Об освобождении земли, по учению Генри Джорджа
«Земля Божья», – говорит народ, все более и более начиная понимать, что почти все его беды от того, что земля может быть частной собственностью. Беды от того, что у одних людей ее много, и они не заботятся о том, чтобы ее хорошо обрабатывать, им не нужно этого, они знают, что и без обработки земля приносит им доход тем, что год от году дорожает. У других же людей ее мало, так мало, что нельзя ею толком и пользоваться. От этого люди бегут в города, на фабрики, в конторы, всюду сбивая цены на труд, и от этого главные беды людей.
Но как же сделать, чтобы не было этого и чтобы все люди могли равно пользоваться землею? Отнять ее силою у тех, у кого ее много, и разделить поровну между теми, кто ее работает, так же как делят крестьяне свою мирскую землю? Но и мирскую землю в одной только деревне трудно разделить поровну между всеми ее жителями и еще труднее сохранить этот равный раздел, не увеличивая до крайности чересполосицы и не затрудняя ведение хозяйства. Уже и теперь есть люди по деревням, у которых насчитывается в каждом поле по двадцать и по тридцать полос и которые при всем их желании ничего не могут сделать путного со своей землею именно из-за такого раздела. А как же всю-то землю разделить так между всеми, кто хочет владеть ею, чтобы было всем равно? Ведь по всему миру земли, много больше, чем в одной деревне, различаются по своей доброте. Есть земли песчаные, стоящие рублей 15–20 десятина; есть земли черноземные, стоящие по 300, 400 рублей; есть заливные луга, стоящие по тысяче и больше рублей; есть земли рудные, нефтеносные, земли с каменным углем, такие, что стоят десятки тысяч рублей десятина; есть земли городские, там, где одна сажень стоит тысячу и больше рублей. Кроме того, цены земли меняются. Пройдет железная дорога, прибавится где народа, и цена на землю поднимается.
Мало и того. Есть такие люди, что им земля не нужна, что живут по городам, кто мастеровой, кузнец, слесарь, портной, столяр, кто держит заведение, кто работает на фабрике, кто учитель, кто писец. Всем этим людям не нужна земля для обработки, но все они хотят пользоваться наравне с другими всем тем, что дает земля.
Как же тут быть? Как сделать так, чтобы все люди равно пользовались тем, что дает земля?
Для этого не нужно ни отнимать землю у тех, кто теперь владеет ею, ни делить ее на всех. Пусть кто теперь владеет какой землей, пусть так и владеет ею. Пусть кто разводит огороды, кто сады, кто держит скот, кто сеет хлеб. Пусть, у кого рудная земля, добывает из нее руду, золото, нефть или каменный уголь. Пусть владеют ею все, как теперь, но только пусть платит тот, кто владеет землею, в общую пользу все то, что стоит эта земля за год аренды. Стоит чья земля, скажем пахотная, в год 3, 5, 10 рублей, или заливная – 50, 80, 100 рублей, или рудная и городская – тысячу рублей, пускай платит тот эти деньги ежегодно в общую пользу. Кто с земли своей, если бы сдавать ее на года без построек и улучшений, получил бы сотни и тысячи рублей, тот пусть и платит в общую пользу эти сотни и тысячи; а чья земля стоила бы какие-нибудь пять-шесть рублей, тот пусть и платит эти пять-шесть рублей. Всякий пусть платит с земли своей столько, сколько она может приносить аренды (ренты) в том году, в котором он владеет ею. Так что если, скажем, он в нынешнем году платит за нее 10–15 рублей, а на будущий год нашлись бы охотники платить за нее 15–30 вместо 10–15, то, если он хочет владеть землей, пускай платит за нее то, что дают за нее.
Если так установить, то земли на всех хватило бы, – хватило бы потому, что те, кто теперь владеют землями и сами не работают, живо отказались бы от своих земель, потому что не в силах бы были, не работая на них, платить за них ренту. А взяли бы эти земли те, кто работает на земле.
Деньги же эти, собираемые с земли, должны идти в общую пользу. Дохода этого получалось бы так много, что он заменил бы все прочие налоги и сборы. В России рента с земель раза в два или в три больше того, что собирается теперь в разных налогах. В одной Москве ее собиралось бы около двадцати миллионов рублей. Будь заведен такой порядок, то не только рабочим на земле было бы хорошо, потому что земли было бы достаточно и не надо было бы платить никаких пошлин и податей, но и городским людям, мастеровым, фабричным жизнь была бы хорошая: народ разошелся бы по деревням, и фабричного, заводского народа стало бы не так, как теперь, много лишнего, такого, что сбивает цены на работу; рабочие бы тогда ставили цены, а не хозяева, и продовольствие стало бы все много дешевле, потому что не было бы ни податей, ни пошлин на товары.
При таком устройстве люди получали бы от земли то, что им определено получать от нее самим Богом, все ровно. Не было бы так, как при крепостном праве и рабстве, что одним все, а другим ничего, и как это есть и теперь оттого, что одни люди могут захватывать землю себе и владеть ею как собственностью, отнимая ее у тех, кто хочет работать на ней.
По Генри Джорджу изложил С. Д. Николаев. (Под редакцией Л. Н. Толстого)
АВГУСТА (Справедливость)
Справедливость осуществляется не стремлением к справедливости, а любовью.
Как для того, чтобы попасть в цель, нужно бить дальше ее, так и для того, чтобы быть справедливым, надо быть самоотверженным, т. е. несправедливым к себе. Если же будешь желать быть только справедливым, то будешь пристрастен к себе и несправедлив к другим.
Ни один человек не может быть вполне справедливым во всех своих делах. Но справедливый человек отличается от несправедливого своим усилием быть справедливым, как правдивый от лживого – своим усилием говорить только истину.
Есть нечто худшее, чем несправедливость: это лицемерие добродетели, любви и служения Богу, так часто встречающееся в лжехристианском мире. Люди, воображая или притворяясь, что они исполняют закон любви, освобождают себя от требований справедливости и доводят свою несправедливость до самодовольного злодейства. Люди жертвуют на церкви, на бедных, занимаются благотворительностью, тогда как то, что они отдают, – цена слез и крови их братьев.
Судья может руководствоваться справедливостью, рассматривая только одну сторону вопроса; в жизни же всякий вопрос имеет много одинаково справедливых, но различных решений, смотря по тому, с какой стороны рассматривается вопрос.
Одно только в жизни драгоценно: беспрестанно сталкиваясь с людскою ложью и несправедливостью, не уставать самому быть кротким.
Марк Аврелий
Ты страдаешь от несправедливостей – утешься: истинно несчастны не те, кто терпит от них, а те, кто поступает несправедливо.
Точно справедливым нельзя быть. Не доделаешь или переделаешь. Чтобы не согрешить против справедливости – одно средство: всегда переделывать.
АВГУСТА (Все в себе)
Самый нужный и важный для каждого человека предмет изучения – это он сам, его духовное существо.
Человек, знающий все науки, но не знающий самого себя, – жалкий невежда. Человек же, ничего не знающий, кроме самого себя, своего духовного я , – человек вполне просвещенный.
Большинство людей хочет знать Бога и не хочет знать самих себя. Но пусть они признают и возрастят добро внутри себя, и они узнают тогда Бога, ибо нет иного пути к Его познанию.
Люси Малори
Когда человек спрашивает природу о том, что такое он, – он не получает ответа, ибо только он сам есть ответ на этот вопрос; он должен познать самого себя.
Люси Малори
Когда чувствуешь потребность силы – уединись.
Торо
Путь к славе пролегает через дворцы, к счастью – через базары, а к добродетели – через пустыни.
Китайская пословица
Для огромного большинства их внутренний мир есть как бы океан, настолько обширный, что они не решаются исследовать его; но рано или поздно им придется войти в него и искать в нем того небесного пристанища, которого они тщетно искали во внешнем мире.
Люси Малори
У человека есть всегда место спасения от всех бедствий; место это – его душа.
Если бы только человек понимал, кто он такой, как ничтожны бы ему показались его огорчения.
28 АВГУСТА (Вера)
Вера определяет жизнь.
Религиозное сознание есть то, на котором зиждется всякое другое. И оттого оно предшествует всякому пониманию.
Чтобы понять то, что люди все равны, что человеку лучше отдать свою жизнь для служения другим, чем заставлять других людей служить себе, нужно определить свое отношение к миру, а такое определение отношения человека к миру дает только религия.
Попытки основать нравственность помимо религии подобны тому, что делают дети, которые, желая пересадить нравящееся им растение, отрывают от него не нравящийся им и кажущийся им лишним корень и без корня втыкают растение в землю. Без религиозной основы не может быть никакой настоящей, непритворной нравственности, точно так же как без корня не может быть настоящего растения.
Доброму, живущему хорошей жизнью крестьянину священник задал на духу обычный вопрос: верует ли он в Бога?
«Грешен, не верю», – отвечал мужик.
«Как? не веришь в Бога?»
«Не верю, батюшка. Если бы верил, разве я бы жил так? Сам только о себе думаешь: ешь, пьешь, а Бога и братьев забываешь».
Что бы было, если бы все понимали веру, как этот крестьянин, и верили бы в закон Христа?
Есть две веры: вера доверия к тому, что говорят люди, – это вера в человека или в людей, и таких вер много различных; и вера в свою зависимость от Того, Кто послал меня в мир. Это вера в Бога, и такая вера одна для всех людей.
Вера есть неизбежное свойство души.
Человек неизбежно верит во что-нибудь. Он неизбежно верит, потому что кроме тех предметов, которые он знает, он еще входит в отношение с тем, чего он не может знать, а вместе с тем знает, что это есть. Отношение к этому непостижимому и есть вера.
Всякий человек всегда чувствует одинаково ничтожество всего того, что понятно, так же как и величие чего-то непонятного и важнейшего.
В каком бы ни находился человек положении, всегда достаточно идеала, данного Христом в Его учении, для того чтобы получить самое верное указание тех поступков, которые должно и которых не должно совершать. Но надо верить этому учению вполне, этому одному учению, и перестать верить во все другие, точно так же как мореходу надо верить в компас и перестать приглядываться и руководиться тем, что видишь по сторонам.
Есть люди, которые утверждают, что у них нет никакой веры. Это неправда. Они только не знают своей веры или не могут, или не хотят высказать ее, но она есть у них. Отрекаются же они от своей веры только потому, что чувствуют, что она нехороша.
«Религия» человека состоит не из тех многих вещей, в которых он сомневается и которым старается верить, но из того немногого, в чем он уверен и вера во что не требует от него никакого труда.
Карлейль
Старайтесь сознать свою веру, то, во имя чего вы живете. Это поможет вам исправить ее, если она ошибочна, и утвердиться в ней, если она истинна.