Нам надо кое о чем тебе рассказать

В тот вечер у нас был на ужин жареный сом, пойманный Сэмом и Иши, кукуруза в початках, кукурузный хлеб и стручковая фасоль. Мы расселись вокруг обеденного стола, взялись за руки и прочли благодарственную молитву, что напомнило мне о временах, когда мы с Сарой сидели за столом с мамой и папой. Мама всегда настаивала на молитве. Не в пример прочим баптистам, наша никогда не менялась и была, слава богу, короткой.

– Нам надо кое о чем рассказать тебе, Иши, – сказал Сэм, когда мы поели, и я встал, чтобы убрать со стола.

У меня упало сердце.

Иши вопросительно поднял лицо.

– Нам обязательно делать это прямо сейчас? – спросил я.

– Да, – твердо ответил Сэм.

Ишмаэль перевел взгляд с него на меня, и в его глазах заплескалось внезапное беспокойство.

– Мы разговаривали с социальным работником, которую зовут мисс Дарлин, – сказал Сэм. – Твою маму еще не нашли, и никто не знает, где она. Но даже если ее найдут, то у нее будут большие проблемы из-за того, что она тебя бросила. Иши, ее посадят в тюрьму.

– Нет, – в ужасе простонал он.

– Сэм! – воскликнул я.

– Что?

– Полегче.

– Он должен знать.

Ишмаэль перевел глаза на меня. Потом выдернул свою ладошку из руки Сэма и сунул большой палец в рот.

– Мне жаль, ковбоец, – произнес Сэм. – Она поступила нехорошо, когда вот так тебя бросила. Ты ведь еще ребенок.

– Но она не хотела, – не вынимая пальца, пробормотал он.

– Это не имеет значения. Когда ее найдут, у нее будут проблемы.

Ишмаэль выглядел потрясенным.

– Дело в том, Иши, что ты останешься с нами. Со мной и Хеном. Мы будем заботиться о тебе. Ты будешь жить вместе с нами, пойдешь здесь же в школу. Мы будем как семья. Хорошо, ковбоец?

– Но я хочу домой.

– Я знаю.

– Но я хочу к маме.

– Мне жаль.

– Нет, – провозгласил он сердито. Вскочил на ноги, бросился, поскуливая, к кухонной двери и выбежал наружу.

– Да… прошло как по маслу, – проговорил я.

– Мы были обязаны ему рассказать.

Ишмаэль со всех ног мчался по тропке к реке. Он был быстрым, но я нагнал его на первом же повороте. Поймал за руку и заставил остановиться.

– Нет, дядя Хен! – крикнул он. – Нет!

– Мне жаль, малыш, – сказал я.

– Нет!

– Все хорошо.

– Отпусти меня. Я тебя ненавижу.

– Перестань, Иши. Все будет хорошо.

– Я тебя ненавижу.

– Неправда.

– Я не хочу оставаться у вас.

– Но так надо.

– Я не хочу.

– Но, Иши, так надо.

– Почему? – пытаясь высвободиться, требовательно спросил он.

– Я знаю, что тебе страшно.

– Я хочу к маме.

– Знаю, малыш.

– Я хочу домой. Я хочу к маме!

– Мне жаль.

– Я хочу домой, дядя Хен. Я хочу к маме. Пожалуйста, дядя Хен, ну пожалуйста!

Он безуспешно пытался вывернуться. Куда, как он думал, понесут его ноги, я не знал. Наконец его лицо словно обрушилось, и он разразился судорожными всхлипами.

Вместе с ним я сел на бревно и притянул его поближе к себе. Его мучительные стоны уплывали в тишину леса.

– Я держу тебя. Дядя Хен с тобой, Иши. Все будет хорошо.

Он плакал навзрыд, уткнувшись мне в грудь.

Мы просидели так достаточно долгое время.

Сэм наблюдал за нами издалека. На его лице было выражение ужаса.

Наконец Ишмаэль отодвинулся и, вытирая слезы, спросил:

– Куда ушла мама?

– Мы не знаем, малыш.

– Но почему она ушла?

– И этого мы тоже не знаем.

– У нее все хорошо?

– Уверен, что у нее все в порядке.

– Но почему она не приходит домой?

– Я не знаю. Но пока она не вернулась, ты можешь остаться со мной и со своим дядей Сэмом. Хорошо? Нам будет весело вместе. Будем ходить с тобой на рыбалку. Запишем тебя в школу. Ты заведешь новых друзей. Вот увидишь… все будет хорошо. Для тебя в нашем доме всегда будет место. Мы станем настоящей семьей. Знаешь, другие дети тоже через это проходят. Иногда случаются вещи, которые можно лишь пережить. Этим мы и займемся. Переживем их.

Он глядел на меня своими узкими глазками-щелочками так, словно не доверял мне, словно не мог осмыслить, что я сказал.

– Все будет хорошо, малыш. Вот увидишь.

– Обещаешься?

– Обещаю.

– Ты не уйдешься?

– Ни за что, малыш. Я никогда не брошу тебя. Не волнуйся. Мы с Сэмом хотим заботиться о тебе. Мы станем твоими папами.

– Обещаешься?

– Обещаю.

– И не врешься?

– Не вру.

Он засунул большой палец в рот и склонил голову мне на грудь.

Глава 37

Мисс Стелла высказывается

Когда утром после воскресной мессы мы вышли в церковный холл за кофе и пончиками, я наткнулся на мисс Джейн Стэтлер, свою бывшую учительницу математики в начальной школе. Эта миниатюрная женщина, которая ныне ходила, опираясь на трость, прославилась своим язычком. Только Иисус со святыми знали, что слетит с него в следующий раз. Она всегда была прямолинейной, но, если раньше у нее имелась хоть какая-то сдержанность, то к старости она бесследно исчезла.

– Генри Гуд! – воскликнула она, когда мы встали возле кофе-машины.

– Мисс Джейн, как поживаете?

– Замаялась вконец, Хен, вот как я поживаю.

– О?

– Сегодня утром мне позвонила внучка и сказала, что завезет ребенка, чтобы я с ним посидела, – причем таким тоном, словно она делает мне одолжение! Завезет, нет, ты подумай! Даже не спросила, свободна ли я. Как будто мне больше нечем заняться, кроме как присматривать за ее сопляком.

– И что вы ответили ей?

– Что оставлю на пороге коробку, а она пускай положит его туда и гуляет, сколько ей вздумается, а весь мир пусть присматривает за ним – вот, что я ей ответила.

– Не может быть!

– Еще как может. Взгляни на меня. Я что, похожа на ясли? В общем, а маюсь я, потому что у меня кишки молчат с самого вторника – попробуй понянчи кого-нибудь, когда у тебя одно желание: сесть на толчок и выжать из себя все, что возможно. Господь испытывает меня, Хен, не иначе. Нормальная работа кишечника – разве я о многом прошу?

– Вы не думали записаться к врачу?

– В прошлый раз доктор Смитсон воткнул трубку мне в анус и вымыл оттуда всю чертовщину. Скажу тебе откровенно, сидеть с трубкой в заднице мне совсем не понравилось. Хоть бы Господь поскорее прибрал меня, пока я не пополнила список тех, кто умер верхом на толчке. Если на следующей неделе я пропущу мессу, ты знаешь, где я буду – у себя в туалете, мертвая, как дверной гвоздь. Умерла на своем посту! Казалось бы, от жизни можно ожидать и побольше. Немного достоинства в преклонном возрасте – разве я о многом прошу?

– Наверняка в аптеке есть лекарство, которое может помочь.

– Я уже все перепробовала, но там внизу все зажато плотнее, чем ноги Девы Марии. Я сказала внучке, что со вторника не могу сходить в туалет. А она ответила, что заедет помочь мне. И как же ты мне поможешь? – спросила я у нее. Возьмешь садовый шланг и сделаешь мне промывание? Прочистишь меня граблями? Ей-богу, у этой девчонки в голове и пары извилин не наберется. Помогать она мне собралась! Я тебя умоляю. Идиоты, Хен! Кругом одни идиоты. Бог знает, сколько я выучила их за все эти годы, так один теперь возомнил себя мэром. Если я кого и не выношу, так это добросовестных идиотов, и это чистая правда. Так, там не вдова Руби? Прошу прощения, Хен. Мисс Руби!

И мисс Джейн устремилась навстречу вдове Руби.

На протяжении всего разговора Ишмаэль стоял возле меня и крепко держался за карман моих брюк, словно боясь, что я могу его бросить.

– Хочешь пончик? – спросил я.

Он кивнул.

Пока мы мучились, не зная, какой пончик нам выбрать, рядом внезапно появилась мисс Стелла. На ее губах играла странного рода улыбка.

Стелла Кросс была худой, точно рельса, костлявой и красивой классической, суровой красотой женщиной. Она родилась в богатой семье, вышла замуж тоже за деньги. Любые сомнения на сей счет были призваны развеять унизывающие ее пальцы бриллианты и жемчуга вокруг шеи. В приходском совете она заседала не первый год и считалась одной из самых уважаемых, самых добропорядочных жительниц Бенда, однако обладала невыносимо назойливым нравом.

– Как поживаешь, Генри? – спросила она.

– Хорошо, – ответил я озадаченно. У мисс Стеллы нечасто возникало желание поговорить с «практикующим гомосексуалистом», коим являлся я. В тех редких случаях, когда это происходило, она никогда не использовала мое прозвище, но всегда звала меня Генри, словно формальность этого обращения удерживала меня на расстоянии вытянутой руки, а то и дальше.

– Я слышала о Саре, – сообщила она.

– О.

– А это, видимо, ее сын Ишмаэль.

– Да. Это он. – Знакомить их я не стал.

– Есть новости о том, где она?

– Пока нет.

– Поверить не могу, что она бросила…

– Я тоже.

– Она всегда была немного распущенной, да?

Я ничего не сказал.

– Как ты намерен поступить с Ишмаэлем?

– Пока не знаю, – ответил я, не желая обсуждать эту тему.

– Знаешь, – конфиденциальным шепотом заговорила она, – есть учреждения, где о нем смогут нормально заботиться. Позор, конечно, но там он, по крайней мере, будет в хороших руках.

– Где, в детском доме?

– Там умеют управляться с детьми. Там проследят за его образованием и за здоровьем… Кто знает, Генри, может, его усыновят хорошие люди. Господь обязательно за ним приглядит. Судя по тому, что я слыхала о Саре, его жизнь только улучшится.

– Действительно, – сказал я. – Оказаться в приюте – разве не мечта любого ребенка?

– Все не так. Сейчас для таких детей существуют очень неплохие дома.

– Мисс Стелла, у меня тоже есть дом.

– Но он не может остаться с тобой.

– И почему нет?

– Ты сам знаешь, почему нет. Это неприлично. Если он останется у тебя, бедам не будет конца.

– Каким, например?

Она поджала губы, словно вдруг поняла, что по-хорошему со мной не получится.

– Генри, я не сужу тебя за сделанный тобой выбор, но не тыкай нас в него носом. Существуют правила, и этим правилам следует подчиняться. Есть пристойные вещи, а есть непристойные, и растить ребенка в таком доме, как ваш… Это неправильно. Он заслуживает лучшей жизни. Нормального, достойного дома с нормальными матерью и отцом. Что вы с Сэмом понимаете в детях?

– Извините, не знал, что это, оказывается, ваше дело.

– Генри, когда ты приводишь ребенка к нам в церковь, то дело автоматически становится нашим. Я слышала, ты собираешься записать его в школу. Уму непостижимо! Чем ты занимаешься у себя дома, это одно, но втягивать сюда и ребенка… о чем только ты думаешь? Я спросила у шефа Калкинса, когда ты собираешься передать Ишмаэля властям, а он ответил, что ты планируешь оставить его. Ты подумай – и хорошенько, – прежде чем так поступать. Ты что, всерьез веришь, что в штате Миссисипи найдется судья, который передаст заботу о мальчике в твои руки? Ты думаешь, тебя сочтут подходящим на роль отца после того, что сотворили твои родители? Серьезно, подумай хорошенько, прежде чем что-то решать.

У кофейника, прервав наше маленькое тет-а-тет, появилась сестра Лурдес.

– Как поживаете, сестра? – натянутым голосом спросила мисс Стелла.

– Благодарю вас, прекрасно, – отозвалась сестра Лурдес. – Сегодня была чудесная служба. Спасибо тебе за это, Хен. А ты, должно быть, и есть тот самый маленький мальчик, о котором мне столько рассказывали. Как дела, Иши?

Ишмаэль высунул из-за моей спины нос.

– У тебя очень библейское имя, – заметила она. – Так звали сына Авраама от его рабыни Агари.

– В самом деле? – спросила мисс Стелла.

– У тебя все хорошо? – проигнорировав мисс Стеллу, спросила сестра Лурдес у Ишмаэля и сверкнула яркой, теплой улыбкой.

Ишмаэль кивнул.

– Сестра Асенсьон говорит, ты будешь играть в футбольной команде. Ты очень им пригодишься. У нас скоро игра с молодежной группой из Первой Баптистской. Ух, как же мне хочется утереть их баптистские задницы!

– Сестра! – воскликнула мисс Стелла.

– Но это правда. Неужели они не устали вечно выигрывать?

– У них очень хорошая команда, – дипломатично сказала мисс Стелла.

– Как и у нас, – легко сказала сестра. – Разве нет? – Сестра Лурдес перевела взгляд с мисс Стеллы на меня. Ее глаза сообщали о том, что она прекрасно знает, о чем шел разговор до ее появления, и хочет напомнить нам, что, как бы там ни было, мы с мисс Стеллой в одной команде. – Пора их немного встряхнуть, – продолжила сестра Лурдес. – А то они стали слишком заносчивыми. Всегда считают, что выиграют, думают, будто они лучшие и умнее всех. Было бы неплохо преподать им урок. Что думаешь, Хен?

– Я согласен, – прямо ответил я.

– У нас, может, и маленькая церковь, но это не значит, что наш удел – только малые дела, – прибавила она, взглянув на мисс Стеллу.

Мисс Стелла умолкла.

– Иши, кажется, у ребят на улице началась тренировка. Ты бы присоединился к ним. Давай я провожу тебя и познакомлю со всеми. Что скажешь?

– Хорошо, – тихо сказал Ишмаэль.

– Тогда пошли. – Она протянула ему ладонь. – Уж мы утрем их баптистские задницы, верно?

Я смотрел, как Иши уходит, держась за руку сестры Лурдес.

– Наш разговор, Генри Гуд, еще не окончен, – объявила мисс Стелла. – Мы не позволим тебе щеголять перед нами этим своим образом жизни.

Она развернулась на каблуках и удалилась.

Глава 38

Не в моем доме

– Мама, это Иши, – сказал Сэм, когда мы встали на крыльце дома его родителей.

Миссис Рейкстро как-то полухмуро, полуоцепенело посмотрела на Ишмаэля. Ее дыхание слегка отдавало то ли виски, то ли водкой.

– Привет, Иши, – негромко сказала она.

– Привет, – сказал Иши.

– Полагаю, вам лучше зайти. Мы только что сели за стол. Иши, ты любишь жареного цыпленка?

Он кивнул.

– Ну, тогда моего жареного цыпленка ты точно полюбишь. Все его любят. В смысле, разве женщина может называться женщиной, если не умеет готовить курицу, я права? Нам же не надо забивать свои хорошенькие головки чем-то серьезным. И не надо получать в колледже ученую степень, чтобы корячиться у плиты и жарить цыпленка. И сегодня у меня день рождения. Вот такие дела! Любой повод, чтобы напиться, приветствуется, особенно в этом доме. Ну же, заходите давайте.

Мы проследовали за ней в фамильное гнездо Рейкстро, очень большой, очень красивый дом, в прошлом принадлежавший плантатору. Комнаты здесь были просторными, потолки – высокими, деревянный пол – бережно восстановлен, и всюду витал дух богатства и привилегированности. В маленькой постройке на заднем дворе когда-то жили рабы. Теперь там хранились садовые инструменты.

На ходу миссис Рейкстро немного пошатывало.

Сэм, взглянув на меня, закатил глаза.

Как гомосексуалист, Сэм был в семье паршивой овцой. Мистер и миссис Рейстро не были чрезмерно религиозны. Номинально они относились к Первой Баптистской, но лишь потому что так было лучше для бизнеса. Ориентация Сэма, в целом, их не заботила, однако тот факт, что он никогда не женится на представительнице какого-нибудь другого уважаемого семейства и не воспроизведет сыновей и наследников, был для них больным местом. Рейкстро гордились своими генами и хотели поделиться ими с достойнейшими и богатейшими семьями Бенда. Сэм поставил на этой возможности крест. Помимо старшей сестры Дебби, у него было еще две младшие сестры и два младших брата, которые могли взять эту обязанность на себя.

– Всем привет, – сказал Сэм, когда мы зашли в столовую и застали его семью сидящей за большим, красиво накрытым столом.

– Рассаживайтесь, – без предисловий сказал мистер Рейкстро. – Мы поставили дополнительную тарелку. Ишмаэль, верно?

– Мы зовем его Иши, – сказал я.

– Какое забавное имя. Иши, садись. Еды хватит на всех.

Иши выбрал пустой стул рядом с Ларри.

– Если ты будешь сидеть рядом со мной, то соблюдай одно правило, – сварливо заговорил Ларри. – Его у нас знают все. Мою еду трогать нельзя! Я не хочу на своей еде никаких микробов от Иши. Усек?

– Хорошо, – сказал Иши и с замешательством на лице взглянул на меня.

– Твой дядя Ларри немного со странностями, – сказал я.

– Я просто предупреждаю, – ответил Ларри. – Не трогай мою еду, и мы будем друзьями. Окей?

Иши пожал плечами.

– Иши, на тебе нет микробов, – сказала со своего конца стола миссис Рейкстро. – Не обращай на Ларри внимание. Он невыносимый болван. Прошу простить мой французский.

Она потянулась к бокалу, и муж бросил на нее неодобрительный взгляд. Не рано ты начинаешь? – казалось, спрашивал он.

– На детях полно микробов, – категорически заявил Ларри. – Они как ходячие чашки Петри. Бактерии, вирусы, кал, моча, выделения… Бог знает, где побывали их руки и что они подбирали, тыкали, чесали и с чем игрались…

– Господи боже, Ларри, может, хватит уже? – с усталым раздражением произнесла миссис Рейкстро. – Ты был вполне себе счастлив, пока не записался на курс биологии в «Оле Мисс». Ну, в самом-то деле! Ты не умрешь. («Оле Мисс» – разговорное название Университета Миссисипи – прим. пер.)

– Мама, я просто рассказываю. Ты знаешь, что в каждом фунте арахисового масла можно найти до ста пятидесяти фрагментов насекомых и пять волосков грызунов? Нет, ты знала об этом? Мерзость! Как люди едят эту дрянь, я просто не представляю. Весь мир кишит вирусами.

– Нам обязательно говорить о Ларри и его идиотских микробах? – спросила Мэри Бет.

– Это моя сестра Мэри Бет, – сказал Ларри Иши. – Она любит ковыряться в носу, так что не пожимай ей руку, если не хочешь быть весь в козявках.

– Ты такой дурак, – ответила Мэри Бет и, тряхнув головой, отбросила с глаз свою белокурую челку. – Неудивительно, что тебе никто не дает.

– Мэри Бет, пожалуйста. Не за столом, – одернула ее миссис Рейкстро.

– А это Присцилла. – Ларри показал пальцем на самую младшую из своих сестер, ученицу выпускного класса. В отличие от остальных у нее были темные волосы, темные глаза и бледная кожа. Она не была симпатичной, по крайней мере не в общепринятом смысле. Ее пристрастие к черному цвету – черной одежде, черным теням, черному лаку – только усугубляло дело.

– Присцилла вампирша, – вполголоса продолжал Ларри. – Остерегайся ее. Когда в прошлый раз к нам приходил маленький мальчик, Присцилла связала его, посадила у себя в спальне и каждую ночь пила его кровь, пока он не умер. Она поступает так со всеми своими маленькими друзьями. Поэтому не поворачивайся к ней спиной.

Ишмаэль круглыми глазами уставился на нее, словно не зная, верить ему или нет.

– Отвали, – сказала Присцилла.

– Дети, у нас все-таки гости, – произнесла миссис Рейкстро. – И сегодня мой день рождения. Можно хотя бы один день в году не ссориться и не показывать свои задницы?

– Как идут дела в мире гомосексуалистов? – спросила Мэри Бет, накладывая себе салат.

– Я бы хотел, чтобы ты не называла нас этим словом, – сказал Сэм.

– Но вы же гомосексуалисты, разве нет? – возразила она.

– Нет никакого «мира гомосексуалистов».

– Как скажешь.

– Мы обычные люди.

– Как скажешь.

Нас прервало появление их младшего сына Пола. Или, как все его называли, Поли. Он был миловидным молодым человеком, хоть и страдал от лишнего веса.

– Вы начали без меня? – возмутился Поли, садясь рядом с матерью. Меня он не удостоил и взглядом.

– Ну, – произнесла его мать, – нам хотелось есть. И у меня день рождения, так что мы будем делать все, что я захочу. Таковы, знаешь ли, правила дома.

– Вы прочитали благодарственную молитву?

Миссис Рейкстро вздохнула и потянулась за бокалом вина.

– Вы не считаете, что мы обязаны поблагодарить Господа Бога за пищу, которой он столь щедро нас обеспечил? – спросил Поли.

– Насколько мне помнится, пищей нас обеспечил я, – заметил мистер Рейкстро.

– Разве ты посылал дождь на посевы, папа?

– Давайте уже помолимся, – сказала миссис Рейкстро. – Иначе он никогда не заткнется.

Поли начал читать молитву, многословно благодаря Бога за нашу еду, за погоду, за друзей и товарищей, за церковь, за наши права и свободы, за наши семьи, за безопасность, за великую страну, в которой нам посчастливилось жить, за многочисленные жертвы, принесенные, чтобы спасти нас от террористов…

– Поли, если бы молитва продлилась еще хоть секундой дольше, то еду пришлось бы разогревать, – сказала миссис Рейкстро, когда он закончил.

– Что плохого в том, чтобы благодарить Господа? – спросил Поли. – Мама, тебе не стоит пить в воскресенье. Это день отдыха.

Миссис Рейкстро, хмыкнув, потянулась к бокалу.

Присцилла бросила на младшего брата сумрачный взгляд.

– В Поли столько Иисуса, что ничем, кроме клизмы, его из организма не выведешь, – заявил Ларри.

– Смейся надо мной, сколько влезет, – сказал Поли. – Вы все только этим и занимаетесь.

– Поли, мы счастливы за тебя, – сказал мистер Рейкстро, – но нам обязательно постоянно говорить о религии?

– Ты хочешь, чтобы я молчал, пока моя семья, веселясь и упиваясь спиртным, движется к горящей пропасти ада?

Сэм, сидящий напротив меня, улыбнулся. Начинается, говорила его улыбка.

– Ты еще не познакомился с Иши, – сказал Сэм. – Иши, это Поли, мой младший брат.

– Иши, ты был спасен? – спросил Поли.

– Поли! – воскликнула миссис Рейкстро.

– Как еще дети придут к Господу, если мы их Ему не представим?

– Бога ради, ему всего семь. Поли, ну в самом-то деле! Кроме того, Хен католик, а католики не считают Иисуса своим личным спасителем и всем таким прочим.

– В глазах Господа нет ничего драгоценнее, чем невинность ребенка, мама. Детей надо воспитывать правильно, согласно Писанию. И мы должны ловить их в младенчестве, пока мир не успел их растлить. Хотя я не удивлюсь, если Сэм с Хеном уже к этому приступили. Ты же знаешь, какие они. Надеюсь, они не планируют воспитывать его. Мало того, что он остался без матери, но расти с двумя гомиками в роли «папочек»…

– Почему это они не могут оставить его? – спросила миссис Рейкстро.

– Мама, им нельзя находиться рядом с детьми. Ты же знаешь, они при первой же возможности его развратят.

– Поли, пожалуйста, – взмолилась миссис Рейкстро. – Сейчас не время и не…

– Это мерзость в глазах Божьих, когда, цитируя апостола Павла, мужчины на мужчинах делают срам. А если они приведут в свой дом ребенка…

– Может, мне вывести тебя на улицу и надрать твою толстую задницу? – будничным тоном спросил его Сэм.

– Ты не можешь следовать Божьему слову, ибо правда не на твоей стороне, – отпарировал Поли.

– Неудивительно, что в прошлом таких, как ты, жгли на кострах, – сказал Ларри. – В смысле, как еще нам спокойно поужинать в воскресенье?

– И пришел Он к своим, но свои Его не приняли, – вновь процитировал Писание Поли. Судя по всему, в воскресной школе он слушал, а не считал ворон.

– А как, кстати, дела у твоей девушки? – спросил, улыбаясь, Сэм.

– У меня ее нет.

– О. Точно. Двадцать лет и до сих пор девственник. Интересно, как оно так получилось?

– Если тебе хочется осквернять себя всеми видами сексуальных грехов и извращений, это еще не значит, что и остальные люди такие же, – огрызнулся чопорным тоном Поли.

– Или ты просто маленький занудный говнюк, и девушки тебя не выносят, – отпарировал Сэм.

– По крайней мере, я не мерзость в глазах Божьих!

– А может, ты гей и не можешь принять себя, – прибавил Сэм. – Такое бывает.

По лицу Поли распространилось выражение вящего ужаса.

Сэм улыбнулся мне.

Хотя напрямую ничто не указывало на то, что Поли был геем, вероятность такого расклада не выходила за границы возможного. Он всегда был «чувствительным», достаточно тихим и не слишком общительным. В присутствии девушек он откровенно робел. Это не делало его геем, но…

– Дети, пожалуйста, – взмолилась миссис Рейкстро. Она повернулась к мужу и пришпилила его к месту страдальческим взглядом. – И ты еще удивляешься, почему вдруг я пью.

– Только взгляни на него, мама, – горячо провозгласил Поли. – Он приводит сюда своего любовничка, чтобы тот ел нашу еду и оскорблял нас своим присутствием. А теперь они планируют вместе растить ребенка. Это неправильно.

– А еще это не твое дело, – спокойно сказал мистер Рейкстро.

– Господь накажет общины, которые не противостоят проискам гомосексуалистов, – ответил Поли. – Меня тошнит от того, как они выставляются и издеваются над Господом Богом.

Мистер Рейкстро отложил куриную ножку, которую он пощипывал, вытер руки полотняной салфеткой и снова положил ее на колени, затем повернулся к Поли лицом и не заговаривал, пока тот не опустил наконец-то глаза.

– Повторяю вам в самый последний раз, молодой человек, – тихо произнес мистер Рейкстро. – Это мой дом. Или ты следуешь моим правилам, или уходишь. Я не дам тебе портить все семейные ужины в моем доме своей непрерывной болтовней о религии. Ты меня понял?

Поли, резко выдохнув, скорчил гримасу.

– Сэмюэл – твой старший брат, и ты будешь относиться к нему со всем заслуженным им уважением. Чем он занимается за закрытыми дверьми своей спальни – не касается ни меня, ни тебя, ни кого бы то ни было. Это не наше дело, сын. Ты обозначил свою позицию достаточно четко и проговорил ее такое количество раз, что нас, если честно, уже тошнит от твоей трескотни. А теперь пожалуйста – боже, пожалуйста! – ты не мог бы, к дьяволу, наконец-то заткнуться?

– Извини, папа, но я люблю свою семью, и не хочу, чтобы вы были прокляты. Это настолько неправильно? Это что, преступление – хотеть, чтобы твои братья и сестры не попали на веки вечные в ад? Чтобы наша мать не допилась до проклятия? Ты хочешь сказать, я не имею права свободно исповедовать свою религию?

– Ты более чем волен ее исповедовать, сын. Ходи в любую церковь, в какую только захочешь, молись хоть весь день напролет – тебе никто и слова не скажет. Но я не считаю, что требую слишком многого, когда один раз в неделю во время семейного ужина прошу тебя придержать свою религию при себе. Особенно сегодня, когда у нас гости.

– Неужели тебе все равно, спасется Сэм или нет? Разве это не твоя прямая обязанность? Разве ты не глава этого дома?

За столом, где и так было тихо, воцарилась полная тишина. Поли ступил на опасную почву. В традиции южного баптизма мужчина, стоящий во главе семьи, заботился о духовном благополучии своих близких. Во всяком случае, должен был.

– Если ты не следишь за своей семьей так, как следует… что ж, значит, это должен взять на себя кто-то другой, – прибавил Поли, дабы зацементировать свою точку зрения.

Мистер Рейкстро, глядя на Поли в упор, откинулся на спинку стула.

– О, боже, – проговорил Ларри.

– Пожалуйста, мы можем не продолжать? – спросила миссис Рейкстро. – Так, мне нужно еще чуть-чуть выпить…

– Мне тоже, – вставила Мэри Бет.

– И думать не смей, Мэри Бет Рейкстро!

– Бога ради, мама, мне двадцать лет.

– Я не стану преломлять хлеб с теми, кто пренебрегает учением Божьим, – объявил Поли. Он оттолкнул свою тарелку и встал. – Я не стану сидеть тут в присутствии гомосексуалистов, которые призывают на нашу страну Божий гнев. И я точно не стану сидеть тут и слушать их разговоры о воспитании невинного мальчика, которого они развратят всеми видами пороков и скверн. Бог знает, чему они собираются научить его или с ним сделать. Он невинный ребенок! Не удивлюсь, если они уже изнасиловали его.

Мой рот распахнулся и остался в таком положении.

Миссис Рейкстро испустила почти задумчивый вздох и снова взялась за бокал. Еда на ее тарелке так и осталась нетронутой.

Сэм поднялся на ноги и медленным шагом обошел стол.

У Поли округлились глаза.

– Выйдем? – совершенно нормальным голосом предложил Сэм.

– Отстань от меня!

Сэм поймал брата за руку.

– Прекрати! – приказал Поли.

Сэм оттащил его от стола. Поли вырвался, но Сэм успел схватить его за рубашку, и тогда Поли, потеряв равновесие, некрасиво и тяжело шлепнулся на блестящее дерево пола.

– Встань! – крикнул Сэм.

– Пап! – заорал Поли.

– Поднимай свою жирную задницу, – приказал Сэм. – Ты хотел мне что-то сказать? Говори! Я тебя так отделаю, мелкий вонючий говнюк, что ты на неделю сляжешь, и даже не думай, мать твою, что я не посмею.

– Мальчики! – несчастно воскликнула миссис Рейкстро. – Я не затем выпустила вас из утробы, чтобы вы постоянно ругались. Можем мы или нет в мой чертов праздник спокойно и мирно поужинать в этом чертовом доме? Гос-споди ты боже мой!

– Обязательно, мама, – ответил Сэм, – но сперва я вколочу в Поли столько Иисуса, что следующие пару лет он будет ссаться пассажами из Библии.

Поли, защищая руками лицо, съежился на полу.

Мистер Рейкстро встал на ноги, подошел к сыновьям.

– Пол, встань, – приказал он.

Сэм почтительно отступил.

– Видишь, папа, – сказал Поли, – он сумасшедший. Они все одинаковы… им лишь бы кому-нибудь навредить. А стоит их уличить в этом, бросаются в драку. Только на такое они и горазды.

– Сын, я попросил тебя встать.

Поли медленно поднялся на ноги.

– А теперь вон с моих глаз.

– Но папа!

– Не «папкай» мне.

– Не дай им себя запугать. Мы имеем право исповедовать свою рели…

– ПОЛ РЕЙКСТРО, Я СКАЗАЛ, ПОШЕЛ ВОН ИЗ МОЕГО ДОМА! – закричал мистер Рейкстро так громко, так зло, что Ишмаэль, сидящий рядом со мной, весь съежился и прижался ко мне.

Ноздри Поли затрепетали, губы зашевелились, словно у него был миллион возражений. Однако, увидев в глазах отца убийственную решимость, он торопливо вышел из комнаты.

Сэм пошел было за ним, но мистер Рейкстро поймал его за руку.

– Просто пипец, – произнесла Присцилла, попивая свой сладкий чай и улыбаясь.

– Отец, если он еще раз назовет меня педофилом, – сказал Сэм, – я засажу свой член ему в задницу так глубоко, что он будет пользоваться ей вместо фары.

– Он невежда, сын, – мягко сказал мистер Рейкстро, возвращаясь к столу.

– Невежда… твою ж мать, – пробормотал Сэм.

– Выбирай, пожалуйста, выражения. Хен, Иши, извините нас, – сев, сказал мистер Рейкстро.

– Все нормально, – проговорил я, чувствуя, что должен что-то сказать.

– Нет, не нормально, – возразил мистер Рейкстро. – Мы все принадлежим церкви и знаем, что значит вера. Бывает, люди становятся несколько одержимыми. Но Поли… честно говоря, я беспокоюсь.

– В каком смысле? – удивленно спросила миссис Рейкстро. – Ему просто надо найти себе хорошую девушку. Вот увидишь, дорогой, он сразу угомонится.

– Он хочет бросить «Оле Мисс», перейти в Университет Боба Джонса и стать священником, – сказал мистер Рейкстро. – В Университет Боба Джонса! Ради степени по богословию или еще по какой чертовщине. Я хочу, чтобы мой сын получил образование, а не евангельское промывание мозгов. За такое я платить не собираюсь.

– Но он хочет стать священником, – возразила она.

– Тогда пускай платит за себя сам. Уверен, если бы Иисус разговаривал с людьми так, как Поли, то никакой церкви не было бы и в помине. Я воспитывал в своих детях уважение к церкви, ко всем церквям и ко всем людям. Я не учил их тому, чтобы они, сидя за моим столом, оскорбляли меня и говорили мне, что моя семья отправится в ад. Такого поведения я в своем доме не потерплю.

– Он, чтобы вы знали, гей, – проронила Присцилла.

– Он кто? – потрясенно воскликнула миссис Рейкстро.

– Маленький педик. Все это знают, – сказала Присцилла. – Думаешь, хоть одна из моих подруг захочет пригласить его на свидание? Я тебя умоляю!

– Твой брат не гомосексуалист, – твердо произнесла миссис Рейкстро.

– Сэм-то гей, – возразила она.

– И одного такого нам в семье более, чем достаточно, благодарю.

– Спасибо, мама, – сказал Сэм.

– Ну если это правда, – сказала она.

– Сэм, Хен, я считаю, вы поступаете правильно, – сказал мистер Рейкстро. – Принять этого мальчика… ему нужен дом, и я уверен, с вами он его обретет. Он будет мне вроде как внуком.

Сэм нахмурился, словно не мог поверить в то, что услышал.

– После всего, через что он прошел по вине своей матери, я знаю, вы, парни, справитесь на отлично. Вообще, оно может пойти вам на пользу. Ребенок в доме… с его появлением все меняется. Начинаешь смотреть на вещи иначе. Трезвее. Просто любите его, и все будет в порядке.

– Что ж… спасибо, – несколько недоверчиво произнес Сэм.

Миссис Рейкстро, судя по виду, было не по себе от перспективы заиметь еще одного цепляющегося за завязки ее передника внука.

– Он же не их ребенок, – заметила Мэри Бет.

– По рождению нет, – сказал мистер Рейкстро. – Но в какой-то момент они могут усыновить его. Все дети заслуживают иметь дом и семью.

– А Сэм ну прямо-таки прирожденный отец, – с усмешкой произнесла Мэри Бет.

– У тебя возражения? – спросил Сэм.

– Я просто сказала.

– Если я захочу стать отцом, то стану. Это не высшая математика.

– Ребята, вам же теперь, наверное, придется ходить одетыми, – заметила она. – Так когда вы разошлете открытки о рождении малыша?

– Мэри Бет, пожалуйста, прекрати, – пробормотала миссис Рейкстро.

– Просто я никогда не представляла Сэмми в роли отца, вот и все. Он хоть подгузники-то умеет менять?

– Ему семь, а не год,– огрызнулся Сэм.

– Вы бы перестали говорить о нем так, словно он не сидит вместе с нами, – сказал мистер Рейкстро. – Иши, ты как, готов к школе?

Ишмаэль, похоже, не знал, что ответить, и как воспринимать этих людей со всеми их криками, спорами, взрослыми разговорами.

– Он очень тихий, да? – произнесла в наступившей тишине миссис Рейкстро. – Сэм, не передашь мне салат? Попробую чуть-чуть поклевать. Не знаю, куда подевался мой аппетит.

Глава 39

Собирая прошлое

По пути в Абердин погода испортилась. Небо заволокли большие, сердитые тучи, которые медленно ползли на восток. Но они и вполовину не волновали меня настолько, как штормовые тучи у Ишмаэля в глазах. Он сидел между нами, напрягшись всем телом и сжав губы в мрачную линию. Его настроение было заметно подавленным.

Ларри с Присциллой, сидевшие сзади, не прекращали дурацкую братско-сестринскую трескотню.

Наконец Сэм припарковался у входа. Пока мы шли к двери, Ишмаэль молча держал меня за руку.

– Ну и дыра, – сказала Присцилла и, наморщив нос, оглядела разгромленную прихожую.

Ишмаэль повернулся ко мне, обхватил меня руками за талию и уткнулся лицом мне в живот, словно не хотел все это видеть, не хотел заходить.

Присцилла, взглянув на меня, нахмурила брови над своими готическими глазами. Она словно вдруг осознала, что в мире есть настоящая темнота – нисколько не привлекательная и ни капли не модная.

– Итак, что нам делать? – спросил Ларри, натягивая большие резиновые перчатки вроде тех, в которых моют посуду. Меня удивило, что он согласился помочь.

– Нам надо забрать отсюда их вещи, – сказал я. – Хозяин скоро придет за ключом. Уже конец месяца.

– Большую часть нужно отправить прямиком в мусорный бак, – сказал Ларри. – Это место похоже на гигантский сортир. Кстати, вы знаете, что сила туалетного смыва распыляет частицы фекалий на двадцать шагов? Вспомните об этом, когда в следующий раз будете чистить зубы щеткой, которая стояла в трех шагах от толчка.

– Ларри, пожалуйста, – устало произнес Сэм.

– Это словно Господь… ты не видишь его, но знаешь, что он существует. Он всюду. На стенах, на раковине, на полу. В воздухе, которым ты дышишь. Ты моешь руки, потом прикасаешься к крану – и вуаля! Опять весь в дерьме. Честное слово, если бы люди знали, что на самом деле представляет из себя мир, если бы они понимали, что нас окружают бактерии…

– О господи, Лар, давай ты заткнешься? – рявкнул Сэм.

– Я не понимаю, как это может не волновать тебя, Сэмстер.

– А я не понимаю, почему тебе не насрать. Цилла, возьмешь на себя Сарины вещи? Раз уж ты девушка…

– По крайней мере формально, – вставил Ларри.

– Ты бесишься, потому что у тебя сиськи больше моих, – сказала Присцилла. – И мое имя – Присцилла.

– Неважно, – ответил Сэм.

– Ненавижу, когда меня зовут Цилла. Я не ребенок.

– Как скажешь.

– Полный отстой.

– Слушайте, у нас мало времени, – сказал Сэм. – Если мы не хотим платить за следующий месяц, нам надо вывезти все отсюда сегодня. Так что давайте браться за дело.

– Вот еще на т