили плоды своего труда.

На допросе Казанский спрашивал Архиепископа Петра:

— Что за беседы по поводу положения Церкви в государ­стве бывали у вас с приезжавшими иногда из епархии цер­ковниками? Почему вы там выставляли положение о необхо­димости мученичества?

— Моя точка зрения по этому вопросу ясна хотя бы из по­даваемых мной документов и обращений декларативного

характера. Сам я никогда в беседах этого вопроса не подни­мал, с кем бы ни разговаривал, но если меня спрашивали, то отвечал. Мне приходилось, возможно, высказывать мнение по этому вопросу по поводу существующей в Православной Церкви группы, непримиримо к государству относящейся, предпочитающей мученичество, то есть, как я понимаю, стес­нение в правах и так далее, урегулированию отношений. Мо­жет быть, я, знакомясь с этой точкой зрения, когда-нибудь и упустил из виду заявить слушателям, что эта точка зрения не моя, так как, повторяю, я вовсе не считаю, что мученичество в настоящее время выгодно для Церкви. Во всяком случае, я думаю, что моя точка зрения была слушателям известна, хотя бы из рассылавшихся обращений. Элемента злостности в разговорах о мученичестве не было безусловно, — ответил Архиепископ.

И даже сами выборы народом Епископа Петра Воронеж­ским правящим архиереем Казанский определил как при­дание народному движению лишь видимости „демократиче­ского характера", а действия Владыки Петра по сдерживанию естественного негодования верующих — как попытку его „ка­заться среди верующих «лояльным» к власти". Приговоры прихожан многих сельских приходов Воронежской губернии, где верующие высказали доверие Владыке Петру, и поручи­тельство за него перед Советской властью Казанский также использовал как обвинительный материал против Архиепи­скопа Петра. Все то, что Владыка Петр относил к действиям обновленцев (распространение слухов о выселении Владыки, организация беспорядков и пр.), было отнесено к действиям группы близких к нему людей. „Разжигание религиозного фанатизма и взвинчивание антисоветской активности базара и церковно-приходских советов производилось путем грубой провокации", — пишет Казанский в своем постановлении от 20 марта 1926 г.

Замечательно то, как Казанский описывает события, когда Владыка Петр в очередной раз был вызван в милицию. Здесь мы видим ту верность народа, которой был окружен Владыка в Воронеже. Его сопровождала большая толпа, и они не рас­ходились до самого выхода Владыки из милиции, несмотря на то, что начальник милиции дал обещание не задерживать его. Владыка сказал об этом:

— Когда я вышел оттуда, толпа стояла в стороне.

Среди арестованных с Архиепископом Петром мирян была Буданова А.И., которая знала Владыку еще в Москве с 1917 г., когда он вернулся туда после фронта. Затем она переехала в Нижний Новгород, и с 1926 г. Агриппина Ивановна посели­лась в Воронеже. Всегда была верной помощницей Владыки. При аресте у нее, как и у остальных арестованных, были изъ­яты нательный крестик, молитвенник, иконки. Чем же поме­шали эти христианские святыни следователям? Наверное, не могли они видеть этих предметов верности христиан своему Владыке — Иисусу Христу, — не могли терпеть присутствия даже изображений Господа и святых Его, если старались ли­шить арестованных последней надежды. Но не в силе Бог, а в правде, и Господь Духом Своим укреплял верных.

В конце марта следствие было закончено. В обвинитель­ном заключении следователь написал: „Подъем церковнического активизма совпал с приездом в город Воронеж Петра Зверева, прибывшего в качестве управляющего ре­акционной церковью губернии... Имя Зверева послужило флагом при выступлениях воронежских черносотенцев. Выступавшие добивались для него всяческих гарантий и исключительных правовых положений, используя при вы­ступлениях эти требования как лозунги. Выступления, на­чавшись с хождения по разным учреждениям и представи­телям власти отдельных ходоков, вскоре сменились много­численными депутациями к председателю исполкома и другим; депутации эти не ограничивались хождениями по учреждениям, а очень часто направлялись на квартиры от­ветственных работников и в повышенном тоне выставляли

определенные требования. Через некоторое время шествия этих депутаций начали принимать характер своеобразных демонстраций, причем участие в последних принимали уже не только церковники, но и прочие граждане города Воронежа..."

Следствие длилось недолго, но за это время Казанский дважды просил продления сроков ведения следствия. Пер­вый раз срок был продлен до 4 марта, а второй раз — до 10 апреля. Но уже 24 марта был вынесен приговор всем обви­няемым, кроме Архиепископа Петра, Дмитрия Москалева и Сироштана. Относительно их Казанский сделал запрос о разрешении внесудебного решения. 4 апреля 1927 г. Колле­гия ОГПУ приговорила Архиепископа Петра и Москалева к десяти, а Василия Сироштана к пяти годам заключения в Со­ловецком концлагере.

Кроме них на Соловки на три года были отправлены архиман­дрит Иннокентий, Иван Немахов, Семен Цыков, Петр Атаманов. Сроки заключенным рабочим по амнистии были сокращены. Но по отбытии заключения им запрещалось проживать в тече­ние 3-х лет в городах Москва, Ленинград, Киев, Харьков, Одесса, Ростов-на-Дону, Воронеж. Цыков поселился в Тамбове.

Когда стало известно решение Коллегии, Евгения Ми­хайловна сообщила близким духовным чадам Владыки об отправлении его на Соловки. Маргарите она отправила от­крытку, где написала: „Владыку отправляют. Приезжай, если хочешь проститься", и написала свой домашний адрес. Маргарита, получив от Евгении Михайловны открытку, сра­зу собралась ехать в Москву. Вместе со своей подругой Вален­тиной они приехали на квартиру к родственникам Владыки. Там уже были и другие его духовные чада. Среди них они узнали Милочку — крестную дочь Архиепископа Петра. В то время ей было 30 лет. Милочка жила в Москве, часто бывала здесь и была ближайшей помощницей Евгении Михайловны, которая очень любила ее.

Все вместе быстро собрали три мешка посылок для Вла­дыки Петра. Укладывали вещи, которые были указаны в ГПУ. Несмотря на то, что уже была весна, положили ему и белые валенки — ведь Владыке предстояло жить на Солов­ках 10 лет. Ничего лишнего нельзя было положить. Маргари­та потом очень сожалела, что она даже открытку Владыке не положила.

Маргарита видела Милочку последний раз в конце войны в храме в Сокольниках и та сообщила ей о смерти Евгении Михайловны. Они встретились в тот день, когда исполнилось 40 дней со дня ее смерти.