Официальное богословие: Евсевий Кесарийский

Когда я смотрю на запад или на восток, когда я смотрю на всю землю и даже на небо, я всегда и повсюду вижу благословенное Константинова руководство одной империей.

ЕВСЕВИЙ КЕСАРИЙСКИЙ

Евсевий Кесарийский был, по всей вероятности, самым образованным христианином своего времени. Он был также одним из самых страстных почитателей Константина и его дел, что видно из приведенных выше слов, и именно поэтому его иногда изображают бесхарактерным человеком, позволившим ослепить себя блеском императорской власти. Но если рассмотреть его жизнь в целом, все выглядит не настолько простым.

Евсевий родился примерно в 260 году, скорее всего в Палестине, где провел большую часть молодых лет. Его называют Евсевием Кесарийским, потому что в этом городе он провел большую часть жизни и служил епископом, хотя и нет уверенности, что он родился именно там. О его родителях практически ничего не известно, неясно даже, вырос ли он в христианской семье или обратился позднее.

Во всяком случае человеком, оказавшим глубокое влияние на Евсевия, был Памфил Кесарийский. Памфил, родом из Берита - ныне Бейрута в Ливане, - учился в Александрии у Пиерия, известного учителя, продолжавшего в этом городе дело Оригена. Памфил занимал важные должности в Берите, а затем перебрался в Кесарию, по-видимому по просьбе епископа этого города. Церковь в Кесарии хранила библиотеку Оригена, и Памфил проводил много времени, работая с ней и пополняя ее. В этом ему помогали несколько человек, которых привлекали интеллектуальная любознательность Памфила и глубина его веры. Одним из тех, на кого ученый из Берита произвел сильное впечатление, был молодой Евсевий, отдававший ему долг признательности тем, что называл себя Евсевием Памфилом.

Памфил, Евсевий и еще два-три человека несколько лет работали одной сплоченной группой единомышленников, жили, вероятно, в одной комнате, ведя общее хозяйство. В конце концов ученик превзошел учителя - Евсевий предпринял всеобъемлющие исследования документов, касающихся происхождения христианства. В этот период совместной работы Памфил и Евсевий написали несколько книг, но большинство из них не сохранились.

Но затем мирной жизни, посвященной ученым штудиям, наступил конец. Еще не прошло время гонений, и угроза, которая не переставала маячить на горизонте, вылилась в бурю, разразившуюся при Диоклетиане. К июню 303 года гонения дошли до Кесарии, когда там впервые за много лет за веру погиб человек. Буря нарастала. В 305 году в сан императора был возведен Максимин Дайя, злейший враг христианства. Два года спустя Памфила арестовали. Как раз тогда буря на какое-то время затихла, и великий христианский ученый просидел в тюрьме более двух лет, прежде чем его приговорили к смертной казни. В течение этого времени Евсевий принимал участие в составлении пятитомника "Защита Оригена", к которому он после мученической смерти своего учителя добавил шестой том.

Самого Евсевия не арестовали. Почему, неясно. По крайней мере дважды он покидал город, и можно предположить, что причиной тому было желание избежать ареста. В то время большинство христиан не считало постыдным скрываться от гонений, ибо на мученичество человека избирает Бог. Как бы там ни было, сам Евсевий не пострадал во время гонений, но его учитель и многие его товарищи стали мучениками.

Именно в эти грозные времена Евсевий написал свою самую значительную работу - "Церковная история". Этот труд, в который он впоследствии вносил изменения, стал важнейшим источником для всех последующих поколений историков церкви. Не будь его, многое из того, о чем мы сейчас рассуждаем, было бы утрачено. Именно Евсевий собрал, свел в единое целое и опубликовал практически все, что нам сегодня известно о людях и событиях ранней церкви. Если бы не он, наше представление о ранней истории христианства было бы далеко не полным.

Наконец, в 311 году положение дел переменилось. Сначала издал указ Галерий. Затем Константин разгромил Максенция и вместе с Лицинием в Милане положил конец гонениям. С точки зрения Евсевия и его выживших товарищей, это стало результатом прямого вмешательства Бога и чем-то напоминало события исхода. С этого времени Евсевий - и, по-видимому, многие другие христиане, не выражавшие своих взглядов письменно, - считали Константина и Лициния орудиями Божьего провидения. Когда борьба между императорами наконец закончилась, Евсевий пришел к убеждению, что у Лициния помутился рассудок, отчего он и начал преследовать христиан. Орудием Божьим остался только Константин.

За несколько лет до того, как Константин стал единоличным императором, Евсевия избрали епископом Кесарии. Это была большая ответственность, так как гонения рассеяли паству, которую предстояло собрать снова. Кроме того, сфера полномочий епископства Кесарии распространялась не только на церковь самого города, но и на всю Палестину. Теперь, когда Евсевий стал пастырем и администратором, у него оставалось мало времени для литературных и ученых занятий.

После избрания Евсевия епископом Кесарии прошло достаточно много лет, когда спокойная жизнь церкви была нарушена новой бурей. На этот раз причиной ее стали не гонения со стороны властей, а ожесточенная богословская полемика, угрожавшая единству церкви: арианская ересь. На ней мы особо остановимся в одной из следующих глав, поэтому сейчас не имеет смысла вдаваться в подробности. Достаточно сказать, что поведение Евсевия в этой полемике нельзя назвать безукоризненным. Но объяснялось это не лицемерием или склонностью к компромиссам. Евсевий просто не понимал до конца, что было поставлено на карту. По его представлениям, первостепенное значение имело сохранение единства церкви. Поэтому, хотя сначала он как будто бы поддерживал арианские взгляды, на Никейском соборе он занял противоположную позицию, но по окончании собора опять начал лавировать. Он был известным епископом и ученым, и многие ориентировались на него, так что неопределенность его позиции, как, по-видимому, и многих других менее одаренных людей, мало способствовала достойному завершению полемики.

Впервые Евсевий встретился с Константином много лет назад, когда будущий император посетил Палестину в свите Диоклетиана. На Никейском соборе он увидел, что император выступает сторонником единства церкви и ратует за ее благополучие. Он несколько раз беседовал с императором и вел с ним переписку. Возможно, он узнал Константина лучше, когда тот приехал со своим двором в Иерусалим на освящение нового храма Гроба Господня. Торжества по этому случаю совпали с празднованием тринадцатой годовщины правления Константина. Вопрос об арианстве продолжал оставаться актуальным, и епископы, собравшиеся сначала в Тире, а затем в Иерусалиме, живо им интересовались, как и император. Евсевий, будучи епископом главного города этой части империи, играл важную роль во всех церемониях и выступил с хвалебной речью в адрес Константина. Эта речь, текст которой сохранился, служит одним из оснований для обвинений его в лести и угодничестве. Но если на нее посмотреть с точки зрения принятых тогда норм поведения в подобных обстоятельствах, восхваление императора в речи Евсевия выглядит достаточно умеренным.

Во всяком случае Евсевий не был ни близким другом, ни придворным Константина. Большую часть жизни он провел в Кесарии и в близлежащих местностях, занимаясь церковными делами, тогда как Константин проводил время либо в Константинополе, либо в других частях империи. Их встречи были краткими и редкими. Поскольку Евсевий пользовался уважением и авторитетом многих других деятелей церкви, император оказывал ему поддержку. А Евсевий, со своей стороны, будучи убежден, что после великих испытаний предшествовавших лет Сам Бог поставил Константана, тоже без колебаний поддерживал императора. Более того, только после смерти Константина в 337 году Евсевий написал свои самые хвалебные строки в адрес правителя, принесшего мир церкви. Поэтому его поведение было не столько выражением лести, сколько благодарностью пристрастного человека.

Но благодарность Евсевия шла дальше словесных восхвалений. Его представление о роли личности Константина наложило отпечаток на все его творчество, особенно в плане понимания истории церкви вплоть до его времени. Последний вариант "Церковной истории" представляет собой не просто пересказ различных событий из жизни ранней церкви. Это по сути апология, в которой автор стремится доказать, что христианство - конечная цель человеческой истории и что это ярко проявилось на примере Римской империи. Подобные мысли высказывались и раньше, когда христианские авторы II века заявляли, что вся истина исходит от Логоса, воплотившегося в Иисусе Христе. По мнению таких авторов, как Юстин и Климент Александрийский, философия и иудейское Писание подготавливали учение Христа. Также звучала мысль, что сама империя и относительный порядок, который она поддерживала в Средиземноморском бассейне, были Божьим установлением с целью облегчить распространение христианской веры. Другие авторы, например Ириней, утверждали, что вся человеческая история со времен Адама и Евы представляет собой широкомасштабный процесс, в ходе которого Бог готовит человечество к единению с божественным началом. Евсевий свел эти идеи воедино, показав их в действии на примере конкретных фактов в истории церкви и империи. В результате история стала уже не просто чередой событий, представляющих лишь археологический интерес, а еще одним доказательством истины христианства, являющегося кульминационной точкой человеческой истории.

Краеугольным камнем этой теории было обращение Константина. По мысли Евсевия, основная причина гонений - непонимание римскими властями, что христианство представляет собой наивысшее выражение лучших римских традиций. Вера и империя, так же как вера и философия, по сути не являются несовместимыми вещами. Наоборот, христианская вера - это конечная точка развития как философии, так и империи. Таким образом, по представлениям Евсевия, религиозная политика Константина имела значение не только потому, что она была выгодна церкви, но и по более глубоким причинам. Создавшаяся новая обстановка стала наглядным и убедительным доказательством истины Евангелия, к которому была направлена вся человеческая история.

Такая богословская точка зрения не позволяла Евсевию критически относиться к событиям, происходившим в то время. Он как будто бы отдавал себе отчет, что у Константина есть недостатки, в частности знал о его вспыльчивом характере и даже о проявлявшихся порой кровожадных наклонностях. И дабы избежать обсуждения этого вопроса, Евсевий просто обходил его молчанием.

Но суть заключается не в том, что Евсевий говорит или не говорит о Константине. Его труды показывают, до какой степени, пусть даже невольно, христианское богословие стало приспосабливаться к новым условиям, так что при этом оно даже отказалось от некоторых своих традиционных постулатов.

Чтобы показать, как менялось богословие применительно к изменившимся условиям, достаточно привести три примера. Во-первых, совершенно ясно, что в Новом Завете и ранней церковью утверждалось, что Евангелие - это прежде всего Благая Весть для нищих и что богатым чрезвычайно трудно услышать и принять ее. Один из наиболее сложных вопросов для ранних христиан заключался в том, как богатый человек может получить спасение. Но теперь, начиная со времен Константина, богатство и пышность стали считаться признаками божественного расположения. В следующей главе мы покажем, что монашеское движение возникло как протест против такого приспособленческого отношения к христианской жизни. Но Евсевий - и тысячи других, от имени которых он говорил, - как будто бы не сознавали значения радикальных изменений, в результате которых гонимая церковь превратилась в церковь власти, и опасностей, связанных с этим изменением.

Во-вторых, Евсевий с радостью и гордостью описывает вновь построенные и богато украшенные церкви. Но прямым результатом строительства таких церквей и проведения соответствующих им богослужений стало зарождение и развитие клерикальной аристократии, подобной имперской аристократии и столь же чуждой простому люду. Порядки, существовавшие в империи, церковь воспроизводила не только в богослужениях, но и в своем внутреннем устройстве.

Наконец, разработанная Евсевием концепция истории привела его к игнорированию основополагающей темы христианской проповеди: пришествия Царства Божьего. Хотя Евсевий и не говорит об этом прямо, при чтении его работ складывается впечатление, что замысел Божий нашел завершение в Константине и в его преемниках. В условиях существующего политического порядка лучшее, на что могут рассчитывать христиане, - обретение Небесного Царства для каждого отдельного верующего. Со времени Константина и в значительной мере благодаря работам Евсевия и многих других богословов, придерживавшихся такой же ориентации, постоянно проявлялась тенденция приглушить или отодвинуть на неопределенный срок надежду ранней церкви, что Господь вернется в облаках и установит Царство мира и справедливости. Позднее многие из тех, кто пытались возродить эту надежду, объявлялись еретиками и осуждались за ересь.

Евсевий был наиболее ярким сторонником произошедших изменений, но не единственным. Вся история того периода свидетельствует, что Евсевий, излагавший свои взгляды в наиболее доходчивой форме, просто-напросто выражал чувства христиан, полагающих, что Константин принес мир и обеспечил победу христианства над его врагами. Простые христиане не могли выразить свои мысли с таким же изяществом и с таким знанием дела, но именно они, продвигаясь шаг за шагом, определяли лицо церкви. Евсевий был не создателем того, что мы назвали "официальным богословием", а скорее выразителем мыслей тысяч христиан, которые, как и он, осознали Божью милость, избавившую церковь от гонений. Но, как будет видно из следующих глав, не все христиане относились к этому столь же восторженно.

Ответ монашеского движения

Монахи, покидающие свои кельи или стремящиеся к общению с другими людьми, теряют покой, как рыбы, вытащенные из воды, теряют жизнь.

АНТОНИЙ

Не все одинаково отнеслись к новой обстановке, в которой оказалась церковь после установленного Константином мира. Наряду с теми, кто, подобно Евсевию Кесарийскому, во всех этих событиях видел исполнение Божьих целей, были люди, сожалевшие, что уровень христианской жизни так резко снизился. Узкие врата, о которых говорил Иисус, стали настолько широкими, что через них устремились бесчисленные толпы людей, многих из которых привлекали привилегии и особое положение, но не интересовало глубокое изучение смысла крещения и христианской жизни под крестом. Епископы боролись друг с другом за влияние. В церковной жизни главную роль все чаще играли богатые и сильные. Плевелы росли так быстро, что угрожали заглушить пшеницу.

Почти триста лет церковь жила под постоянной угрозой гонений. Все христиане знали, что однажды они могут предстать перед римскими властями и что тогда им придется сделать выбор между смертью и отступничеством. Во II и в III веках случались достаточно долгие периоды спокойной жизни, когда многие забывали о возможности гонений, а когда они вспыхивали снова, проявляли слабость и не выдерживали испытаний. Вследствие этого укоренялось представление, что безопасная и спокойная жизнь - злейший враг церкви и что сильнее всего этот враг в период относительного затишья. Теперь же, когда мирной жизни церкви как будто бы ничего не угрожало, многие увидели в этом происки сатаны.

Каким же при таких обстоятельствах виделся истинный христианин? В условиях, когда церковь соединилась с властными структурами мира, когда показная роскошь завладела христианскими алтарями, когда общество готово было узкие врата превратить в столбовую дорогу, как человек мог противостоять окружавшим его искушениям? Как человек мог свидетельствовать о распятом Господе, о Том, у Кого часто не было где преклонить голову, когда многие иерархи церкви жили в роскошных домах и когда уже не было возможности свидетельствовать мученичеством? Как можно было победить сатану, постоянно искушавшего верующих новыми благами, предлагавшимися обществом?

Многие нашли ответ в монашеской жизни: в уходе от человеческого общества, в отказе от всего, в подавлении тела и его страстей, ведущих к искушению. Таким образом, в то время как тысячи людей, требующих крещения, осаждали церкви в больших городах, происходил настоящий исход других тысяч, искавших блаженства в уединении.

Первые монахи в пустыне

Монахи начали появляться в разных частях Римской империи, но самой благодатной почвой для развития монашеского движения стали пустыни, особенно - Египетская пустыня. "Монах" - производное от греческого слова monachos, означающего "одинокий". Одной из главных забот ранних монахов был поиск одиночества. Они полагали, что общество с его шумными и суетными делами вводит в искушение и отвлекает от достижения монашеских целей. Слово "отшельник", которым вскоре начали называть одиноких монахов, изначально означало "ушедший" или "убежавший". Этих людей пустыня привлекала не столько трудностями жизни в ней, сколько тем, что там их было трудно найти. Они стремились не в раскаленные пески, а в оазис, укромное место или на всеми забытое кладбище, где их покой никто бы не нарушил.

Кто стал первым монахом - или монахиней, - определить невозможно. Павел и Антоний, которым обычно приписывается эта честь, обязаны своей славой двум христианским авторам, Иерониму и Афанасию, каждый из которых отводил своему герою роль основоположника монашеского движения в Египте. Но кто же все-таки был основателем движения, узнать невозможно, да и тогда этого никто не знал. Монашество было не изобретением какого-то одного человека, а массовым исходом, идеей, завладевшей в одночасье умами тысяч людей. Тем не менее Павел и Антоний сыграли значительную роль, пусть даже не как основоположники монашества, но хотя бы как типичные представители его ранних форм.

Иероним очень кратко описывает жизнь Павла, и в его изложении она выглядит почти мифологической. Тем не менее суть рассказа, по всей видимости, верна. В середине III века, спасаясь от гонений, молодой Павел ушел в пустыню, придя на место, где раньше скрывались фальшивомонетчики. Там он провел всю оставшуюся жизнь в молитвах и ел только финики. Если верить Иерониму, Павел жил в таких условиях почти что сто лет, и единственные, кто его за это время навещал, были дикие животные и старый монах Антоний. Возможно, это выглядит преувеличением, тем не менее именно таким был идеал одиночества ранних монахов.

Антоний, по словам Афанасия, родился в маленькой деревушке на левом берегу Нила в достаточно состоятельной семье. Родители умерли, когда Антоний был еще совсем молод, и полученное наследство позволяло ему и его младшей сестре, опекуном которой он был, жить без особых забот. Он намеревался просто прожить наследство, но однажды чтение Евангелия в Церкви произвело на него такое впечатление, что он решил круто изменить свою жизнь. В тот день речь шла о богатом юноше, и слова Иисуса отозвались в сердце Антония, который тоже был относительно богат: "Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах" (Мф. 19:21). В ответ на эти слова Антоний распродал свое имущество и вырученные деньги раздал бедным, оставив часть денег на содержание сестры. Но затем его потрясли другие слова Иисуса в Мф. 6:34: "Не заботьтесь о завтрашнем дне". Он избавился от небольшой суммы, оставленной для сестры, передал ее на попечение церкви и отправился в пустыню.

Первые годы уединения Антоний провел, изучая смысл монашеской жизни, знания о которой он получал от пожилого человека, жившего неподалеку, и это показывает, что Антоний не был первым христианским отшельником. Это было трудное время для молодого монаха - часто ему недоставало удовольствий, от которых он отказался, и он даже начинал сожалеть, что продал все свое имущество и удалился в пустыню. Когда его посещали такие искушения, Антоний устанавливал для себя еще более жесткую дисциплину. Иногда он постился по нескольку дней или ел раз в день после захода солнца.

Через несколько лет Антоний решился покинуть своего престарелого учителя и других живших там монахов, от которых он научился монашеской дисциплине. Он поселился в склепе на заброшенном кладбище, где питался только хлебом, который ему приносили добрые души раз в несколько дней. По словам Афанасия, в это время Антонию начали являться видения бесов, которые преследовали его почти постоянно. Временами встречи с бесами выливались почти что в физическую борьбу, после которой он несколько дней чувствовал себя больным.

Наконец, в возрасте тридцати пяти лет Антоний получил видение, в котором Бог сказал ему, чтобы он не боялся, так как всегда может рассчитывать на помощь свыше. Тогда Антоний решил, что склеп, в котором он жил, был недостаточно удален от общества, и двинулся дальше в пустыню. Он нашел развалины заброшенной крепости, где и остановился. Но бесы преследовали его даже там, и искушения продолжались. Но теперь Антоний знал, что с ним Бог, и ему стало бороться легче.

Но его преследовали не только бесы. Ему досаждали другие монахи, желавшие научиться у него дисциплине и мудрости в молитве и созерцании. Ему досаждали также любопытные и больные, так как к тому времени он получил известность как святой и чудотворец. Раз за разом отшельник удалялся в безлюдные места, но его всегда находили. В конце концов он смирился и согласился жить неподалеку от нескольких учеников при условии, что они не будут посещать его слишком часто. Антоний, со своей стороны, обязался иногда навещать их и рассказывать им о монашеской дисциплине, Божьей любви и чудесах созерцания.

Тем не менее Антоний дважды посетил большой город Александрию. В первый раз, когда разразились гонения при Диоклетиане, Антоний с несколькими учениками решили пойти в город, чтобы принять мученическую смерть. Но легат счел этих одетых в лохмотья и нечесаных бродяг недостойными внимания, и несостоявшиеся мученики довольствовались словами ободрения другим христианам.

Во второй раз Антоний посетил Александрию много лет спустя во время полемики с арианами. Ариане утверждали, что святой отшельник встал на их сторону против Афанасия, и Антоний решил, что для опровержения этих ложных слухов лучше всего самому предстать перед собравшимися в Александрии епископами. По словам Афанасия, этот уже престарелый монах, говоривший на коптском языке, так как он не знал греческого (и, по-видимому, неграмотный), выступил с такими мудрыми, убежденными речами, что ариане были посрамлены.

Наконец к концу жизни Антоний согласился принять двух молодых монахов, которые с тех пор жили с ним и ухаживали за ним. Он умер в 356 году, завещав перед смертью двум своим товарищам держать место его захоронения в тайне и передать его плащ (единственную собственность) епископу Афанасию в Александрии.

Павел и Антоний ушли в пустыню до начала правления Константина, но и тогда уже там были другие монахи. Когда же Константин пришел к власти, эти отшельники приобрели еще большую известность. Одни путешественники, посещавшие этот район, писали, явно преувеличивая, что в пустыне жило больше людей, чем в иных городах. Другие говорили о двадцати тысячах женщин и десяти тысячах мужчин, ведущих монашескую жизнь только в Египте. Но сколь бы преувеличенными ни были эти цифры, несомненно, что очень многие уходили из общества и вели отшельническую жизнь в пустыне.

Их жизнь отличалась крайней простотой. Некоторые разводили овощи, но большинство зарабатывали на пропитание тем, что плели корзины и циновки, которые обменивали на хлеб и масло. Тростник рос в изобилии, и, занимаясь плетением, во время работы можно было молиться, повторять псалмы или заучивать места Писания. Питались в пустыне в основном хлебом, к которому иногда добавлялись фрукты, овощи и масло. Вещи их ограничивались самой необходимой одеждой и циновкой, на которой они спали. Большинство из них неодобрительно относились к книгам, обладание которыми могло привести к гордыне. Они учили друг друга и заучивали наизусть целые книги Библии, особенно псалмы и книги Нового Завета. Они также рассказывали друг другу поучительные истории и делились перлами мудрости, исходившими от наиболее уважаемых отшельников.

Царивший в пустыне дух не очень подходил иерархически устроенной Церкви, епископы которой жили в больших городах и пользовались влиянием и авторитетом. По убеждению многих монахов, худшее, что их могло ждать в жизни, - это назначение священником или епископом. Именно в это время и в определенной мере вследствие изменений, произошедших после обращения Константина, христианских служителей стали называть "священниками". Хотя некоторые монахи были рукоположены, это почти всегда делалось против их воли или в ответ на настойчивые просьбы епископов, известных своей святостью, таких как Афанасий. Это в свою очередь вело к тому, что многие анахореты могли годами не принимать участия в причащении, которое с самого начала было главным обрядом христианского богослужения. В некоторых районах строились церкви, где по субботам и воскресеньям собирались жившие там отшельники. По воскресеньям после причащения они часто разделяли общую трапезу, а затем на неделю расставались.

С другой стороны, такой образ жизни не ограждал от соблазнов. С годами многие монахи начали приходить к выводу, что коль скоро святость их жизни, несомненно, выше святости епископов и других церковных иерархов, именно им, а не этим иерархам, принадлежит право определять истинность христианского учения. Но многие монахи были достаточно невежественными и склонными к фанатизму, поэтому они часто становились пешками в руках более образованных, влиятельных и ловких людей, использовавших их самоотверженную жизнь в пустыне для достижения собственных целей. В V веке дело доходило до бунтов, когда монахи пытались силой добиться признания того, что они считали правильным учением.