В движении присутствует элемент преодоления себя сегодняшнего.

В действии происходит благодатное соприсутствие и активное проявление сокровенного человека — "Я поступаю так, потому что иначе не могу".

В действии фундаментом уверенности, силы и устремлен­ности становится продолжающееся и живущее благодатью, оживляемое и освящаемое чувство совести.

В движении будут вспышки жалости к себе, страдания за себя, выливающиеся в неожиданный упадок сил: «Не могу», «Зачем это надо?», «Надоело». В дальнейшем появляется новое — когда каждое общение, каждая работа, каждый миг наедине с собой становятся об­ретением сил к новому общению, новой работе, к новому присут­ствию наедине с собой и с Богом.

В действии же присутствует полное, глубокое чувство неисчерпаемости в себе Божьего. Это чувство спокойной силы, надежной устойчивости и неиссякаемой доброты, расположенности к миру. Тогда чувство беспредельной благодарности становится моим чувством.

В движении необходима поддержка со стороны ближайшего круга людей и, отсюда — поиск таких людей. В это время возможно чувство слабости в поиске себя и разливающееся отсюда чувство одинокости — признак естественной неустойчивости и неукрепленности. Люди со сходным устремлением помогут укреплению в вере и обретению того источника, из которого они питаются душевно и духовно. Тогда, орошаемые благодатью Святого Духа, оживают они в возможности протянуть друг другу руки, чтобы утешить, поддержать, в необходимом случае обличить и строго указать, а где-то от неправды удержать, трудиться ради ближнего, любить его, благословлять.

В действии нет чувства одинокости. Есть бесконечная щедрость к людям. Не формирование для себя кругов общения и не привяз­ка к уже укрепившимся и пришедшим к действию, а выход к страждущим встречным. При этом благодать в сердце — центральное чув­ство.

Движение — это работа, тяжелая и трудная работа над собой.

Действие — это дыхание жизни, наполненное внутренним спокойст­вием и тихой (потому что глубокой) радостью.

Движение — это усилие.

Действие — это простота.

Движение и действие — не две ступени. Напротив, они совершаются одновременно. Сначала всё больше движения и мало действия. Затем всё больше действия, но всё тоньше и потому всё заметнее дви­жения.

Движение не имеет последней точки, ибо оно — устремление к беспредельному Богу.

Действие уже есть дыхание беспредельного.

Движение начинается и остается в стремлении услышать другого. Нельзя помочь, не зная — в чем, не слыша – где?

Как же человеку себя найти, если он Бога еще не искал? Откуда взять образ помощи другим, если не знаю образа Божией помощи в себе? Как же оказывать помощь в устроении жизни человека, если не знаю об устроении души его? Как же пойду к душе его, если ничего не знаю о душе своей? Как же идти к душе своей, если сам занимаюсь пороками и осуждаю несовершенство других?

Если эта работа совершается, начинаешь ловить себя на том, что мнение о сказанном составляешь задолго до того, как человек закончит говорить, твердо держишься составленного мнения и нетерпеливо подгоняешь, чтобы закончил говорить, потому что юлой зудит желание подарить ему свою мысль, свое толкование, свое видение.

Ловишь себя на том, что в стремлении помочь занят соб­ственной помощью ему, но не его состоянием в эти минуты. И лишь когда ему станет плохо от моей помощи, тогда я, возможно, замечу его самого. И понимаешь, что в возникшем споре или взаимо­пререкании не можешь остановиться, потому что остановить пререка­ние можно лишь согласием с собеседником, независимо от того, прав он или не прав. Однако в стремлении себя утвердить не соглашаешься даже на временное поражение ради того, чтобы, изменив атмосферу, прийти к сотрудничеству, к осознанию того, что в проявленной слабости – великая сила. К сознанию того, что уступчивость – не унижение, а душевная щедрость, к тому, что в дарении своей терпеливости другим заключается начало любви.

В движении мы учимся принимать другого таким, каков он есть, ибо только тогда и становится возможной помощь ему. Тогда не раздражение от его поступков, речей, внешности будет двигать мною, а ясное по­нимание инаковости другого. Есть иное в человеке! Я иду к нему!

В движении человек открывается на людей, потому что однажды вдруг становится понятным значение закрытости. Если встречного человека я загоняю в рамки определения (вешаю ярлык), с этого момента он закрыт для меня. Он для меня перестал быть движущимся, перестал быть тем, кто через ошибки становится другим, через себя сегодняшнего идет к себе завтрашнему. Он теперь для меня статичен, и его ошибки — и есть он сам! Теперь он навсегда таков, каков сейчас! Во мне формируется явственное и отчетливое отношение к нему, изменять которое я не собираюсь. Я судья, но не сотрудник. Я со своим при­говором, со своей предвзятостью, со своим определением… При этом встреча с другим оказывается невозможной, ибо я не знаю Бога, Его любви, Его оправдания, Его милости, Его прощения…

Самость в каждом человеке видит лишь его качество, и по­тому сегодняшнее в другом становится для нее окончательным на долгое время.

Сокровенный человек слышит, сердцем схватывает движение другого от сегодня к завтра, и в этом движении становится ему сотрудником (со-трудником, со-молитвен­ни­ком). Он идет рядом, чтобы быть в помощь другому в единой обращенности к Богу. Не менять других, а с другими быть, сопребывать с ними во Христе Иисусе, в единстве устремлений к Богу, в святости Духа Утешителя, в соборном разуме и в апостольской ревности о правде устроения Церкви Христовой на земле.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Наука о девственности —

телегония