Знаки промысла божия в жизни человека

БОГ ЗНАЕТ И ПРЕДВИДИТ ВСЕ

«Бог знает и предвидит все; нет ничего, что остается или могло бы остаться неизвестным для Него; для нас, смертных, существует настоящее, прошлое и будущее: настоящее мы знаем отчасти, будущего же совершенно не знаем; для Бога же нет таких разделений во времени, потому что Он объемлет всю полноту времени. Но ведение (или предведение) Божие не есть предопределение; судьба человека хотя и находится под Промыслом Бо-жиим, но также подвластна и физическим законам и принадлежит власти свободы воли в человеке. Предведение Божие не связывает человека, не властвует над ним и отнюдь не определяет насильственно его судьбы или вида кончины. Да, Промысл Божий является благой заботой о человеке, но о таком человеке, который не отступил от Него и не ушел «в землю, далекую» от Него, но продолжает пребывать в «Отчем Доме» Его неги. Все в жизни зависит от Божественного Промысла и решения Его, и ничего нет неразумного или неопределенного. За воем следит Неусыпное Око, Которое щедро воздаст за земные лишения и страдания. И однако Промысл Божий насильственно не принуждает человека быть добродетельным, но всецело способствует ему в делании добра и в спасении его души» (монах Михаил Пселл³⁰).

БЫЛ ГОЛОС: «НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО!»

По-разному приходят люди к вере. Как знать, стал бы православным христианином Борис Дмитриевич Сашин, если бы не было суждено ему провести 30 лет своей жизни за колючей проволокой...

В сущности, вся моя жизнь прошла в зоне. Впервые был осужден в 16 лет. За драку. Я вообще хулиганом был, рос на улице. Ну и получил по заслугам...

— Расскажите, как вы пришли к вере?

— Чудом. Крещен-то я был в детстве, но чтобы верить — нет. Бабушка верующая была, Царство ей Небесное! А я, если бы не зона, к вере врядли бы пришел. Получилось так посадили меня в карцер, причем нелегально. Хотели, чтобы подписал заявление, что все, в чем я обвинял начальство, — неправда, ну, словом, чтобы сам расписался в том, что я клеветник. Карцер — комнатка 1,5 метра шириной, никакой мебели, даже стула нет. Присесть негде. Кровать к стене пристегнута, только на ночь откидывается. Сквозняк. Кормят: утром — ложка каши, днем — ложка каши. Пшенка или сечка. Мало кто так долго выдерживает: или с ума сходят, или вешаются. Ну, сижу я уже много суток. Терпение уже на исходе. И вот что я задумал: сломаю ногу — и переведут меня в больницу. Придумал, как осуществить это: ногу в решетку заложу, навалюсь всем телом... Встал утром, перекрестился — просто так, для порядка, что ли. Вот, думаю, молитву бы еще прочитать, да не знаю ничего, только «Отче наш, Иже еси...», а что после «Иже еси...» — понятия не имел. Ну, прочитал хоть это и ногу в решетку засунул. Сейчас, думаю, прыгну. Вдруг слышу голос строгий такой и добрый в то же время: «Борис, не делай этого». Вынул я ногу, а потом думаю: «Чего это я испугался? Померещилось». Я второй раз приготовился. Снова слышу: «Борис, не делай этого». Я — в третий. Опять —тоже. Вот тут-то я образумился, просветление наступило, прекратил я свои попытки. А на следующий день комиссия приходит и меня из карцера освобождает как незаконно содержащегося. И уверовал я тогда в Господа, да так, что никаких сомнений никогда не возникало. Когда вернулся в зону, первым делом начал православного священника добиваться. Батюшка меня исповедовал, причастил, стал литературу православную передавать. И задумал я в зоне часовню построить. Нашлись у меня в этом святом деле единомышленники. Добились мы у начальства помещения для часовни — небольшой деревянный домишко; иконы повесили, ждем батюшку на первую службу. Это была зима 1992 года. И вот в день перед его приездом начальник колонии напился, влез в трактор и нашу будущую часовню в щепки разнес. Так что батюшка на развалины приехал.

— Зачем же он так?

— Думаю, отомстить хотел. За то, что я на него жалобу в прокуратуру Пермской области написал.

— За что?

— На Рождество Христово я сказал, что в этот день работать грех. Некоторые остались.

Он всех, кто в день праздника на работу не вышел, наказал.

— И что же дальше?

— Ну, мы на этом же месте стали настоящую часовню строить. Все своими руками — начиная с фундамента. Всеми правдами и неправдами доставали материал, доски. И выстроили. А начальника того очень быстро сняли...

— А вас когда освободили?

— В 1998 году. Вернулся домой, в Кубинку. Живу рядом с храмом Архистратига Михаила, Этот храм приписной к Саввино-Сторожевскому монастырю. Я был на празднике перенесения святых мощей преподобного Саввы.

— И вы не знаете, как там теперь, в колонии?

— Знаю, конечно. Я же туда езжу.

— Как это? Обратно в зону?

— Я — волонтер Общественного центра содействия реформам уголовного правосудия. Мы вместе со священником совершаем миссионерские поездки в места лишения свободы, привозим иконы, литературу, крестики... Помню, когда приехал в первый раз, мои знакомые так обрадовались, даже не поверили. Окружили, расспрашивают. Конечно, все это не благодаря мне, грешному. Это все батюшка отец Феодор из храма в поселке Неро, его молитвами... Помню, пошли мы с ним в колонию пешком в 30-градусный мороз. Прошли 10 километров по таежной дороге. Я совсем духом пал. А батюшка говорит: «Иди и не сомневайся. Господь поможет». И туг нас грузовик догоняет. Подвезли. Правда, машина открытая была; как мы проехали 60 километров в кузове на морозном ветру, не знаю.

Скоро снова в зону собираюсь — привезти литературу, вещи, продукты...

— Помоги, Господи!

Г.И. Семенова. «Русский дом» № 8,2001