Невольно возникает вопрос: почему же так происходит?
Если внимательно всмотреться в переживания любого из нас в те минуты, когда мы слушаем другого, обнаружится следующее:
— С этим я согласен, и с этим тоже. А с этим ... нет.
Мне немедленно хочется возразить ей, поправить ее, но, соблюдая правило, я сдерживаю свой порыв, продолжаю слушать. Здесь я с чем-то не согласен. Не пойму, с чем. Понял. Вот с чем не согласен. И вновь острое желание прервать ее монолог:
— Чепуха все это. Ты не понимаешь сути того, что говоришь.
И стоит огромного труда унять себя, сохранить на лице благообразное выражение слушателя. Наконец, она закончила.
— Ты... все сказала?
— Все, — отвечает она и, мягко улыбаясь, с внутренней удовлетворенностью смотрит на меня и ждет.
— Ну, тогда слушай…
В едином взмахе упоения собой я разнесу вдребезги все ее неточности и неправильные, на мой взгляд, представления. Затем, разгоряченный, раскрасневшийся, я некоторое время буду бегать по комнате или уйду к себе и тихо буду переживать произошедшее. Как теплые звездочки, будут вспыхивать в памяти отдельные, почти гениальные фразы, удачные мысли, неожиданные сравнения и яркие факты, с помощью которых я утверждал в ней свое миропредставление. Невольно будет пробегать в душе и на лице ласковая и чуть застенчивая улыбка, рожденная сознанием своей одаренности или ловкости. Не всегда эта одаренность проявляется, но сегодня... так неожиданно и так блестяще...
А что с ней? С чем она осталась? С какими чувствами, в каком состоянии?
А о ней я как-то... не успел еще подумать. У меня же другая задача была. Себя донести ей. И с этой задачей я прекрасно справился. При чем же тут ее состояние?
Самое удивительное заключается в том, что в этой уверенности самоутверждения я не замечаю и не сознаю одного простого факта — рассказчик мною не был услышан.
Изначально я настраиваюсь отнюдь не на то, чтобы слушать. Другое действие, противоположное слушанию, разворачивается во мне. Чувство — у меня тоже есть, что по теме сказать — не просто чувство. Внимая собеседнику, я не только не сбрасываю со счетов свои представления. Напротив, в моем сознании они предельно актуализированы, выточены, проявлены. Физически я слушаю — ухо мое ловит звук, идущий от говорящего. Но в сознании своем я сравниваю и... не слышу. Я занят другой работой.
Слушать, внимать – это одно действие.
Совсем другое – свое сравнивать с тем, что мне говорят. В результате возникает с чем-то – согласие, с чем-то, наоборот, — несогласие, а что-то третье расширяет мои представления.
Нередко супруг или супруга говорит мне нечто такое, с чем я еще не встречался и в личном опыте не пережил.
Так будет во всякой семье. Уже потому, что двое, соединенные в браке, пришли из разных семей, они имеют разные обычаи и традиции, принесенные каждым из своей семьи. В этих обычаях может быть немало полезного и правильного. Разве что всегда непривычного, но и только. Больше того, каждый имеет непохожий на другого жизненный опыт, неведомый другому.
Третье – супруги разнополы и восприятие мира у них разное. В супружестве оно должно стать взаимодополняющим. Этому-то и нужно еще научиться.
Наконец, каждый супруг уникален как человек, как чадо Божие, и Господь наделил его по Своей любви дарованиями особенными, неповторимыми. В супружестве эти особенности должны проявиться и принести в семью богатство человеческого нрава, которым семья совершится в лад и полноту.
Все это может оказаться для меня недоступным. Оно протечет через меня как вода через сито — зацепиться будет не за что. Потому что уникального в ней я не могу слышать, замечать, а часто и не желаю слышать или замечать. Ибо мое сознание занято вовсе не встречей с нею, а утверждением или подтверждением себя для себя. Я себя с нею сопоставляю и сравниваю, чтобы иметь четкое представление, с чем Я согласен, а с чем нет. Для меня важно определить свою позицию по отношению к сказанному. Для этого привычно и безотчетно включается механизм сопоставления, и складывается собственное мнение. Оно самоценно, ибо за ним всегда стоит утверждающее себя себялюбие.
В результате из сказанного целого я могу воспринять только часть.
Есть и еще одна причина неполного восприятия собеседника. Это моменты моих собственных напряжений или размышлений. Занятый самим собою, я всех ее слов не мог расслышать.
Если внимательно присмотреться к собственному состоянию в ходе всего общения с собеседником, окажется, что таких моментов переключения внимания с собеседника на себя очень много. Я слушал собеседника, но многое не услышал. Я прослушал. К сожалению, в таких случаях мне невозможно доказать, что я чего-то не услышал.
— Остановись, послушай, я ведь совсем о другом.
Но что-то упорно мешает эту остановку сделать. И лишь однажды случайно обнаружится, что мешает внутренняя установка — прежде всего себя донести другому. Даже там, где я слушатель, эта установка сохраняется как скрытый смысл моего отношения к говорящему.
Не отсюда ли энергия интонаций, давление голоса, напряжения памяти и ума, проявляющих себя в эти минуты особым, порой выдающимся образом. Действительно, в этом стремлении донести себя другому рождаются мысли, которым иной раз удивляешься сам, сравнения, поражающие своей точностью, факты, неожиданно и как бы блестяще воспроизводящиеся в памяти. Сопротивление собеседника рождает очень сложную гамму эмоций: от азарта игрока, не желающего сдавать позиций, до раздражения, досады и гнева на собеседника.